Глава 13
Когда она вышла из потемок капища, свет резанул глаза. Сверхчувствительные рецепторы отозвались болью. Она закрыла лицо ладонью. Потом из розовой пелены проявился мир, в котором были океан зеленый леса, курган, покосившиеся идолы. Беовульф вскинул голову, тонко, призывно заржал. Мандрагора жестом поманила его, и конь, стуча копытами по камням, пошел к ней навстречу. Больше адраниду ничто здесь не держало. Ее звала дорога.
- Здравствуй, милый, - она обняла большую голову Беовульфа. Конь всхрапнул. – Как ты?
Мандрагора гладила его мускулистую шею. Боль и слабость отступили, ушли в сумрак. Она снова была самой собой – холодной, уверенной, жестокой, не обремененной ни излишней моралью, ни сомнениями. Она больше не страдала при мысли об Оке Дракона, о погибших воях, о Руске. Воительница возложила свою скорбь на жертвенник, Исида приняла и сняла ношу с плеч Мандрагоры. Она – Имперский рыцарь, и готова продолжать свое дело. А что до погибших… Дело не в привычке проливать кровь – чужую и свою. Это – война. Судить всех по делам их будет время. Пусть вои идут с миром. Рыжие волы перевезут их через перевал, а священный огонь Лотоса осветит их путь. Эреб.
Мандрагора с удовольствием отметила, что Гиппомах позаботился о коне. Возле замшелой каменной плиты лежали седло, конская сбруя, ее Эдельвейс. Она потянула за рукоять, клинок наполовину вышел из ножен. Сталь заискрилась на солнце, луч отразился от гладкой поверхности и объял ярким светом ее лицо. Ни единого пятна на клинке! Ах, мальчишка! Мандрагора рассмеялась при воспоминании о Гиппомахе. Добрый воитель растет. Она набросила на коня попону, оседлала, препоясалась мечом. Подумала и сунула за пояс нож Хайла.
Еще на рассвете адранида уловила едва различимое журчание и плеск воды. Пошла на звук, неловко споткнулась, улыбнулась сама себе. Улыбался Яр все той же древней застывшей улыбкой. Она похлопала его по губам.
- Пой богине свои песни, прекрасный юноша, - произнесла она.
Идол открыл глаза. В них вспыхнул свет, лицо озарилось. Эффект был потрясающий. Мандрагора расхохоталась. Простые смертные холодели, принимая все за чистую монету. Но воительница знала, что это всего лишь ограненные алмазы, вставленные в каменные глаза, так оживляют лицо идола.
Она раздвинула руками низкую густую траву. В воздух поднялось зелено-голубое облако, ночные бабочки затрепетали, перелетели на другое место и исчезли. Мандрагора схватила одну, осторожно удерживая пальцами мохнатое тельце. Бабочка раскрыла крылья, на каждом виднелись бледные очертания человеческих берцовых костей. Душа предка. Насекомое встрепенулось и растаяло в воздухе. Воительница склонилась над ручьем, пила кристально чистую воду, плескалась, чувствуя, как ледяные струйки текут за ворот. Жива! И в этом – истина.
- Беовульф! – закричала она. – Нам больше незачем здесь оставаться. Нас ждет Ангел!
Она взлетела в седло. Над священным курганом кружили гарпии, не смея спуститься вниз. Беовульф затанцевал, ощутив на спине всадницу. Мандрагора подняла голову и закричала гарпиям:
- Хотите мяса, твари?! Вот я! Возьмите меня!
Она понеслась с кургана. Защитная сила Исиды иссякла, и гарпии с шипением и воплями ринулись вниз. Тропа была рядом. Беовульф мощно оттолкнулся и взмыл в воздух. Гарпия атаковала. Столкновение с ней казалось неизбежным, сверкнули ее чудовищные когти. Конь напрягся, на мгновение завис в воздухе. Чудовище пронеслось мимо, и со смертельным воем закувыркалось в траве. В следующую секунду копыта глухо ударили о Тропу. Остальные гарпии яростно метались над курганом, потом опустились к мертвой подруге.
