Владимир с Таней вышли на лестничную площадку, и байкер аккуратно прикрыл дверь, чтобы не хлопнула. Таня обернулась.
— А где остальные? – удивилась она.
— Остались в квартире, – вполне логично отозвался Владимир, устраиваясь подле неё на ступеньке. – Позвать?
— Не надо. – Таня вытянула из пачки сигарету и растерянно повертела её в руках. – Я поступила по-идиотски, да?
— Когда?
— Когда поехала на войну.
Зажигалка всё никак не хотела гореть, видимо, закончился газ. Владимир протянул Тане свою – побитую, исцарапанную, армейскую из серой стали.
— Нет. Ты поступила правильно. На фронте всегда не хватает медиков, и, если ты можешь что-то сделать, то делать надо. – Он улыбнулся. – Только не у всех хватает на это мужества.
— Не понимаю, – возразила Таня. – Как же так – сидеть, сложа руки, когда люди нуждаются в по-мощи? Я не понимаю...
Владимир поглядел на неё, рассмеялся – и вдруг отбросил сигарету и обхватил её за плечи, сильно, крепко, прижимая к себе. Таня растерялась, внезапно уловив тёплое щемящее чувство в груди. Ощущение было необычное, и никак не давало покоя. Она завозилась, но Владимир не отпускал.
— Многие не понимают, – сказал он. – А ты понимаешь. И в этом истинное величие, если хочешь. Прости, менее пафосного выражения не могу найти.
— А я и так понимаю. – Таня подняла на него взгляд. Устроилась поуютнее. – Ты необычный какой-то... Знаешь, мне ещё ни с кем не было так... тепло. Если ты понимаешь, о чём я...
— Понимаю.
— Правда?! – Таня радостно распахнула глаза, затем сникла и отодвинулась. – Нет, я не могу так сразу обниматься. Чёрт знает, что ты обо мне подумаешь.
— Ничего я не подумаю.
Таня смутилась окончательно.
— Ну, просто это как-то...
— Условности, – отрезал Владимир. – Просто условности, придуманные людьми неизвестно зачем. А я был на фронте – там, где все условности очень быстро исчезают, и остаётся только настоящее. Жизнь и смерть, дружба и предательство, верность и честь. – Он отстранился и посмотрел ей в глаза. – Только настоящее. И работа у меня такая, где нет времени забивать себе голову условностями. Ты же понимаешь.
Глаза у него были чуть раскосыми, лучистыми, изумрудно-зелёными, золотистыми у зрачка. Тане казалось, что она так и не сможет отвести взгляда. В самом деле, всё это просто глупые условности. Он прав. Как и всегда... Он всегда будет прав. А она действительно сморозила глупость. Ничего плохого он о ней не думает – могла бы прочесть по глазам.
— Верно... Чувствую, ты меня ещё многому научишь.
— Времени достаточно. – Он улыбнулся и поцеловал её приоткрывшиеся в ответной улыбке губы.
Всё смешалось в каком-то сумасшедшем вихре – дым сигарет, аромат её волос, тусклый свет казённой лампочки, тёплое дыхание, мягкие приоткрытые девичьи губы. И это было единственное Настоящее – единственное, ради чего стоило пройти через ад, сделавший его таким, какой он есть, таким, каким она его – совершенно невероятно, неожиданно, всего за каких-то двадцать четыре с хвостиком часа, – полюбила. Она будто распахнула некую потайную дверцу, впустившую разом тепло, свежий запах весны и солнечный свет, словно ласточка, которая приносит на крыльях весну. А несколько секунд вдруг показались целой вечностью – вечностью, уместившейся в одно, самое ценное на свете мгновение, и оно очаровывало собой, пьянило сильнее самого крепкого вина. Она казалась хрупкой и призрачной, готовой раскинуть крылья и улететь в любой момент, и потому было страшно к ней прикасаться, будто держишь в руках не человека из плоти и крови, а саму Мечту, близкую и одновременно недостижимую. И вся прошлая жизнь вдруг оказалась фальшью, прелюдией к этому одному, Настоящему.
Владимир осторожно отстранился, в какой-то момент, ощутив, что ещё немного, и это сумасшедшее тепло в груди просто разорвёт сердце. Таня часто дышала, всё ещё не поднимая полуопущенных ресниц. Какое-то время мир ещё кружился бешеной каруселью, а сердце всё никак не желало успокаиваться.
— Обними меня, – тихонько попросила она. Он прижал её крепче. – Я слышу твоё сердце... – прошептала Таня, устраиваясь в его руках. Возвращаться не хотелось. – Разве можно полюбить за один день?
— Нет, – рассмеялся он, – не за один. Это было с нами всю жизнь, просто раньше мы его не замечали.
— Как же можно было не заметить? Это же – вся жизнь... сама жизнь...
— Самое главное всегда прячется, хотя и лежит на поверхности.
Таня уткнулась ему в плечо.
— Знаешь... я боюсь тебя потерять.
— А я тебя никому не отдам. Ты меня ни за что не потеряешь. Если сама не захочешь.
Она вздрогнула, будто от удара, и ухватила его за обе руки.
— Что ты! Такого просто не может быть.
— Вот и хорошо. – От её волос веяло щемяще-родным, и ему не хотелось поднимать голову. – Ла-сточка... – прошептал он первое, что подсказали ассоциации. Слово было самым верным, самым подходящим. – Моя ласточка...
Таня сжалась.
— Ты чего?
Она улыбнулась и подняла на него сияющие глаза.
— Нет, ничего. Просто холодно.
— Холодно? Тогда идём обратно.
— Не хочу, – упёрлась Таня. – Я не хочу, чтобы этот момент так рано закончился.
— Остановись, мгновенье, ты прекрасно! – улыбнулся Владимир. – Ничего, времени у нас предостаточно. А вот простужаться тебе не следует. Идём.
— А ты меня согреешь.
— Это образное выражение. Давай не будем экспериментировать.
Таня вздохнула и с сожалением поднялась.
