— Прошу вас, милорд! Умоляю!
Алвейн почти повисла на руке мужа, но тот, казалось, этого даже не заметил.
— Вижу, мои советы пропали втуне, — произнёс герцог. — Ты меня не услышал.
Он говорил холодно, но во взгляде бушевала ярость. Вытянутая вперёд рука сжимала клинок, остриё упиралось в грудь юного рыцаря.
— Услышал, Ваша Светлость. — Тот старался говорить спокойно, даже легко. — Я пытался быть «благоразумным», как вы и советовали. Пытался забыть миледи. Но… — Взглянув на Алвейн, рыцарь улыбнулся. — Я люблю её.
— Нет! — На лице девушки застыл ужас, во взгляде металось отчаяние. — Не слушайте его, милорд! Он болен! Он бредит! Это… я….
— Довольно, миледи, — отрезал Мелигер. — С вами я буду говорить позже.
Десяток ударов сердца он молча смотрел на юнца, осмелившегося забраться в спальню его жены. Ночью. Да ещё заявлять такое! Щенок!
Сжав рукоять крепче, герцог…
— Мне следовало бы заколоть тебя, как свинью, мальчик. — …убрал клинок в ножны. — Но твой отец был мне как брат, я слишком чту его память и дорожу нашей дружбой.
Алвейн не верила своим ушам.
— М-милорд… вы…
Но герцог не дал себя перебить.
— Поэтому тебя казнят, как благородного человека. Это единственная милость, которую ты заслужил. Стража! В темницу его.
Вскрикнув, юная герцогиня лишилась чувств. Рыцарь было кинулся к ней, но подоспевшие гвардейцы схватили юношу и вывели прочь.
Закрыв дверь спальни, Мелигер уложил супругу на постель, а сам сел в кресло неподалёку и принялся ждать. Вскоре девушка очнулась.
— Как вы себя чувствуете? — увидев, что она открыла глаза, поинтересовался герцог холодно.
Алвейн вздрогнула. Воспоминания о только что пережитом ужасе навалились с новой силой; вскочив с постели, юная герцогиня бросилась к мужу.
— Милорд! — Упав на колени, девушка схватила его за руку, в голосе звенели слёзы. — Умоляю! Всё что угодно, только не это! Пощадите! Он не виноват, это всё я…
— Хотите сказать, это вы соблазняли его? — Мелигер был всё также суров. — Вы сами открыли перед ним двери своей спальни?
— Нет, но…
— Тогда я не вижу вашей вины. Хотя бы в этом.
Не выдержав, Алвейн разрыдалась.
— П-пожалуйста… милорд… у-умоляю… пощадите… он не… к-казните меня… это я…
Герцог не ответил. Он не стремился утешить супругу, но и не убирал руку, позволяя девушке орошать её слезами.
Как же Алвейн молода! Очень. Слишком. Мелигер должен был предвидеть что-то подобное. Его супруга — белая лилия, прекрасная, и чистая до наивности. Таким цветам нужен постоянный уход, внимание и забота, они доверчивы, открыты и очень легко увлекаются. Должен ли Мелигер злиться на то, что девочка не сумела устоять перед молодым красавцем-рыцарем, вдвое моложе его самого? Должен. На себя.
— До чего вы позволили ему дойти? — наконец спросил Мелигер всё также холодно.
Однако, он — герцог. Правитель. Алвейн же — герцогиня, пусть даже стала ею совсем недавно. Её… развлечения не должны оскорблять или позорить имя супруга. Особенно изменами.
— Ничего, клянусь!.. — надрывно воскликнула девушка, вцепляясь в руку мужа. — Я ничего не…
Но Мелигер был безжалостен.
— Я прикажу заколоть вашего… поклонника, как бешеного пса, — сказал он, глядя в заплаканные глаза, — если сейчас же не услышу, что вы позволяли ему с собой делать. Ну же!
