Димка не хотел никому признаваться, но была еще одна веская причина, почему он хотел уехать подальше, в Калининград. Двигала им не только мечта о военной карьере и службе в ФСБ. Он попросту сбежал.
…Город стремительно таял в облаках, уменьшаясь в размере. Дима смотрел в иллюминатор. И вспоминал…
— Димочка, прости меня! Только не бросай! Прошу тебя, миленький», — всхлипывала Света, пытаясь дотянуться губами до гладко выбритой щеки.
Она обхватила его за шею двумя руками и неловко подпрыгивала на высоченных шпильках. Дима молчал, отвернув голову в сторону.
— Ну, пожалуйста, родненький. Я не знаю, как так получилось. Но никогда, слышишь, никогда больше такого не повторится. Я ведь тебя люблю, слышишь? Ну, повернись, ко мне, Димочка! –— шептала с отчаянием.
А Дима будто окаменел тогда. Мысли крутились вяло, ни о чем: «Вот так значит. Ну, ладно. Не бросай, да? И все? Не было, типа, ни х... . Интересно, а как они это делали. Стоя? Или у нее в кровати? На их кровати. Надо Толика спросить самого. Он же, сука, друг. Расскажет все, как было. Да нет, зассыт. Нажраться что ли? Как же хреново»…
Они были вместе уже почти полтора года. Дима ее тоже любил. Очень. Стеснялся этого чувства. Подшучивал над собой, укрывался юмором, как щитом в разговорах с друзьями. Как будто делал что-то недостойное.
Светлана, миниатюрная, весьма привлекательная блондинка, жила отдельно от родителей. Папа, серьезный строительный делец, на восемнадцать лет преподнес дочурке громадную студию. В новостройке, в самом центре города. Да еще с отдельной спальней размером с детскую площадку и гардеробной.
Девушка занималась дизайном интерьеров и мебели. Несколько лет училась во Львове. В национальной академии искусств. А теперь трудилась в одной из фирм отца, оформляя дизайн-проекты квартир.
Сейчас Света работала в стиле фьюжн. Ее привлекала возможность соединить несочетаемое. Синтез разных идей и совершенных противоположностей. Лед и пламя. Добро и зло. Инь и Янь.
Сама маленькая, как подросток и колоритный здоровяк Дима. Оба они, даже внешне, были в том же ряду явлений, что и обыкновенное чудо или правдивая ложь. Словом, сплошной оксюморон*.
Познакомились в клубе, где Дима как-то отдыхал с друзьями. Присматривались недолго. Протанцевали, пару коктейлей, веселый треп… И завтракали уже у нее, любуясь через широко распахнутые окна на панораму Дона.
Прихлебывая кофе, Димка с любопытством оглядывался: «Хата просто огонь! С ремонтом явно постарались. И, походу, не узбеки трудились. Турки скорее всего. Все вылизано. Ну да, папа випарь, Света вчера обмолвилась мимоходом. Что ему лишний лям отсадить для дочери, чтобы гнездышко свить».
Стена над здоровенным мягким диваном представляла из себя красочное панно. Широкие мазки разных цветов складывались в замысловатые геометрические узоры. Панель экрана домашнего кинотеатра. Дюймов восемьдесят, не меньше. Барная стойка. Камин настоящий, ух ты, это в многоэтажке! По блестящему светлому ламинату ломаной полосой изогнулась широченная лента черных костяшек с белыми точками.
Димка присмотрелся внимательней к полу. Архитектор явно никогда не играл в забаву советских пенсионеров. Фишки были сложены невпопад. Шесть и два. Один и четыре. «Вот же лошара!» — хмыкнул Дима. Его учил этой игре еще дед, с которым опасались садиться самые бывалые «козлятники».
Но лошарой оказалась сама Света. Эскиз дизайна квартиры она выполнила лично.