- Великолепный прыжок, милый, - похвалила Мандрагора.
Навстречу потекли заросли дождевого леса, тесный зеленый ад. Удалялось капище. Всадница дышала полной грудью. Тропа быстро бежала. Но до нее еще доносился ритуальный плач гарпий.
***
Мандрагора понимала, что не сможет долго пользоваться Тропой. Конечно, маловероятно, что ей встретятся торговые караваны. Купцы не станут рисковать. Слухи в Эгине распространяются молниеносно. Как бы тщательно не скрывалась информация, она все равно прорастет, но уже в виде уродливых мутантов – слухов. В Башне и при Дворе все еще считают инцидент с Каньоном информацией с грифом «секретно». И упорно не желают признавать, что это вторжение, война.
Но признать придется. Как придется и вести войну на территории королевства. Не молниеносную и грабительскую. Не будет элефантов, нагруженных сокровищами. Не будет невольников, что пополнят эгинские легионы – королевских зомби и золотарей. Не будет тех, что станут возводить города и храмы, рыть каналы, строить драккары и галеры, возделывать поля. Не будет толп юных рабынь, что пополнят гаремы Суллы. Свежая кровь – вот как она это называет. Но ничего этого не будет. Кровопролитная разорительная война ждет Эгин, принесет она позор королеве, и потребует многих жертв. Бедная жирная королева Сулла!
На самом деле Мандрагору заботило не это. Жалости она не испытывала. Чувство это было ей незнакомо. Она думала о том, что с падением Ока Дракона и приграничных застав, должно начаться стратегическое движение. В приграничном лесу Эгина перемещаются уже целые отряды Каньона. С ними колдуны, причем довольно сильные. Мандрагора в этом убедилась сама. Сумел же колдун подойти к заставе, разрушить дозорную крепость, войти в замок! Колдун преодолел заклятие замка! Это страшно уже само по себе. Если Каньон вступит на Бегущие Тропы, Эгин будет парализован.
Ни в коем случае нельзя допустить столкновения с легионами Суллы здесь, на Тропе. Достаточно уже и того, что Мандрагора появилась на заставе. Крисп, этот доблестный полусумасшедший легат, повел себя достойно. Но что сделает Супрема, попадись она им? Мандрагора не была даже уверена, что в этом случае кортесы сумеют ей помочь. В кулуарах Двора творятся вещи поистине ужасающие. Супрема и Совет Кортесов давно точат друг на друга ножи. Нужно быть осторожной и незаметной. При первой же опасности сойти с Тропы и углубиться в чащу. Жизнь являлась бесконечной битвой. Трансформы не могут быть дешевым мясом, как рядовые легионеры или невольничьи дружины номархов. Трансформы знают, к чему их готовят, и в этом их сила. И их болевая точка. Но об этом не принято говорить.
***
Мандрагора заметила их, быстро скользящих в лесной локации. Вначале она приняла их за травоядных ящеров, но это оказалось ошибкой. Приближались они быстро. Нет, мелковаты для травоядных. Обозначились черные и желтые пятна на перепонках крыльев. Драконы Башни. Всадники вооружены. Медлить нельзя, не то они засекут. Чтобы понять, куда отступить, Мандрагора включила навигатор, вмонтированный в перчатку, и сошла с Тропы, не замедляя ее бега. Внезапно материализовалась в пространстве коридора и устремилась в лес. Могучий конь в несколько прыжков преодолел травянистую пустоту и исчез в зеленых древесных волнах. Гибкие ветви и лианы бесшумно сомкнулись, как воды пучины. Продвигаться по лесу, особенно теперь, в свете недавних событий, было ох как рискованно. Но, это решение было оправдано, ведь воинам из Башни, имеющим соответствующее оснащение, ничего не стоило обнаружить ее на Тропе и применить лучевые парализаторы. Хороша бы была имперская воительница, очнись она в казематах Башни!
