Изабель и Сэм Гудмены жили душа в душу, хотя и были очень разными. Она родилась и выросла в Мексике, но потом перебралась в Штаты. Невысокого роста, гибкая, с прозрачно-смуглой кожей, блестяще-чёрными тяжёлыми волосами, всегда заплетёнными в тугую косу, и глазами цвета корицы, на дне которых сокрыто немало тайн. Он — американец в пятом поколении, хозяин семейного ранчо в Канзасе. Высокий, крепкий, с широкими мозолистыми ладонями, копной светлых волос и открытым смеющимся взглядом. Сэм был всегда готов прийти на помощь любому, даже незнакомцу, очень любил гостей и шумные кампании. Изабель предпочитала одиночество и часто молилась, а всё свободное время, посвящала книгам.
Но кое-что у этой пары было общее. То, что навеки связало таких разных людей, позволяя решать все разногласия и мириться с недостатками друг друга. В начале семейной жизни это, разумеется, были их чувства друг к другу. А потом — любовь к единственной дочери.
Дженни Гудмен походила на обоих родителей сразу. В детстве это был сущий ангел: очень аккуратная, послушная, не по годам серьёзная девочка. Если бы не золотистые кудряшки и светлая кожа — копия матери. Даже глаза карие.
Но к тринадцати годам в Дженни проснулось отцовское наследство, и белокурого ангела в милом платьице сменил бесёнок в драных джинсах. В школе Дженни могла бы стать одной из лучших: она много читала, была любопытна и усидчива. Но только не во время уроков. На занятиях в неё вселялся демон скуки, и ни замечания учителей, ни уговоры, а потом и наказания Изабель (Сэм был на это просто не способен — слишком любил дочь) не могли его изгнать. Кто вместо посиделок с куклами лазает по деревьям и гоняет мяч с мальчишками? Дженни Гудмен. Кто подговаривает их пробраться в кабинет директора и замазать окна краской? Дженни Гудмен. Кто ненавидит готовить, мыть посуду и подметать полы, но обожает помогать отцу ухаживать за животными и чинить трактор? Кто не любит принимать чужую помощь, и на любые попытки отвечает «не мешай»? Разумеется, Дженни Гудмен!
Эта семья казалась идеальной. Однако же, и у Гудменов был свой секрет, мешающий их спокойной мирной жизни. Особенно для Изабель, ибо тайна касалась именно её. Сэм тоже знал, но на все тревоги жены обычно махал рукой. Прошло пятнадцать лет, и что же? А ничего. Гудмены по-прежнему живут своей жизнью, воспитывают дочь, разводят лошадей и коров. Всё хорошо, все тревоги в прошлом. Разумом Изабель понимала, что скорее всего муж прав — времени действительно прошло очень много. Но успокоиться полностью всё равно не могла. С тех самых пор, как она уехала из родной Мексики, женщину грызли дурные предчувствия.
А если он найдёт Изабель?
Да, когда они виделись в последний раз, его как раз заканчивали сковывать по рукам и ногам. Да, Изабель живёт не в граничащих с Мексикой Аризоне или Калифорнии — в Канзасе, самом центре страны. Да, она знает, что муж не проболтается, никогда и никому.
И всё же…
Ох, ну почему, почему Сэм так цепляется за своё ранчо?! Если бы только он внял мольбам жены, и они переехали в Европу! Хотя… Нет, ничего бы не изменилось. А что помешает переплыть океан ему ? Если сумеет освободиться, конечно. Не приведи Господь!
В юности Изабель не была настолько религиозной, даже наоборот, считала церковь прибежищем слабых духом. Но, оказавшись в Штатах, начала ходить туда регулярно и молилась по несколько раз в день — просила Деву Марию и Её Сына отвести беду. Ибо, если цепи окажутся недостаточно крепкими, удержать его от зверской расправы сможет только рука Господа.
Сегодня Изабель снились кошмары. Она опять видела смерть отца и братьев, только на этот раз они не падали от пуль — их пожирал чудовищный зверь. Огромный, чёрный, с жадной пастью и горящими жёлтым огнём глазами он, подобно одному из Зверей Апокалипсиса, выходил из моря. Но не воды — крови. Изабель была где-то далеко, она бежала из всех сил, но будто бы оставалась на месте, она кричала отцу и братьям, чтобы те спасались. Но тщетно — клыки чудовища разрывали их на куски прямо у неё на глазах. Папа, Энрике, Рауль, Хайме, даже самый младший Диего — желтоглазый монстр не щадил никого.
