Предыдущая глава 5. http://proza.ru/2020/03/24/872
Глава 6.Семья.
Сестра матери, Наташа, родилась у бабушки перед войной в 1940 году.Дед, Степан Иванович, был машинистом, водил составы через всю страну.
Накануне рождения дочери вместе с братьями на высокой гряде у железнодорожного поселка, прямо над проходившими по краю оврага железнодорожными путями построил небольшой домик из старых промасленных шпал.
После августовского расстрела города фашистскими бомбардировщиками бабушку с годовалой дочкой вывез прямо в кабине локомотива с одним узлом белья до Камышина отцов друг, которого через месяц убили прямым попаданием в воинский эшелон.
Бабушку пристроили разнорабочей в локомотивное депо, дали постоянный паек, а Наташу нянчили по очереди свободные от смены соседки, тоже эвакуированные из горящего Сталинграда.
После войны дед сам нашел их в Петров Вале и привез домой. И они были рады комнате в бараке.Дед всю войну провел под бомбежками на прифронтовых дорогах, дважды был ранен. Осколки посекли голову, всю спину, но он никогда не жаловался.
И в свободное от рейсов время он начал один расчищать развалины сожженного дотла дома.На обоих братьев в семьи пришли похоронки Помощи ждать было не откуда. На старом фундаменте начал строить дом из саманного кирпича.
- Не бережешь ты себя, Степан! Кому твой дом на этой горе нужен будет, если тебя не станет? - ворчала бабушка.
- Не каркай, матушка, заранее! Поставлю, не хуже будет, чем довоенный. Выйдем с Наталкой, когда пассажирские будут идти внизу. Помашем добрым людям А у нас на склоне огромная надпись из беленных кирпичей: "Сталинград жив!" Приветствие города всем проезжающим.
Наталка умерла от скарлатины, а через год появилась Надежда, мать Светы.
Дом пришлось продать, когда деда не стало.Прободение язвы, приступ случился в рейсе. Сделали операцию на станции, но было уже поздно.
Привезли такого смирного и спокойного. Лежал, точно радовался неожиданному отдыху, и лицо было немножко виноватое, что не успел кое-что по дому доделать: "Не управился. Вы уж не браните, милые женщины".
Бабушка, словно заледенела, тоже сделалась неживой. Вставала, когда звали, опять садилась на скамеечку рядом. Не рыдала, не падала, а просто сидела, не отводя глаз от лица, запоминала навек, или молча, без слов, разговаривала, прощалась.
На кладбище упала на холм свежей выкопанной земли и лежала, словно закончились у нее все физические и духовные силы. С трудом увели на поминальный обед. И там сидела, как чужая, вся в черном, потухшая навек женщина, обожженная горечью безмерной потери: "Войну пережил, а в мирное время не спасли".
Купили землянку на станции Сталинград-2, поближе к центру,к работе, школе.
Бабушка пошла в проводницы, точно не хотела жить в новом жилище, где все было чужим.Рвалась из стен на люди, в путь, в беспокойство дороги, где постоянный напряг, сон урывками, вечная канитель тушили тоску одиночества, беззащитность перед пустотой утраты.
Железнодорожные бараки и их землянку смахнули бульдозерами за три дня, предложив жильцам в ожидании квартир в новых многоэтажных домах, пожить год-полтора, где придется. И бабушке с дочкой Надей досталась комнатка в рабочем общежитии. Все согласились потерпеть.
Новый дом на пригорке над железнодорожными путями размахнули на целый квартал. И он вырастал такой светлый, с большими, распахнутыми на восток и на Волгу окнами и балконами, так стремительно, что, когда было свободное время, все бегали смотреть, на сколько метров подросли внешние стены.
Надежда рисовала силуэты будущих платьев, и даже не было вопросов, куда после школы пойти учиться,- только в технологический техникум. Все было нормально, перешла на второй курс, И закрутил ей голову приезжий строитель с их же стройки. Умирала от неземной любви, летала над землей. Через полгода строитель уехал к своей жене в Ростов, а дитя осталось в семье.
"Светочка! Светик, маленькая, светленькая, беззащитная безотцовщина",
Чтобы получить приличную квартиру в железнодорожном доме, на семейном совете решили, что Надежда тоже пойдет в проводницы, бросив техникум на третьем курсе. Было теперь не до будущих моделей роскошных платьев. Научилась шить, вышивать на машинке, и, слава Богу, пригодится в жизни.
Уговорили тут же, в общежитии пенсионерку Дарью, всю жизнь проработавшую обходчицей на трассе, чтобы присматривала за малышкой, когда обе - и мать, и бабушка - будут в рейсах.
Надежда попала на южное направление, очень удобное - днем отъезжали, сутки до Кисловодска, вечером - обратно, в обед на другой день уже дома. Потом отгулы. Бабушка была на дальних рейсах - до Новокузнецка, Челябинска.