Мандрагора снова шла в чаще дождевого леса, как несколько дней назад. Но тогда было проще. Она остерегалась только зверья, не подозревая об отрядах Каньона. Правду изрек пророк: во многих знаниях – многие печали. Адраниду вновь окружали скверные запахи чащи, насквозь пропитанные «пляской блаженной Обо» - черной лихорадкой. Темнота упала неожиданно и сразу. Небеса сомкнули створки ночи. Мандрагоре, привыкшей к воле, невозможно было смириться с теснотой леса. Приходилось терпеть.
Чаща начала парить, жадно глотать влагу. Беовульф захрипел, заводил боками. Воительница открыла мыслешлюзы. Она еще не оправилась после кровопролития на заставе и предательского удара Хайла. Способность к регенерации не единожды спасала ей жизнь. Но на все требуется время, а как раз времени прошло слишком мало. И Мандрагора была слаба, как мальчик, подвергшийся оскоплению.
Лес парил. Просыпались хищники. Начиналось время темной охоты. Двигаться дальше становилось опасно. Мандрагора осмотрелась. На стволах, средь широкой листвы, на закрытых бутонах цветов, похожих на длинные боевые ножи, мерцали светляки. Она стояла на земляном гребне в распадке, густо поросшем узоролистым эгинским папоротником. В мертвом свете поднявшихся лун папоротники влажно мерцали. Адранида спешилась. Не расседлывая, пустила коня в сочную траву. Беовульф опустил голову, сбруя тонко зазвенела.
Воительница с шумом втянула воздух, резко выдохнула. Ноздри ее трепетали. Она чутко ловила запахи ночи. Совсем близко во мраке цвела ночная фиалка. Ее наркотический аромат мог навести морок. Сквозь эту липкую завесу прорывались иные фимиамы, куда более слабые, но и они давали информацию тому, кто умел ее считывать. Зверем не пахло, и Мандрагора постепенно успокаивалась. Слава Исиде, она далеко от охотничьих троп!
Закинув за голову руки, она блаженно растянулась на земле и закрыла глаза. Засыпая, с сожалением подумала, что камзол промокнет в этом царстве сырости и зловония орхидей. Сон был чуток. В одно из мгновений она открыла глаза. При мерцающем свете жуков Мандрагора различила движущийся силуэт. Он плыл меж деревьев, то и дело попадая в лунные лучи, что как стрелы пробивались сквозь вечнозеленый покров леса.
Ладонь плавно легла на рукоять меча, Эдельвейс дрогнул. Не зверь ли крадется, бесшумно, как призрак? Или мутант-разведчик? Мандрагора скосила глаза в сторону. Беовульф стоял, как изваяние, высоко задрав голову. Тень приближалась. Воительница чуть-чуть подтянула ноги, уперлась подошвами в землю, готовая в любую секунду вскочить. Это не зверь и не разведчик, мелькнуло в голове. Нет. Это что-то иное. Силуэт скрылся за вековыми деревьями. Зов прозвучал внезапно, как удар судьбы. Мандрагора схватилась руками за голову. Боль была такая, будто раскаленной спицей прокалывали мозг. Так случалось всегда, если зов шел с близкого расстояния.
- Мандрагора, Воительница Тьмы, обращаюсь к тебе, - услышала она.
Стиснула зубы, стараясь подавить крик. На лбу выступили крупные капли пота. Видят боги, этот голос она узнала бы из тысячи. В голове полыхнула боль, глаза затуманились.
- Я слышу тебя, - сказала она глухо.
- Я пришел говорить с тобой.
- Говори и будь проклят! – Воительница скрипнула зубами. Туман небытия заволакивал ночной лес.