— Ты первый, кого беспокоит моё здоровье.
— Странно... Ну да ладно. Радуюсь почётному званию и тащу тебя в квартиру. Сопротивление бесполезно, – заявил Владимир, подхватив её на руки. Так они и возвратились – как раз к чаю.
— А вы чего такие? – удивилась счастливая Таня.
Андрюха вытирал руки стареньким полотенцем, а Эндра передвигала по столу чашки, будто стараясь создать неповторимый натюрморт.
— А мы ничего, – отозвалась она. – Мы тут просто разговаривали. А вы что так долго? Или решили выкурить разом все сигареты?
— А мы тоже разговаривали, – невозмутимо отозвался Владимир, усаживаясь за стол.
Рыжая побежала в коридор за печеньем. Андрюха принялся мешать сахар у себя в чашке.
— Ура, овсяное! – обрадовалась Эндра, стараясь развязать тугой узелок. Он никак не поддавался. Когда рыжая уже собиралась примериться к нему зубами, Андрюха отобрал у неё пакет и развязал узел сам. Эндра смущённо хихикнула.
Таня была раскрасневшаяся и немного смущённая. Владимир глядел как-то особенно тепло и спокойно. Эндра уткнулась в чашку, пряча улыбку. Дураку было ясно, что произошло на лестнице, пока они «курили». Зато Андрюха совсем как-то погрустнел. Тоже, видимо, догадался. Эндре было его жалко, но она так и не смогла придумать, как бы его утешить.
— А как мы будем спать? – перевела она разговор. – У меня один матрас и кресло. Оно, по-моему, раскладывается. Мы с Таней можем лечь в кресло, а мужчины – на матрас. Мы поместимся. – Она немного помялась и прибавила: – Вообще-то комнату тогда надо перегородить покрывалом. Но мне кажется, это лишнее…
— Да, мне тоже так кажется, – с чувством согласился Андрюха, оторвавшись от чашки. – А я думал, детдомовские над этим не заморачиваются. Ты ж детдомовская?
— Ну, да. Из приюта при церкви Непорочного Зачатия Девы Марии, вообще-то. – Эндра вспыхнула. – Вот, только не надо так на меня смотреть! Я не монашка. Я, вообще, оттуда сбежала, когда мне было тринадцать. Все сразу та-акие глаза делают… а чего такого, собственно?
Владимир так стукнул чашкой по столу, что все моментально примолкли и даже подскочили от неожиданности.
— Что? – спокойно осведомился байкер, в ответ на коллективный растерянный взгляд в его сторону. – Это я случайно уронил. – И, не дожидаясь, пока все опомнятся, перевёл разговор в другое русло:
— Проще так – девки на матрас, а для нас и пола хватит.
Андрюха втихомолку перевёл дыхание. Ему было стыдно за проявление эмоций перед Эндрой, но сдаваться он не собирался, и очень боялся, что места разделятся... в общем, по-другому.
— Мне на пол вам постелить нечего, – призналась рыжая. – Так спать жёстко, а у меня даже ещё одного одеяла вам нет. Только плед, но он тонкий – всё равно на полу жёстко.
— А спальник на что? – напомнил Владимир. – Не пропадём уж как-нибудь, не беспокойся. А чай и правда, хороший. Благодарю.
— Не за что, – Эндра обхватила бока чашки ладонями. – Чай настоящий, травяной. Его соседка дала, она цыганка. Ну, как хотите. Главное, чтобы все выспались. А я завтра достану ещё один матрас. Или даже диван. Только не исчезайте, хорошо? – вдруг тихо попросила она.
— Ни за что, – авторитетно заявил Владимир. – Потому что теперь чай с меня.
По помещению пронёсся едва уловимый вздох облегчения. На самом деле, каждый из них чувствовал себя одиноким, и одиночество сплотило их за короткое время настолько, что казалось, каждый обрёл настоящих друзей. Одиночество, вообще, лучший крепёжный материал. Таня вскочила, охнула от боли в ноге, но хорошего настроения отнюдь не утратила.
Наутро компания, символически поспав два часа, кое-как заставила себя подняться. За исключением Владимира, который встал раньше всех и, похоже, вообще не уставал. Таня же, честно допив чашку растворимого кофе, который был у байкеров с собой, свалилась прямо на стол.
— Что-то мне как-то, это... – очень содержательно протянула она, поднимая помутневший взгляд. По лицу снова пошли алые пятна, дыхание сделалось частым, поверхностным и прерывистым. Таня виновато вздохнула. – Устала, наверное... простите. Можно, я немного посплю, а?.. Минуток два-дцать...
Владимир тихонько зашипел, заставляя себя не читать лекции о вреде сигарет, кофеина и переутомления, а Андрюха неуютно завозился.
— Слышь, ты, это... – неуверенно попросил он. – Не помирай тут, а?
— Да что ты! – жизнерадостно возразила Таня, моментально вскакивая, рефлекторно хватаясь за сердце и героически изображая из этого жеста попытку поправить выротник платья. – Я в полнейшем порядке. Это просто... ну, погода. И, в общем... ой... – Тут её повело окончательно, и девушка едва не свалилась, но была оперативно перехвачена с обеих сторон – с одной Эндрой, с другой – Владимиром, которые оказались к ней ближе всех. Из-за чего Таня смутилась ещё сильнее и приня-лась по мере сил и возможностей, которых, откровенно говоря, у неё было не так уж и много, сопротивляться. – Ребята, ну вы чего, в самом деле... ну, напрасно вы так, честное слово...
— А давай ты ляжешь спать, а? – предложила Эндра. – Вот, смотри, ты ляжешь спать, вы, – она мотнула головой в сторону Владимира, – запретите ей столько курить и пить кофе.
— Легко, – согласился Владимир, подхватывая Таню на руки.
— Ты чего! – слабо засопротивлялась она, утыкаясь ему в плечо и под шумок стараясь как-нибудь устроиться, чтобы не так резало сердце.
— Можешь ничего не говорить, – уведомил Владимир. – Я всё равно не стану слушать.
