IV. Реминисценция - Мир смятения

Джас Тим
                «РЕМИНИСЦЕНЦИЯ»
___________________________________________________________






IV. Гости





   Тем временем,  сомнения изворотливо просачивалась в дом Эристо. Разом, бурно бушующим потоком, причалила тревога.  А  неведение породило страх.

 Затаив дыхание, Освальд протянул худощавую руку внутрь пустоты. Кончики пальцев наткнулись на твердую неровную поверхность. Он достал из тайника отца маленькую шкатулку. Не больше его ладони, чарующее изделие предстало во всём своём таинственном великолепии. Вытесанная из малахитового камня, переливающаяся цветом морской лазури, шкатулка была обрамлена золотой каемкой, от которой вверх тянулись кружевные завихренья, инкрустированные маленькими бриллиантами. Он поднял крышку и увидел небольшой бронзовый ключ.

Подобно неостанавливающейся мельнице, Юджин бродил по залитой разными оттенками зелёного передней, погружённый в мысли, которые изводят нервы и затуманивают разум. Лишь  возле незамысловатой картины, где на просторах холста приветливо улыбалась молодая девушка, он остановился.  Как будто рассматривая, на самом же деле,  просто заблудившись в потоке бушующих суждений, позабыв о реальности, нависшей над ним запутанным клубком.  В таком состоянии, он поднялся на второй этаж, лишь перед большой дубовой дверью вынырнув из тёмного омута. Осознав, что кабинет не заперт, Юджин решил войти.

Не известно от чего, он ощущал решимость. В этот момент Освальд понял, что этот кусок метала, только злополучно заключал в себе новую загадку. Холодный взгляд остановился на столе Эристо Вернара. На середину деревянной поверхности он поставил шкатулку.  Что-то подсказывало ему, что всё это было крайне знакомо. Вдруг, он ещё раз обернулся и заметил как в большом окне, что залило дождевыми каплями, двигалась маленькая размытая карета, выезжающая из-за ворот поместья. Забрав с собой печальную находку, он направился в свои комнаты.

Звук опускающейся ручки и тяжёлый поворот петель. Кабинет отца всё так же пустовал. Не удивительно. Хотя, разве как раз не этому стоило бы удивляться? Вчера вечером все вещи учёного были на месте. Их ограбили? Нет. Даже в комнате слева больше драгоценностей, чем в кабинете. Что-то искали, или просто нужно было уничтожить какие-то зацепки. А что насчет этих записок? Глупость! Юджин повернулся к доске ученого, что над камином. Зачем была нужна стремянка?

Со всей тяжестью Освальд плюхнулся в свое кресло, пустив серые облака дыма. Хоть в кабинете и редко убирали, пыли быть не должно, но она была. Вид кабинета отнюдь не пугал. Он уже был таким. Он точно уже был таким…

Юджин занял кресло, небрежно покинутое Кларком возле старого, полного сажи, камина.  Открытые шторы свисали грузным  тёмным комком по краям двух широких окон. Кресло, насильно вытянутое из-за стола, всё это полуживое место почему-то напоминало о прошлом жарком лете.  Лорду Эристо, этому образцу учёного, похожего один в один на книжные амплуа гения, даже не приходило в голову, что его родные – на самом деле для некоторых было невероятным, что человек, настолько упивающийся одиночеством, имел семью – нуждаются в отце, что будет крепкой опорой такой слабой жизненной конструкции. Но тем летом произошло странное происшествие, после чего лорд на время таки побыл простым человеком, не вспоминая о тревожащей его душу науке. Это было весьма странно, но разве часто люди вспоминают о том, что стоит за их мирным счастьем? А  какова цена беззаботной весёлой жизни? Странно то, что шутя, это воспринималось как должное…

Дверь на балкон была открыта. Запах дорогого табака смешивался со свежим дождевым воздухом, образуя призрачное ощущение наслаждения и лёгкости.  Увядающий красный огонёк сигары растворялся в тяжёлом синем пространстве, скинутый с высоты прямиком на влажную землю в куст алых мокрых роз. Хрусталь, отбивающий серость этого дня, наполнялся жидкостью до самых краёв. Капля за каплей. За окном – капля за каплей. Глубокий вздох. Освальд снова опустился в громоздкое мягкое кресло.

