В 1950 годах город Геленджик располагался на северо-восточном берегу овальной бухты закрытой от Чёрного моря Толстым и Тонким мысами, ниспадающими от 700 метрового горного хребта Маркотх. Между Цемесской и Геленджикской бухтами выдаётся полуостров с горной вершиной Дооб десятком ущелий прорезающих высокий крутой берег, поросший сосновым лесом. Один из водостоков с Маркотха по восточному предгорью Дооба, промыл ложе речки Ашамба, сливающейся в Голубую бухту устьем образовав живописную ложбину.
В 1949 год моего рождения в городе Геленджике примечательная местность Голубой бухты стала застраиваться коттеджами основанной Черноморской экспериментальной научно-исследовательской станцией института океанологии имени П.П. Ширшова Академии наук СССР.
Я, с малых лет очарованный морем и его подводным миром, начал заниматься подводным плаванием, регулярно посещая безлюдные ущелья за Голубой бухтой с сосновым бором обжитым цикадами и донными скальными грядами, с гротами уходящими на глубину, густо поросшими водорослевой бурой цистозейрой среди песчаных наносов. Ещё не тронутая морская среда изобиловала всевозможной рыбой, крабами и дельфинами.
Меня без сомнения ожидало обучение в Туапсинском гидрометеорологическом техникуме. В 1965 году, закончив школьные занятия, в одиночку охотился под водой за Голубой бухтой. В полдень, бризовый ветер поднимая волну, мутил воду создавая идеальные условия для стрельбы в крупных лобаней сгрызающих тину с валунов. Очередной удачный выстрел нанизал на гарпун полуметрового хищного, зубатого луфаря. Гордо возвращался с добычей, проходя по территории «Океанологии». Ко мне обратился благообразный мужчина, представившись научным работником этого заведения. Ихтиолога заинтересовала моя рыбина, а затем проявил любопытство к моей личности. Нас объединила увлечённость подводным миром и картавость. Продолжающиеся встречи и беседы о профессии океанолога убедили меня, что научная деятельность не имеет ничего общего с феерическими плаваниями Жака Кусто, а рутинный обыденный исследовательский труд к тому же малооплачиваемый.
Переосмысление предстоящего бытия привело меня к обучению в Новороссийском мореходном училище. Два года занятий мореходными науками сочетались с подводным ориентированием в клубе аквалангистов и судовождением яхт в парусной секции с приобретением удостоверений.
Учёба закончилась работой на танкерном судне бороздящим океаны в продолжительных тропических рейсах. Последующая трёх годичная армейская служба на северном флоте, располагающемся в радиоактивных базах Западной Лицы и Видяево, подорвали моё здоровье и желание заключать себя в судовых трюмах. Журнальные статьи о создании энтузиастами подводного дома устанавливаемого на дне Голубой бухты угнетали завистью психическое состояние, задавленное стальными корабельными отсеками, с турбинными агрегатами, изолирующими от природной среды.
В 1971 году вернувшись домой больным, без требуемой партийной характеристики, не был принят на танкера Новороссийского пароходства, зато в Геленджике доброжелательно встречен начальником отдела флота «Океанологии», расположенного в Голубой бухте. Профессиональные моряки стремились занимать места на судах загранплавания, оставляя каботажный флот без специалистов.
Мне предложена работа электрика на экспедиционном теплоходе «Академик Вавилов» водоизмещением четыреста тон. Принявшись рьяно показывать свои знания и умения, был ограничен выделенной койкой в кубрике и определённой вахтой с обязательным полуденным посещением тесного камбуза ароматизированного очень вкусной наваристой ухой. Не успев обжить спальное место, получил извещение о подготовке теплохода в заграничный рейс в Монако, на конференцию по морским исследованиям под председательством Жака Кусто. Я, не имеющий визы, переводился в должности боцмана на сто тонное судно «Капитан Чумаков». Остатки моей нервной системы превратились в прах. Сорвалась моя встреча с кумиром – человеком амфибией, изобретателем акваланга.