И вот, уже перед ним Сэм. Увидев любимого мужа, Изабель снова начала кричать, умоляя его не губить себя. Обернувшись, тот махнул жене рукой — мол, не бойся, всё будет хорошо. И в этот момент чудовище вцепилось ему прямо в горло.
Кровь, кровь, она всюду. Мёртвые лица. Искорёженные тела. Отец, братья, муж.
Дженни?
НЕТ!
— Иззи! Иззи, очнись! Это сон, ты слышишь? Просто сон! Иззи!
С силой тряхнув жену за плечи, Сэм легонько ударил её по щеке — только тогда мексиканка наконец вырвалась из когтей кошмара. Тяжело дыша, вся взмокшая так, что ночная рубашка липла к телу, она смотрела на мужа широко распахнутыми глазами, полными ужаса и слёз.
— Сэм… — выдохнула женщина и, разрывавшись, бросилась мужу на грудь. — Опять, опять…
Обняв жену, Сэм принялся успокаивающе гладить её по волосам.
— Просто сон, Иззи. Дурацкий сон. Утром ты его даже не вспомнишь.
Но Изабель замотала головой.
— Нет, нет, клянусь Богом… — Всё тело сотрясала мелкая дрожь. — Это знак, Сэм. Знак. Я видела Зверя Апокалипсиса, он… он… папа… и братья… и ты… и… и Дженни…
Давясь рыданиями, женщина прижалась к мужу крепче. Мысленно чертыхнувшись, тот поцеловал её в щёку.
— Иззи, я всё понимаю, — в голосе слышался мягкий укор, — но может тебе всё-таки не стоит так часто говорить с отцом Уильямсом и читать Библию?
Но Изабель будто бы не слышала.
— Дженни! Сэм, там была наша дочь! Это чудовище… оно…
Но мужчина не позволил.
— Тихо, тихо. С ней всё в порядке.
— Она тоже стояла на берегу, тоже смотрела…
— Она в своей комнате, Иззи. Спит.
— Но…
— Иди проверь.
Несколько мгновений Изабель, закрыв глаза, просто обнимала мужа. Такие широкие твёрдые плечи — Сэм у неё очень сильный. Всегда на подъёме, неисправимый оптимист и весельчак — сколько раз они с Дженни смеялись над его гримасами! Только он, он один мог развеять тот гнетущий мрак, то и дело завладевающий душой и разумом Изабель. Её солнце, её муж, её возлюбленный.
Разумеется, он прав. Просто глупый сон, никакое чудовище Сэму не угрожает. Да и Дженни тоже. Она, поди, даже не услышала, как мать кричала — слишком крепко спит. Мексиканка тут же представила себе: вот комната дочери, вот кровать. Её девочка, как всегда, лежит по диагонали, высунув руку и ногу из-под одеяла. Сколько раз Изабель приходила к дочери по ночам — просто посмотреть, как она спит, её непоседливый золотоволосый ангел.
Вот и сейчас Изабель поднимет голову, поцелует мужа, в стотысячный раз скажет, что очень его любит. Встав с кровати, выйдет из комнаты. Не включая свет, спустится на кухню попить воды — после кошмаров во рту было, как на полях в засуху. А потом…
— Ты предала меня, Исабель.
Мужской голос из темноты. Говорит на причудливой смеси испанского и древнего языка майя. Низкий, густой, немного хриплый.
Знакомый. Слишком.
Нет, нет, нет! Господи! Святая Дева! Только не это! Только не он!
Колени женщины подкосились, в раз ослабевшие пальцы больше не могли удерживать стакан — стоявшая возле раковины Изабель осела прямо на осколки.
— Иззи, всё нормально?
Услышав звук бьющегося стекла, Сэм тут же пошёл вслед за женой — мало ли что. Особенно сейчас, после кошмаров. Он успел только переступить порог кухни — глухой удар, слепящая боль в затылке и темнота.
— Нет! Сэм!
Изабель с ужасом смотрела, как бесчувственное тело мужа падает на пол, а из мрака позади отделяется ещё одна тень с короткой дубинкой в руках. Силы небесны, кого он привёл сюда?! Сколько их?!
— Дайте-ка поглядеть на мою Исабелиту, — снова донеслось из темноты.