Спрятав лицо в ладонях, Алвейн уткнулась мужу в колени.
— Я жду.
— М-милорд… прошу в-вас…
— Стража!
Алвейн вскинула голову.
— Нет!
Дверь тут же открылась, на пороге стоял один из гвардейцев.
— Ваша Светлость.
— Нет, нет! — Глядя на герцога с неприкрытым ужасом, девушка снова схватила его за руку. — Я расскажу! Клянусь!
Гвардеец не повёл и бровью, продолжая выжидательно смотреть на повелителя. Тот кивнул.
— Всё в порядке. Иди.
Дверь снова закрылась.
— Итак, миледи, я весь внимание.
Несколько мгновений Алвейн молчала, собираясь с духом. Великие боги, как же стыдно!
— Кайлан… он… — наконец начала она сбивчиво, — ничего такого… не было… не делал… просто… к-касался моей руки….
— И всё?
Покраснев, девушка потупилась.
— Милорд…
Герцог нахмурился.
— Мне снова звать стражу?
Алвейн вздрогнула.
— Он… обнял…
— Дальше.
— П-поцеловал… Всего один раз!..
— Я должен вам верить?
— Клянусь, это правда!.. Поверьте!.. Больше ничего не было!.. Я бы не позволила!.. Я — ваша жена… я не хотела…
«Не лги мне, девочка»
— Не хотели, миледи? — Склонившись, Мелигер поднял лицо девушки за подбородок. — Тогда почему вы не рассказали обо всём мне? Почему этот сопляк сумел оказаться здесь?
Алвейн всхлипнула. С ужасом глядя на герцога, она была не в силах заставить себя сказать хотя бы слово.
Мелигер тоже молчал, чувствуя, как новый прилив ярости погребает под собой и без того слабые ростки сочувствия и милосердия. Нет, он не станет отменять казнь. Не заменит её изгнанием, как хотел вначале. Нахального сопляка, смевшего воспользоваться оказанным доверием, казнят прямо под окнами дворца. Завтра же. А герцогиня в это время будет стоять на балконе и смотреть, как голова её воздыхателя полетит на мостовую, как гнилой кочан капусты. Ну, а пока…
— Что ж, я тоже виноват. Признаю. — Герцог поднялся, в голосе звучала сталь. Алвейн осталась на коленях, испуганно глядя на мужа снизу вверх. — Я не уделял своей супруге достаточно внимания. Можно сказать, своими руками толкнул её в объятья другого. Но больше этого не повторится. — Мелигер опустил взгляд на девушку. — Отныне, миледи, я буду навещать вашу спальню каждую ночь. Вы будете рожать мне наследников. Столько, сколько вынесет ваше лоно. Льщу себя надеждой, что беременность и забота о детях помогут вам быстрее свыкнуться с ролью жены и герцогини. Доброй ночи.
С этими словами герцог ушёл, оставив супругу рыдать в одиночестве.
В темнице Кайлан провёл почти месяц. Под самым полотком его узилища было прорублено крошечное окошко, через которое проникали лучи солнца, и каждый раз, когда они исчезали на закате, молодой рыцарь прощался навсегда. Но день шёл за днём, Кайлан засыпал, а просыпался из-за того, что капли солнечного света брызгали прямо в глаза. Снова.
Но однажды ночью за ним пришли стражники. Предупредив, чтобы без глупостей, завязали глаза и повели… куда-то. Молодой рыцарь спрашивал, что происходит, но ответом был лишь стук каблуков о каменный пол.
Кайлан не сопротивлялся. Герцог был прав: он обманул доверие, предал память собственного отца, посягнул на жену своего господина — он заслужил казнь. Но почему же на сердце так легко? Почему рыцарь не клянёт себя, преступившего все мыслимые запреты, поправшего законы чести? Потому что любит. И всё это он совершил ради Неё, прекраснейшей, самой чистой, самой благородной, самой доброй девушки на всём белом свете. И если за те мгновения, что они с Алвейн провели вместе, теперь придётся расплатиться жизнью — что ж, пусть так. Если такова воля герцога, Кайлан заплатит эту цену сполна. Но сожалеть не станет.