   
   Звук глухого выстрела. Мир не терпел жары и потихоньку плавился. Госпожа Эристо пряталась от лета за объёмными кружевными веерами, обхаживаемая прислугой, она ожидала  чай с холодным молоком.  Нечто похожее на взрыв застало её врасплох, находящейся на балконе за маленьким белым столиком, который хитро размещался в тени правого крыла, подальше от палящих солнечных лучей.  Суета сразу же образовалась возле эпицентра такой неожиданности – кабинета лорда Вернара. Сыновья уже были там.

- Откройте окна! Живее! Живее!!

Грузные пепельные облака  заполонили кабинет и медленно плыли через открытый проход в коридор. Среди непроглядной пелены, можно было  рассмотреть лишь свои руки или же, где заканчивается одна «туча» и вырастает другая. Густые клубы дыма закручивались в причудливые фигуры, стремясь всё выше и выше. Становясь всё белее и реже, они неприхотливо рассеивались,  оставляя в пространстве лёгкую рябь.  Никто из присутствующих не видел воочию небо, никогда вольно не парил среди облаков, но теперь они могли бы заверить, что небесная лазурь определённо должна походить на это зрелище.

- Что у вас случилось на сей раз, отец?

- Возможно, нечто приятное, - сказал он очень бодро, но с долей сомнений, -  Нет, Юджин, это определенно замечательно!

-  Сдаётся мне, леди Эристо не разделяет вашего воодушевления, – произнес Освальд глядя на приближающуюся матушку, что  держала небольшой платок у лица, при этом неритмично помахивая веером.

- Не могу поверить, что это пятый костюм за два месяца. Будет ли шестой? -  она кинула возмущённый взгляд на мужа, но из-за ироничности её тона, лорд ни капли не смутился, а только ещё веселее начал высказываться о немыслимом беспорядке, который, вероятно, сотворил.

- Так что же всё-таки стряслось?

- Можно ли считать ваш кабинет целым? – спросил Юджин.

- Всё прекрасно!

- Раз уж это такая большая радость, то поделитесь ею, отец, или вы не хотите, чтобы это касалось нас?

- Отнюдь, это напрямую касается вас, как и всё, что я делаю. Для нас, для мира, для науки!

- В таком случае, мне остается  только поздравить и пожелать дальнейших успехов, – он вздохнул,- Вы достаточно подготовлены для всех великих открытий и изобретений, постольку  не боитесь неверных шагов, уверенно следуя новой дороге.

- Великолепные слова, Юждин. Это действительно весьма специфическое качество, что каким-то образом тебе передалось – ценить важные открытия и следовать жажде познаний!

И хотя никому, кроме Эристо Вернара не было ясно, что именно произошло, мнимая общественная  увлечённость делала этот момент прямо таки торжественным в глазах учёного. А этот костюм? Он не зря носил его. Он знал, что когда-нибудь этот момент настанет.

И вдруг, ему резко стало смешно. Лорд разразился смехом, походя на ликующего идиота.  Это продолжалось до хрипа в горле и последовавшего после  кашля. Глаза покраснели.

- Вернар, с тобой всё в порядке? Ты надышался этого дыма?

- Ах, нет, всё в хорошо, - он ещё раз прокашлялся, - Честно сказать, мне как-то не по себе. Такое чувство, меня, кажется, знобит.

Эта лихорадка – напоминание. Та самая весточка, связывающая настоящее и прошлое нитью глубоких воспоминаний.

- Матушка,  мне вызвать врача?

- Пожалуй, на самом деле, это может быть от жары, - вызвался Освальд.

- Хорошо, я пошлю  за доктором.

Что это за чувство? Могущество? Но, разве так оно ощущается?  Лорд подошёл к открытому окну, откуда пробивалась самая обычная повседневность.  Шум ветра, доносящиеся голоса прислуги, аромат цветов из сада. Но разве он только что не переменил этот мир?

Леди Эвилия внимательно смотрела на мужа. Она улыбнулась Освальду той улыбкой, что сообщала о спокойствии. Пока не произошло ничего, что могло бы выйти за рамки её полномочий.

