Б.Мельник. Часть вторая, раздел второй. Перевод с польского Т.Цыркуновой.
Как ястреб упало на Телеханы беспокойство. Сонное местечко забурлило. Люди начали в панике покупать разные товары, делать запасы на войну. Покупали керосин, соль, спички. Господин Берестовский, «Плакса», был постоянно занят, забивая у хозяев свиней или телят, а люди делали из них колбасу, шпик, копчёности, солонину.
Перестали приплывать пароходы из Пинска. В школе директор Перовский говорил нам, как мы должны себя вести, если прилетят немецкие самолеты и пустят на нас газ. Если у кого-то нет противогаза, а директор тоже его не имел, то ученик должен намочить платочек и прижать его к носу, чтобы дышать через него. И тогда не отравится газом. Папа сказал, что это вздор. Так кто же из них прав? Было бы лучше, чтобы взрослые договорились между собой.
О войне было много разговоров, но газ немцы пока не пускали. Полицейский, господин Патэк, теперь целыми днями ходил по местечку и предостерегал всех о чужаках, потому что среди них могли быть немецкие шпионы. Господин Гузьничек рассказал, что когда один пастух съел шоколадку, которой его угостил незнакомый человек, то он ею отравился и умер. Несомненно, что это был немецкий шпион, вероятно, что их везде полно, и они раздают детям отравленные шоколадки.
Пару раз появлялись немецкие самолеты. Летали низко, кружась над местечком. На их крыльях были хорошо видны чёрные кресты.
Потом через Телеханы стали проезжать разные чужие люди. Все говорили, что они являются беженцами из Варшавы и едут в сторону румынской границы, только что окружной дорогой.
Прямая дорога намного короче, но она страшно забита потоками беженцев и армией, поэтому они скорее доедут до места по окружной.
Беженцы ехали в основном на нанятых крестьянских повозках, а также на бричках и дрожках, но иногда попадались даже автомобили. Люди были грязные, часто голодные, очень усталые, измученные. Гораздо хуже их выглядели те, кто ехал в конных обозах, так как они дольше находились в пути.
Многие из них рассказывали об ужасах войны, о немецких бомбардировках, о пожарах, о погибших. Говорили, что немецкие самолеты без стеснения охотятся за беженцами, едущими и идущими по дорогам. Стреляют в них из пулемётов и часто бомбят.
Некоторые люди в Телеханах не хотели этому верить. Слушая такие рассказы, удивлялись и говорили, что это невозможно. Ведь немцы – не какие-то дикари, они культурный народ и невинных гражданских лиц не убивают. Тогда беженцы понимающе кивали головами и говорили тем, кто им не верил, что пусть Бог убережёт их от немецкой культуры.
Один человек, у которого закончился бензин в автомобиле, бегал по местечку и предлагал за бензин чемодан денег. Однако люди только пожимали плечами, для чего теперь чемодан польских денег, если здесь скоро будут немцы? А бензина и так ни у кого нет. Наконец, Калиновский, «Кука», согласился отвезти на повозке этого человека с семьёй. Через несколько дней Кука возвратился злой и сказал, на какого чёрта ему это было надо. Коня в дороге замучил, а этот варшавский негодяй ему даже не заплатил. Сказал, чтобы вместо оплаты Кука забрал себе оставленный в лесу автомобиль, на что Кука ответил, что ему «на холеру сдалась эта чёртова коляска». А «чёртову коляску» из леса кто-то забрал ещё до возвращения Куки. Так проходил день за днём и каждый приносил всё более плохие новости. Наши солдаты боролись, как только могли, но немцы приближались с устрашающей скоростью. Люди с нетерпением ждали, когда же, наконец, англичане и французы начнут войну с Гитлером. Такие
мощные державы должны быстро расправиться с ним.
Папу всё больше нервировали новости, услышанные им по радио. Говорил, что бег правительства за границу пахнет обычной изменой своему народу. Дядя Стефан, обычно такой уравновешенный, сейчас не раз оказывался очень нервным. Он не махал флегматично рукой так, как всегда махал на тётку, а энергично жестикулировал обеими руками. Мама не раз даже пила валериановые капли, а тётка Маня, плача говорила, что её материнское сердце кровавыми слезами плачет о судьбе Сцешика, который ничего не сообщает из Вильно.
Моя любимая Мурочка тоже горестно поплакивала. Не знала, что с её женихом Полдкем. Последнее письмо он написал ей в день начала войны.
О судьбе своего суженого ничего не знала также и Баська Пищик. Она часто приходила к Мурочке, и обе закрывались в комнате сестры. Тогда я прохаживался возле дверей, желая узнать, что происходит в комнате. Мне было очень жаль их, когда я слышал, как они там всхлипывают.