Однако, его повели не на эшафот. По-прежнему с завязанными глазами, молодого рыцаря усадили на коня и намертво привязали к седлу. Кайлан недоумевал. Будь сейчас день, он бы подумал, что герцог решил перед казнью провести мерзавца через всю столицу, дабы всем показать, что будет с теми, кто посягнёт на герцогиню. Но сейчас ночь, горожане спят.
Тем временем, они уже выехали из города. Вот только, кто же это — они? Кайлан слышал стук копыт ещё одной лошади и догадался, что поводья его скакуна в руках у другого всадника. Но что происходит? Кто он? Куда они едут? Но вопросы оставались без ответа.
Так продолжалось два дня. На привалах молодому рыцарю позволяли слезть с коня и поесть, но руки оставались связанными. Повязка на глазах тоже никуда не девалась.
Но вот, на третий день этой изматывающей поездки стук копыт вдруг стал глуше, запахло водой. Река. Скорее всего, Айд, отделяющая герцогство от соседней Беланты. Его светлость решил не проводить показательную казнь, а приказал утопить преступника подальше от столицы?
— Что происходит? — в который раз спросил Кайлан, впрочем, не особо надеясь на ответ.
— Его светлость изгнал тебя, — вдруг ответил голос.
Женский.
— Что?..
Верёвки снова ослабели, но теперь и руки были свободны. Не колеблясь ни мгновения, молодой рыцарь наконец-то снял опостылевшую повязку. В глаза ударил свет, Кайлан зажмурился, по щекам потекли слёзы. Когда же рыцарь вновь обрёл способность нормально видеть, перед ним предстала невысокая черноволосая женщина в мужской одежде.
— Езжай, — сказала незнакомка. Сев на лошадь, отвязала со своего пояса ножны с мечом, маленьких кошель и швырнула на траву. — Герцог дарует тебе жизнь, но только если больше вы с ним не увидитесь. Уж тогда пощады не жди.
— Но…
— Езжай, парень. — Взгляд зелёных глаз пронизывал насквозь. — Не искушай судьбу. Через реку есть брод, ниже по течению. А там уже Беланта. Начнёшь новую жизнь.
С этими словами, не дав Кайлану даже раскрыть рот, черноволосая ускакала.
Молодой рыцарь остался один.
Что ж. Несмотря ни на что, он жив. У него есть лошадь и меч. И даже немного денег. Быть может, Создатель всё-таки не отвернулся от Кайлана, раз осыпает его такими дарами? Быть может, это знак того, что Ему угодна их любовь? Что Он велит рыцарю вернуться?
Кайлан улыбнулся. Кто он такой, чтобы спорить с Его волей?
Весь последний месяц Алвейн не находила себе места, душу терзали стыд и отчаяние. И страх. Не за себя, за несчастного юношу, которого она своей любовью приговорила к смерти.
Хотя… А было ли то чувство именно любовью? Или всего лишь увлечением, лекарством от одиночества, в котором девушка провела слишком много времени. Она не корила мужа, нет. Он — герцог, он правит, от него столько всего зависит. А Алвейн — всего лишь слабая женщина, удел которой терпеливо ждать. Она могла бы развлечь себя сотней других способов, но выбрала именно такой, самый низкий, недостойный и подлый! Её называли Белой Лилией, символом чистоты и красоты — а теперь? Из прекрасного цветка она превратилась в сорную траву, из-за неё погибнет Кайлан! А муж? Ведь Алвейн опозорила не только себя, но и его!