Вздрогнув, мексиканка обернулась — за столом, который так часто собирал всю их семью, теперь сидела массивная тёмная фигура. Щелчок выключателя, и кухню залил мягкий жёлтый свет. Изабель на миг зажмурилась, а когда снова открыла глаза, тёмная фигура стала им.
— Надо же. Столько лет прошло, а малышке Исабелите как будто до сих пор нет и двадцати.
Мексиканка не ответила — склизкий ком страха в горле не позволял вырваться ни единому слову.
Молча глядя на мужчину перед собой, Изабель невольно пыталась найти знакомые черты. Как же он изменился! По-прежнему высокий и мощный — совсем как Сэм. Смуглый, рубленые черты, орлиный нос. Но остальное… Через всё лицо тянулись четыре тёмно-багровых шрама с рваными краями — явно следы чьих-то когтей. Волосы отрасли — теперь жёсткая чёрная грива опускалась ниже плеч. Обе руки в татуировках — начинаясь от пальцев, они незнакомыми узорами обвивали мышцы, поднимаясь до самых локтей и выше, скрываясь под одеждой. На шее, вместо крестика и традиционного, полученного от родителей амулета-оберега, несколько ожерелий из клыков и когтей.
Но сильнее всего изменились глаза. Раньше тёмно-карие, с едва заметными золотистыми крапинками возле зрачков. Их взгляд был живым, пылким, горячим. Часто даже слишком. Теперь весь огонь ушёл, на Изабель будто бы смотрели два чёрных камня. Неподвижно. Холодно. Мёртво.
— За… зачем ты п-пришёл?.. — наконец выдавила Изабель по-английски.
Черноглазый усмехнулся, и женщина снова вздрогнула — искажающие лицо шрамы превращали усмешку в жуткую гримасу.
— Посмотреть, как живёт моя невеста, разумеется. — Он говорил спокойно, даже мирно, но от взгляда Изабель пробивал озноб. — Послушать, как она забыла родной язык.
Встав из-за стола, черноглазый подошёл ближе. Склонившись над дрожащей женщиной, несколько долгих мгновений смотрел ей в глаза. А потом схватил за горло.
— Надеюсь, оно того стоило! — прорычал он. Один мощный рывок, и Изабель оказалась поднята на ноги и прижата к стене. — Надеюсь, этот американец хорошо заботился о моей Исабелите! Или что, его ты тоже собираешься предать?!
Из глаз женщины брызнули слёзы, но она могла только хрипеть — пальцы на горле сжимались всё сильнее.
— Ты должна была стать моей женой! Моей! А не какого-то паршивого овцевода из Штатов! Кто заботился о тебе после смерти семьи?! Кто не дал тебе подохнуть?! Кто был готов на всё, лишь бы ты была счастлива?!
С каждым новым словом хватка черноглазого усиливалась, взгляд пылал звериной яростью. Невольно вцепившись в державшую её руку, Изабель пыталась вырваться — бесполезно. Сейчас он убьёт её. Или задушит, или сломает шею. Он может. Он способен на всё.
«Господи, помоги!.. Святая Дева!..»
— Мам? Что у вас тут…
Как и всегда, Дженни спала очень крепко, но шум снизу был слишком громким. Проснувшись, девочка тут же пошла узнать, что происходит. Зайдя на кухню, она остолбенела: папа лежит на полу, трое каких-то незнакомых типов стоят рядом и смотрят… как четвёртый — высоченный черноволосый «шкаф» — душит маму!
— Эй ты! Отпусти её!!!
Дженни среагировала моментально — сказались три года футбольных тренировок. Сорвавшись с места, рванула к этому козлу, посмевшему поднять руку на её семью. Но один из его дружков оказался быстрее и успел схватить девочку, когда та пролетала мимо.
— Пусти, гад! — Дженни тут же начала брыкаться. — Пусти, пусти, пусти! По-хорошему, а то хуже будет! Я тебя сейчас!..
Вспомнив папины уроки, она резко вскинула колено, целя мерзавцу между ног. Но тот, словно прочитав её мысли, повернулся боком, и удар пришёлся всего лишь на бедро. Девочка уже было собиралась пустить в ход зубы, но тут сзади донеслась какая-то абракадабра, произнесённая низким голосом, и державший Дженни гад мигом убрал руки. Та спешно обернулась — «шкаф» отпустил маму и теперь смотрел на неё. Но девочке было всё равно.
— Мама, мама! Как ты?
