Посвящается тем, кто навсегда залип в компьютерных играх, и уже никогда не выйдет оттуда… живым.
Вступление
Полдень. Солнце палит, как в сухой, хорошо прогретой, финской сауне. Загар проникает даже через недельную щетину на лице. Солнечные очки спасают глаза от ослепления. Жёлтая соломенная шляпа на голове не даёт мозгу расплавиться окончательно. Лёгкий горячий ветерок колышет бежевые, почти невесомые, льняные брюки, надетые на широко расставленные ноги молодого мужчины, стоящего на самой высокой во всей округе точке рукотворного строения, расположенного на одной из трёх возвышенностей возле иранского города Йезд. Брюки мужчины подпоясаны коричневой нейлоновой сумкой на ремне, спрятанной под белой льняной, с длинными рукавами, рубашкой навыпуск. Кожаные коричневые сандалии на босу ногу довершают образ мужчины. Если стоять на самом краю Башни Смерти, или Дахме, как её здесь называют, то взгляду открываются удивительные виды на все триста шестьдесят градусов. Каменистая пустыня, гладкая, как море в штиль, простирается настолько далеко, насколько видит глаз. Из неё, словно зубья хребтов огромных драконов, замурованных в землю, растут цепи гор. С одной стороны от Башни и метрах в пятистах от неё раскинулся бело-жёлто-зелёным персидским ковром старый город Йезд, лежащий между двумя бороздами гор, оберегающими его от ветров.
Мужчина сквозь чёрные солнцезащитные очки смотрит вниз, на дно Башни. Он видит там горы человеческих трупов и над ними стаи стервятников, обгладывающих их тела. Кровь от всех тел сливается в одну огромную лужу. На солнце она высыхает очень быстро, и вот уже вместо неё огромное тёмно-бордовое пятно. Кое-где стервятники уже довершили свою работу, оставив от трупов лишь белые кости. От этих картин мужчину начинает тошнить, в глазах появляются чёрные точки, наступает головокружение; ещё мгновение, и он упадёт вниз, на дно Башни Смерти, разобьётся насмерть и станет одним из этих безжизненных тел, лежащих в большой высохшей луже крови.
I
В то утро Андрей, разработчик онлайн-игр для смартфонов, решил не пользоваться лифтом и побежал вниз по ступенькам. Четыре этажа быстро закончились, и ровно в семь часов сорок пять минут Андрей выскочил из подъезда многоквартирного девятиэтажного, выложенного серым кирпичом, дома, в котором он снимал «однушку», и встал подышать свежим утренним воздухом. В выдыхаемом воздухе совсем не было пара, а это означало тёплую погоду на весь день. Андрей улыбнулся, закрыл глаза, постоял ещё несколько секунд у подъезда, сделал ещё пару глотков воздуха, посмотрел на ясное голубое небо, с редкими облаками, надел солнцезащитные очки на глаза, и отправился на работу.
В то самое утро, а это было третье марта две тысячи девятого года, в воздухе уже вовсю пахло весной, распускались почки на деревьях, обнажались перегнившие под толстым слоем снега листва и прошлогодняя трава. Чёрные, начищенные до блеска, кожаные туфли Андрея твёрдо чеканили широкими шагами по гладкому и мокрому, словно политому до этого из шланга водой, асфальтированному тротуару. Выше туфель были чёрные отглаженные, со стрелками брюки, низ которых возле самых манжет от быстрых выбросов ног вперёд взлетал, и тогда под манжетами брюк виднелись чёрные, уходившие внутрь туфель, носки. Кроме ослепительно-белой рубашки, воротничок которой выглядывал из-под пуловера, всё остальное в его образе: ремень, бляшка на ремне, пуловер, галстук, хлопковый шарф, обмотанный одной петлёй вокруг шеи, расстёгнутое нараспашку пальто до колен, кожаные перчатки и солнечные очки - всё было чёрного цвета. Это был стройный, ростом чуть выше среднего, подтянутый спортивный мужчина тридцати двух лет. Короткие тёмные волосы его были зачёсаны вправо и «по-московски» блестели от геля и лака. Настроение Андрея было приподнятое, весна разливалась яркими красками и волнующими ароматами, от которых слегка кружилась голова, день стоял чудесный. Андрей не шёл, а буквально «летел» вперёд, – тоже московская привычка.
Путь от дома до работы предстоял ему довольно длинный и похожий, как и у большинства "понаехавших" в «нерезиновую», на настоящее путешествие. Андрей очень любил свою дорогу на работу и обратно; вечная беготня и суета, и даже давки в метро в часы пик – казалось, он был рождён для всего этого. Он воспринимал это всё, как неотъемлемую часть жизни мегаполиса и уже так привык к ней, как будто по-другому в его собственной жизни и быть не могло. Андрей любил Москву и считал этот город лучшим местом на планете, а всё, что в нём происходило – эталоном идеального мира. Хоть, он и видел часто бомжей и бездомных животных на улицах, несчастных калек, просящих милостыню, спящих бедолаг в метро, едущих с работы или на работу, и уже, наверное, и не понимающих, как и зачем они тут оказались, но, однако ж, встречал он и много людей успешных и думал, что если бы не было всех первых, то не было бы и последних, и наоборот.
Москва. Все приезжают в неё за лучшей жизнью, но не совсем понимают, что она собой представляет, эта лучшая жизнь. Москва же просто предлагает всем, поселившимся в ней, множество вариантов для развития: вот пьяный бомж спит на полу в метро между входных дверей, спит до тех пор, пока его не прогонят оттуда полицейские; вот спящий на лавке вагона метро на плече незнакомого ему человека гастарбайтер, открывающий глаза и вскакивающий со своего места именно на своей станции, как будто у него внутри срабатывает особый будильник; вот плачущий навзрыд молодой мужчина, сидящий в дорогом деловом костюме прямо на уличной плитке, прислонившись спиной к газетному киоску у Ленинградского вокзала; а вот другой представитель сильного пола, рыдающий навзрыд около новенького, только что взятого им в кредит на двадцать лет, но уже разбитого вхлам, элитного спорт-кара; вот бабушка лет семидесяти со своими тяжёлыми котомками просит в столовой на втором этаже Казанского вокзала у работников кухни налить в её тарелку кипяток, а потом сидит за столиком, озираясь вокруг, и заваривает в этом кипятке свой доширак; а вот внутри вагона метро безногий ветеран чеченской или афганской войны, сидящий на доске с колёсиками, отталкивается одной рукой от пола при помощи палки с резиновым наконечником, а другой рукой швыряет на пол мелочь, которую ему кто-то даёт в качестве милостыни. (1)
Да. Москва даёт много возможностей. Приехав сюда жить из маленького провинциального города, Андрей окунулся было с головой в ночную жизнь столицы, но потом быстро опомнился, вспомнив, зачем и для чего он здесь. Он оказался стойким, в отличие от большинства «москвачЕй», которые так и уезжают ни с чем на свои «малые родины», говоря потом громкие слова, мол «Москва им не покорилась». И всё это многообразие жизней и судеб, которое Андрей видел в Москве, он очень любил объяснять фразой Аристотеля, написанной большими буквами на одном из плакатов, которые раньше украшали арочные своды над эскалаторами в метро: «Город – единство непохожих».