- …хорошо… впрочем, - отчетливо выделяя слова, она достучалась до его сознания, - Вернар, я буду рада увидеть твоё изобретение, как и все мы.

- Нет, - он резко обернулся, исступлённо  уставившись на Юджина, который говорил с молодой служанкой.

- Как же так? – сказал Освальд, - Отец, что-то случилось?
 
- Нет, - он насупился, всеми мышцами лица выражая недовольство. Ещё было слишком рано, от этого лорд Эристо действительно почувствовал негодование, целый порыв необузданных эмоций, которые пронеслись подобно табуну вороных коней, мощных и диких.  Время ещё не пришло. Когда он закончит, настанет настоящее время ликовать. Но когда это будет? Пять? Возможно, десять лет?  А возможен ли вообще успех? Всё вот-вот канет в небытие, но если нет? Если…

Но госпожа Эристо уже отвернулась, направляясь к кабинету. Вернар поторопился за ней.

- Ну, хоть вы, - обратился он к окружающим, - оставьте бедного творца наедине со своим творением. Когда-то потом, вы увидите совершенное изобретение, которое потрясёт этот мир, и не только.

 Он увильнул в кабинет, тяжело закрывая за собой дверь.

Некая дымка оставалась в комнате. Свет преломлялся, формируя цветные колебания. Даже тьма преобразовывалась в подобие пустоты, что обладала своим зеркальным  искажением, притупляя яркую действительность.

 От этого вида содрогалась и трепетала душа. Нечто непостижимое заставляло сердце бешено биться, напоминая звуки дождевых капель во время ливня, больно сжимаясь, подобно грому с молнией. Госпожа тяжело вздохнула.  Воздух был тяжёлым, как будто от него слипались лёгкие, кислорода совершено не хватало. Вернар прикоснулся к её плечу, отчего по телу побежали мурашки. Почему  его рука такая холодная?  Голова закружилась, и она упала в его объятья.

- Не оставляй нас, - тихо прошептала леди Эристо.


   Юджин поднялся и застыл, наблюдая за  постепенно разглаживающейся впадиной на широком кресле. Он вспомнил стремянку, которую не нашёл Кларк – весьма странный выбор для  кабинета учёного, сделанный его матерью.  Она должна была стоять тут и стояла, вероятно, до их сегодняшнего визита.  Белая, с изящными выступами и утончённой резьбой, напоминающая ему саму леди Эристо.  Среди всего заумно-научного беспорядка, она – отдушина спокойствия, лаконичности и грации, что одновременно никак не влияет на эту среду, но в тоже время с гордостью возвышается над ней, заставляя уважать своё здесь присутствие.

И всё же, как раз после происшествия почти годичной давности в кабинете лорда Эристо началась перестановка, сопровождаемая наваждением порядка. Какое-то время Освальда удручал внешний вид этого места, прямо как сейчас. Точь в точь такие же голые полки, запыленные и неуютные, этот ковер и стены с отпечатком какого-то эксперимента, который проводился не один и не два раза.  Камин, отдыхавший с холодов под толстым слоем пыли, измазанный сажей, как ребёнок шоколадом. Но, постепенно, новые детали, которые определённо ему импонировали, преобразили святыню учёного, казалось, к лучшему.

Именно этот удручающий вид служил причиной, почему отец мало сюда заглядывал. Тогда Юджину повезло приютить множество занимательных книг в своей скромной библиотеке, часть которых осталась с ним до сих пор.  Он осмотрелся и кивком признал внешнее сходство со временами того лета. После, сделав глубокий вдох, покинул это унылое и, оттого,  ещё более отторгающее место.

Раздался стук в дверь. Освальд оторвал взгляд от балкона, и громко пригласил войти. В проходе стояла госпожа Эристо. Она сухо посмотрела на сына. В её синие глаза попадали крохи дневного света, подсвечивая серую тоску и ярко-голубую безысходность.