Она бросилась к Изабель, но та с силой оттолкнула дочь.
— Беги, Дженни! — хриплым после недавнего удушья голосом закричала женщина. — Быстро! Спасайся!
Девочка замотала головой.
— Ни за что! — Она указала на изрезанный осколками подол ночной рубашки. — У тебя кровь!
— «Дженни», значит, — медленно проговорил черноглазый, будто бы пробуя это слово на вкус. — Как кличка для собаки. — Сплюнув, перевёл взгляд на Изабель. — Надеюсь, это идея американца. Надеюсь, ТЫ ещё не пала так низко.
Девочка вскочила.
— Проваливай отсюда! — зарычала она, волком глядя на незнакомца. Из его речей Дженни не понимала ни слова, но злость и адреналин хлестали через край, затуманивая рассудок. — Слышал?! Убирайся! Тебя не приглашали! Я… я вызову полицию!
Она было метнулась к телефону, но Изабель, вскочив на ноги, успела схватить дочь за локоть.
— Молчи! — страшным голосом приказала женщина, своим телом закрывая её от черноглазого. — Я запрещаю тебе говорить! — Прошу тебя, — с надрывом обратилась к нему Изабель на том же языке. — Ты хочешь крови? Расплаты? Хорошо, я в твоей власти. Я сделаю всё, что прикажешь. Но, умоляю, не трогай Дженни! Это невинное дитя, она тут ни причём!
Несколько долгих мгновений черноглазый молча смотрел на бывшую невесту, взгляд обжигал одновременно и холодом, и огнём.
Секунда, другая, третья…
Развернувшись, мужчина вдруг… снова отошёл к столу и уселся в плетёное кресло, немилосердно затрещавшее под таким весом.
— Дженни, значит, — будто бы не заметив слов Изабель, повторил он по-английски, с заметным акцентом. Взгляд чёрных глаз лёг на девочку. — Подойди.
— Вот ещё! — тут же огрызнулась та из-за материнского плеча. — Ты…
— Джейн! — вздрогнув от ужаса перед новой вспышкой гнева, перебила её Изабель. — Я запретила тебе говорить!
Однако мужчина лишь усмехнулся.
— Не бойся, девочка. Не обижу. Иди сюда.
— Да пошёл ты! — рявкнула Дженни, прежде чем мать успела её остановить. — Чёртов отморозок! Какого хрена ты вообще сюда припёрся?!
Черноглазый демонстративно поморщился.
— Отличное воспитание, Исабель, — бросил он насмешливо. Но взгляд снова похолодел и замер. — Я рад, что ты научила дочь, как нужно разговаривать со старшими.
— Джейн Элизабет Гудмен. — Женщина пыталась говорить строго, но голос то и дело дрожал и срывался. — Если я ещё хоть раз услышу что-то подобное, ты не выйдешь из своей комнаты до Рождества. Ты меня услышала?
Девочка не верила своим ушам.
— Да он же… — начала она возмущённо.
Но мать снова перебила.
— Ты будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся. Ясно?
Она молила Господа, чтобы дочь хотя бы сейчас вняла голосу разума. Тщетно.
— Ни за что! — прошипела та, впиваясь взглядом в незнакомца. — Кто он вообще такой?!
— Действительно, — снова усмехнулся мужчина. — Вряд ли мать рассказывала тебе про меня. Давай, Исабелита, ты же хозяйка дома. Представь нас.
Его голос снова стал мирным, но это напугало мексиканку ещё сильнее. Он что-то задумал? Силы небесные, что? Что ему может быть нужно от тринадцатилетней девчонки, да ещё наполовину американки?!
— Дженни, — наконец заставила себя говорить Изабель, — перед тобой Риккардо Касада Варгас…
— Мне плевать, кто он, — отчеканила девочка. — Я хочу, чтобы этот придурок убрался из нашего дома!
Вместо ответа Риккардо перевёл взгляд на одного из своих подручных, того самого, который несколько минут назад держал Дженни. Не произнося ни слова, тот вдруг вынул из-за пояса пистолет и наставил на по-прежнему бесчувственное тело Сэма Гудмена.
— НЕТ! — хором крикнули мать и дочь.
Оттолкнув Изабель, девочка метнулась к столу.
— Я подошла, видишь? — проговорила она дрожащим голосом. Злость и боевой запал мгновенно сменились отчаянием и ужасом. — Не трогай его! Папа ничего тебе не сделал!
