Игротехник Юрка еле избавился от малокровной фанатки, тормозившей его дурацкими вопросами.
– Вам куда? – поинтересовался он на эпическом пятачке перед Машиностроительным институтом.
– На маршрутку, – слабо улыбнулась она.
– А мне туда, – безжалостно указал Юрка противоположное направление.
Так он попал в совершенно не знакомый ему переулок, оказавшийся, если верить указателям, улицей неведомого Александра Лукьянова. «Странно, что не Ульянова, – подумал Юрка, – но ведет она, вроде бы, к Басманной, а та, кажется, к Красным воротам…»
Она, в сущности, была ничего, фанаточка. На итоговой сессии она сидела в первом ряду и моргала игротехнику широко распахнутыми, восхищенно-синими озерами. Но он не хотел никаких историй. Особенно, когда Россия вот-вот влезет в настоящую (не фейковую, как на Кавказе) войну.
«О чем, кроме войны, можно сейчас думать?» – подумал игротехник.
Глуховатая улица Лукьянова – слева сплошняком стены многоэтажных домов, справа каменные ограды городских усадеб, – вроде, и правда вела к Новой Басманной. Над усадьбами кое-где громоздились кроны старых деревьев, тронутых желтизной, а над ними голубым куполом стояло безразличное сентябрьское небо. Басманная, однако же, что-то впереди не просматривалась, чего-то там пошевеливалось только черное, до поры непонятное.
Лишь на перекрестке Юрка сориентировался. Расползшись на обе полосы, по Бассманной к центру города текла бессловесная людская масса. В голове ее черные монахи несли красно-коричневый ковчег, убранный зелеными ветками, впереди и позади них шли священники с хоругвями, за ними – мужчины в пиджаках и косоворотках, богомолки в платках и с иконками и зашуганные дети с бумажными цветами… Ни выкриков, ни разговоров – лишь шарканье подошв по наждаку асфальта да сдержанное покашливание, точно в паузах церковной службы.
– Что это? – полюбопытствовал Юрка у полицейского в парадной форме.
– Без понятия! – был бравый ответ. – Нам дали команду – мы охраняем.
– День всех московских святых! – назидательно подсказала проходившая мимо баба с иконкой в руках.
– От Елоховки идем, – добавил мужик в кафтане и смазных сапогах.
– А-а-а, – протянул Юрка.
Тут процессия приостановилась, но вместо того, чтобы двинуться дальше по расчищенной полицейскими Ново-Басманной, Бог весть чьею волей повернула направо, в Первый Басманный переулок. Замысел церковников, вроде бы, стал понятен Юрке. «Сейчас они дошествуют до… ну, как ее…, которая идет от Казанского вокзала, – подумал он, – и по ней вернутся к Елоховке».
– А что это за флаги там – желтые с черным? – поинтересовался он вновь у полицейского.
– Да союз русского народа какой-то.
– А-а-а.
«Только запахло порохом, как черная сотня – вот она», – вдруг умилился игротехник.
По Басманной шествовали теперь ветераны с орденскими колодками на пиджаках; отставное, судя по возрасту, офицерство в форме; сверх меры размордевшие на дембеле морпехи, десантники и пограничники – в беретах всех цветов радуги; пацанва в спортивных куртках с надписью «Суть дела» на спине; качки в черных комбинезонах с похожими на свастику эмблемами на рукавах…
– Слава России! – крикнул кто-то.
– СЛАВА РОССИИ!!! – громыхнули хором.
«А ведь – сила, – признал вдруг Юрка. – Может, пошествовать вместе с ними, одним воздухом подышать?..»
Но попасть в историю ему по-прежнему не хотелось. И он потрусил на красную «домашнюю» ветку.
--------------------
…Зачем я здесь? Встретить Караван мира? Или – честно – Лизку?..