Снедаемая ужасом, девушка ждала, что герцог выполнит своё обещание и придёт следующим же вечером. Она была уверена, что это случится, ведь уж кто-кто, а её супруг всегда держит слово. А гнев? Ох, с какой яростью он смотрел на Кайлана, на саму Алвейн… Она заслужила. Пусть муж сделает, что обещал. Это будет её карой.
Но он не приходил.
Ни на следующую ночь, ни после. Алвейн попыталась было прийти к нему в кабинет днём, но гвардейцы не пропустили, сказав, что его светлость очень занят. Так было один раз, другой, третий. Наконец, Алвейн поняла, что муж просто-напросто не хочет её видеть.
Когти отчаяния, ужаса и стыда вонзились в душу девушки с новой силой. Теперь он презирает её! Ненавидит! Позор, какой позор! Теперь Алвейн проклята, она своими руками всё разрушила! Муж прав, пусть ненавидит, пусть проклинает! Таким как она нельзя видеть солнце, они несут смерть и боль всем вокруг! Они недостойны жизни!
…Избежать трагедии удалось лишь чудом. Потом слуги перешёптывались, что герцогиню спасла леди Деалия — мол, она шла мимо покоев её светлости и случайно, через приоткрытую дверь, увидела, что та готовится вонзить нож себе в сердце. И остановила, конечно же! Правда, этого никто не видел — коридор был пуст.
После Алвейн слегла. Началась лихорадка, девушка бредила. То проклинала кто-то, то просила прощения, то прогоняла, то звала, просила пощады, рыдала.
Забыв о делах герцогства, Мелигер не отходил от постели жены. А ведь Деалия предупреждала! Она следила за Алвейн, она говорила, что нельзя оставлять девочку наедине с собой, что сейчас ей нужен муж. Но Мелигер был слишком зол, он боялся сорваться и действительно изнасиловать собственную жену. А этот мальчишка! Чуть поостыв, герцог понял, что не сможет отправить на плаху сына старого друга. Но одно только воспоминание о том, что он увидел тогда в спальне жены, одна только мысль о том, что Алвейн позволяла этому сопляку, приводила Мелигера в бешенство. Ну и конечно же дела, дела, дела, эти бесконечные просьбы, указы, встречи…
И вот, теперь несчастная мечется в бреду, не замечает, не видит, что её муж здесь, рядом, что готов на всё, лишь бы она поправилась. Мелигер и подумать не мог, что это хрупкое воздушное создание, эта молодая девушка, почти девочка вызовет в суровом правителе и безжалостном воине такой отклик, так западёт в душу. Герцог простит её, он будет винить себя и только себя. Он признает себя жалким глупцом, выпустит мальчишку, даст ему шанс начать жизнь заново, забудет обо всех своих делах, будет проводить всё время с Алвейн. Только бы она поправилась.
И девушка будто бы услышала эти мысли. Сначала стих бред, потом унялся жар, Алвейн уснула нормальным здоровым сном. А проснувшись, увидела мужа. Также, как и в ту страшную ночь, Мелигер сидел в кресле, но сейчас оно было придвинуто вплотную к кровати, а сам герцог спал, уронив голову на грудь.
Переборов слабость, Алвейн встала с постели и, как тогда, опустилась на колени перед мужем. Коснувшись руки, поцеловала её, прижала широкую жёсткую ладонь к своей щеке. Герцог проснулся. Увидев жену, хотел было встать, но девушка не позволила, обняв его колени.
— М-милорд, я недостойна, з-знаю… — всхлипнув, прошептала она. Глаза заблестели слезами. — Но п-прошу… п-простите… пожалуйста…
Сердце Мелигера сжалось. С величайшей осторожностью отстранив девушку, он всё-таки встал.
— Вам не стоило подниматься с постели. — Склонившись, поднял её на руки. — И уж тем более, стоять на холодном полу. Лекарь этого не одобрит. Как и я.
Алвейн вздрогнула. В голосе мужа не было ни ярости, ни холода, но это спокойствие… как будто бы, на деле ему… всё равно.