Это он договаривал уже из комнаты.
— А вы, – бодро продолжала рыжая, обращаясь уже к Андрюхе, – ну… э-э-э… ой, а сколько времени?
Андрюха встряхнул запястьем, и поглядел на часы:
— Половина девятого.
— Сколько?! – аж подскочила Эндра и вылетела в коридор. Правда, через минуту она снова появи-лась на кухне, на ходу натягивая джинсовку, перекидывая через плечо ремень сумки, допивая чай и шнуруя ботинки. И всё это одновременно.
— А во сколько тебе было вставать? – полюбопытствовал Андрюха.
— В половине восьмого, – тяжко вздохнула Эндра.
Потом похлопала по карманам и выругалась.
— У меня денег на метро нет, – расстроилась она. – А вы это… ну… – рыжая смутилась и поглядела на Андрюху, – не можете мне одолжить? Я отдам.
— Из чего, интересно? – цинично хмыкнул байкер, шаря по карманам в поисках мелочи.
— Ну, заработаю, – заверила Эндра.
— На. Тут хватит, – Андрюха взял её за запястье и всыпал в ладонь горстку монет. – Вернёшь потом как-нибудь, – великодушно прибавил он. – Ну, как сможешь.
— Спасибо.
Эндра ссыпала монетки в карман. Поправила на плече ремень сумки.
— Ну… я пойду?
— Счастливо, – кивнул Андрюха, берясь за чашку – ему-то кофе не был противопоказан.
— Ага, – потопталась рыжая. – Пока… Я вернусь… часа в четыре.
— Ладно, – байкер поглядел на замявшуюся рыжую и сообразил: – Ты чего это, боишься нас в квартире оставлять, что ли?
Эндра от такого заявления хватанула ртом воздух и уставилась на Андрюху с таким выражением, что он поспешно замахал руками:
— Шучу я, шучу! Ты просто так топчешься…
— А вы так не шутите… – голос у Эндры подозрительно дрогнул.
— Ну и не буду, – примирительно согласился Андрюха. – Ладно тебе. Пошли – я покурю.
Они вдвоём вышли на лестницу. Байкер достал сигареты и щёлкнул зажигалкой.
— Будешь? – протянул он пачку Эндре.
— Не, – отозвалась она. – Я пошла, пока. А то опоздаю.
Рыжая бодро съехала по перилам небольшой лесенки, ведущей к входной двери, обернулась и весело помахала рукой.
— А ты и так опоздала уже, – в своём стиле попрощался Андрюха. – Ну, пока.
Эндра исчезла за дверью. На улице она остановилась около мотоциклов и осторожно потрогала руль Андрюхиного байка. А потом побежала к метро.
Владимир устроил Таню на матрасе и бережно укрыл одеялом, из-под которого немедленно выпросталась рука и слабо обхватила его пальцы. Рука была бледная, почти до прозрачности, и очень, очень холодная.
— Не уходи, – тихонько попросила Таня.
Владимир устроился подле неё на полу.
— Не уйду, – пообещал он. Таня слабо благодарно улыбнулась и прикрыла глаза.
— Я сейчас посплю немного... – прошептала она, – а ты меня разбуди, пожалуйста, минут через два-дцать... хорошо?
— Хорошо, – внезапно охрипшим голосом пообещал Владимир, сжимая её руку, непроизвольно стараясь согреть. Таня свернулась калачиком, прижав к губам его пальцы.
— Спасибо... А знаешь... я всегда мечтала пожить немного на море. Не на войне – а просто так. Там так красиво... а рассветы какие... Ты был на море?
— Был, – отозвался он. Рука вздрогнула. Он свободной рукой погладил её по волосам. И вдруг вспомнилось, как на фронте вот точно так же держал за руку умирающего друга и обещал ему, что всё пройдёт, что война закончится, рассказывал, как они вернутся домой, как обрадуется жена, как бросится на шею отцу восьмилетний сын. Он всё говорил и говорил, чтобы только не молчать, чтобы только умирающему не было так больно и страшно. Воспоминания и ассоциации упорно лезли в голову, и хотелось заорать во всю силу лёгких, что это – другое, что те события больше никогда не повторятся.
Рука немного согрелась.
— Там красиво, правда? – тихонько говорила Таня. – Поехали как-нибудь... скажем, куда-нибудь на север... Там красиво... Вот, все говорят – север, скучно, а мне нравится... поехали, а?..
— Поедем. Обязательно поедем.
— Как время будет... – Таня так и не завершила фразу. Она уже спала. А ему было страшно пошеве-литься, чтобы только не разбудить её. Он слушал частое прерывистое дыхание, и каждый новый вдох казался чудом, бесценным даром судьбы. Она не может умереть. Никогда. Просто не может – и всё тут.
— Мам!..
Мальчик стрелой взлетел по лестнице, остановился на пороге, дыша как перепуганный щенок, поверхностно и часто. Он быстро оглядел прихожую, рванулся вперёд, в настежь распахнутую дверь. Дома было непривычно свежо и прохладно, а в комнате оказались почему-то сразу несколько человек – трое в белых халатах, один сидел за столом и быстро что-то писал, небрежно ото-двинув в сторону учебники и тетрадки, другой стоял у раскрытого окна, третий склонился над кроватью.
— Постой! – На плечи тяжело легли чьи-то руки, и мальчик узнал соседку тётю Любу. Посереб-рённые временем густые волны волос выбились из-под съехавшего платка, падали на глаза. – Тебе сюда нельзя…
— Можно! – Ребёнок ловко вывернулся – быстрый, лёгкий, он метнулся вперёд, один прыжок – и вот кровать.
— Мальчик, уйди!
— Мама! Мам, ты меня слышишь?!.. Мам!
— Пойдём, милый, пойдём… – Сильные руки подхватили, оттащили прочь от кровати. – Она не услышит…
— Что с ней?! Что случилось?!
— Случился инсульт. – Лицо фельдшера было серьёзным и сосредоточенным. – Вы будете присматривать за ребёнком?