Послышался дробный смех. Горячие жгутики боли убрались, голова прояснилась. Из-за скользкого ствола выпорхнуло изящное существо в легком камзоле и прозрачной накидке. На нем были цвета эльфов – серебристый и белый. Волосы отливали чистым золотым светом, как бывает у существ Верхнего мира. Венок из лотосов лежал на его хрупких плечах. У эльфа была нежная девичья кожа, родинка над верхней губой и большие золотистые глаза в обрамлении длинных ресниц. Мандрагора опешила. Уж не сходит ли она с ума? Шанс увидеть эльфа равен возможности встретить единорога. Но вот же он, стоит перед ней, улыбается, и сквозь него смутно просвечивает ствол дерева, по которому снуют светляки.
- Откуда ты взялся? – говорит Мандрагора.
- Пришел. – У него нежный детский голос, и смотрит он с непонятным ожиданием.
- Зачем?
- На тебя посмотреть.
- Разве эльфам разрешено болтаться, где вздумается?
- Нет. Но, если очень хочется... Бывает, одолевает скука, хочется взглянуть на мир людей. Ваш мир очень странный. Бывает, ходишь по земле, слушаешь человеческие мысли...
- Шпионишь, - подсказала Мандрагора.
- Нет, что ты! Зачем?! – Эльф изобразил удивление. – Люди сами все расскажут богам. На самом деле, вы ничем не отличаетесь от ваших детей.
Мандрагора смотрела испытующе, с недоверием. Что-то смущало ее.
- Я кое-что принес тебе. – Он опустился на одно колено и поставил на землю корзину, покрытую холстом. Эльф улыбался, глаза его искрились. – Вам, людям, нужна грубая пища. Нам же достаточно солнечного луча.
Вот оно! Солнце! Эльфы не любят ночь. Нет, во мраке они не погибнут, но каждый эльф несет на своей накидке отблески дня. Мандрагора не шевелилась, не отрывала от него глаз.
- Ты не эльф, - сказала она твердо.
- Конечно, нет, - просто согласился он. - С какой стати мне быть эльфом? Я – Пурпурный чародей.
Мандрагора невесело улыбнулась.
- Пурпурный чародей, ну надо же. Золотистый эльф, мальчик со звезд! Ах ты самозванец!
Чародей не обиделся, только покачал головой. Улыбка его погасла.
- А ты бы предпочла, чтоб тебе явилось жуткое чудовище, порождение ночных кошмаров?
- Да, дохлый Форос! Я хочу видеть тебя в истинном обличье!
- Ах, люди, - печально сказал чародей. Его детский голос звенел, как бубенцы. - Все вы состоите из противоречий. Высшими качествами почитаете доблесть и мужество. Добровольно идете на непосильные испытания. И все для того, чтобы подавить в себе страх. Я думал, тебе приятно будет увидеть меня в такой личине. Она ведь не так уж и плоха.
Он замолчал. Мандрагора молчала тоже. Потом чародей сказал:
- Тяжкая миссия возложена на твои плечи, прекрасная адранида. Иди, не оглядываясь. Я в полной мере испытал тебя. В нужный момент буду рядом. Дорогу в Лимб отыщешь сама. Смотри же, будь верна себе, дабы низменные желания не овладели тобой, когда будешь держать в руках своих Равновесие Мира. Когда вступишь на верный путь, и Лимб, куда заповедано ходить смертному, ляжет у твоих ног, будет тебе знамение. Алые чайки заполнят небесную равнину, и посох расцветет. Из этого узнаешь, что цель твоя близка. Теперь прощай, рыцарь ордена Исиды. Будь верна себе.
Чародей поднялся на ноги, снял свой венок из лотосов и надел Мандрагоре на шею.
- А теперь поешь и отдыхай. Никто не побеспокоит тебя.
Его смех рассыпался жемчугом. Он повернулся и вошел в ближайшее дерево. Мандрагора ела печеное мясо и запивала вином. Конь фыркал и позвякивал сбруей. Только сейчас она поняла, что за все время разговора с чародеем лес был будто неживой. Не крикнул ни один зверь, ни одна птица не нарушила тишины. Ее стало клонить в сон. Увядающие лотосы пели свою последнюю песнь.