— Милорд, у-умоляю…
— Тише.
Уложив жену на постель, Мелигер сел рядом. Несколько мгновений молча смотрел на неё, на бледное, без кровинки, лицо, на дрожащие губы, на уже бегущие по щекам слёзы. Нахмурившись, протянул руку. Сжавшись, Алвейн вся напряглась, зажмурилась, готовая к самому худшему. Но герцог всего лишь вытер слёзы.
— Не делайте так больше, — сказал он негромко.
Чуть помедлив, девушка медленно подняла веки.
— К-как?.. Ох, в-вы про К-Кайлана?.. П-простите… простите, милорд!..
Сев на постели, Алвейн порывисто обняла мужу, прижалась. Мелигер тоже обнял, крепко-крепко, будто бы боясь, что девушка вот-вот оттолкнёт и убежит.
— Это я должен просить твоего прощения, — также тихо сказал герцог, вдыхая запах её волос. — А Кайлан…
Снова вздрогнув, Алвейн вскинула голову.
— Что с ним?! — В заплаканных глазах плескалось отчаяние. — Милорд… вы его…
Мелигер покачал головой.
— Нет. Он отправился в изгнание Ты… — На несколько ударов сердца он снова замолчал. На языке вертелся вопрос, ответа на который герцог одновременно ждал и боялся. — Ты его любишь?
Не выдержав, девушка разрыдалась.
— Нет!.. Нет, нет, нет, тысячу раз нет!.. Я — ваша жена!.. Я люблю вас!..
Мелигер помрачнел.
— Алвейн, если ты пытаешься убедить себя…
— Да нет же! — Она уже кричала. — Я — ваша жена! Ваша! И только! Я не хочу любить никого другого! — Вдруг резко ослабнув, девушка снова упала на руки мужу. — Пожалуйста… умоляю, милорд… не бросайте… защитите… от… от меня самой…
Поддавшись порыву, герцог вдруг… поцеловал жену. Он старался быть нежным, но внезапно нахлынувшие чувства скрутили всё внутри, вышибли волю и мысли о долге и том, как надо. Этот удар высек искры, тут же обернувшиеся пламенем, оно взметнулось, вспыхнуло с огромной силой, граничащей с яростью, что одолевает воина во время битвы.
Такого Мелигер не чувствовал уже очень давно, с далёкой молодости. Упиваясь стонами, так и льющимися с нежных губ, герцог терзал их, не в силах остановиться. Всё в нём горело, его душа, его плоть жаждали владеть этой женщиной, сделать её своей, раз и навсегда выжечь мысли о других мужчинах.
Чудовищным, поистине титаническим усилием воли герцог заставил себя оторваться от жены. Закрыв глаза, тяжело дышал, чувствуя, как девичье тело трепещет в его руках. Сейчас он посмотрит на жену. Сейчас. И если увидит страх, то этот огонь больше никогда не вернётся, не вспыхнет в его душе, что бы ни случилось. Сейчас…
Алвейн действительно трепетала. Поначалу эта яростная страсть испугала девушку, но уже через несколько ударов сердца она отдалась ей целиком, чувствуя, как разгорается сама. Иссушенная болезнью и долгими страданиями, душа Алвейн упивалась чувствами мужа, питалась ими, набиралась сил, подобно полузавядшему цветку, который наконец-то получает драгоценную влагу.
Заглянув жене в глаза, Мелигер не увидел страха. Лишь предвкушение. Жажду.
Откинувшись на подушки, Алвейн потянула мужа на себя.
— …Леди Деалия, — пытался настаивать лекарь, недоумённо глядя на черноволосую женщину в бордовом платье, — поймите, её светлости нужно продолжить лечение.
Выдворив лекаря в коридор, она закрыла за собой дверь.
— Не беспокойтесь, уважаемый. Чутьё подсказывает мне, что с миледи всё будет хорошо.