Сейчас Тёма служит в театре-студии Петра Наумовича Фоменко в Москве. Пока… Зачитывается Борхесом, пытается наложить его стихи на японскую музыку. Готов бесконечно пересматривать фильмы Тарковского. Недавно ездил на театральный фестиваль в Италию… В общем, жизнь бьет ключом.
Пятнадцать лет назад в «Гринландию» взять его посоветовала мама Димы Шипилина, талантливейшего из лауреатов нашего ансамбля на 13-й Грушинке. У Димы был брат Женька, как две капли на брата похожий.
– Да у младшего все время с горлом проблемы… А вот в нашем дворе есть Тёма Дуреманов, второклассник… Вот это артист!
Вхожу во второй класс:
– Где тут Тёма Дуреманов?
– Вот он! Вот он! – орёт малышня.
– Разве вы его не видите?
Да… Надо только уши пристегнуть – копия Зайка-Зазнайка!
На следующий день вся школа любовалась на Тёму, возвращавшегося из школы «почти за руку» со мной.
– Нина Алексеевна! – кричал он своей учительнице «началки», но больше одноклассникам, копошившимся на клумбе перед школой (он по случаю спектакля был освобожден от «всеобщей трудовой повинности»). – Нина Алексеевна! У меня теперь есть своя учительница!
– Звездень! – только и оставалось вздохнуть Нине Алексеевне.
Зайку-Зазнайку Тёмы играл в непомерно большом для него оранжевом пиджаке, с бабочкой и самодельным ружьем. Были и уши, которые можно было и не привязывать – домысливались сами. Песни орал так, что пение остальных «зайцев» казалось мышиным писком. На овации зала выходил кланяться с царственностью не то Шаляпина, не то Плисецкой…
– Звездень! – опять ахала Нина Алексеевна.
Когда Тема заболевал, то сердобольная врачиха школьная снаряжала целую экспедицию сопровождающих, «чтоб по дороге в обморок не упал». Иногда это так и было. Но иногда – сплошь мольеровский спектакль «Мнимый больной». Потом Тёма повзрослел и «болеть» надоело.
Где-то в классе третьем он сменил фамилию на Цуканов, и на вопросы любопытных отвечал:
– Так… псевдоним.., – но отчима уважал.
Всё, что он ни делал потом, было с оттенком лёгкого актёрства. Но роли он не играл, а проживал как свою другую жизнь, как это бывает в детстве. А мы ставили ни много ни мало шекспировскую комедию «Сон в летнюю ночь». Тёме досталась роль шаловливого эльфа Пэка (опять с ушами!). Текст всей комедии он помнил наизусть и при случае хотел бы любую роль сыграть. А тут заболел Антон, играющий роль Фисбы (этакой пародийно вставной спектакль, который разыгрывают мастеровые, где сам Шекспир мастерски вышучивает историю Ромео и Джульетты). Тема обрадовался: женские роли он еще не исполнял. Да еще с Мишкой, что играл здесь роль Пирама, а по жизни был на год старше и гонял Тёму не только в спектакле про Зайку, играючи Волка, но и на переменах…
Итак, «Пирам» и «Фисба» встречаются у стены, что их разделяет:
– Целуй сквозь щель:
Уста твои так сладки, – басил Мишка-Пирам.
– Целую не уста. –
Дыру в стене! – пищал Тема в женском платье и белом парике. И смачно плевался в сторону Мишки так, как будто заглотил тонну штукатурки.
– К гробнице Ниньевой придешь ко мне? – свирепствовал Мишка-Пирам.
– Хоть умереть, приду я без оглядки! – Тёма-Фисба от радости подпрыгивал, а парик ещё выше, что он едва успевал его подхватить.
Но когда Михаил вновь приходил, на сцене валялись лишь парик да плащ – Фисбу-Тёму Лев «разорвал». И по сценарию Пирам закалывался.
Тёма-Фибса найдя «мёртвого» Мишку-Пирама втайне радовался – повержен соперник, гоняющий его на переменах
– Молчи язык. К чему тут речь?
Приди сюда, мой верный меч! – и тут Тёма театрально закалывался, тянул паузу, потом так резко падал на «труп» Мишки-Пирама, что тот еле сдерживался, чтоб не заорать и не врезать... На одном из спектаклей Мишка не выдержал и щекотнул лежащую поперек его тела Фисбу-Тёму, тот взвизгнул и ожил к радости детской публики…
Потом ему наш театрик надоел, он соглашался петь только в ансамбле. Перерос! Но к моменту выпуска «Снежной королевы» поиграть опять захотелось, а роли все разобрали, кроме филейной части Северного Оленя, роль которого играют двое… По прошествии многих лет, когда у гринландцев возникает охота видеозаписи пересмотреть, все просят Тёминого оленя, который то виляет зазывно хвостом, что означает:
– Девочка, бежим! – То складывает ноги калачиком, а передняя часть вынуждена падать от неожиданности. Сцена идет под сплошной хохот – больше от цирка, чем от театра.
В общем, что ни говори, а Тёма и его детство – это что-то прекрасное и лёгкое, что даже при воспоминании об этом всем светлее живётся.
А нынешние звёзды Тёмы загораются и светят тем, кто умеет смотреть и слушать звёзды.