Подходя к метро после пятнадцатиминутной «марафонской» прогулки, Андрей почувствовал тёплый, смоляной, резко «бьющий в нос», резиновый запах подземелья. Всё здесь источало свой неповторимый аромат: тяжёлые входные деревянные двери, турникеты, эскалаторы, мраморные плиты, ну и, конечно, поезда, выталкивающие на перроны воздух подземных лабиринтов и запах шпальной пропитки. Эта тягучая воздушная смесь навевала Андрею сладкие, почти волшебные, воспоминания его детства, яркими образами всплывающие в его голове всякий раз, когда он спускался в метро. И всякий такой раз события почти тридцатилетней давности ясно и чётко всплывали в его памяти.
II
Август этим летом удивительно жаркий, даже для степи. Пожилой мужчина с топором в правой руке вытирает рукавом этой руки пот со своего лица. Это деда Паша. Он стоит, согнувшись над пеньком, на котором лежит курица. Левой рукой деда Паша держит курицу за лапы и крылья. Курица жалобно кудахчет. Деда Паша закрывает левый глаз, чтобы хорошенько прицелиться, и с громким возгласом «гхык» ударяет по пеньку, в том месте, где лежит куриная шея. Голова курицы отлетает на двор, покрытый булыжником. Деда Паша выдыхает с облегчением, и некоторое время держит труп курицы вверх ногами, чтобы кровь стекла на булыжник. Часть крови попадает на пенёк, образуя на нём красное пятно. Убедившись в том, что кровь больше не капает, деда Паша несёт курицу в дом, на веранду, и кладёт её на стол, покрытый цветастой клеёнкой. «Таань!», – кричит он, – «Я на вокзал!». «Хорошоо!», – раздаётся из дальней комнаты голос пожилой женщины, его жены.
Деда Паша едет на велосипеде на железнодорожный вокзал встречать своего сына с семьёй. Он едет по просёлочной дороге, по обеим сторонам которой стоят заборы, а за заборами деревянные одноэтажные дома с высокими чердаками и покатыми крышами. Штанины его брюк в самом низу зацеплены прищепками с противоположных от велосипедной цепи сторон.
В горячем воздухе небольшой железнодорожной станции Оренбургской области разносится древесный, смоляной запах креозота – шпальной пропитки. «Деда Паашааа!!!», – кричит маленький мальчик. Молодой крепкий мужчина, в хлопковой, кремового цвета, рубашке с короткими рукавами, светло-серых брюках, подпоясанных коричневым кожаным ремнём, и белых летних кожаных туфлях, держа мальчика обеими руками под мышками, снимает его с высоких ступенек вагона и ставит на землю. Молодой мужчина – отец мальчика. Едва встав на ноги, мальчик со всех ног бросается в сторону и бежит вдоль железнодорожных путей навстречу своему деду – невысокого роста коренастому мужичку во фланелевой рубашке, на которой в шахматном порядке изображены белые и синие квадраты. На деде Паше также однотонные серые штаны и пыльные серые ботинки. Мальчика зовут Андрюша, ему четыре года, на нём белая футболка, синие короткие шорты, белые носочки и коричневые сандалии. «Оп-оп-оп!», – кричит деда Паша, радостный при виде бегущего к нему внука, и выставляет руки вперёд и в стороны, садясь почти на корточки, чтобы Андрюше было легче запрыгнуть на него. Внук с разбега прыгает в объятия деда, обхватывая его двумя руками вокруг шеи, и прижимаясь своей щекой к его щеке, колючей от щетины. От деда пахнет дорожной пылью, хлебом, – он работает на мукомольном комбинате, – и лёгким перегаром. «Оппааа!», – кряхтит дед, выпрямляясь вместе с Андрюшей, и ещё несколько раз покрякивает, изображая, что ему очень тяжело держать внука. «Какой тяжёлый стал!», – говорит дед, поднимая Андрюшу над своей головой. Андрюше очень нравится и то, что он стал «таким тяжёлым», а это значит, что он повзрослел, и то, что он парит в воздухе. Дед несколько раз подбрасывает его вверх и ловит, и от этого у Андрюши перехватывает дух, а внизу живота становится щекотно, он заливается громким смехом и долго не может остановиться.