Душа просила спокойствия, простой тишины, что благоговейно заполняет тебя гармонией и дарует временное успокоение. Этот день, не так давно начавшийся, уже посеял в этом мире столько смятения. Юджин аккуратно нажал самые звонкие и, одновременно, глухие клавиши верхних звуков на фортепиано.

- Матушка, что-то произошло, - Освальд поднялся и тихо прибавил, - ещё?

Когда события образуют сложные обстоятельства, тебе остается только качественно их проанализировать и перейти к действиям, но некоторые выбирают  бездействие, что в последнее время встречается всё чаще.

- Нет, я просто пришла к своему единственному сыну, - она приобняла Освальда, а он не шевелился, -  В такое тяжёлое время нам стоит держаться вместе.

- Матушка, я не понимаю, что вы такое говорите.

Она сжала его ещё крепче и тихо заплакала. За дверью послышались шаги, которые, вместе с дождём, смешивались с остальными звуками, образуя шум.

-  Я не одинока, - пытаясь успокоиться, она сделала глубокий вздох, но от этого рыдание и всхлипы становилось только громче, - Он… не вернется… никогда… Он сказал… так нужно… но я не смогу… я хотела… но просто никак не могу… уж лучше…

- Кто? О чём вы говорите? Отец? Он был здесь? Когда? – госпожа Эристо притихла, оставляя тяжёлое теплое дыхание у шеи.

- Сегодня…, - в дверь снова кто-то постучал, коротко и глухо, но при этом достаточно резко и неожиданно.

- Господин Освальд, так как я пока не разыскала госпожу Эристо, сообщаю вам, что в передней ожидает граф ван дер Алест.  Он утверждает, что это имя должно быть известно.

- Нет, это имя ни о чем мне не говорит. Передайте, что в любое другое время этот дом был бы рад гостю, но теперешние обстоятельства не позволяют нам  такой роскоши.

- Ненсис, - строго произнесла леди Эристо, - пригласите его в зал.


  В маленькой гостиной, что была создана не для размашистых веселых празднеств, а для простого отдыха, в кругу уютной мебели, в свете тускло-жёлтых ламп, подобно венцу этого  тихого торжества, посреди комнаты расположилось фортепиано. За ним сидел Юджин.

  В глянцево-чёрной поверхности инструмента, как и весь окружающий мир, искажённо отражалась висевшая выше картина, где крупными мазками создавалось пиршество людей в строгих костюмах и карнавальных масках, тыкающих пальцами в маленького шута внизу полотна, возле тройки хорошо откормленных собак, которые воротят нос от позолоченных мисок, полных кровавого мяса.

С  готовностью играть юноша протянул руки, и пронзительно полилась музыкальная история. Раздалось иступлённое форте, такое будоражащее и внезапно тоскливое.  Пальцы замедляли мелодию, отчего она становилась всё драматичней. Секундная тишина, на которой нужно сделать глубокий вздох, и постепенно окрепшие звуки снова приходят к динамике, но такой нежной и сокровенной. Это звуки драгоценного тепла  младенца возле своей улыбающейся матери, подсолнуха, что смотрит на закат, или же путника, что в суровую метель вот-вот сомкнет  тяжёлые веки.
 
Глубина музыки создаётся благодаря колебаниям мысли, светлого и тёмного, мелодии, что уносит слушателя в мир, где никакая израненная частица не пульсирует от боли.  Это его способ нахождения ответов, подвергая разбору мысли и превращая их в действия, подобно тому,  как из множества маленьких нот складывается такая глубокая и проникновенная музыка.
Так закручивались его размышления, пока, в конце концов, он не задел самые глубокие струны души. Тогда Юджин остановился. Это просто монолог обо всём, что тревожит разум?

- Как грустно, – послышался из-за спины тёплый голос, - Вот только, слишком беспечно,  в вашем то положении. Не услышал, как я вошла при том, что мне пришлось стучать три раза.

Девушка сидела в маленьком кресле, внимательно рассматривая пианиста, или его инструмент,  а может ту самую картину, что многие, побывавши здесь,  называли вульгарной, отталкивающей, или же просто безвкусной.  Тем не менее, это полотно никуда не  девалось, приводя гостей лишь к тяжёлым вздохам.