На территории южного отделения института океанологии АН СССР четвёртый год находилась подводная лаборатория «Черномор 2 М». В июле подводный дом плавкраном спущен на воду и отбуксирован на пятьсот метров в Голубую бухту, погрузившись на глубину пятнадцать метров. Подводную лабораторию заселил экипаж из пяти человек на 51 сутки. Мой небольшой теплоход служил плавбазой обеспечения подводного жилища. Всё это мероприятие, преподносящееся с преувеличенным значением, на самом деле игнорировалось учёнными. Подобные эксперименты уже благополучно завершились в обеспеченных странах, пройдя очередной этап освоения морских глубин. Подводный дом, созданный московскими энтузиастами подводного плавания, дорого обошёлся государству, позабавив участников эксперимента. В сентябре подводный дом штормом выброшен на берег. В 1972 году подводная лаборатория «Черномор» устанавливалась на глубину 31 метр, после чего передана болгарским гидронавтам. Эпопея с пятилетней эксплуатацией подводной лаборатории подвигла южное отделение института океанологии на создание двухэтажного компрессионного корпуса (Кролик) для физиологических исследований.
Я до октября 1971 года дурачился боцманом на сказочно-замечательном сто тоном судне «Капитан Чумаков» с зарплатой, едва хватающей на месячный проезд в городском автобусе. На этом, запавшем в душу судне, ещё школьником удалось с классом пройти морем из Голубой бухты в Геленджик. Теплоход построен в Германии для рыбаков с добротным клёпаным корпусом из круповской стали не подверженной коррозии. Ход обеспечивал малооборотистый не снашивающийся дизель «Букау Вольф». Две внушительные мачты под брезентовые паруса создавали парусно-моторной шхуне уверенный ход. На корме возвышалась рулевая будка с огромным штурвальным колесом. Грузовой трюм переоборудован в лабораторный отсек. Игрушечное судно с такой же зарплатой содержало нетребовательный пожилой экипаж, занимающийся незаконной сетевой рыбной ловлей. Основной ночной улов состоял из вкуснейших лобаней и кефалей. Подводный мир изобиловал рыбой до глубины десять метров.
Мы обеспечивали погружение водолазов на глубину пятнадцать метров с дном илистым и пустынным при низкой температуре. Я, имея удостоверение аквалангиста, не допускался к снаряжению заносчивых водолазов. Наше судёнышко простаивало на мёртвом якоре над подводным домом. От безделья и надоевшего купания в чистом тёплом море, развлекался нырянием на глубину пятнадцать метров, вызывая восхищение зрителей и недоумение водолазов, считающих такое погружение подвигом. Это баловство приводило к опасному переохлаждению в десяти градусной глубинной воде и сносу придонным течением.
Наступившая осень сковала меня угнетающей печалью беспросветного будущего, с тоскливыми судовыми вахтами и унылой затхлостью научных лабораторий, принудив на увольнение из флота «Океанологии».
В 1973 году я начал создавать городской яхт-клуб, строя швертботы детских классов. Отдел флота «Океанологии» передал мне десяток списанных пластиковых, фанерных и деревянных ялов и ботов. За тем и многие сотрудники увлеклись парусным спортом, приобретя двенадцати метровую парусную яхту «Торик» серии «Алькор». Так же передан клубу пятнадцати метровый краснодеревный катер немецкой постройки с дизелем «Букау Вольф». В конце семидесятых годов дирекция «Океанологии» предложила мне принять списанный теплоход «Капитан Чумаков». С экипажем я привёл судно в Геленджикскую бухту под Тонкий мыс, лелея мечту об эксплуатации учебного парусника. Но скоро был вызван капитаном портопункта заявившем о запрете нахождения списанного судна на воде, пограничном режиме и освидетельствование в регистре. С горечью расставания шхуну перегнали в Новороссийск для разделки в металлолом. Местными яхтсменами судно сохранено и в 2000 годах переименованное «Святым Николаем» занималось коммерческим прокатом отдыхающих в Геленджике. Здесь в родной бухте судно обрело вечный покой.
В начале 1980 годов «Океанология» списала очередной теплоход «Академик Орбели» водоизмещением 400 тон. Я согласовал его передачу в яхт-клуб с городскими руководителями. Судно на полном ходу выброшено на берег территории клуба, для обеспечения причалом моего парусного катамарана «Солнечный ветер». Последующая государственная перестройка отвадила горожан от занятий парусным спортом. Крейсерские яхты без экипажей, стоящие на мёртвых якорях начали штормами выбрасываться на берег. Дети охладели к парусным гонкам. Директор, не выдержав разрухи в созданном им заведении – уволился. Грамотные океанологи, посещающие яхт-клуб эмигрировали из страны. Многие убыли в мир иной.
Я прекратил связь с созданным мною Геленджикским яхт-клубом и утратившим былой имидж южным отделением института океанологии Российской академии наук. Наступило неразумное, скучное, дремучее время прозябания России.