И вот они уже все вместе: деда Паша с велосипедом, родители Андрюши – папа Лёша и мама Вера, – и сам Андрюша, идут через весь посёлок пешком к дому деда. В руках взрослых и на руле велосипеда - сумки с поклажей и подарками. У Андрюши тоже маленькая сумка. Они идут и весело беседуют друг с другом. Пыльная, просёлочная дорога имеет бурый оттенок от смеси песка с землёй и вся покрыта мелкими камешками и булыжниками. Андрюше очень нравится смотреть себе под ноги и разглядывать дорогу, булыжники и траву вдоль дороги. В воздухе стоит тягучий, как перед грозой, степной аромат лета. «Деда Паша!», – говорит Андрюша своему деду, – «А, почему у тебя прищепки на брюках?». Дед улыбается и говорит, что когда едешь на велосипеде, штанины брюк попадают в велосипедную цепь, а если приделать прищепки к штанинам с другой стороны, то они натягиваются по ноге и не попадают в цепь. Дед для наглядности садится на велосипед и проезжает на нём несколько метров. Андрюша, удовлетворённый ответом, шагает дальше. Но вот и дом. Здесь живут деда Паша и баба Таня – родители папы Лёши. Здесь всё, как в сказке! Длинный, большой двор, весь покрытый булыжником, идёт от высоких ворот до самого огорода. По правую его сторону тянется ряд сараев, по левую стоит большой, одноэтажный, деревянный дом жёлто-зелёного цвета, с чердаком и двумя крутыми откосами крыши. Вход в дом начинается с высоких ступеней и веранды, из которой их выходит, улыбаясь, встречать баба Таня, пожилая полная женщина в тёмно-серых носках и цветастом, длиной до середины икр, домашнем халате, поверх которого надет кухонный клеёнчатый фартук, на котором нарисованы тыквы, огурцы, томаты, картофель, лук и прочие овощи. Лицо у бабы Тани смуглое, как и у всех степных жителей, и покрыто, как и у деда Паши, бороздами морщин, коренных зубов почти нет, а её седые волосы забраны в шишку. Баба Таня снимает на ходу фартук, Андрюша бросается ей в объятия и прижимается щекой к её халату, от которого даже без фартука пахнет варёными помидорами, капустой, мясом и ещё какой-то вкусной едой, которую она уже готовит к их приезду. Андрюша забегает в дом, бежит мимо кухни на веранду, где его в комоде, в самом верхнем выдвижном ящике уже ждёт много-много вкуснейших в мире ирисок. Он выдвигает ящик, разворачивает одну ириску и кладёт её себе рот, потом берёт сразу много ирисок обеими ладошкам, прячет их в карманы своих шорт и бежит снова во двор. Если идти дальше от ворот, то можно увидеть прилепленные сзади дома ещё один сарай и курятник, состоящий из двух частей: закрытой, где куры и петух ночуют, и открытой, где они гуляют днём. Эта вторая часть для Андрюши – словно вольер в зоопарке, где за широкими отверстиями сетки-рабицы гордо вышагивает, словно надзиратель, важный петух и неуклюже топчутся, постоянно, без умолку кудахтающие куры. Подражая курам и петуху, Андрюша кудахчет и кукарекает. Петух грозно нахлобучивает свой гребешок на голове и подпрыгивает, хлопая своими крыльями, как бы вызывая Андрюшу на бой. Куры в страхе прячутся в курятник. Андрюшу это очень веселит и он ещё громче начинает передразнивать петуха. Однако, видя, что соперник не приближается, петух понемногу успокаивается, и куры, одна за другой, возвращаются в вольер, чтобы поклевать зёрен, попить воды и покудахтать. Андрюша очень любит, когда дед разрешает ему зайти вместе с ним в этот вольер, чтобы насыпать курам и петуху корм – смесь из зёрен, хлеба и воды, которую дед перед тем, как отнести в курятник, долго размешивает на кухне в ведре специальной деревянной палкой. Эта смесь имеет приторный, но тоже приятный запах. У курятника, сарая и даже у дедова велосипеда есть свой собственный, неповторимый запах. Рядом с куриным вольером прямо посередине двора стоит колодец с механическим насосом, длинная ручка-рычаг которого высоко поднята вверх и Андрюша не может до неё допрыгнуть. Зато папа Лёша спокойно, одной рукой, качает насос, и из крана в ведро или в кружку большим напором наливается откуда-то из недр земли холодная и вкусная вода. За колодцем заканчивается двор и начинается огород. Ряд сараев по правую сторону двора заканчивается навесом для дров и большим пеньком, на котором дед устраивает «казнь» для откормленных кур или, как он их называет, “курЕй". Потом баба Таня на кухне долго ощипывает перья у курицы, после чего держит её над огнём керогазовой горелки, чтобы опалить оставшуюся “щетину". В центре того самого пенька большое запёкшееся розовое пятно – напоминание о кровавом «ритуале». Дальше стоят яблони, на ветках которых висят большие сочные яблоки светло-зелёного цвета с красными боками. Самые спелые из них сплошным ковром лежат на земле, под яблонями. Замыкает картину двора стоящий в тени яблонь большой стол, за которым вся большая семья сидит по вечерам и ест шашлык из домашних курЕй, а также арбузы с дынями, которые растут прямо тут, в огороде, на грядках. К ним присоединяется и вечно ворчливая тётя Света, родная сестра папы Лёши, со своими детьми – Кириллом и Оксаной. Вдоль стола стоит широкая лавка со спинкой, и взрослые ещё приносят из дома стулья. Тётя Света вместе со своими детьми живёт тут недалеко, на соседней улице, метрах в ста от дома деда Паши и бабы Тани. Андрюше очень нравится ходить по булыжникам, которые издают лёгкое постукивание при наступании на них, так как верхние булыжники под человеческим весом скользят по тем, которые находятся снизу и бьются боками о своих «соседей». Тут лежат булыжники самых разных размеров, – самые большие с ладошку Андрюши, – и цветов, – от ослепительно-белого до тёмно-серого и бурого. Андрюша выбирает из них самые, по его мнению, красивые и прячет их в свою сумку, но когда они после недельного пребывания у деда Паши с бабой Таней собираются обратно домой, папа Лёша очень сердится, видя эту сумку с булыжниками, и Андрюша с грустью и со слезами на глазах высыпает их обратно во двор. Может быть, именно поэтому он, уже будучи взрослым, и приезжая самостоятельно отдыхать на море, везде, где есть галечный пляж, сидит, скрестив ноги по-турецки, и, словно маленький мальчик, выбирает себе самые красивые, по его мнению, камешки, потом высушивает их на солнце и прячет в пакет. У него дома целый ряд полок занят прозрачными декоративными чашами из цветного оргстекла, до краёв заполненными этими камешками, а рядом с чашами стоят таблички, на которых написано, откуда и когда эти камешки были привезены.
III
В переходе между ветками метро красивая девушка завораживающе играла на скрипке. Андрею захотелось остановиться и послушать, но он очень спешил закончить поскорее свой рабочий проект раньше срока и уйти в долгожданный отпуск, которого у него не было уже полтора года. Под умолкающие звуки флейты Андрей стремительно покидал “музыкальный” переход, его чёрные блестящие туфли вместе с идеально отглаженными стрелками брюк бросались вперёд и вверх. Расслабляться было некогда. Плитка под ногами Андрея быстро бежала ему навстречу и исчезала бесследно за его спиной, звуки флейты становились всё тише и тише, и уже почти умолкли, как вдруг, Андрей поймал себя на мысли о том, что обязательно вернётся в этот переход, когда у него будет больше свободного времени, чтобы просто встать и послушать музыку, посмотреть на копошащихся и вечно куда-то спешащих людей, таких, как он сейчас, на их озабоченные лица, не видящие ничего и никого вокруг. Возможно, он даже застанет здесь эту девушку, и они будут стоять рядом: она, играя на скрипке, а он – просто созерцая её, скрипку и людей, проходящих мимо. Подумав об этом, Андрей снова улыбнулся и слегка качнул головой, словно удивившись своим мыслям или просто мало веря в то, что это произойдёт ... в этой жизни. Нет, только не в этой. Здесь слишком много работы.