Она опустила голову, и их взгляды встретились. Юджин застыл перед её кошачьими глазами, рыжие локоны оттеняли их, подчёркивая яркую желтизну.  А она утонула в его бирюзовом океане со светлыми, почти белыми ресницами, что непонимающе поднимались и опускались, образуя вопрос.

- Что вы здесь делаете?

Она наклонила голову, всматриваясь в благородное спокойствие юноши, как бы пытаясь понять, что он за создание. За тем резко поднялась, отворачиваясь, будто от надоевшего ребёнка, что изводил её глупыми вопросами, а ведь в его возрасте уже положено  знать об элементарной  этике.
 
- Приглашаю выпить чаю, - она направилась к выходу, придерживая пышное красное платье своими маленькими ручками, - мы только вас и  ждем.

Девушка кивком показала на дверь, чтобы Юджин открыл её, пропуская загадочную особу вперёд, а сам тихо следуя за ней.

 Её фигура казалась такой миниатюрной, что даже платье не сильно прибавляло объёма. Маленькие плечи были открыты,  а из пышной причёски выбивались пряди, прикрывая длинной вуалью тонкую шею.  Рассеивающийся свет ламп и серое пространство за окнами, что словно разграничивали два мира,  придавало её коже молочного оттенка, что в сочетании с изящно ложащимися тенями, создало особый, таинственный шарм.

«Она  похожа на ангела, - подумал он. - Волосы не из этого мира, а глаза из другой вселенной».

Он молча наблюдал как девушка, словно жила здесь всю жизнь,  легкой походкой приближалась к большому залу, подобно хозяйке, и не мог не отметить, что эму нравится эта мысль. Двери раскрылись, напоминая чей-то громкий зевок. За маленьким столиком у камина действительно пили чай и не только. Леди Эристо расположилась ровно посередине дивана, словно вымеряя расстояние до своих собеседников. В левом кресле от неё сидел Освальд, а справа молодой на вид мужчина в бордовом наряде.

- Кто к нам пожаловал, - бодро сказал он, - Приветствую, Малыш Джин, как ты поживаешь?

- Добрый день, - он присел со стороны брата.

- Это граф ван дер Алест, - объявил Осальд, - насколько мне удалось понять, он давний друг лорда Эристо.

- Именно, - граф пристально смотрел на Юджина, но этот взгляд был не суровым, а скорее грустным.

- Вам нужно что-то ещё? - сказала матушка.

- Эвилия. Ох! Прошу меня простить, госпожа Эристо, но вы всё ещё гневаетесь? Моя персона не заслуживает столько ненависти.  С вашей стороны весьма опрометчиво просто во всём обвинять меня.

- Довольно. Я даю то, что вам нужно. Это уже более чем великодушно, - говоря это, она переводила взгляд с одного кресла на другое.

- Матушка, вы подразумеваете дело, которое привело графа сюда?

- Если так можно выразиться, Освальд, - улыбнулся гость, - Надеюсь, это не принесёт лишних хлопот.

- Ну что вы, я думаю, что отец с радостью бы вам помог, поэтому и я буду рад.

Граф весело рассмеялся, а его спутница недовольно подкатила глаза и принялась доедать нежный кусочек вишнёвого торта, что расположился на позолоченной посуде.
 
- Благодарю тебя, Освальд, но я имел в виду вовсе не ваши хлопоты, - он улыбнулся, - а свои.

Взглядом госпожа Эристо приструнила собирающегося что-то сказать сына.

- Просто делай  своё дело, - сказала она.

- Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но что это за дело и разве не странно всё это проводить в такое время?

Недовольный взгляд хозяйки тяжело свалился на Юджина. Граф мельком глянул на свои часы и кивнул.

- Должен отметить, что самое подходящее время. Нам пора выдвигаться, - он встал, девушка последовала за ним, - Малыш Джин, поторопись. Ты едешь с нами.

- Что всё это значит? – встрепенулся Освальд.

- Не мешай им, - сказала леди Эристо и низко опустила голову.

- Я не понимаю вас.

Освальд глазами вцепился в Юджина, но тот молчал.