— Да… да, я.
Мать осторожно и бережно уложили на носилки, укрыли пледом. Мальчик снова рванулся, но его снова удержали.
— Спокойно, милый, её в больницу повезут, всё будет хорошо, они знают, что делают. А мы с тобой пойдём к нам, собирай свои учебники, и пойдём…
— Я не останусь! Я поеду с ней!
— Нельзя тебе с ней…
— А вот и можно! Я поеду с ней! Я поеду…
Андрюха докурил и вернулся в квартиру. Заглянул в комнату.
— Рыжий, – негромко поинтересовался он. – Ты кофе будешь? Или ты слишком занят?
— Если ты соизволишь принести мне кружку – тогда нет, не слишком, – невозмутимо отозвался Владимир, игнорируя сарказм. – Тише, разбудишь...
— Да я и так уже не дышу, – буркнул Андрюха, удаляясь на кухню.
Чайник был ещё тёплый, и он, ссыпав в две чашки кофейные пакетики, получил две порции завтрака.
— На. – Андрюха протянул Владимиру кружку, сам устроился рядом на полу и положил тут же пакет с печеньем. – Приятного аппетита.
— Благодарю, – отозвался Владимир, потянувшись за кружкой и стараясь при этом не разбудить Таню. – Ну, и чего ты такой злющий, позволь поинтересоваться?
— Я? – переспросил Андрюха, ломая печеньку. – Я не злющий, я обычный. Это тебе так кажется по контрасту с твоей дамой сердца. А рыжая умотала учиться, – перевёл он тему. Снова ссориться с другом не хотелось. – Сказала, к четырём вернётся.
— Я слышал, – отозвался Владимир. – Слушай, прекрати. Ревновать меня к женщине – это как минимум глупо.
Андрюха обхватил колени руками и поглядел на лицо спящей Тани.
— Рыжий, она долго не протянет, – уведомил он.
— Протянет. – В голосе Владимира было столько спокойной, нерушимой уверенности, что Андрюха невольно примолк. Знал бы он, что уверенность эта от самого начала и до самого конца ненастоящая.
— Не понимаю, с чего ты так решил, – пробормотал он минуту спустя. – А вообще, твоё дело. И ни фига я не ревную, не выдумывай…
Ответить Владимир не успел, поскольку входная дверь отворилась, и в коридоре послышались шаги.
— О, рыжая чего-то забыла, – констатировал Андрюха. – Оно и неудивительно.
— Эндра, золотко, – позвал незнакомый женский голос. – У тебя масла нет?
В коридоре топталась средних лет невысокая черноволосая женщина в платке и широкой цветастой юбке. Она уставилась на очень колоритного в своей чёрной футболке с волками высокого Андрюху, который вышел из комнаты, и шагнула назад. А потом воинственно упёрла руки в бёдра.
— Та-ак. А ты ещё кто такой? Я сейчас милицию вызову.
— Тут я, – появился Владимир. – Никого вызывать не нужно. Он сунул женщине под нос «корочку» и доброжелательно осведомился:
— Чем могу помочь?
— Рыжий, меня оскорбляют! – заявил Андрюха.
— Спокойно, граждане, сейчас разберёмся, – хрестоматийно «ментовским» тоном заверил Владимир. – Только особенно не шумите, у нас тут больная спит.
Женщина удивлённо уставилась на удостоверение, потом на самого Владимира, и поправила шаль на талии.
— Так вы чего это, Эндру арестовывать? А за что? Нет, брильянтовый, погоди! Где же тут справедливость? За что её арестовывать? Ты погоди!
Женщина решительно встряхнула головой, и монетки, пришитые по краю головного платка, зазве-нели.
— Хозяйка на учёбе. А вы, гражданочка, что, интересно, вы делаете в чужой квартире? – перешёл в наступление Владимир. – Заходите, как к себе домой, да ещё и устраиваете скандал сотрудникам правоохранительных органов. Рад сообщить вам, что это как минимум административное правонарушение. Так что, будьте любезны, ведите себя прилично. А не то мы арестуем вас, и я, кстати, ещё уточню у гражданки Анны Александровны, знает она вас или нет.
— Как же не знает, дорогой! – оскорбилась женщина. – Это ж соседка моя! Ты охраняй, да меру знай, – она поправила тыльной стороной руки платок и строго погрозила Владимиру. – Я тебе в матери гожусь.
— Не годитесь, гражданочка, – невозмутимо отпарировал «милиционер» Владимир. – Моя мать была не в пример разумнее вас. Зачем скандалы устраиваете? Нехорошо.
И вот тут в дверном проёме показалась проснувшаяся от разговоров Таня. Она была бледнее прежнего и держалась за стену.
— А что у вас случилось? – тревожно осведомилась девушка, хлопая длиннющими, тяжёлыми со сна ресницами. – Что-то не так? – Подошла и коснулась руки Владимира, растерянно разглядывая сцену.
— Ты мне не хами, – осадила «гражданочка». – Я троих детей вырастила и ещё двоих ращу.
— Похвально, однако вашего поведения сей факт отнюдь не оправдывает.
Андрюха незаметно подтолкнул Владимира плечом.
— Помнишь, – шепнул он, – рыжая про цыганку говорила? Ну, которая чай собирала? Небось, она и есть.
— Уважения у тебя нет, – гнула своё всерьёз обиженная гостья. – Никто из моих сыновей так себе не позволит разговаривать с женщиной, да ещё и со старшей.
— Должно быть, дело в том, что вы ведёте себя с ними более вежливо.
— Да в чём дело-то? – не выдержала Таня. – Чего вы скандалите?
— Да разве я скандалю? – всплеснула руками цыганка. – Зашла всего-то масла попросить. Совестно тебе должно быть, дорогой! Мог вежливо объяснить? Я откуда знаю? Я захожу – хозяйки нет, а вас я не знаю! Я чего должна думать, а?