После пятидесятиминутного пребывания под землёй Андрей вышел из метро, снова вдохнул свежий весенний воздух, наполненный ароматом таявшего, кое-где ещё не убранного, снега, и пошёл в направлении своего офиса, оставив позади себя манящие запахи своего детства. С его зарплатой он запросто мог себе позволить ездить за рулём собственного автомобиля бизнес-класса и жить в апартаментах получше его «однушки». Но, во-первых, в автомобиле нет того неповторимого запаха, который есть в метро, да и московские «пробки» его совсем не прельщали, а, во-вторых, эта квартирка его вполне устраивала, так как жил он в ней один и уборка небольшой площади занимала у него совсем мало времени.
Поднявшись на свой этаж на лифте, Андрей вошёл в просторный светлый коридор, и по синей плитке направился к своему офису. Он шёл вдоль стеклянных панорамных офисных стен, больше похожих на огромные окна от потолка до пола, завешанные со стороны офисов вертикальными полотнами жалюзи белого цвета. Зеркальные потолочные плиты тянулись металлической блестящей широкой дорогой по всему потолку коридора, и Андрей любил поглядывать вверх и строить себе рожи. Ряд осветительных панелей, расположенный по центру коридора, сверкал на потолке, словно взлётная полоса. Осветительные панели располагались на расстоянии двух зеркальных панелей друг от друга и составляли сверкающую пунктирную линию, метров тридцать в длину. Но вот Андрей достиг двери своего офиса, на которой была только одна наклейка – изображение смайлика в чёрных очках, размером с футбольный мяч.
Его офис, или «Лаборатория», как он сам любил его называть, представлял собой комнату с голубыми стенами, линолеумом «под ламинат» на полу, большим окном, радиаторной батареей под ним, а также компьютером, рабочим столом, креслом, прикрученным к полу, и серверным шкафом, всклень набитым оборудованием с множеством мигающих зелёных огоньков. Была, впрочем, и ещё одна комната, называемая Андреем «Комнатой отдыха», стены которой были такого же цвета, как и в «Лаборатории». В «Комнате отдыха» располагались: холодильник, стол, стул, платяной шкаф, микроволновка, телевизор, диван, туалет и душевая. И прежде чем попасть в «Лабораторию», нужно была сначала пройти через «Комнату отдыха», сняв с себя верхнюю одежду и уличную обувь, и надев белые тапочки и белый длинный халат. Андрей сам придумал для себя такой дресс-код; ему нравилось чувствовать себя каким-нибудь секретным агентом, или учёным, разрабатывающим какие-то секретные материалы. Из «Лаборатории» вела только одна дверь – та, что соединяла её с «Комнатой отдыха». В тот день Сергей, как обычно, запер дверь, ведущую в коридор, но когда заходил в «Лабораторию», вдруг, отвлёкся и подумал о той девушке со скрипкой в переходе, и забыл запереть на ключ дверь в «Лабораторию», хотя, на самом деле это было и не обязательно; просто у Андрея было много детских фобий, и то, что он сидел спиной к незапертой двери, не давало ему сосредоточиться на работе, и он постоянно поворачивался, как будто боялся нападения какого-то монстра сзади. Если же он садился к двери лицом, то и вовсе не сводил с неё глаз, и тогда ему вспоминалась фраза: «Если долго смотреть в темноту, то темнота начинает смотреть на тебя». Именно поэтому, он и вставил в эту дверь замок. Андрей очень любил одиночество. Только так он мог полностью расслабиться и просто побыть самим собой. Но несмотря на это, ему всё же требовалось общение и какая-то принадлежность к обществу. Именно по этой причине он и снял этот офис, хоть это и не требовалось вовсе – он же мог делать свою работу у себя дома, в своей «однушке». Но это было совсем неинтересно. Ведь, там, за окном, была Москва, эта гигантская паутина; и весь этот «движ», вся эта суета в метро, все эти лица, здания, запахи, короче, весь этот многообразный колорит огромного мегаполиса был частью жизни Андрея, и он был счастлив сам быть частью этого города. Но что-то, всё-таки, отвлекло его в тот день, точнее, не что-то, а кто-то. Он всё никак не мог забыть девушку со скрипкой и просто оставил ключ торчать в двери, и тот ещё несколько секунд качал по инерции брелоком, пока Андрей подходил к рабочему столу. Нажав тапком правой ноги кнопку пилота, Андрей плюхнулся в чёрное кожаное кресло с высокими подлокотниками, и, находясь ещё под впечатлением от «скрипки», взял со стола виртуальные очки и нацепил их на лоб, оставив глаза открытыми, чтобы видеть, как загружается система.
Дождавшись полной загрузки, Андрей сел поудобнее в кресло и надел виртуальные очки с наушниками, из которых спокойный мягкий женский голос доложил ему: «Время погружения 9 часов 12 минут».
Перед его глазами открылась карта. По горизонтали её пересекала небольшая речка. Растительность повсюду была буйная, стояли пальмы и папоротниковые кустарники. По-видимому, это были тропики. Это была одна из самых популярных игр среди детей и молодёжи. Суть её заключалась в том, чтобы уничтожить всех врагов, движущихся по дорогам, вдоль которых стоят орудия – своеобразные башни обороны штаба, к которому и двигались вражеские отряды. Андрей назвал свою игру «Death Towers-2009» («Башни Смерти-2009»). Он приступил к финальной стадии разработки этой игры и последние два дня занимался её тестированием или, попросту говоря, играл. В самом центре речку пересекал широкий мост, по которому совсем скоро побегут солдаты, поедут джипы, грузовики, танки, боевые машины пехоты и бронетранспортёры, а по воздуху полетят самолёты. Две дороги проходили по диагонали экрана из угла в угол, образуя букву Х, а третья уходила из середины буквы Х влево. Таким образом, для врагов было три входа слева и два справа. Нужно было расставить орудия («Башни Смерти») так, чтобы не дать врагам полностью пройти карту, от края до края и не проникнуть, таким образом, в штаб.
