Крупный план

Елена Шундикова
Нет катарсиса. Вот что сейчас происходит в литературе и кино. Литература и кино еще есть, а катарсиса нет. Возникает резонный вопрос: "А он точно должен быть?" После непродолжительной паузы приходит неуверенный ответ: "Не должен, но очень бы хотелось. Раньше был"

Все какое-то незаконченное, заметили? Все хорошее, стоящее (ударение и так и так можно ставить), жизнеспособное и готовое к номинациям заканчивается глубоким вдохом без выдоха. Или стоном. Но в конце все равно непонятно - жив или мертв?

Зритель-читатель такой и остается. Подвешенный. Со смутной тревогой и желанием выпить. Ходит и уговаривает себя, что он сейчас сам найдет конец, что все так и задумано. Но чаще всего не находит. Отвлекается, убегает, смотрит и читает другое - законченное, как все детские сказки. Кстати, сказки никогда не заканчиваются ничем. Там всегда или оптимистичное "а кто слушал - молодец" и "добра наживали" или немного панковское, готическое "умерли в один день". Представьте себе сказку: "Мышка хвостиком вильнула, яичко покатилось и... " И крупный план: глаза Рябы, глаза Деда, глаза Бабки. Тревожная музыка. Затем медленно, цепляя предметы русского быта, камера на окно. Между ветхими рамами бьется подыхающая муха... Титры.

На таких сказках ни строителей коммунизма, ни строителей капитализма, ни вообще хоть сколько-нибудь дееспособных людей не вырастишь. Поэтому ожидание развязки, ожидание стреляющего ружья сидит в нас крепко. Мы хоть на этом свете должны понимать, "чем все кончится, чем все прикроется, чем сердце успокоится". Но раньше это чувство удовлетворялось по-другому. Катарсис был для ясности, согласно законам природы и человеческого бытия. Что, мол, если любишь до гроба - так под поезд кидайся, если жрешь в три горла - под революционера Тибула, если прокутила состояние во Франции - изволь сад продать. Нынче же концы притягиваются и наматываются на кнехты нашего сознания исключительно из одного только единственного желания вызывать в нас приятные чувства. Да всем сто раз понятно, что пришельцы нас тогда завоевали, что комета нас погубила, что чужой всех сожрал. Но так нельзя. Нужен хеппи-энд. Немного недосказанности позволяется лишь в случае надежды на продолжение.

Эпоха взрослого искусства закончилась. Наступила эра комиксов. Мы сами так пожелали. Чтобы красиво, чтобы быстро, чтобы все возможно, чтобы под красивую музыку, чтобы удивляться, чтобы впадать в детство, утирая слезы, глядя на то, как добро неминуемо побеждает зло. Всегда побеждает! Без вот этих вот неоконченных пьес, недоигранных драм, недобитых, милых негодяев, несимпатичных героев. Без этой тоски, которая вдруг поднимается откуда-то изнутри и дает нам осознать, что мы взрослые. Все это современное искусство - это же как есть каляки-маляки, пасочки, поделки из шишек и веника! Боди-артом кто в детстве не занимался? Граффити? Почему человечество веками использовало заборы только для пакостей и лозунгов, а сейчас вдруг рисует?

И вот в этом детском стройном хоре дворца пионеров нет-нет да слышны басистые, с хрипотцой голоса. Еще эта... старая гвардия подпевает из-за кулис. Зачитаешься, засмотришься, проглотишь. А катарсиса нет! Не могут они закончить свои произведения, бесконечные они у них, безответные, бесформенные. Иногда газообразные. Потому что жизнь наша теперь сплошь состоит из ответов. Все всё знают! И так много стало учителей и их помощников, с полиграфами, с тестами ДНК, что настоящему художнику одна дорога - в сопротивление. Навертит, нагромоздит событий, затормозит действие, картинок рваных насует и затаится. Слушает... думаешь ты или нет, стремишься ли ты к заветным и чистым смыслам или готов получить их пережеванную симуляцию... Крупный план, глаза, потом камера медленно, цепляя полоски на обоях, скользит к окну... за окном, в ярких вспышках света, падает метеорит. Титры.