Вятр, Вака с "Лейкой", волонтеры и журналисты – вышли на перрон как раз в ту минуту, когда под своды Казанского вокзала вполз, замедляя ход, транссибирский экспресс. Одни встречавшие стояли, другие шли, третьи уж бежали вдоль вагонов…
Олег вдруг вспомнил, как именно отсюда, с Казанского вокзала, он когда-то вылетел на крестины симбирского штаба. А приземлился на похороны Пояркова. Сколько времени прошло с тех пор? Теперь казалось: целая жизнь. Симбирский кульбит тогда обрушил лавину знамений – внезапную, по подсказке странника, мутацию цели, чудесное спасение от смерти в половодье, предчувствие краха в конце сюжета… И все уже сбылось! А вот конец…
В вагонном окне будто бы промелькнула Лизка.
– Двэнадцатый! – громко объявил Вака.
Из вагона уже валили миротворцы, с рук на руки передавали раздутые картонные коробки с подписными листами, закидывали рюкзаки за спину, жали друг другу руки … Вместо Лизки на глаза Олегу внезапно попался какой-то бритоголовый, с заплывшими глазками, во всем черном: похмелье гопника в пиру волонтерства…
– Олег!
Лизка грузновато скакнула через шеренгу коробок, упав в руки Вятру. Но поцеловались сдержанно – как соратники.
– Не очень вас в Рязани потрепали?
– Россия – отстой! – Лизка вылупила приморские глаза – один синий, другой зеленый. – Мы – для них, а они…
– Мы им тоже навешали, – добавил кто-то.
К вагону, чуя поживу, слетелись носильщики. «Я – Наиль!» – веско заявил, судя по серебру на виске, вожак ватаги. Другие образовали ступенчатую очередь.
Бритоголовый прижал к уху мобилу и, словно бы совсем не интересуясь происходящим, зашагал неспешно к зданию вокзала. Туда же через некоторое время затарахтели и тележки с коробками.
– Я страшно рад, что ты…, вы приехали! – сказал Вятр.
– Я или мы?
– И вы, и ты.
– Ненавижу тебя, Вятр…
Впереди вдруг раздались крики, поднялась суматоха, тележки вразнотык остановились. Вятр, Лизка и еще несколько человек, шедших позади каравана, кинулись в его голову. Но там уже все было кончено.
Полиции передали двух пацанов, пытавшихся забросать миротворцев тухлыми яйцами. «НАТО! ПАСЕ!» – выкрикивал один, вырываясь. «Слава России!» – бубнил другой из-под капюшона.
– Претензии имеются? – интересовался шустряк-полицейский. – Протокольчик составим?
– За чё пацанов-то? – прокуренно лаял бритоголовый, только теперь – в бейсболке с гербом России над козырем. – Пацаны, за чё вас, а?
– Валим отсюда, – шепнул Вятр Ваке. – Протокольчики потом.
– Не, я не понял, а чё у этих барыг в коробках?..
– Да они за мир…
– Сыр?
Ватага Наиля твердо знала свое дело. Вереница тележек, как караван верблюдов сквозь игольное ушко, прошла сквозь забитый беженцами зал ожидания, выкатившись на Площадь трех вокзалов. Водитель Володя как раз в этот момент подогнал автобус на угол вокзального здания. Осталось лишь перегрузить коробки с тележек в автобус.
– Как ты, ваще? – спросила Лизка.
– Норм…
Тут и там кучковались полицейские в парадной форме. Движение машин через площадь было перекрыто, над трио вокзалов стояла настороженная тишина. Лишь модернистские клубничины на фронтоне Ярославки слегка покачивались в унисон истории.
Миротворцы не разгрузили еще и половины тележек, когда из голенища Рязанского переулка потекла гангренозная чернота. Ощетинившись церковными хоругвями, шествие во всю ширь развернулись между Царской башней и железнодорожной насыпью. Впереди надвигалось нечто, похожее на гроб, но утыканное банными вениками.
– Чё за фигня? – забеспокоились миротворцы.
– Priests? – искренне удивился англичанин-либертарианец.