В наушниках играла эпическая воинственная музыка. Андрей за всем наблюдал сверху и отдавал распоряжения боевым орудиям посредством беспроводной мыши, по кнопкам которой он нажимал пальцами правой руки. Ему ещё только предстояло расставить Башни, и он, не теряя времени, приступил. Как и в предыдущие два дня, он поставил по обеим сторонам от моста с правой стороны по одной штуке «Метатель молний» и «Лазерную установку» и запустил игру. Послышался приятный спокойный женский голос : «Следующая волна». С двух верхних входов, стекаясь к мосту, друг за другом побежали солдатики с автоматами наперевес. Андрей зачем-то их начал считать, но потом сбился и «плюнул» на это дело. Послышался журчащий звук лазера, уже начавшего сжигать попавших в его поле действия солдат, которые едва успевали добраться до моста. На месте уничтоженных бедолаг некоторое время оставались красные лужи крови, которые очень быстро испарялись. Некоторым из солдат всё же удавалось добраться до середины моста, но тут уже слышался треск молний, разящий одновременно сразу несколько целей, и у солдат не было ни единого шанса пройти дальше. Но это была только первая волна из тридцати, и вот началась вторая, перед началом которой Андрей успел улучшить оба орудия. Над картой появилась надпись «Воздушная атака через 2 волны». Теперь солдаты бежали из двух верхних и двух нижних входов. Снова зажурчал лазер и затрещали молнии, но уже с большей, улучшенной силой. И снова никому из врагов не удалось пройти даже мост. Андрей поставил на стыке двух дорог, расходящихся внизу от моста вниз и налево, ракетную установку и успел также её улучшить. Началась третья волна. С обоих верхних входов поехали бронированные джипы, типа американских «виллисов» времён второй мировой войны. Зашипели ракеты в сторону тех, кто осмелился пересечь мост, тут же уничтожая их, оставляя от них лишь серый дым. Андрей поставил вторую ракетную установку правее нижней развилки дорог. Началась четвёртая волна. С верхнего и нижнего левых входов поехали «виллисы», а с двух правых входов – джипы крупнее, с пулемётом на борту. У лазера и метателя молний появилась функция «адский огонь», что и было использовано, и тот же самый женский голос донес до нашего командира о его начале. И снова никому не удалось пробраться к штабу. Андрей улучшил и нижнюю ракетную установку. И тут началась пятая волна, в которой должны были появиться самолёты. С обоих верхних входов полетели маленькие самолётики, с которыми лазер и ракетные установки прекрасно справились. Помимо самолётов, с левого верхнего входа поехали джипы с пулемётами, а с нижнего левого входа они же, вперемешку с «виллисами», а чуть позже из обоих входов побежали солдаты.
У первой ракетной установки самопроизвольно включилась функция «адский огонь», чего раньше никогда не случалось. Андрей удивился этому, на секунду «завис», соображая, с чем бы это могло быть связано, но решил заняться этим вопросом после игры и продолжил. И тут несколько солдат и джипов стали прорываться к правому нижнему выходу, где не было никаких орудий, да и плюс ко всему Андрей поставил на улучшение нижнюю ракетную установку, которая во время улучшения не могла производить выстрелы по врагам. Андрей судорожно начал направлять в сторону прорыва врагов временные бонусы в виде мин, шаровых молний, ракетных залпов и даже ядерного взрыва. Раздался страшный грохот от разрывающихся снарядов. Но всё же двум вражеским единицам удалось проникнуть в тыл, и вдруг Андрей почувствовал сильную головную боль, которой раньше никогда не было во время игры. Эта боль была реальной. Он почувствовал два таких болевых спазма, потом перевёл взгляд на число оставшихся жизней и не поверил своим глазам. Из двадцати жизней оставалось лишь восемнадцать. Несмотря на все предпринятые попытки остановить врага, ещё двум джипам удалось проникнуть в тыл, и каждый из таких проникновений отзывался в голове Андрея всё более и более усиливающимися болевыми спазмами. К тому же во время грохота от ядерного взрыва у него даже закружилась голова и его слегка затошнило. Андрей не на шутку испугался и, уж было, решил прервать прохождение, поставив на паузу, но вспомнил, что он ещё не доработал процесс прерывания игры, и решил пройти её до конца. А между тем началась шестая волна, и Андрей поставил на улучшение верхнюю ракетную установку. Как назло, именно к ней из среднего левого входа двигались джипы с пулемётами вперемешку с новыми, похожими на современные бронированные военные внедорожники с двумя пулемётами на борту, а им навстречу двигались такие же, но с правого верхнего входа. Андрей успел поставить у основания верхней стрелки расхождения дорог замедлитель и даже улучшить его. «Почему они двигаются не так, как все два предыдущих дня?», - подумал Андрей. В это время верхняя ракетная установка закончила своё улучшение и у неё появилась функция «адский огонь», что и было исполнено. Сергей поставил ещё одну ракетную установку чуть выше первой, по другую сторону от дороги и поставил её на улучшение. И снова две машины прорвались, теперь уже в средний левый вход. И снова, только теперь уже сильнее, прорывы в тыл отозвались сильными болевыми спазмами в голове, и Андрей едва не потерял сознание. Опомнившись, он поставил огнемёт и правого верхнего входа. Он мог бы просто снять очки, но все его головные боли, по его мнению, были связаны с весенним авитаминозом и переутомлением, и он решил, что устроит себе выходной сразу после этой игры и, как следует, выспится для начала. Поэтому, он решил, во что бы то ни стало доиграть, а потом выключить компьютер, пойти в «Комнату отдыха», поставить чай и лечь на диван; и не вставать с него до тех пор пока ему не станет лучше; потом пойти в кафе на первом этаже этого здания и плотно пообедать, после чего можно будет поехать в центр, на Красную площадь, зайти в ГУМ, погулять по Никольской улице, вернуться к площади и свернуть на Ветошный переулок, пройти по нему вдоль теневой стороны ГУМа, обойти его по Ильинке, и снова зайти внутрь, посидеть там на лавочке, поесть мороженого, выпить лимонад или посидеть в кафешке. Может быть, даже позвонить Марине, хоть он её и не любит, и пригласить её в ресторан, а потом поехать к ней или к себе и провести вместе ночь.