— Ну ладно, хватит, – неожиданно произнёс Владимир. Таня ухватилась за его руку. – Никакой я не милиционер. Мы друзья Ани. А масло есть, вчера купили. В качестве примирения пойдёмте лучше чай пить.
— Я сделаю! – немедленно вызвалась Таня, закашлялась и сползла по стене на пол, откуда и подняла виноватые глаза. – Простите! Я сейчас...
— Ты какого чёрта удостоверение не сдал? – зашипел Андрюха на ухо Владимиру. – Если тебя с ним повяжут...
— Кто повяжет? – улыбнулся байкер. – К тому же, оно у меня неофициально продлено до две тысячи двенадцатого года. – Он снова раскрыл корочку, в которой дата была незаметно подкорректирована. Андрюха покачал головой.
— Ну, ты художник... А почему именно две тысячи двенадцатый?
— Потому что дальше индейцы обещали конец света. Ласточка, вставай и спи дальше. Нечего тебе...
— Это как это так – вставай и спи? – хихикнула Таня. – Я стоя спать не умею.
— А придётся, – заявил Владимир, бесцеремонно оттаскивая её обратно в комнату. – Мы тебя позовём. И ничего интересного ты не пропустишь.
— Уже пропустила, – упёрлась Таня. – Ты зачем милиционером обозвался?
— Надо же было как-то человека успокоить. Спать, кому сказал.
— Мне! А я всё равно не буду! – Таня предприняла безуспешную попытку выкарабкаться из рук Владимира.
— Лежать, – деланно рассердился тот, натягивая на неё одеяло.
Тем временем цыганка с Андрюхой прошли на кухню.
— Все вы такие, никого не уважаете, – скорее, уже просто для порядка продолжала цыганка журить Владимира. – А уважать надо. Если человек больше тебя прожил – его уважать надо. Он старше. Он мудрее.
Она поставила на плиту чайник, достала ещё одну чашку. Действовала цыганка уверенно, и явно хозяйничала здесь не в первый раз.
— ...А сейчас старших не уважают. Потому и мир рушится. Порядки есть. Традиции. Их соблюдать надо. Вот ты старших уважаешь? – обличающе ткнула она чашкой в Андрюху.
— Кто? Я? – распахнул глаза байкер.
— Ты.
— А у меня старших нет, – выдал Андрюха. – Я один.
— Ай! – отмахнулась цыганка. – Старших уважай. Женщин уважай. Жену и сестёр защищай. Друзей не предавай. И всё у тебя хорошо будет, черноглазый! Меня тётей Раддой зовут, – закончила она неожиданно.
— А вы могли бы и спросить вначале, прежде, чем всякие гадости обо мне думать! – вспыхнул обидчивый Андрюха.
— А по-моему, люди просто разучились видеть хорошее, – заметил Владимир, помогая Радде накры-вать на стол. Таня всё же вернулась.
— Я тоже чаю хочу! – заявила она, стратегически забиваясь в самый угол, откуда её было тяжело достать.
— Всё равно! – упёрся Андрюха. – Я ей ничего плохого не сделал – а она с порога меня уголовником обозвала!
— Ай, черноглазый, – погрозила ему Радда. – А что мне ещё думать, когда вижу в чужой квартире незнакомых людей?
— А с самого начала вы не могли предположить, что мы – друзья рыжей? – не сдавался Андрюха.
— Так она никогда никого не приводит. Всегда одна живёт. Садись, черноголовый. – Радда подвинула ему чашку. – Чай пей.
Все расселись вокруг стола. Владимир устроился рядом с Таней. Андрюха смени гнев на милость и принялся прихлёбывать горячий чай.
— Один раз только приводила, – рассказывала Радда со вздохом. – Пустила кого-то переночевать. А с тех пор – ни-ни. Вот, вы первые.
— А что случилось? – поинтересовалась Таня.
— Ну, а чего случается, когда незнакомых парней к себе пускаешь? А дальше у неё сама спроси, а я сплетничать не стану, – пожала плечами Радда, подливая Тане чаю. – Ты кушай, милая, вон какая бледненькая. Заходи ко мне, я тебе травок дам полезных.
— Спасибо, – сказала Таня.
— А рыжая давно тут живёт? – спросил Андрюха, который начал потихоньку оттаивать.
— Да нет, не очень, – Радда подпёрла голову рукой и поглядела на него. – Года полтора. Она стены в подъезде расписывала. Внизу, видали?
Андрюха припомнил роспись против входной двери во всю стену. Роспись изображала пылающий закат и на фоне него, на холме, двух всадников. А солнце плескало жаром и теплом, и медленно стекало за горизонт. И оно, и фигуры верховых, замершие в напряжённом ожидании, казались даже более реальными, чем грязные стены и плиточный пол.
— И ей за это разрешили тут пожить. Только вы никому. А то её вернут обратно.
— Куда – обратно? – Андрюха пожал плечами. – В детдом, что ли? А как же она тогда учится?
— Да я и не знаю толком. У неё, вроде где-то есть опекун. А она с ним не живёт. Она толком не рассказывала. Но что ему вернут – это и так ясно. А она не хочет.
— Вот, бестолочь, – сказал Андрюха. Таня поджала ноги, устраиваясь поудобнее.
— Зачем? – удивилась она. – Она ведь совершеннолетняя, зачем ей опекун?
— Она-то? У неё в документах сказано, что будто бы с головой не всё в порядке, а значит, опекун полагается. Только это враньё, – отозвалась Радда и удивлённо посмотрела на Андрюху: – Почему это – бестолочь?
— А она по жизни бестолочь, – исчерпывающе ответил байкер.
— Вы тут общайтесь, – Владимир поднялся, – а мне нужно кое-что уточнить. Увидимся вечером. Ласточка, спать за столом невежливо. Рекомендую переместиться в комнату.
— Я не сплю! – встрепенулась Таня, которая успела улечься прямо на стол. – Я просто устала немного... А ты куда? Я тоже хочу на улицу.
— Это необязательно. Тебе лучше отдохнуть. В чём дело? Я же ненадолго.