Монахи с «гробом» и священники-хоругвеносцы, казалось, мирно минуют миротворцев. Но шедшие за ними богомолки в черном и мужики в кафтанах, огибая автобус, вдруг закрутили гибельную турбулентость, и вот уже заблажила какая-то баба, съездили по уху пермскому миротворцу Серьге, за Серьгу вступились дружбаны-уральцы, тех стал колотить хоругвью посадчанин в душегрейке…
Наиль было попытался задвинуть в автобус еще одну коробку, но ее вырвали у него из рук. Полетели во все стороны клочья картона. С криками «Слава России!» в стычку включились черносотенного вида молодчики в курточках «Суть Момента». Полиция множилась, но бездействовала. Белоснежные листки с подписями, подхваченные послеобеденным сквозняком, бессильно кружились над площадью.
– Что делаетэ, гады? – заорал Вака, отбиваясь от окружавших его черносотенцев.
В него разрядили обрез.
Вятр ясно слышал, как картечь, выпущенная будто из-под полы, усвистела в небеса. Но часть свинца застряла внутри пиарщика. Вака обмяк, его подхватили Олег с Лизкой, а вокруг встали кольцом сибиряки и приморцы.
– К тоннелю! – во все горло заорал Вятр. – К тоннелю!
Последнее, что он увидел из тоннеля, был их серебристый автобус, пляшущий, как щепка, на черных валах погрома. Миллионы подписей под требованием остановить войну – были рассеяны над площадью и втоптаны в асфальт безразличными прохожими.
Но о бумажках уже не думали. Вака потерял сознание. Многие миротворцы были ранены.
На Проспекте Сахарова их ждали полдюжины дружественных байкеров и резервный автобус.
--------------------
Пока тащили Ваку, Олег получил чем-то по чайнику и не сразу заметил, что правый глаз заливает кровью. На бегу ему мерещилось, что она Вакина. Но когда пиарщика передали самодеятельным санитаркам в автобусе, а глаз слеп, стало ясно: юшка своя.
Кто-то сунул ему салфетку, он прижал ее к ссадине над бровью, но бумага в миг свинцово набрякла, и он бросил ее под сиденье.
– Глаз видит? – Лизка дала ему ослепительно-чистый носовой платок.
– Еще как, – громко, вроде бы, отвечал Олег, но Лизка, казалось, его не слышала.
Лишь вглядывалась своими разными глазами в его измочаленную душу…
Автобус писал восьмерки по незнакомым дворам и проулкам. Миротворцев, как мертвый груз, швыряло от стенки к стенке. Вятра замутило. Не будь Лизки, он просто свалился бы в проход на перекатывавшихся там раненых. Но она намертво обхватила его руками и всю дорогу удерживала рядом с собой.
…Он очнулся от адской вони малюсенькой ватки под носом. «Нашатырь», – догадался.
– Вам есть где его спрятать? – спросил строгий мальчик в антигриппозной повязке.
– Есть, – сказала Лизка.
Она была в бес-человечном театральном гриме, как когда они делали «Интригу выборов» во Владике. «Зачем это она?» – удивился Олег, вновь отплывая в небытие.
…Очнулся он точно внутри черного куба. Эта сумрачная комната – с угрюмым старинным трюмо и наглухо зашторенными окнами, – похоже, была знакома ему. Но откуда?
Рядом лежала обнаженная женщина: черные ведьмачьи космы, бдительная попа, глянцевые кегли ног…
«Лизка», – догадался.
Он попробовал пошевелиться – в лоб над глазом вонзилась игла боли. Он хотел ее выдернуть – пальцы ткнулись в стену из бинтов. «Что со мной было?» – удивился. И вдруг разом всё вспомнил – вокзал, погром, тоннель…
Он тут же сел по-турецки и уже осознанно ощупал повязку на голове. Это была не кривая вялая накрутка, какую впопыхах делают друг другу туристы-альпинисты. Бинты туго и плотно охватывали голову.
Внезапно Лизка ожила и тоже уселась по-турецки. Ее пальцы, дрожа, оглаживали полушария коленок, и зеленый глаз призывно горел в темноте. «Я совершенно не хочу ее», – вяло удивился Олег.
Так они и сидели друг перед другом – подбитый бунтарь и весталка свободы.
Полный текст романа в формате электронной книги вы найдете по адресу: https://ridero.ru/books/mechtatel_soldat_buntar/ , а также в разделе "Внешние ссылки" внизу моей авторской страницы здесь, на "Прозе.ру".