От взрывов временных бонусов, которые он снова использовал, ему стало плохо и стошнило. Он почувствовал липкий противный запах во рту и сплюнул несколько раз, опустив голову. «Такого что-то не припомню!», – подумал Андрей, – «Как такое могло произойти?». Он уже решил снять очки, и даже потянул к ним машинально обе руки, как вдруг, на мгновение он забылся и словно улетел от всего происходящего куда-то прочь. Вдруг, его всего затрясло, и он почувствовал реальное падение свободного полёта, огневое поле стало стремительно приближаться, он яснее стал различать пальмы, кустарники и густую растительность, прозрачную речку, пирс на речке, мост и увидел, что он приближается к своему первому боевому орудию – «Метателю молний». Вот он всё ближе и ближе, вот он уже ясно различает все очертания этого орудия, и тут в глазах его потемнело, в крыше метателя молний открылся люк, и Андрей влетел внутрь орудия, плюхнулся в кресло, очутившись в просторной тёмной комнате, со всех сторон остеклённой, что давало панорамный обзор за всем происходящим вокруг. Он обнаружил, что видит свои руки и своё тело, между тем как раньше он видел лишь карту. Андрей опёрся о стол, стоящий перед ним и увидел внизу пушки молний, расположенных как бы на нижнем этаже от него. Он опустился в кресло. Перед ним был большой экран с картой боевых действий, полностью похожей на ту, что он наблюдал до падения. Число жизней тоже оставалось прежним – 14. И тут до него донеслось чьё-то прерывистое дыхание сзади, как будто бы кто-то задыхался от ужаса. Он резко повернулся и увидел в темноте очертания рассаженных в креслах по периметру комнаты силуэтов людей в белых халатах и белых тапочках, таких же, какие были на нём. Руки у каждого из них были скрещены за спинками кресел, в которых они сидели. Они были рассажены точно так же, как и он, лицом к окну, спиной в центр комнаты и перед каждым из них светилась карта, в точности такая же, как и перед ним. И каждый из них смотрел на него и учащённо дышал, как дышит человек, приговорённый к смертной казни. У шестерых из них, расположенных от Андрея дальше всех, безжизненно висели головы, как у мертвецов. И тут Андрей начал считать оставшихся и когда досчитал, то волосы на его голове буквально встали дыбом от ужаса. Он насчитал вместе с собой 14 человек, и увидел 13 пар сверкающих в темноте белков глаз, испуганных и, как будто молящих его о помощи. И тут началась седьмая волна и снова приятный спокойный женский голос возвестил о его начале, в комнате включилось освещение, и Андрей едва не завыл от ужаса, так как все эти 13 были… точной копией его самого. И шестеро из них уже были мертвы. При свете ламп Андрей увидел, что все девятнадцать его копий были привязаны канатами по рукам и ногам к своим креслам и могли вращать только головой, так как канат обвивал грудь каждого из них, намертво «приклеив» их к спинкам кресел. Вдруг, самый дальний от Андрея «живой», понимающий, что именно он будет следующим, начал раскачиваться в кресле, пытаясь высвободиться или сломать спинку кресла. Он бешено мычал, изо рта пошла пена. Все остальные с жалостью посмотрели на него, понимая, что гибель его неизбежна, и все попытки освободиться тщетны, так как каждый из них уже пытался это сделать. Мычание несчастного, сошедшего с ума от отчаяния, человека перешло на вой и у всех от этого воя волосы встали дыбом и сердце бешено застучало. Андрей оцепенел от страха, но тут же был разбужен 13-тью ртами, орущими: «Давай! Соберись!», словно он сам, помноженный на 13, орал самому себе. Он, вдруг, кинулся освободить их всех, но они проорали ему, что времени нет, так здесь не работает кнопка «пауза». Быстро очнувшись, он повернулся к карте и дотронулся до неё указательным пальцем правой руки в районе «Метателя молний», того орудия, в котором находились он и ещё 13 его копий. «Метатель молний» активизировался на карте, рядом с ним засветилась табличка с информацией о нём. Читать было некогда. В голове был туман. Его ладони были мокрые от пота. Руки тряслись. Посмотрев в окно, он увидел прямо перед собой дорогу, уходящую вперёд и скрывающуюся вдали. Это был средний левый вход. В эту секунду Андрей надумал побежать к нему, но вовремя спохватился, ведь его же собственные орудия, которые он понаставил, могут принять его за врага, и тогда он точно труп. Эта дорога прямо перед «Метателем молний» уходила направо и, соединившись с другой дорогой, входила в левый край моста. Сам мост был немного правее от Андрея, а влево уходила та другая дорога, которая ещё немного левее раздваивалась и уходила в нижние углы карты. Быстро сориентировавшись, Андрей вытер ладони о халат и молниеносно принялся за спасение себя и ещё тринадцати «себя». На глазах его ещё были слёзы от пережитого им только что шока. Но теперь в них появилась ненависть к тем тварям, которые уже начали медленно продвигаться к мосту. Теперь они двигались с обоих нижних входов. Это были бронированные джипы и новые внедорожники, усиленные, как показалось Андрею, миномётами и ракетными установками. Андрей видел их передвижение и на карте перед собой и через окно. Через окно они выглядели так, как будто всё происходило на самом деле, наяву. Они шли уже кучнее и вперемешку друг с другом. Андрей поставил на улучшение верхнее «Орудие-замедлитель» и включил у нижней «Ракетной установки» «адский огонь». Всё, что происходило позже, было похоже на кошмарный сон. Сначала всё было хорошо. Но вот машинки начали прорываться наверх. Андрей сначала хотел использовать ядерный взрыв, но не стал, так как всё происходящее вокруг очень походило на реальность. Это было его роковой ошибкой. Даже