Таня расстроилась окончательно и опустила голову.
— Секреты? Ну ладно...
— Да нет у меня никаких секретов! Просто не хочу тебя таскать в таком... в такую погоду, – оперативно исправил Владимир.
Таня оговорку, очевидно, заметила, но предпочла не спорить при посторонних. Владимир накинул косуху, зашнуровал свои армейские ботинки и ушёл.
Андрюха, Таня и Радда общались ещё некоторое время. Вернее, общались преимущественно Таня с Раддой, а байкер пил чай и слушал. Потом, когда разговор перешёл на типично женские темы – ушёл курить.
Наконец, цыганка ушла, пообещав дать Тане нужных травок. Она жила в соседней квартире.
Таня порывалась вымыть посуду, но Андрюха, который боялся, что она свалится, отбил у неё это почётное право. Так что девушке пришлось снова устроиться на матрасе. Повертевшись немного, она принялась за Эндрины книжки; выбрала почти наугад «Легенды и баллады о Робин Гуде». Правда, дальше третьей баллады не дошла – уснула.
К вечеру картина осталась неизменной, Таня так и не проснулась, а Андрюха, успевший сбегать за сигаретами, торчал на кухне, периодически проверяя, как там подруга, и поправляя одеяло. На кухне книжек не было, и поэтому он просто разглядывал плакаты и рисунки на стенах. На шкафу обнаружился старенький магнитофон, в котором стояла кассета «The Beatles». Байкер включил потише, чтобы не разбудить Таню.
Эндра вернулась в пять часов, почти как и обещала. Она осторожненько приотворила дверь и заглянула в квартиру. Потом бочком проскользнула внутрь.
— О, рыжая! – даже обрадовался Андрюха.
— Привет, – улыбнулась в ответ Эндра и принялась наливать себе чай. Причём, делала она это исключительно левой рукой, а правую держала в кармане, хотя это и было неудобно. Чуть не разлив воду, Рыжая поставила чайник обратно, и, достав из кармана десятку и монетки, протянула Андрюхе левой рукой.
— Вот, это я вам должна.
— Забей, – отмахнулся байкер. Скрипнула дверь – это вернулся Владимир.
— Едва в подъезде не столкнулись, – улыбаясь, сообщил он. – Как учёба? Не отчислили?
— А мы тут с твоей соседкой познакомились, – сообщил Андрюха.
— Ой! – Отдохнувшая и вполне здоровая на вид Таня, на ходу завязывая волосы, опрометью вылетела из комнаты. – А я вам даже обед не приготовила... Вы еды не принесли?
— Принесли, – отозвался Владимир, передавая ей два больших пакета, в которые девушка немедлен-но улезла с головой. – Вообще-то, я просил только смеситель, а он решил ещё и нас накормить. Едва в багажник утрамбовал гуманитарную помощь.
— Кто? – удивилась Таня.
— Конечно! – согласился довольный Андрюха. Пакеты тянули вкусным запахом, и ему очень хотелось поглядеть, что же там такое. Таня тем временем извлекла салаты, котлеты, пирожки, домашнюю наливку и огромный кусок буженины. Картину довершили две банки – одна с вареньем, другая с помидорами. Андрюха всё же сунул в неё нос. – Конечно, и правильно сделали! Потому как сам бы ты ни за что не додумался зайти в магазин за едой!
— Верно, – признал Владимир. – У меня сейчас голова несколько другим занята. В общем, смеситель у нас будет. И ещё нам обещали диван – правда, он угловой, здоровущий, полкомнаты займёт, наверное... – стол и шкаф. Вот. И нечего меня упрекать в рассеянности.
— Да кто такой щедрый? – не выдержала Таня, успевшая оперативно накромсать бутербродов.
— Товарищ по работе. – Владимир принялся ей помогать. – У них переезд, поэтому много ненужных вещей. Нам повезло. Вещи, правда, бэушные, но хоть что-то. А если будут какие-то неполадки – починим.
— Ура!! – Таня даже подпрыгнула, встряхнув густой русой гривой. – А у меня дома лежит кусок органзы, из которого получатся чудесные занавески! И у Эндры тоже будет почти новоселье!
— Вы бы сначала обои приклеили, – буркнул Андрюха.
— А это не так уж и долго, – возразил Владимир. – Если все вместе возьмёмся – за пару дней упра-вимся, скажем, с комнатой. В конце концов, я всё равно пока что, не работаю. – Он невинно повернулся к совершенно обалдевшей Эндре. – Так как учёба?
Рыжая махнула рукой – снова левой, правая так и осталась в кармане джинсовки:
— Нормально… жить можно… Я сейчас.
Она бочком-бочком проскользнула к выходу и опрометью скрылась в ванной, откуда спустя несколько секунд послышался шум воды.
Таня задумчиво проводила её взглядом и заметила:
— По-моему, с ней что-то не так.
— Что именно? – заинтересовался Андрюха.
— Порезалась, – предположил Владимир.
— Не знаю. – Таня посмотрела в сторону ванной. – Если б она порезалась, разве бы она так вылетела? Ой…
Танино ойканье относилось к новому звуку, донёсшемуся из ванной. Звук подозрительно напоминал всхлип.
— Она ревёт, – определил Андрюха.
— Погоди. – Владимир перехватил Таню. – Если она ушла, значит, не следует ей мешать.
Таня вывернулась.
— Я лучше знаю, – заявила она.
— Тогда я с тобой.
— Я тогда тоже. – Андрюха шагнул следом.
Дверь в ванной не запиралась, но они постучали всё равно.
— Занято, – пискнула рыжая.
— А мы к тебе, – Таня приоткрыла дверь. – Можно?
— Нет…
— Ну, вот, видите, – сказал Андрюха.
Но тут Владимир решительно отворил дверь, и они увидели Эндру.
Она сидела на полу, обернув правую руку мокрым полотенцем, и безутешно ревела.
Владимир шагнул вперёд.
— Ты чего, руку сломала?