Почти минуту мужчина смотрел на Дженни. Молча. Изабель с замиранием сердца следила за ними, пытаясь разгадать намерения Риккардо. Бесполезно. Выражение лица оставалось задумчиво-неподвижным, взгляд — непроницаемым.
— Твой отец, — наконец проронил он медленно, — женился на моей невесте.
Девочка нервно хмыкнула.
— И что, теперь вы хотите убить его за это? Вы больной!
Риккардо оставался спокоен, даже снова усмехнулся.
— Больной? Может быть. — Взгляд перешёл на Изабель. — Я болел твоей матерью. Любил её, как проклятый. Был готов сделать всё, что бы она ни попросила.
Не выдержав, Дженни закатила глаза.
— Но она любила другого и сбежала от вас. И теперь, спустя много лет вы пришли мстить. — Фыркнула. — Вам бы в сериалах играть. Мексиканских.
Лежавшие на плетёных подлокотниках руки смяли их, как циновку.
— Род твоей матери был особенным. — Риккардо снова посмотрел на Дженни. Голос стал жёстче, взгляд — раздражённым. Девочка вздрогнула. — Твой дед поклялся, что Исабель станет моей женой и родит ребёнка. Я поверил. А она сбежала и выскочила за паршивого американца. И родила ему.
— Чего вы от нас хотите? — спросила Дженни затравленно. — Зачем пришли? Или что, по-вашему, я должна снова залезть к маме в живот и рассосаться?
Черноглазый мрачно усмехнулся.
— Нет, девочка. Семья твоей матери обещала мне ребёнка. Это обещание выполнишь ты.
— Нет! — бросившись к мужчине, Изабель упала перед ним на колени и схватила за руку. — Я рожу тебе! Как обещала!
Риккардо оставался неподвижен.
— Тебе тридцать шесть лет, Исабель, — отрезал он холодно. — Твоё тело слишком старо, чтобы питать моё семя.
— Тоже мне, садовод нашёлся… — чувствуя, как щёки и уши заливает краска, буркнула Дженни себе под нос.
Она надеялась, что «шкаф» не услышит, но его взгляд мигом вцепился в неё.
— Ты должна была стать моей дочерью, Дженни. Твоя мать сделала другой выбор. Хорошо, пусть так. Но это значит, что долг её семьи будешь выплачивать ты.
— Десятки хватит? — невольно потупившись, огрызнулась девочка. — Больше нет, я сейчас на мели.
— Ты сошёл с ума! — В глазах Изабель снова заметался ужас. — Ей тринадцать! Она не может рожать!
— Её тело уже готово принимать мужчину, — всё также холодно бросил Риккардо, вырывая ладонь из рук мексиканки. — Я чую это.
С этими словами он вдруг снял один из висевших на шее клыков — длиной с палец, весь покрытый затейливой резьбой — и с силой провёл остриём поперёк запястья. Дженни смотрела и не верила своим глазам: выступила кровь, но буквально пара капель — уже через секунду порез затянулся, превратившись в тонкий багровый шрам.
— Святая Дева, что ты с собой сделал?.. — всё с тем же ужасом выдохнула мексиканка, пока дочь изумлённо таращилась на руку мужчины.
— Теперь это тебя не касается, — грубо отрезал тот. — Твоя очередь, девочка.
Вздрогнув, Дженни вскинула голову.
— Ч-что?.. Я… зачем? У меня б-будет также?..
В карих глазах блеснули искры интереса и любопытства. Риккардо усмехнулся.
— Пожалуй, твоя мать права. Сейчас ты слишком молода.
Взяв ладонь девочки, он начал медленно вести окровавленным клыком по запястью. Дженни покривилась, но, сжав зубы, промолчала. Её порез не затягивался, будто загипнотизированная, девочка смотрела, как остриё вспарывает нежную белую кожу, оставляя за собой цепочку алых бусин.
Закончив, мужчина повесил клык Дженни на шею.
— Считай это моим предсвадебным подарком.
Поднявшись, взял её лицо за подбородок, заглянул в глаза. Всё ещё загипнотизированная, Дженни даже не дёрнулась. Просто смотрела, не в силах оторваться. Склонившись, Риккардо… поцеловал её. В губы, как женщину. Крепко, долго, не давая вздохнуть.
По-прежнему стоя на коленях, Изабель глотала слёзы отчаяния и ужаса.
Наконец черноглазый отстранился. Дженни тяжело дышала. Дрожа всем телом, схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.