В какой-то день на повозке приехал к нам дядя Никодим, который жил недалеко от Янова Полесского, в Рудзке. Дядя – муж тёти Мирки, сестры моей мамы.
Родители и дядя о чём-то долго говорили ночью, и я не мог поэтому уснуть. Лёжа в постели, я слышал отголоски из другой комнаты, где кроме разговора, происходила какая-то непонятная возня. Я никак не мог понять, что же там происходит? А ранним утром дядя уехал с какими-то узлами на повозке.
Я стоял в пижаме у окна и смотрел на отъезжающую повозку. Дядя сидел на ней, укрывшись плотной буркой, на голове его был капюшон. Ночью начался дождь. Серые, как дым из трубы, тучи висели низко над самой землёй. Мне стало жаль лошадку, у которой не было такой бурки, как у дяди, и она была вынуждена мокнуть под непрерывным дождем.
Я спросил у мамы, почему дядя пробыл у нас так мало времени, и что это за узлы лежали на его повозке? Она ответила, что дядя забрал к себе всё самое ценное, что у нас было, так как в военное время в деревне более безопасно.
С отъездом дяди Никодима закончились солнечные и жаркие дни. Похолодало, и часто сыпались непрерывные дожди.
В одно такое дождливое утро папа, прослушав новости по радио, сказал, что сейчас точно наступает конец. На Польшу, не объявляя войны, напали Советы. Польша взята в двойные клещи, а наши союзники на Западе ничего не предпринимают. Вероятно, «имеют нашу страну ввиду».
Вскоре после завершения выпуска новостей у нас вместе с Мурочкой появился дядя Стефан. Я впервые увидел небритого дядю. Вслед за ними пришлёпала в тапочках и халате, но под зонтиком, тётка Маня. Тапочки её намокли под дождём, и тётка оставляла за собой на полу мокрые следы.
Все сильно нервничали. Мурочка сидела, прижавшись к моей маме, и у них обеих на лицах было плаксивое выражение. Папа зажигал одну папиросу за другой, а дядя, шагая по комнате журавлиным шагом, даже не отмахивался от папиросного дыма. Тётка Маня, хлюпая носом, в какой-то момент сказала, что, наверное, Бог отвернулся от нас, если позволил большевикам напасть.
–«Не хватало ещё, чтобы Бог занимался большевиками» – не выдержал дядя и махнул рукой. На сей раз опять одной рукой, потому что его слова адресовались тётке.
Т. Цыркунова «Наши Телеханы»
Как только Германия напала на Польшу в сентябре 1939 года, Англия приютила у себя польское правительство, предоставив «лондонским полякам» не только политическое убежище, но и взяв на себя значительные финансовые расходы по содержанию предательски сбежавшего с родной земли руководства Польшей.
В то время лондонское польское правительство имело только двадцать миллионов фунтов стерлингов золотом в Лондоне, что являлось активом центрального польского банка. Более пяти с половиной лет «лондонские поляки» прожили в Лондоне. В связи с этим возникают вопросы:
–«За счёт чего и кого польское правительство обеспечивалось в Англии на протяжении пяти с половиной лет? Кто его финансировал?» Ведь Польша с 1939 года была оккупирована и не могла финансово поддерживать своё эмигрировавшее руководство. Ответ прост: финансировалось оно британским правительством, и сумма, предоставленная «лондонским полякам» за довольно продолжительное время составила приблизительно сто двадцать миллионов фунтов стерлингов. Это были затраты англичан на содержание Томаша Арцишевского и его министров, на армию Андерса, на трёхмесячную денежную компенсацию всем увольняемым из-за сложившихся обстоятельств служащим-полякам.
Планы честолюбивого поляка Томаша Арцишевского не всегда и не во всём совпадали с намерениями Уинстона Черчилля. Только в одном их планы совпадали полностью – возродить такую Польшу, которая была бы в тесном экономическом и политическом союзе с Англией.
В Лондоне обосновалось эмигрантское польское правительство, представлявшее старую, панскую Польшу – главное звено в цепи так называемого «санитарного кордона», окружавшего Советский Союз в предвоенные годы.
Лондонские поляки вели активную антисоветскую пропаганду. По их приказу в январе 1945 года Армия Крайова была преобразована в диверсионную подпольную армию. Возглавил структуру генерал Окулицкий, призвавший начать партизанскую войну в тылу советских войск, освободивших к тому времени Польшу и понёсших при этом неисчислимые жертвы в живой силе и вооружении.
В результате подлых предательских действий более ста советских солдат и офицеров были убиты из-за угла или же застрелены выстрелом в спину.