— Ничего я не сломала, – заверила Эндра, оперативно заталкивая ногой под ванну пузырёк из-под быстрого средства против ожогов. – Я… порезалась немножко. Это сейчас пройдёт.
— Похоже, я снова «скорая помощь», – философски вздохнул Владимир, ухватив её руку и поворачивая ладонь к свету.
— Надо аптечку, – сказала Таня. – Сейчас принесу.
Таня убежала. Владимир поднял Эндру с пола и усадил на бортик ванны. Рыжая шмыгнула носом.
— Ну? – мягко упрекнул байкер. – Мы же, вроде, договорились, что мы друзья. А от друзей раны не прячут. Или ты уже передумала?
— Я не передумала! – горячо возразила Эндра. – Мне просто показалось, что… что вы расстроитесь…
Она вдруг подалась вперёд, уткнулась носом в плечо байкера и разревелась снова.
— Вы такие хорошие… только всё равно, ничего у нас не получится… ничего, понимаете? Это просто как сон… и долго он продолжаться не может… не может всё быть совсем хорошо! Вы не понимаете… скоро всё закончится.
— Разумеется, – спокойно согласился Владимир. – Хорошо никогда долго не бывает. – На то и нужны друзья – чтобы помогать друг другу когда становится плохо.
Вернулась Таня. В руках у неё была чашка со слабым раствором марганцовки, тюбик с синтомицином и стерильный бинт.
— Давай руку, – велела она. – Сейчас обработаю. А чего ты плачешь? Что случилось-то? Кого отпинать, ты скажи.
Эндра мужественно протянула руку и поморщилась, когда Таня принялась умело обрабатывать внушительный ожог, охватывающий ладонь и внешнюю сторону кисти.
— Случилось, – тяжело вздохнула она. – Меня грозятся отчислить из технаря. Родителей вызывают. А если откроется, что я одна живу, меня вернут обратно, приёмным. А я к ним ни за что не пойду.
— Родителей – в технаре? – не поверил Андрюха, который нерешительно толкался в дверях.
— Ну, да. Мне же восемнадцать только будет. А по документам я, вообще, псих.
— Вот видишь, сама виновата, – заметил Владимир. – Если бы ты не прогуливала занятия, ничего бы этого не случилось. А что с рукой?
— Я не могла – меня в Москве не было, – виновато оправдалась Эндра и пояснила: – Это я… ну, я это… В общем, после технаря я решила, что надо заработать немного, а то у меня деньги кончились… Вот… И, в общем, это, наверное, из-за того, что я сильно перенервничала. Короче, у меня пои перепутались…
— Ну-ну. А сама тут выступала, «у меня техника безопасности, техника безопасности» – насмешливо произнёс Андрюха, который так и стоял в дверях.
— Ну и что! – возразила Таня. – Со всеми случается.
— Ага, – усмехнулся Владимир. – У нас в части знаешь, какая техника безопасности. А люди погибают.
— У вас в части, – не остался в долгу Андрюха, – риск, хотя бы, оправданный.
— Искусство требует жертв! – фыркнула Таня, осторожно, но ловко и быстро начиная перевязку. – Ну вот, всё в порядке...
— В данном случае, искусство согласно на пожертвования, – поправил её Андрюха.
— А вот вы сами попробуйте сперва, – возмутилась Эндра. – Ой, больно…
— Сейчас, – Таня затянула аккуратный узелок.
— А мне не надо, – фыркнул Андрюха.
— Тогда нечего и смеяться, – обиженно отрезала рыжая, осторожно укачивая перевязанную руку. – Зато у меня теперь денег есть ещё на три дня.
— С чем тебя и поздравляю, – заявил Андрюха и удалился на кухню.
— Не туго? – осведомилась Таня, проверяя повязку.
— Нормально.
— Тогда идёмте обедать.
— Так что случилось-то? – повторил Танин вопрос Владимир, когда они вышли в коридор.
— Так я же рассказала, – распахнула глаза Эндра. – Теперь никак не отвертишься – всё равно не отстанут, пока родители не явятся. – Она вздохнула и прибавила: – А если приёмные меня обратно сцапают – мне конец. Ну, это… пошли чай пить? А то ещё остынет, там…
— А я завтра домой заеду, – грустно сообщила Таня. – Надо ткань привезти, и вообще... показаться. Мать меня, конечно, покрывает, но являться надо регулярно – вроде как, я никуда не потерялась. – Все устроились за столом и принялись за еду, а Таня сникла окончательно. – Разумеется, мне положено постоянно быть дома, но я... Не могу я сидеть как собака на привязи!
Эндра тоже загрустила, вертя в руках бутерброд.
— Тебя есть, кому покрывать, – заметила она. – Ты не переживай… будешь заезжать… А я от своих бегаю, как от чумы…
— А они сюда за тобой не явятся? – поинтересовался Андрюха.
— Они уже являлись, – мрачно сообщила Эндра. – Точнее, от них являлись. Владимир с Таней его прогнали.
Таня удивилась, затем сжала тонкую руку в кулак и задумчиво оглядела результат. Повернулась к Владимиру.
— Мы тебе не говорили? Тебя кто-то ищет...
Владимир прищурился, но ничем не проявил ни тревоги, ни удивления.
— Кто ищет, тот найдёт. Вот тогда и посмотрим.
Таня перевела взгляд на стол.
— Я беспокоюсь, – сказала она.
— И я беспокоюсь, – не остался в долгу Владимир. – Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо! – вспыхнула девушка. Глаза у неё сверкнули. – Я здорова, ясно тебе!
— Угу, и поэтому постоянно задыхаешься, – в своём репертуаре ввернул Андрюха. Таня хлопнула раскрытой ладонью по столу. Все вздрогнули.
— Со мной. Всё. Хорошо. – Обычно тихий голос зазвучал грозным шипением, хотя губы и задрожали. Таня вскочила и выбежала на лестницу.
— Де жа вю, – вздохнул Владимир, поднимаясь и отправляясь вслед за ней. Андрюха расстроился.