— Один раз я ошибся, — резко сказал Риккардо, снова глядя на девочку. — Больше этого не случится. Теперь мы связаны. Ты можешь попытаться сбежать и спрятаться, как твоя мать. Но будет только хуже.
— Я… я тебя н-не боюсь!.. — попыталась выкрикнуть Дженни.
Но вышел какой-то затравленный хрип.
— У нас всё впереди, девочка. До встречи.
— Эй, ты чего? — вскинул бровь Винс, недоумённо глядя на девушку. Он говорил громко, чтобы перекричать музыку. — Я ж без языка.
— Извини, — виновато улыбнулась Дженни, прикладывая ко рту тыльную сторону ладони.
Она казалась очень холодной — настолько горячими были губы. А пару секунд назад, когда Винс её целовал, девушке и вовсе показалось, что к губам прислонили раскалённую кочергу.
«Будь ты проклят!»
— Можем попробовать ещё раз, — с усмешкой протянул парень, снова обнимая Дженни.
Но она деликатно высвободилась.
— Думаю, не стоит.
А смысл? Да, что-то в Винсе определённо было, но особого восторга его замашки альфа-самца всё-таки не вызывали. К тому же, узнав его чуть ближе, Дженни быстро поняла, что это просто пыль в глаза. Но всё равно упрямо решила попробовать и с ним — а вдруг? Вдруг всё-таки не пыль, вдруг он достаточно силён, чтобы перебить эту проклятущую «связь» с этим проклятущим Риккардо?
Недостаточно. Всё-таки пыль.
— Извини, мне пора, — мило улыбнулась Дженни и, оставив парня недоумевать и раздражённо фыркать, быстро вышла из клуба.
Оставаться тоже смысла не было. Клубы девушка любила, но только проверенные, где бармен точно не подсыплет в напиток какой-нибудь дряни, где можно расслабиться и просто потанцевать, не опасаясь быть облапаной каким-нибудь укуреным придурком.
И всё-таки жаль, чертовски жаль. Хотя, пожалуй, Дженни уже пора было привыкнуть к неудачам. С той ночи прошло восемь лет. Пять из них, начиная с шестнадцати, девушка пыталась найти того мужчину, парня, мальчика, старика — кого угодно, кто смог бы избавить её от метки мексиканца.
Столько всего произошло! Жизнь так изменилась!
Сэм Гудмен сделал то, о чём так давно просила его жена — продал ранчо. Вся семья переехала в Англию. Изабель твердила, что уже поздно, но он снова был непреклонен. События той ночи сильно повлияли на мистера Гудмена. Какой-то ублюдок проник в их дома, угрожал его жене, домогался его дочери! А Сэм просто валялся без сознания! Когда жена рассказала, что произошло, он впал в ярость, которая быстро превратилась в решимость убраться от Мексики как можно дальше. А потом и в мрачность, развеять которую не могло ничто.
Изабель тоже изменилась. Бесконечные тревоги за мужа и дочь иссушили её красоту, женщина осунулась, похудела, постарела. Ей пришлось всё рассказать Дженни. Про существование оборотней, одной из которых была и сама Изабель, и вся её семья. Про Риккардо Варгаса, её бывшего жениха. Он был диким — сыном женщины-волчицы от настоящего волка. Такая связь была огромной редкостью, рождённые от неё дети не переживали и первое своё превращение в зверя. А если и случалось чудо, то потом несчастный всё равно сходил с ума. Риккардо же каким-то образом сумел сохранить разум. Но всё равно оставался диким.
И с этим чудовищем Дженни связана кровью!
Сколько раз она пыталась выбросить тот клык, который оставил мексиканец! Сжечь, утопить, зарыть! Даже в кислоту опускала — тщетно. Вернее, сначала вроде бы удавалось, но каждое утро он снова висел у девушки на шее.
Исчерпав фантазию, Дженни решила попробовать избавиться от той «метки», как называла её Изабель. Некий знак, дающий остальным оборотням понять, что девушка или парень несвободны. Правда, обычно такая «метка» просто слегка меняла запах обоих, позволяла узнать друг друга даже не видя. Лучше чувствовать избранника. Дженни рассказала матери, что происходит, когда парень пытается её поцеловать, но Изабель только беспомощно развела руками. Она никогда не слышала, чтобы простая метка как-то ещё влияла на тело, причиняла боль, да и вообще какие-то неудобства.