- Так пойми, - начал граф с напускной улыбкой,- я этому никак не препятствую. К тому же, не ты ли недавно предлагал свои услуги. У вас у всех есть прекрасная возможность выполнить свои обещания, сэкономив моё драгоценное время.

- Это вовсе не то. Кто бы мог знать, что предстоит какая-то глупость. Объясните всё. Как мы можем куда-то отпускать Юджина!

-  Не припомню, чтобы я спрашивал твоего разрешения. А ответы ищи не у меня. Возможно, госпожа Эристо что-то расскажет тебе? Но это будет уже не моё дело.  Пойдём, малыш Джин.

- Как забавно, - наконец вступил Юджин, - Вы и впрямь сочли, что я, как послушная собачонка, побегу за вами, виляя хвостиком?

- Было бы весьма кстати, с твоей стороны.

- Или умно, - сказала девушка, глядя на бордовый зонтик.

- Угроза - весьма низкая вещь, как для людей, что наведываются в гости к семье старого друга.

- Скорее благородный жест, из добрых побуждений.

Юджин выдвинулся вперед. Не сдерживая порыв негодования, он злостно взглянул в всё такие же грустные глаза графа.

- Ох, - тот перевёл взгляд на леди Эристо и тяжело вздохнул, - Джин, а ты помнишь? Хоть что-то просачивается из положенных тебе знаний?
 
- Что? – ещё яростнее сказал он и резко притих. Что-то шевельнулось, подобно скорлупе, что отделяет жёлтого цыплёнка от распростёртого мира. Что-то по ту сторону неизведанного постучалось в голую реальность.

- Так и знал. Ты забыл, - он смотрел, как девушка в красном платье потянулась за чаем, - Меня это утомило. Спрашиваю в последний раз: едешь ли ты с нами добровольно?

- Конечно же, нет.

- Тогда прошу меня простить. Я дам тебе время попрощаться с семьёй, - он улыбнулся и отошёл ещё на два шага.

- Что? Прощаться? Я достаточно точно изъяснился, что не собираюсь покидать поместья.

- Юджин, иди сюда, -  сказал Освальд, нахмурив брови и делая шаг навстречу.

- Стойте на месте. Оба. - приказала госпожа Эристо, и они послушно остановились, - Юджин, как бы  там ни было, но тебе и впрямь пора. Спасибо за эти 16 лет, что ты был рядом. Теперь, тебе пора.

Она легонько обняла его, а Юджин по обыкновению обнял матушку в ответ, но тут же высвободился.

- Я не понимаю. Мне нет причины никуда ехать, особенно сейчас. Матушка, отец пропал, что вы такое говорите?  Куда мне пора? Зачем?

- Эти вопросы излишни, - сказал граф.

- Тогда как  я могу!

- Матушка, что за глупости вы несёте, - сказал Освальд, прикладывая холодную руку к горячему лбу, - Вы себя плохо чувствуете? У вас должно быть помутился рассудок из-за стресса.  Не волнуйтесь. Кларк уже занялся поисками отца. Нам остаётся немного подождать.

- Освальд, я в здравом уме. Отец не вернётся. А Юджин нужен этим людям так же, как и они ему.

- Довольно. Я устал от этой драмы. Она нисколечко не трогает  тонкие струны моей нежной души.

   Граф вытянул руку с зонтиком и положил большой палец на кнопочку у рукояти.

- Разве это необходимо? Он одумается, просто оставь ему их, прошу.

- Я в любом случае планировал это сделать. Не собираюсь щадить твою совесть, оттягивая неминуемое.

Не осознавая, что происходит Юджин просто замер, будто бы это сон на который он смотрит откуда-то свысока.  Освальд, понимая, что сейчас произойдёт что-то плохое, направился в их сторону, но леди Эристо кинулась эму на шею и заплакала. Спутница графа просто безжалостно смотрела, допивая свою чашку чая.

Граф нажал на кнопку, и купол зонта открылся, испуская звук, похожий на падения большого барабана с высоты.

Подобно нотной партитуре, что попадает в камин, всё содержимое в памяти Эристо Юждина, вся его шестнадцатилетняя история сгорела за несколько секунд, остался лишь один такт. Маленький жалкий такт с шестью нотами...