использование всех оставшихся временных бонусов не помогло. Даже установка второго «Огнемёта», только теперь уже с верхнего левого входа, а также установка там же ещё одной «Ракетной установки», не привело к спасению. Послышались 9 смертельных вздохов позади него и каждый из них отдавался в нём жуткой головной болью. Вопли отчаявшегося прекратились. Он был мёртв. Не смея оборачиваться назад, Андрей решил биться до конца. Оставалось 5 жизней, вместе с его собственной. Позади него слышались молитвы готовящихся к смерти ещё четырёх Андреев. Началась восьмая волна, обещавшая стать последней. Полетели самолётики. «Адский огонь» лазера, метателя молний, двух ракетных установок, а также нижнего замедлителя, внушили миф о возможном спасении. Грохот стоял немыслимый. Андрей словно находился в самой гуще крупных военных баталий современных войн. С левого верхнего входа поехали грузовики, с верхнего правого – бронированные внедорожники, а с обоих нижних входов те же, только вперемешку друг с другом. «Адский огонь» самой нижней ракетной установки начал уничтожать машины одну за другой. Но их было очень много и они ехали как будто с ещё большей скоростью. Да ещё к ним добавились солдатики, двигающиеся быстрее машин. Андрей улучшил ракетную установку у среднего левого входа. И тут снова полетели самолётики. Андрей поставил по одному огнемёту у обоих нижних входов. Позади послышались ещё три смертельных вздоха и три болевых спазма снова испытали мозг Андрея, который уже почти не обращал на эту боль никакого внимания. Он лишь взглянул на строку жизней. Осталось всего две. Внезапно, от болей и утомления перед глазами Андрея появились чёрные точки, взгляд затуманила пелена и зрение заметно упало. Андрей пытался вглядеться в экран, но почти ничего не видел. Всё было размыто или покрыто непроницаемой пеленой. Женский голос возвестил о начале следующей, девятой волны. Из среднего левого входа поехали уже известные нам грузовики вперемешку с новыми большими грузовиками. И те же самые вместе с бронированными внедорожниками поползли из правого нижнего входа. Андрей буквально вслепую улучшил ракетную установку у верхнего левого входа, а также огнемёт и правого верхнего входа, включил «Адский огонь» у метателя молний, лазера, нижней ракетной установки и нижнего замедлителя. Далее улучшил огнемёт у левого верхнего входа, включил «адский огонь» у центральной ракетной установки и улучшил верхний замедлитель. Машинки уничтожались одна за другой. Андрей использовал один временный бонус в виде стены огня. Через пару секунд после этого над его головой пролетел огромный самолёт, после которого появилась полоса огня, сжигающего всё на своём пути. Почувствовался реальный запах жжёной резины, солярки, копоти и гари. Поднялся чёрный дым, из-за которого Андрею совсем ничего не было видно из комнаты метателя молний. Да оно ему было и не нужно. Его действия стали чёткими, уверенными. Все внутренние силы активизировались, зрение улучшилось, и он твёрдо решил сражаться до последнего. «Это всего лишь игра!», - сказал он себе, - «Не могу же я на самом деле умереть здесь!». «Можешь!!! Ещё как можешь!!! И я вместе с тобой, если ты, мать твою, не соберёшься и не вытащишь нас обоих из этого ада!!!», – заорал ему истошным голосом его последний из оставшихся «Андреев». Андрей повернулся к нему и увидел своё отражение в его глазах. Это было чистый страх, страх перед смертью, перед неизвестностью. «Нам хана», – услышал Андрей уже тихое лепетание человека, сидящего напротив него. Снова вспомнил он тот маленький посёлок, где ему было так хорошо в детстве.
IV
Маленький Андрюша сидит на раме велосипеда вместе с дедом. На другом велосипеде едет Кирилл, одиннадцатилетний двоюродный брат Андрюши, сын тёти Светы. Они едут на рыбалку. Саму рыбалку Андрей не помнит. Но он очень хорошо помнит обратную дорогу, которая едва не закончилась трагедией. Наловив рыбы в речке, все трое собираются в обратный путь. Андрюша просится ехать с Кириллом и дед разрешает. Они едут просёлочной дорогой мимо колосящихся полей кукурузы. Кирилл и Андрюша держат в руках по крупному початку кукурузы и с аппетитом уплетают. Кирилл сидит в кресле своего велосипеда, Андрюша – на его раме. Ножки маленького Андрюши, обутые в сандалии, болтаются в воздухе. Лениво порхают бабочки, жужжат шмели, воздух буквально закипает от жары. Но вот они подъезжают к дороге, по которой едут грузовики и легковые автомобили. Битум плавится на дороге и от него идёт пар. Дед и Кирилл, не слезая с велосипедов, переезжают дорогу по липкому битуму. Дед успешно справляется с задачей, но Кирилл теряет равновесие и падает вместе с велосипедом и Андрюшей прямо на дорогу. Андрюша начинает плакать, ему больно, коленки и локти разбиваются в кровь, а между тем надо быстрее вставать и уходить с дороги, ведь грузовик уже близко. Кирилл быстро поднимает Андрюшу, дед ругается на Кирилла и всю оставшуюся дорогу они едут молча. К локтям и коленкам Андрюши дед прикладывает листья подорожника. Но вот дошли до дома. Дед с виноватым видом открывает калитку и входит во двор, за ним входят Андрюша и Кирилл. Баба Таня, увидев Андрюшу всего в крови, чумазого от битума, с подорожниками на локтях и коленках, бросается с криком на деда. Дед виновато молчит и даже не оправдывается. Андрюше жалко деда. Его отмывают в бане и обрабатывают раны. А вечером того же дня все они: родители Андрюши, деда Паша с бабой Таней, тётя Света с Кириллом и Оксаной и сам Андрюша уже сидят за столом во дворе в прохладе и едят жареную рыбу, которую они наловили днём, и безумно вкусные бабушкины щи, каких Андрюша больше никогда и нигде не ел.