— Но от дикого можно ждать всего. Он любит боль, — добавила женщина, пугливо озираясь, будто Риккардо может явиться в любой момент.
— Хорошо, а как избавиться от обычной метки? — спросила Дженни, пряча раздражение. Материнская мнительность иногда её просто бесила. — Вот влюбилась я в парня, хочу его взаимности. А он ни в какую. Я «пометила» его. Всё, он мой?
Изабель покачала головой.
— Поставить метку насильно может только мужчина, — сказала она печально.
Девушка фыркнула.
— Это ещё почему? Что, до оборотней эмансипация не дошла? Американка во мне негодует! — с улыбкой добавила она, желая хоть как-то развлечь мать.
Но та лишь тяжело вздохнула.
— У женщины обычно не хватает сил. Она слабее.
«Ну это мы ещё посмотрим»
— Ладно, так можно от этой гад… от этой штуки избавиться? Можно ведь?
Изабель казалась растерянной.
— Такое редко бывает. Метка… хм… как бы тебе объяснить… обычно её ставят только, если уверены, что хотят прожить с этим человеком до конца своих дней. Просто взять и стереть её нельзя.
— Должен же быть способ! — воскликнула Дженни, глядя на мать с отчаянием и мольбой.
Протянув руки, женщина обняла дочь.
— Её можно только перебить, — сказала Изабель после минутного колебания. — Это всё отголоски далёких времён и варварских порядков, когда женщины считались просто самками.
Колкий комментарий так и вертелся у девушки на языке, но она сдержалась.
— Скажем, я — мужчина, и мне понравилась «отмеченная» женщина, — продолжила мексиканка. — Если я достаточно силён, то могу перебить метку соперника своей.
Но после этих слов Дженни всё-таки не сдержалась:
— Они путали женщин с фонарными столбами? — ядовито фыркнула она, закатывая глаза.
— Ты спросила, я ответила, — отстранившись, бросила Изабель холодно.
Девушке тут же стало стыдно — она ведь прекрасно знает, как сильно мать чтит прошлое. Даже такое.
— Прости. — Снова прижавшись, Дженни поцеловала её в щёку. — Просто… ну… сама понимаешь, в наше время слышать такое… дикость.
Женщина снова тяжело вздохнула. Обняла дочь крепко-крепко. Прижала к груди.
— Ангел мой, — прошептала она, целуя золотистые волосы. — Как же я перед тобой виновата…
Но Дженни не дала продолжить, в который раз принимаясь убеждать мать, что ни в чём её не винит. А потом тут же позвонила знакомому парню, который уже давно пытался обратить на себя её внимание. Какое-то время они встречались, гуляли, но когда губы Роберта коснулись губ Дженни, её будто бы ударило током, кровь вскипела. И так было со всеми, абсолютно со всеми мужчинами и парнями, пытавшимися сблизиться с девушкой.
В порыве упрямого отчаяния она попыталась сама поцеловать парня, а однажды даже позволила очередному ухажёру залезть себе под юбку — и потом несколько недель обходила мужчин десятой дорогой. В обоих случаях чувства были такие, будто ей в рот или между ног сунули кабель высокого напряжения. Будто бы этот безумец через эту свою дурацкую метку карал Дженни за слишком уж настырную инициативу. Ну или просто наслаждается. «От дикого можно ждать всего. Он любит боль».
Достав из сумочки телефон, девушка хотела вызвать такси — до дома недалеко, можно дойти пешком. Но уже глубокая ночь, район не самый безопасный. Рисковать не хотелось.
— Эй, подожди-ка!
Однако тут из клуба вышел Винс. Его раздражение и злобу девушка почуяла ещё до того, как парень к ней подошёл. А также запах выпивки и наркотиков.
— Какого чёрта?! — прорычал Винс, останавливаясь почти вплотную.
Девушка невольно отошла на шаг.
— Что именно? — уточнила она осторожно.
— Какого чёрта ты ушла?! Меня подняли на смех!
— Но я ничего не делала! — опешила Дженни.
— Сейчас сделаешь!
С этими словами Винс, сверкая абсолютно звериными глазами, схватил её за локоть. От неожиданности девушка не успела увернуться.
— Пусти! — рявкнула она, тут же вскипая.
Но парень не слушал.
— Заткнись! Шлюха!
Толкнув Дженни к стене клуба, он замахнулся. Девушка невольно зажмурилась, одновременно выставляя вперёд локоть, чтобы хоть как-то защититься.