Света любила Димку. Ей была пофигу его ментовская служба. Это был ее мужчина. Высокий, под два метра ростом, крупный, с открытой детской улыбкой. Порой откровенно безбашенный и всегда веселый. Она хохотала над его рассказами. Он постоянно шутил и смеялся. Но девушке не всегда удавалось понять, о чем он на самом деле думает. Этим, кстати, Дима напоминал ей папу. И только.
Когда парочка оставалась наедине, Света обожала изучать любимого мужчину. Начинала сверху. Проводила пальчиком дугу по лбу с широкими густыми бровями, бритой щеке. Потом спускалась к поросшей жесткими волосками груди.
Особо девушку интересовали небольшие шрамы на лице. Их было два. Продолговатая ниточка под левым глазом заканчивалась звездочкой на скуле. Как будто бежала слезинка, а потом застыла. Шрамы были явно давние, но не обычного розоватого цвета, а черные. Как тату.
Похожие штуки она видела в американских боевиках. Там такие слезки часто носили киллеры. Словно в издевку, якобы жертв оплакивали.
Света ошибалась. В далеких Штатах это часто означает лишь то, что владелец побывал за решеткой. Иногда слезы подчеркивают горький стыд за прошлое, который просто разрывает сердце зэка. Типа, человек сожалеет, но вынужден нести эту боль в себе. Иногда их наносят те, кто, мотая срок, не смог проводить близких людей в последний путь. Плакать же в тюрьме не принято. Вот и выражают свое горе в виде чернильных капелек на щеках.
— Расскажи мне, котик, — как-то попросила она, свернувшись рядом калачиком, откуда у тебя это? — и погладила шрамы.
Димка усмехнулся: «Да, так, ерунда». Потом лениво потянулся, прижимая рукой податливое тело поближе.
— Жили мы недалеко от шахт. Пацаненком поехал раз на велике вынести мусор. Ведро прицепил на руль и кручу педали. Вдруг цепь как соскочит. А я разогнался с пригорка, впереди дорога. По ней вечно грузовики, — Димка помолчал секунду, вспоминая. — В общем, как дебил, чтобы остановится, на ходу ногу в колесо сунул. Велик перевернулся, ну я и влетел с размаху мордой в гравийку.
Потрогал свободной рукой шрам и продолжил:
— Весь в кровище, штаны порвал. Потащился домой. Велик тоже привел. Спицы повылетали, а оста вить нельзя. Подрежут в секунду, хоть и сломанный. Мама, думаю, в обморок упадет… Ну, нет, — он мягко улыбнулся, — она не такая. Зато я свалился, когда в дом шагнул. Так и грохнулся в отключке. С ведром в руке. А там мусор, остался, обратно привез.
— А черные они отчего? — чуть притронулась к «звездочке» губами.
— Так у нас пыль такая, угольная. Она везде была. И на гравии.
Помолчали. Света прижалась сильнее. Изучение особенностей строения тела продолжилось. Незаметно перешло в обнимашки… Повезло ей с Димкой, что скажешь.
Теперь он не мог простить измены. Света ждала его после дежурств, ловила возле самого подъезда. Звонила на мобильный и плакала в трубу. Но Димку как заклинило. Он будто окаменел изнутри. «Упал на мороз». Представлял ее с другим и не мог перешагнуть обиду. Отпустить.
Неожиданная помощь «Шапокляк» вовремя разрулила тупиковую ситуацию. Соседка предложила на выбор несколько вариантов куда можно поехать учиться. Дима выбирал самые дальние точки. Ну, конечно, не совсем. Так, чтобы мама могла приехать. Сошлись на Калининграде.
Свете ничего Димка не сказал на прощание. Даже не позвонил. Она, бедняжка, так и не поняла главное. Что виноватым был не внезапный всплеск расположения к Толику. А ее любимый дипломный дизайнпроект из Львова. В соответствии с которым девушка опрометчиво оформила свою квартиру.
Назывался проект коротко и просто: «Domino».
_______________________________________________________
* Оксюморон или оксиморон от греческого слова, буквально означающего «остроумно-глупое»