Генерал Окулицкий, Ян Янковский и ещё десятка полтора-два антисоветских подпольщиков были схвачены, доставлены в Москву, преданы суду, но подпольная деятельность так называемых «вербовщиков» активно продолжалась.
Довоенная Германия постоянно угрожала Польше. Во время фашистской оккупации польский народ понёс неисчислимые жертвы среди населения и утратил многие материальные ценности.
Это давало Польше право на расширение её западных границ, тем более что земли, на которые она претендовала, исторически некогда ей и принадлежали.
На Ялтинской конференции Сталин настаивал на том, чтобы будущая польская граница проходила по Одеру и Западной Нейсе. Договорились о том, что восточная граница Польши пройдёт вдоль так называемой «линии Керзона», установленной после Первой мировой войны, с отступлением от неё в некоторых районах от пяти до восьми километров в пользу Польши.
Окончательно определить западную границу Польши решили на Мирной конференции с тем, что территория Польши будет увеличена. Черчилль примирился с этим, но он был решительно против значительного её расширения.
Он отчаянно сражался против этого в Ялте, утверждая, что Польше нельзя давать больше того, с чем она может справиться.
–«Если мы так напичкаем германской пищей польского гуся, – острил он, – то у него произойдёт несварение желудка».
Возникает вопрос:
–«Почему Черчилль так яростно протестовал против увеличения территории Польши, ведь он всегда официально считался её «лучшим» другом»?
Ответ очевиден:
–«Черчиллю была нужна сильная восстановленная Германия, которая и в дальнейшем представляла бы угрозу для России, но находилась бы при этом в полной зависимости от Англии и под её непосредственным контролем».
Он не желал, чтобы Германия была сверх меры ослаблена из-за потери значительной части своей территории.
Была и ещё одна причина. Черчилль не хотел, чтобы поляки были благодарны Советскому Союзу за расширение их территории. Он не желал, чтобы Польша не только получила хорошую возможность для собственного укрепления, но и обезопасила бы себя от давления со стороны Германии.
Черчилль, как достойный потомок герцога Мальборо, с хитростью старого опытного лиса хотел, чтобы Польша была всегда антирусской, чтобы она помнила только о колонизаторской политике русского царизма. Ему мечталось, чтобы Польша всегда оставалась такой, какой она была при Йозефе Пилсудском, Беке и Рыдз-Смиглы, – антирусской «санационной» державой, составной частью «санитарного кордона».
И эти интересы Черчилля полностью совпадали с интересами эмиграционного «лондонского правительства» Польши.
Англосаксы категорически возражали против того, чтобы граница Польши была установлена по реке Одер до того места, где в неё впадает Западная, именно Западная, а не Восточная Нейсе. И это не было обычное их упрямство, это был тонкий политический расчёт. Ведь в первом случае немецкие города Штеттин и Бреслау (поляки, считая эти города исконно своими, называли и называют их поныне «Щецин» и «Вроцлав»), оставались бы на территории Германии, во многом усиливая её индустриализацию, а значит, и потенциальную военную мощь.
Правительство Томаша Арцишевского существовало некоторое время ещё и после окончания Второй мировой войны, оно имело собственных министров, весьма разветвлённую агентурную сеть, материальную базу и даже собственную гербовую печать.
А Советский Союз, впрочем, как и современная Россия, был кровно заинтересован в сильной Польше, потому что за тридцать лет истории немцы дважды наступали на Россию через «польский коридор», а Польша была при этом слишком слаба, чтобы наглухо закрыть границы. Объединяла и объединяет Россию и Польшу память о совместной борьбе против гитлеровской Германии, Красной, позже переимёнованной в Советскую, Армии, Армии Людовой и участников польского Сопротивления.
Я не случайно привела в разделе эти общеизвестные исторические данные.
Вольно-невольно мы вновь и вновь обращаемся к Истории. Что же поделать, если История никак не желает нас от себя отпустить? И переводя этот раздел из книги Богдана Мельника, я невольно припомнила эти события и данные, о которых столько написано в исторических мемуарах наших известных политиков и выдающихся полководцев.
В 2014-м году в апреле мы с мужем побывали в Лондоне. Мне очень хотелось пойти на центральную Парламентскую площадь этого города, где стоит памятник знаменитому политику туманного Альбиона, Уинстону Леонарду Спенсеру Черчиллю.