Но удара так и не последовало.
Вместо него был пронзительный крик Винса.
Открыв глаза, Дженни увидела… огромного чёрного волка, вцепившегося в руку парня. Он пытался высвободиться, но хватка зверя становилась только сильнее; он сам, зло рыча, трепал Винса, как тряпичную куклу.
— Хватит! — придя в себя от изумления и ужаса, закричала Дженни. — Ты его покалечишь!
Несколько мгновений волк продолжал свою жуткую игру, но потом всё-таки разжал челюсти. Баюкая окровавленную руку, парень тут же бросился прочь. Зверь же посмотрел на девушку. Дженни тут же стало не по себе. Она прекрасно знала, кто перед ней, хоть и не могла понять, как он мог тут очутиться. Он защитил, да. Но не для того ли, чтобы самому расправиться с дерзкой?
Вжавшись в бетонную стену, девушка со всё нарастающим ужасом наблюдала, как волк подходит всё ближе и ближе. Вплотную. Тихо зарычал. Вздрогнув, Дженни снова зажмурилась, ожидая расправы. Но зверь медлил. В рыке чувствовалась не столько угроза, сколько осуждение. И насмешка. Интересно, над чем же он смеётся? Над её страхом или недавним поступком? Собравшись с духом, девушка открыла глаза.
— Ты сам виноват, — не придумав ничего лучше, хмыкнула она нервно.
В жёлтые волчьи глаза Дженни смотрела сверху вниз, но уверенности всё равно не чувствовала. Это зверь. Чудовище. Кто знает, что ему надо? Тогда он говорил, что ребёнок — а вдруг передумал? Вдруг что-то изменилось, и он захочет её сожрать?
Словно прочитав её мысли, волк совершенно по-человечески фыркнул. Обнюхав судорожно сжатую в кулак ладонь, ткнулся холодным мокрым носом. Как собака!
В очередной раз справившись с изумлением, девушка медленно разжала пальцы. Страха она больше не чувствовала. Наоборот, была совершенно спокойна. Волк источал силу, острую, жгучую, жестокую. Но одновременно убаюкивающе-мягкую, тягучую, завораживающую. Когда он рядом, бояться нечего. Разве что его самого. Но если не провоцировать, он даже может быть ласковым.
— На нежность потянуло? — робко усмехнулась Дженни, осторожно касаясь крутого лба.
Волк позволял себя гладить. Жёлтые глаза смотрели внимательно, твёрдо. И до жути по-человечески. Движимая внезапным порывом, девушка опустилась на колени.
— Отпусти меня, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал неагрессивно, но уверенно. — Я прошу тебя. Пожалуйста. Отпусти. Ты всю мою жизнь перевернул с ног на голову. Моя семья страдает из-за тебя. Если ты когда-то любил мою мать, то хотя бы в память о этом. Ей тоже плохо, она до одури тебя боится. Отпусти.
Волк смотрел. Молча. Неподвижно. Исходящее от него ощущение изменилось, мягкая тягучесть исчезла, уступив место непреклонной твёрдости, почти безжалостности. Это и был ответ.
— Ну ладно же, — бросила Дженни, поднимаясь. Внутри снова поднимались раздражение и злость. — Хорошо. Прекрасно! Тогда иди отсюда! Ну! И не смей больше приходить! Сдалась мне твоя помощь, ха! Сама бы справилась! Прочь! Вон! Ты просто…
И опять новое ощущение. Теперь уже как вспышка, резко, будто пощёчина. Девушка умолкла, язык ей просто не повиновался. Страх.
— Уходи, — бросила она дрожащим голосом. Усевшись прямо на асфальт, прислонилась спиной к стене. — Я не хочу тебя видеть. Я устала. Я хочу нормальной жизни. Хочу встречаться с парнями. Влюбиться. Заниматься любовью! А ты… ты… монстр! Сколько можно меня мучить?! Что тебе надо?!
Волк продолжал смотреть на Дженни. По её щекам побежали слёзы, губы тряслись. Она чувствовала себя как никогда слабой. Беспомощной. Но и только — ощущение зверя пропало. Он сам вдруг стал каким-то бесплотным, полупрозрачным. Таял прямо у девушки на глазах, будто бы сливаясь с ночной тьмой.
Последними исчезли глаза. Янтарно-жёлтые, густые. Волчьи. И человеческие.