— Ну, что я такого сказал опять?! – жалобно вопросил он. – Чего она постоянно на меня обижается?
— Существуют вещи, о которых люди предпочитают не помнить, – отозвался Владимир. – Сейчас верну.
— А по-моему, она только что от нас убежала, – резонно заметил Андрюха. – Может, хочет побыть одна, а ты её таскаешь.
Владимир улыбнулся уголками губ. Улыбка вышла какая-то грустно-светлая.
— Нет. Она не хочет быть одна. И убегает именно затем, чтобы удостовериться в том, что у неё кто-то есть. Подсознательно. Приятного аппетита.
— Ни фига не вижу логики, – заметил Андрюха, когда Владимир вышел.
— А её и нет, – уведомила Эндра. – Понимаете, людям всегда хочется знать, что их любят. Вот они иногда и испытывают.
— Не понимаю, – признался Андрюха. – Но фиг с ним. Я ничего такого не сказал, а она опять бегает.
— Она не из-за вас, – тряхнула волосами Эндра. – Она просто.
— Я могу за тобой не бегать, – уведомил Владимир и привычно устроился на ту же ступеньку, на которой сидела Таня, в очередной раз пытаясь чего-то добиться от нерабочей зажигалки.
— Нет уж, ты уж, пожалуйста, бегай, – попросила она.
— Она не работает.
— Тогда дай прикурить.
— Лучше не стоит.
— Сколько раз говорить, я здорова!
Владимир заинтересованно уставился в потолок.
— Как там было сказано?.. – с наигранной задумчивостью протянул он. – Курить всем вредно?.. Нет, вроде, «курить никому не стоит». В частности про тебя я ничего и не говорил.
— Угу, смешно, – буркнула Таня. – Прекрати.
— Слушай, – оптимистично напомнил Владимир, вежливо реквизируя у неё сигарету, – тебе ещё детей рожать. Ну?..
Таня сжалась.
— А что, это в наших общих интересах?
— А что, это плохо?
— По-моему, это было только вчера, – совсем тихо выговорила Таня, утыкаясь носом в колени в попытке справиться с очередным приступом кашля. Владимир осторожно обхватил её за плечи.
— А что теперь изменилось?
— Это у тебя надо спросить, – выдала Таня, осторожно переводя дыхание, чтобы снова не согнуться. – Ты ко мне с самого утра не подходишь...
— Что?! Меня здесь целый день не было, вообще-то.
Таня хмыкнула. Владимир вздохнул и прижал её к себе.
— Не надо так, – попросил он. – Я просто не успел, вот и всё. Ничего не изменилось. Всё по-прежнему...
Таня уткнулась ему в плечо и шмыгнула носом.
— Просто... ты ведь мне ничего не обещал... – смущённо проговорила она. – Поэтому я...
Владимир прижал её крепче.
— Ерунда. Я люблю тебя, неужели, неясно?
Таня распахнула глаза, и даже кашлять на минутку перестала.
— Ты мне раньше этого не говорил.
— Так теперь говорю.
Она улыбнулась и прижалась к нему.
— Я тебя тоже люблю.
Рыжая уткнулась в чашку носом. Взять её обеими руками не выходило из-за перевязанной руки, и приходилось держать её за ручку. Эндра осторожно пощупала перевязанную ладонь.
— Болит? – спросил Андрюха. – А это всё потому, что головой надо думать.
— Ничего и не болит, – насупилась Рыжая. Помолчала и уточнила: – А вы опять пойдёте извиняться?
— Я там лишний, – выдал Андрюха с таким непередаваемым сарказмом, что Эндру аж замутило.
— Зато здесь вы… очень нужны… – выдала Эндра, снова утыкаясь в чашку.
— Это кому? – удивлённо покосился на неё Андрюха.
— Ну… мне. Мне, может, одной страшно, – сверкнула глазами рыжая.
— Ага, – фыркнул байкер. – А кто ночью в меня подушками швырялся? «Не надо на меня смотреть, не надо смотреть».
— А вот, не надо было смотреть! – вспыхнула Эндра.
— А не надо было коленки высовывать из-под одеяла, раз мы такие недотроги.
— Так жарко было!
— Тогда не жалуйся, – отрезал Андрюха.
— Но я же не знала, что вы будете на меня смотреть, как воробей на бутерброд! – подскочила Эндра. Потом вдруг подтолкнула Андрюху локтем и рассмеялась.
Он покосился на неё.
— Это чего ты смеёшься?
— А у вас вид такой… обиженный…
— Конечно, – хмыкнул байкер. – То не говори, туда не смотри. И я же ещё виноват.
— Ничего и не виноваты! – заверила Эндра. Помолчала немного и выдала: – Можете смотреть, если хотите.
Андрюха распахнул глаза от такого, а Эндра поспешно подлила ему ещё чаю.
— Ладно, – хищно пообещал Андрюха, быстро придя в себя. – Только потом не жалуйся.
— Очень надо!
Эндра вдруг посерьёзнела и притихла.
— Слушайте, а может… ну, не могли бы вы мне помочь, а?
— Это чем? – насторожился Андрюха.
— Просто… понимаете, – принялась объяснять рыжая, напряжённо теребя здоровой рукой полотенце, – в технаре никто не знает, как выглядит мой приёмный. Вот я и подумала…
— Не-не-не-не-не! – отчаянно замахал руками байкер, даже отшатнувшись для верности. – Это к рыжему! Только к рыжему! Это он у нас тут коллективный папочка. На меня и не смотри, даже! – С этими словами Андрюха вылетел на лестницу, узрел там Владимира с Таней, которые сидели в обнимку, и расстроился окончательно. – Ой, извиняюсь, – ледяным тоном выдал он, демонстративно отворачиваясь носом в угол.
Владимир проводил взглядом Андрюху и обнял Таню за пояс, впервые за долгое время радуясь не-привычному ощущению некоего тёплого, мирного спокойствия. Ещё бы и чернявый прекратил зака-тывать сцены, подумал он, было бы совсем хорошо...