Предатель

Вячеслав Шириков
Машенька сидела впереди меня и на уроке, когда мне было скучно, я трогал её за косички. Сначала она делала вид, что её это не волнует, но потом, когда я все настойчивее дергал то одну косичку, то другую поворачивалась ко мне, делала серьезное лицо, и строгим голосом  спрашивала:

- Ну чего тебе?

При этом сначала мочки её ушек, а потом и щечки розовели, но губки невольно растягивались в улыбке, а глаза излучали такое тепло и нежность, что мне больше ничего и не надо было. Я улыбался и тихо бормотал:

- Ничего.

Учительница делала нам замечание, Машенька отворачивалась, а мочки её ушек опять приобретали естественный цвет.

Машенька, почему-то её так все называли, была лидером в нашем классе. Она в школу пошла с 8 лет, а потому была крупнее нас и выглядела старше. Так как я был «новеньким» в классе, то учительница дала ей задание:

- Ты, Машенька, присмотри за Славой, чтобы его никто не обижал. Помоги, если он будет отставать по какому-нибудь предмету (Машенька была отличницей).

Машенька согласилась с учительницей и окружила меня заботой: проверяла домашнее задание, писала в дневник расписание уроков на неделю и строго следила за моим поведением. Девочкам сказала: «На Славку не смотреть – он мой». А мальчики и так все понимали. Мне было очень комфортно в классе, тем более что учительница постоянно восхищалась моими способностями по математике. Но ни Машенька, ни уроки, хотя я успевал по всем предметам и учился без особого напряжения, не были моим желанием и мечтой. Заветной мечтой и постоянным желанием был футбол! Команда нашего города играла в чемпионате России, была в лидерах и даже могла выйти в высшую лигу. Все свободное время я проводил на стадионе, не пропускал ни одного матча любимой команды, знал имена и фамилии всех игроков и их тренера. Но еще больше восхищался чемпионами мира по футболу – командой Бразилии. Тогда еще играющими Гарринча и восходящей звездой Пеле. А вот «друзья», которые были старше меня, удивлялись, почему я так равнодушен к Маше.

- Ты че, не видишь как Машка запала на тебя? Надо же ответить вниманием на её чувства.

- А что надо делать? – поинтересовался я.

- Ну, для начала надо написать письмо про любовь: лучше всего в стихах. А когда она ответит, тогда уж будешь действовать по обстоятельствам.

- Но я из стихотворений знаю только «Сказку  о рыбаке и рыбке» Пушкина. Вот только не пойму: про любовь она или нет.

- Нет. Пушкин про настоящую любовь не писал. А если ты не знаешь, то запиши: «Широка кровать моя большая, много в ней подушек простыней. Приходи ко мне моя родная, будем делать маленьких детей». Вот это что ни наесть, стихотворение про любовь.

Я записал стихотворение «про любовь» но очень сомневался, что Машеньке оно понравится. А если не понравится, то она может и ответить: учебником по бестолковой голове. Но любопытство взяло вверх. И вот в субботу, на последнем уроке, когда Маша, как обычно повернулась ко мне и потребовала дневник для записи расписания на неделю, я, улыбаясь, вложил в него записку со стихами про любовь. Урок заканчивался, она открыла мой дневник и стала читать записку, а я смотрел на её ушки и опустил голову к парте, ожидая удара. Но Машенька словно замерла, только мочки её ушек сначала порозовели, а потом стали пунцовыми, как и щеки. Она быстро заполнила мой дневник и уже перед самым звонком повернулась ко мне. Щеки её пылали, опущенные ресницы дрожали, а губы были необычно полными и влажными. Она подняла веки и посмотрела мне в глаза. Этот взгляд был в стократ сильнее чем удар учебником по голове, в нем было столько тепла и нежности, что я стал «таять» как снежинка на теплой ладони… Но тут прозвенел звонок, в класс ворвались ребята из футбольной команды и закричали: «Славка, давай скорее, игра уже начинается». Я бросил дневник в портфель, и помчался за ними на школьный стадион. Соревнования продолжались до вечера, мы заняли первое место, и я уставший, голодный, но счастливый побрел домой.

Следующий день был выходным, и я опять играл в футбол с ребятами из нашего двора. А когда пришел домой, то мама меня встретила вопросом: «Ты уроки, когда делать будешь? Весь день маешься, поесть даже некогда. Как у тебя с успеваемостью, где твой дневник?»

- Там, в портфеле. Все нормально с успеваемостью и с дисциплиной тоже.
Мать достала мой дневник, а я пошел на кухню ужинать. После ужина она позвала меня, но молчала и как-то странно смотрела, будто давно не видела. По ней было видно, что она о чем-то хочет спросить меня, но не знает, как это сделать. Наконец, сделав серьезное лицо, она строгим голосом спросила:

- А чем вы еще занимаетесь в школе, кроме учебы?

Я с радостью стал ей рассказывать о своих достижениях в спорте:

- Вчера у нас были школьные соревнования по футболу. Я играл как Пеле, центральным форвардом и забил 4 гола. На городских соревнованиях я буду выступать за школьную команду…

Но она прервала меня.

- Ладно, ложись спать, завтра поговорим. Я сама пойду в школу и обо всем расспрошу учительницу.

На следующее утро она вместе со мной пошла в школу. Учительница обрадовалась ей, и стала хвалить меня за успеваемость по математике и спортивные достижения. Но мама попросила её выйти в коридор. О чем они там беседовали, я не слышал, но через некоторое время в класс вошла взволнованная учительница и позвала Машеньку к себе. Маша встала, мельком взглянула на меня и покраснела. Потом они вместе с учительницей вышли в коридор. Через несколько минут, она сама вошла в класс, с заплаканным, но спокойным выражением лица. Твердой походкой она проследовала к своей парте, не отвечая на вопросы класса: «Машка, а че там было?» Но больше всех, любопытство раздирало меня, и когда она подошла ко мне, то я, улыбаясь, спросил: «Маша, что случилось, ты плакала?» Она посмотрела мне в глаза, и этот взгляд остался во мне на всю жизнь. Там было все: и презрение, и укор, и жалость, и непонимание; как ты мог так поступить! Я еще продолжал улыбаться, но уже понимал, что совершил какую-то непоправимую ошибку, за которую Маша, уже никогда меня не простит. И уже в наступившей тишине, она тихо, но твердо произнесла: «Эх, ты – предатель». И бросила мне в лицо скомканный клочок бумаги. Я развернул его: это было моё «признание в любви», а на обратной стороне её красивым почерком было написано: «Я согласна, скажи, когда и где». И только теперь, я понял, какую злую шутку, сыграла моя нелепая записка, о которой я забыл сразу после звонка. О чем говорили с ней взрослые женщины, можно только догадываться. Но это можно понять и пережить, но понять и простить предательство любимого – нельзя, даже если это предательство было «нечаянным».