КТО Я?
Аркадий шёл по охваченному чумой городу и негромко бормотал. Если бы его кто-то увидел, то подумал бы, что человек в ужасе бормочет молитву или проклинает судьбу, богов,власти. Но если бы этот воображаемый прохожий прислушался, то услышал бы странную мантру: «Кто я, спрашивающий о том, кто я?» Мантра захватывала его настолько что он, казалось, не замечал чёрных повозок, доверху набитых свёртками. Их было так много, что создавалось впечатление, будто мануфактурщики везут рулоны тканей для тысяч карнавальных костюмов; но вместо буйной радости карнавала город был охвачен другой радостью. Эта радость возникает в последние минуты жизни, когда больше нечего терять, и смерть, как долгожданная возлюбленная, распахивает свои ласковые руки. Но даже эта тихая радость конца не могла заполнить его пытливую душу. «Кто умрёт?»- спрашивал себя Аркадий, перешагивая через лежащий на улице труп. Улицы были узкими, а трупов было много. В прошлом, которое казалось полузабытым сном, Аркадий был философом и алхимиком, у него была семья, рыжеволосая красавица жена и два мальчика,одному бы исполнилось три, а другому пять лет. Уже прошла неделя, как чёрная повозка увезла их на последний карнавал. Сам Аркадий сильно исхудал. Продуктов в городе уже не осталось, а драться за кусок бродячей собаки или тушку полу прожаренной крысы Аркадий, как философ и стоик, считал ниже своего достоинства. Он был еще крепким черноволосым мужчиной, с резкими, словно вырубленными топором, чертами лица, из которого, как крепостная башня, торчал внушительный нос, маяком разделяющий два океана синих глаз. Композицию завершал высокий лоб. На костистые, немного вздёрнутые плечи был накинут толстый коричневый плащ, открывавший при движении фиолетовый, расшитый золотой тесьмой кафтан и чёрные кожаные штаны. Раньше Аркадий мог считать себя зажиточным человеком, но чума смела эти различия в статусе или богатстве. Она легко заходила как во дворцы, так и в хижины - пред ней, как перед Богом, все были равны. Но Аркадия не занимал вопрос, зачем Бог послал чуму. Само существование Бога было под сомнением для того, кто отринул слепую веру и всю свою жизнь посвятил поиску смыслов существования. На этом пути с пугающей неумолимостью встал вопрос: есть ли Мир без меня, который его воспринимает, и кто, в таком случае, я, воспринимающий мир и себя? Именно ответ на этот вопрос и был философским камнем - это знали все истинные алхимики, но профанам рассказывали сказку о превращении свинца в золото. Превращение действительно происходило, но это было внутренней трансформацией. И свинец, и золото были символами внутренних энергий; их трансформация, названная в восточных трактатах просветлением, и была целью алхимической работы. Охваченный чумой город был идеальной ретортой для этой работы. Страх и безумие разогревали тигель, а алхимик разрывал свою душу на части и бросал её в этот бурлящий раствор. Так лицедей, стремясь выжать слезу для утехи зрителя, вспоминает все обиды, причиненные жизнью. Работа алхимика намного сложней: надо вытащить всё, что ты называл собой, и даже то, что находится в самой глубине, в месте, где нет снов, нет света и тьмы. Вытащить и бросить в этот тигель. Основная сложность в том, что на половине процесса ты ясно понимаешь, что вытаскивать некому и не из чего,и, тем не менее, процесс должен продолжаться. Никто из учителей Аркадия не мог ему рассказать, как преодолеть эту пропасть в два прыжка, от чего оттолкнуться, повиснув в воздухе. Они рекомендовали спрашивать:«Кто я?» и внимательно смотреть на смотрящего и спрашивающего. Этой работе Аркадий и посвятил последние несколько лет, перед приходом чумы. Чума,как строгий экзаменатор, резко ограничила сроки на подготовку. Сдать экзамен и сотворить философский камень означало получить жизнь вечную; провалить - стать одним из укутанных саваном тел. В рай и встречу с женой и детьми Аркадий не верил. Несмотря на сжатые сроки,Аркадий не паниковал и не метался. Казалось, всеобщий страх не властен над ним. До последних минут он не отходил от постели умирающей жены, дети умерли раньше. Почему он не заболел, он не знал, и хотя учителя говорили ему, что идущий по пути получит поддержку, он старался не надеяться на это. Такая надежда расхолаживала и мешала внутреннему сосредоточению. Окружающий мир казался смутными образами в тумане,и когда взгляд Аркадия падал на своё тело, оно тоже воспринималось как туманный образ. Тем не менее, тело каким-то чудом продолжало выживать. Оно внезапно сворачивало за угол и приводило Аркадия к куску заплесневевшего сыра, спрятанного за водосточной трубой, или к погребку в заброшенном доме, где осталась бутылка красного вина. Также оно заставляло его остановиться и, вжавшись в углубление стены, пропустить компанию вооруженных дубинками мародёров. Аркадий почти не обращал внимания на эти чудеса, весь поглощенный вопросом:«Кто я?» Он воспринимал их как само собой разумеющееся. Повинуясь тому же необъяснимому чувству, он подходил к умирающим и сидел с ними, провожая их до черты. Подносил им воду и делился кусочком найденного сыра. Аркадий жадно смотрел в глаза умирающих, надеясь найти там подсказку, и действительно, в последние секунды в их глазах вспыхивал странный свет тайного знания, доступного только им. В этом знании не было сожаления, не было страха, но не было и радости. Как будто само небо смотрело сквозь их глаза с божественным равнодушием. Чума не трогала Аркадия, но усердно собирала свою жатву. Найти еду становилось всё труднее. В городе не осталось не только людей, но даже собак и кошек. По пустым улицам проносился только ветер, неся запах разложения. Последний экзамен приближался. Не желая уходить в смраде, окутавшем улицы, Аркадий из последних сил вскарабкался на крышу дворца правителя, давно покинувшего город. Там, на высоте, воздух был чистым и холодным. Аркадий лёг на спину и приготовился ответить на последний вопрос экзаменатора. «Кто я?» - спросило небо в его глазах.