Я столько читала об этом необычном человеке, столько видела его фотографий, на которых он всегда был запечатлён с неизменной сигарой в левом углу рта (у него был искривлён этот угол рта с рождения и он старался скрыть незначительный физический недостаток сигарой). С детства я хорошо была знакома с биографией этого незаурядного человека, начиная с англо-бурской войны, в ходе которой за голову Черчилля было назначено огромное денежное вознаграждение. Я знала его родословную, знала, что он прямой потомок известного герцога Мальборо, что его англичане за глаза называли «сенбернаром» за массивную голову и привычку смотреть на собеседника исподлобья. Я много читала о его единственной дочери, о его мудрейшей и дипломатичной жене Клементине, которая всегда умела угодить этому человеку со сложным, мягко говоря, характером, умела мгновенно «гасить» вспышки его гнева, не считаясь с собственным здоровьем и покоем.
Я помнила, что именно Черчилль был автором известного выражения «Без комментариев», которое он впервые произнёс в 1947-м году. А также его рассказ о том, что когда он впервые вошёл в английский парламент и осмотрелся вокруг, то с огромным удивлением подумал:
–«Господи, какие знаменитые и великие люди здесь сидят, как же мне удалось попасть в парламент»?
А когда он уходил из этого же парламента после многих лет работы там, то, осмотревшись вокруг, он с горечью произнёс:
–«Господи, как же удалось этим людям попасть сюда, полным ничтожествам»?
Когда-то я прочитала и о том, как англичане не простили этому человеку тотальной бомбёжки города Ковентри и не избрали из-за этого его премьер-министром в 1945-м году. Англичане даже не пожелали учесть то обстоятельство, что он успешно руководил страной все тяжёлые годы войны, а знаменитый жест Черчилля в виде двух разведённых пальцев правой руки, изображающих английскую «V», первую букву от английского слова «победа» – был известен всем на земном шаре.
Не могу удержаться от того, чтобы не рассказать коротко эту грустную историю о том, что человеческие жизни ничего не значат для «больших» политиков и «большой политики».
Когда началась война, английские спецслужбы успешно расшифровали немецкие секретные коды, работа в этом направлении велась напряжённая, непрерывная, постоянная, но и результат не замедлил сказаться.
Английские спецслужбы работали вполне успешно, содержание перехваченных англичанами шифровок немцев, быстро становилось известно премьеру Черчиллю. 14 или 15 ноября 1940 года англичанами была перехвачена очередная шифровка немцев, в которой «Люфтваффе» предписывалось сровнять с землёй английский город Ковентри.
Содержание этого приказа было своевременно доведено до сведения премьера. Оставалось ещё достаточно времени, чтобы спасти население целого города, а в нём проживали тогда более трёх сотен тысяч жителей.
Но премьером ничего не было предпринято, Черчилль даже запретил сообщать эту информацию в Ковентри.
Почему он так поступил? Боялся обнаружить знание немецких секретных кодов, боялся продемонстрировать немцам то, что их коды англичанами расшифрованы. Волей судьбы он был поставлен перед трудным выбором: спасти город Ковентри от «ковровой» бомбёжки и тем самым выдать немцам информацию, что их коды для англичан не являются секретом, или всё оставить так, как есть.
Он выбрал второй путь… И началась операция «Люфтваффе» под кодовым названием «Лунная соната»… Более пятисот бомбардировщиков подвергли город огню и разрушению. Использовались одновременно и зажигательные бомбы. Противовоздушная оборона города не была организована должным образом. Только один немецкий самолет был сбит.
И город был уничтожен полностью, он был разрушен более нашего Сталинграда. После этой тотальной бомбёжки, от Ковентри остались только мёртвые руины с трупами детей, стариков, женщин… Города Ковентри не стало…
В результате бомбардировки было убито и ранено более тысячи человек… Это по официальным данным… а не по официальным?
Мы пришли на Парламентскую площадь, подошли к памятнику,
он стоит на возвышении, на зелёной лужайке, как-то с края площади (на фото). Возвышение белого цвета, это мраморный куб, на котором крупным шрифтом нанесено только одно слово:
«CHURCHILL», больше нет ничего, не написаны годы жизни, не указано ни одного его почётного звания, ни титула, ни объяснения, кто это такой.
Автор памятника, который был установлен в 1973 году – Айвор Роберт Джонс. Черчилль изображён в верхней одежде, то ли это военная шинель, то ли пальто в стиле «милитари» длиной ниже колена. Левая нога его выдвинута вперёд, а левая рука находится в кармане. Он стоит, тяжело опираясь на трость, которой пользовался в последние годы жизни, правой рукой. На его голове отсутствует головной убор, и нет сигары в углу рта, с которой он в жизни не расставался... Тяжёлая грузная фигура Черчилля как бы символизирует собой то, что и в большой политике этот незаурядный человек был «тяжеловесом»… Говорят, что на макушке головы Черчилля установлено отпугивающее голубей электрошоковое устройство… Чтобы презренные голуби не смели «запятнать» своими жизненными отходами голову и лик выдающегося английского политика…