V
«Нам хана!», – повторил последний из оставшихся в живых, смотрящий в глаза Андрею, в комнате управления метателем молний. Андрей, словно разбуженный этими двумя словами от своих воспоминаний, молча повернулся к карте. Перед глазами по-прежнему стояла пелена, волосы его были мокрыми от пота, который стекал по лицу вместе с гелем и лаком для волос, которыми Андрей утром закрепил причёску. Он подумал, что даже если и умрёт сейчас, то у него в жизни было много хорошего. И он решил думать об этом хорошем до самого конца. Андрей поставил на улучшение ракетную установку у среднего левого входа. Началась десятая волна из тридцати. И у него, точнее, у них, оставалось всего две жизни. И одна из этих двух – его собственная (в этом он уже не сомневался). С обоих верхних входов поехали большие грузовики с вперемешку с новыми новыми такими же, только бронированными, похожими на БМП. Андрей использовал все временные бонусы, кроме ядерного взрыва, в самом начале верхних входов, и один, использующий разрывные снаряды прямо перед метателем молний. Вся земля задрожала и его орудие дрожало и тряслось вместе с землёй. Андрей испугался, что орудие сейчас упадёт, но слава богу, оно устояло. Он улучшил нижнюю ракетную установку и нижний замедлитель. Машины после обоих огнемётов стекались к мосту уже горящие, оставляя позади себя пламя и чёрный дым. Андрей поставил на улучшение ещё одну центральную ракетную установку. Пошла одиннадцатая волна. Большие грузовики парами стали стекаться к центру из верхнего и среднего левых входов. Вереница грузовиков сменилась вереницей движущихся так же парами новых, усиленных БМП с камуфляжным окрасом. И снова были использованы все временные бонусы, кроме ядерного взрыва. Но две БМП начали прорываться к правому верхнему входу и Андрей решил его использовать. Уничтожив врагов, волна прокатилась по всей карте и выжгла всю растительность на ней, оставив нетронутыми лишь орудия. И как-то странно, но кроме грохота и волны огня, Андрей не почувствовал никаких изменений в себе. Орудия были очень хорошо защищены от ядерного взрыва. Началась двенадцатая и последняя волна. С правого верхнего и с левого нижнего входов пошли БТРы и оба вида БМП, а между ними побежали солдатики. Полетели крупные самолёты. Одному самолёту удалось проникнуть в тыл. Сергей снова почувствовал боль в голове и смертельный вздох позади себя. И он увидел ещё один самолёт, беспрепятственно летящий к одному из входов. И вдруг в глазах у него окончательно потемнело и Андрея словно выдернуло куда-то вверх из комнаты метателя молний. Он очнулся в своём кресле, с ожогами и ранами по всему телу. Около него, запыхавшиеся и испуганные, кашляли и махали руками, чтобы прогнать тёмно-серый дым, стеной стоявший в лаборатории, четыре человека из соседнего офиса, сбежавшиеся на его крики и запах гари. Им пришлось выломать входную дверь, чтобы проникнуть в лабораторию. То, что Андрей забыл запереть на ключ дверь в лабораторию, спасло ему жизнь. Один из этих четырёх побежал в комнату отдыха, одновременно звоня в скорую, а другой держал в руке вилку центрального пилота, выдернутую им только что из розетки. Пока третий снимал с Андрея очки, четвёртый открыл окно, чтобы проветрить лабораторию, полную тёмно-серого дыма. Когда дым рассеялся, все четверо обратили внимание на две строки на очках (они ещё продолжали автономно работать и из наушников шёл треск и какие-то отдалённые взрывы): одна строка показывала «Время окончания сеанса - 9 часов 22 минуты», другая – «Время «игры» - 3 часа». С ожогами 30% тела и сотрясением головного мозга Андрея доставили в больницу.
P.S.1: Прошло полгода после описанных выше событий. Стоя рядом с девушкой, играющей на скрипке в музыкальном переходе метро, Андрей, в рваных джинсах, кроссовках, безразмерной футболке, заправленной у правого переднего кармана в джинсы, с кучей браслетов и фенечек на запястьях обеих рук, с чёрными очками, зацепленными одной дужкой за горло футболки спереди, поначалу испытал некое подобие страха перед этими двумя волнами бесконечного людского потока, словно, ожидая голоса: «Следующая волна». Но потом постепенно он стал привыкать и начал вглядываться в лица проходящих мимо людей. Лица, в основном, были серьёзные, загруженные какими-то своими проблемами, спешащие и, казалось, не особо счастливые и довольные жизнью.
P.S.2: И только некоторые из них слегка улыбались, когда проходили мимо нас, глядя на девушку и на скрипку. На меня же не смотрели вовсе и это показалось мне возмутительным, я вдруг почувствовал внутри себя пустоту, словно меня не существует. Но потом привык и уже просто смотрел. Дождавшись, пока девушка закончит играть, я пригласил подбросить её домой на своём новеньком ослепительно-белом CLS-500. Она с лёгкостью согласилась, чему я очень удивился и несказанно обрадовался. Прежде чем доехать до её дома, мы выпили чайник фруктового чая в кафе; она взяла тирамису, а я чизкейк. Я бросил писать компьютерные игры. Я нашёл работу по душе, не связанную с насилием ни в реальной, ни в виртуальной среде, и стал писать развивающие программы для детей, потом женился на этой самой девушке и много путешествовал.
P.S.3: «Кажется приехали», – сказал я своей жене Насте, выходя из машины, и не узнавая знакомые с детства места. Проданный дом деда Паши и бабы Тани, которые давно уже умерли, выглядел маленьким и осевшим. На том магазине, где раньше продавали те самые вкуснющие ириски, к которым я бежал со всех ног каждый раз, когда приезжал сюда в детстве, висела надпись «Бильярд». Я прошёл к дому тёти Светы, стоявшему в ста метрах от дома деда Паши и бабы Тани, но не узнал и его. И дорога была уже не та. В детстве она казалась широченной. Теперь же я видел, что на ней не разъехались бы два легковых автомобиля. Вместо романтичного песка на дороге лежал разбитый асфальт.
С волнением в сердце я приехал на станцию. Но как ни старался я принюхаться, никак не мог уловить того неповторимого запаха детства, возможно, из-за насморка, который мучил меня весь тот день. А возможно, он просто исчез, вместе с деревянными шпалами, вместо которых сейчас были железобетонные. Грустно.
Эпилог
Город Йезд, Иран. Стена Башни смерти.
Головокружение прошло, и я увидел внизу, на дне башни лишь несколько туристов и Настю, фотографирующую меня. Я вспомнил, зачем сюда поднялся – чтобы сфоткаться. Настя даже не заметила, что меня выключило на секунду. А ведь я и правда мог упасть. Улыбнувшись своей жене и показав два пальца на камеру, которую она держала в руках, я дождался, пока она показала мне поднятый вверх большой палец – значит, фото получилось «огонь», – а затем спустился вниз и мы вместе пошли в наш отель.
КОНЕЦ
1 – Конечно, кто-то может возразить, что есть много и положительных картин, наполняющих этот, без сомнения прекрасный и великий город, но все они перечёркиваются всего одним бомжем. (Мнение автора)