Я пришёл, мой друг. Пришёл к тебе. Я пришёл к тебе узнать, будет ли откровение в том, что я здесь, — сказал Валера и поставил бутылку на осветлённую тенью скамейку.
Валера покрутил головой вокруг шеи, как если бы готовился к бою на ринге против двухметрового негра с пятидесяти сантиметровыми бицепсами, но перед ним стоял только одинокий колодец, наполненный холодной, отравленной водой. Слева вилял задом хвостатый дружок.
- Эхх, — выдохнул Валера, видимо, за всё в этом мире нужно платить. Валера сел на скамью, тень нежно обволокла его лицо, оставив небольшое пространство Ян на его небритой щеке. Пёс пошёл кушать кашу. Подошёл, понюхал, выудил косточку из тающего месива, разгрыз её, кажется, улыбнулся, попил холодненькой водички, облизался, подошёл смотреть на Валеру.
Валера открыл бутылку, сплюнул, сделал глоток, поморщился, но, как учил батя, приморщив лоб, поставил бутылку на место, затем достал мятую пачку сигарет, выудил сигарку, посмотрел на собаку, вставил сигарету в рот, выдохнул, достал спички, чиркнул головкой по тёрке, подкурил, смачный клуб дыма вылетел из потенциала в пространство.
— Значит, ты не собираешься говорить, в чём правда? — спросил Валера, вытерев грязным рукавом мокрый нос.
Птичка села на ветку, пёс залаял и его выпяченная грудь поднялась ещё выше, когда он обеими лапами встал на камень в желании приблизиться к тому, что мы называем «свободой». Валера взял бутылку, посмотрел в горлышко - увидел маму, затем посмотрел на собаку - увидел друга и затянулся сигаретой; гуляющий по трахейным трубкам дым, со свистом влетел и вылетел из лёгких, перегнал слюну по рту - Валера сплюнул, сделал глоток и, поморщив нос, поставил бутылку.
— Значит, это я во всём виноват? — Он усмехнулся, встал, потянулся, расправил руки. Тень сползла по спине и задержалась на пятках. Он сделал ещё одну затяжку, всадил быка в «тридевятое царство», выдохнул, посмотрел на собаку. Собака упорно смотрела вдаль, о чём-то размышляя. Не было похоже, что она возбуждена, но точно была заинтересована, как будто пейзаж из колышущихся пшённых колосков раскрывал перед ним картины неизвестного бытия подобно тому, как психоделический трип раскрывает пространство бытия для познающего реальность субъекта.
Валера отошёл от себя, представил, что это всё игра.
Значит, ты хочешь, что бы я стал другим, потому что концепция твоего восприятия не позволяет сочетать в себе миролюбие и ненависть? — Валера посмотрел на бутылку, опустил голову вниз и из его глаз потекли слёзы бытия. Ледяные горки красноречия несли на землю потенциал распределения внимания, но Валера вытер слёзы, шмыгнул носом и пришёл в себя. Взял бутылку, сделал глоток, затем сел на лавку, достал сморщенную пачку сигарет, выудил одну, достал спички, чирикнул головкой по тёрке, вдохнул, выдохнул,- в общем, расслабился.
Конфуций снял цепь, похрустывая костями, выпрямился, полаял на Валеру, взял мешочек и вышел за ворота. Валера так и остался сидеть на заброшенной лавке прошлого.