И Света, когда подросла, после первой поездки с матерью летом несколько дней подряд потом всеми своими косточками ощущала неторопливый перестук колес на стыках рельсов и слышала призывные гудки.
Стройка дома затянулась на годы. И квартиру они получили, когда Свете исполнилось пять лет, и ее отдали в круглосуточный детский сад до школы А потом бабушка ушла на пенсию, чтобы не бросать внучку на чужих людей.
Наконец, дом встретил своих жильцов. Им отломилась двухкомнатная квартира на четвертом этаже. И здесь тоже было, как в поезде.
На этой ветке в южном направлении мимо дома поезда шли, как заведенные, с редкими интервалами, один за другим, переполненные пассажирами, круглый год, сменяясь эшелонами вагонов с лесом, цистернами с газом, нефтью.
Растянувшиеся на километр многотонные составы сотрясали все стены, и Свете иногда казалось, что скоро дому станет скучно на одном месте, и он соскочит ночью со своего фундамента и тоже помчится вслед за какими-нибудь привлекательными новыми вагонами. И утром она не увидит своего привычного двора с уютной беседкой и качелями в молодых посадках гордых тополей.
Денег - пенсии бабушки и зарплаты проводницы - не хватало, и было решено сдавать спальню студентам. Сами ютились в большом зале - бабушка на железной скрипучей односпальной кровати, мать - на диване, Света - на раскладушке.
Квартира напоминала плацкартный вагон - постоянное перемещение народа. Кто-то спит, как мать после рейса, кто-то пьет чай и варит на кухне, как бабушка, кто-то уткнулся в учебники (конечно, Света) или смотрят телевизор на кухне и болтают девчонки-студентки.
И этот вечно шумный цыганский табор приучил Свету ценить тишину.
У матери не было постоянного мужчины, она тосковала дома и рвалась в поездки, где была настоящей командиршей.
Каждое лето до первого сентября Света теперь отмеряла тысячи километров до Москвы и обратно, до Челябинска и дальше в Сибирь, потому что бабушка выходила на дополнительные рейсы, чтобы подработать.
Света привыкла не мешать матери в ее бессонные ночи, когда она выскакивала на коротких обязательных остановках, кочегарила печку, чтобы был постоянный кипяток, драила туалеты после неаккуратных пассажиров, разнимала пьяных, сажала безбилетников, быстренько отправляя их на вторые полки за дополнительную умеренную плату. Как уважительно слушалась бригадира поезда и умело договаривалась с контролерами. А Света считала бесконечные использованные наволочки, полотенца, простыни, чтобы опять мать не рыдала безутешно, когда вдруг случались недостачи.
И снова память, как тяжелый ледоруб, впиваясь в крепость замерзшей воды на реке зимой, крошит под напряжением всех мышц сильных мужских рук постепенно сдающуюся твердыню, напомнила минуты уже пролетевшего срока жизни. И отламываются светлые ледышки, и уходит гениальное изобретение - стальной винт - в глубину. И все прожитое теперь вспоминается, как в озерце отражаются бегущие облака, склонившиеся вершины берез, так ясно, светло и немного печально.
Колеса выстукивали на рельсах свою мелодию - веселую, призывную, когда катились с пригорка; утомленно - натужную, если железнодорожный путь прокладывали когда-то, огибая небольшую возвышенность; привычно неторопливую на равнине, монотонность которой даже бывалого машиниста укачивала за многочасовые перегоны.
Это пение рельсов звучало неотступно с раннего детства, стало привычным даже в тишине комнаты, когда не мелькали за окном постоянно меняющиеся пейзажи, а пытливо заглядывал терпеливый пирамидальный тополь, вымахавший до четвертого этажа.
- Мама, я сегодня опять куда-то мчалась на поезде.Потом остановка. Стою на каком-то разъезде, на зеленеющей, вытоптанной траве среди шпал и рельсов, помогаю пассажирам снимать какие-то тяжелые чемоданы, сумки, пакеты. И вдруг поезд резко трогается. Постепенно набирает скорость, вагоны проплывают мимо. Нужно сделать усилие, схватиться за поручни, но подножка так высоко, колеса так быстро мелькают совсем рядом, и я застываю в растерянности возле этих сваленных вещей. А поезд машет мне прощально красными сигнальными огнями последнего вагона. Что это значит?
- Чертовщина какая-то, - мать могла выразиться и покрепче. У нее иногда вылетали бранные словечки, но она била себя больно ладонью по губам, морщилась и ворчала:
- Взяли тебя, идиотку, на приличный маршрут до Москвы, радоваться должна, а из тебя дурь многолетняя прет. С моими купейными пассажирами теперь надо уважительно:чирик-чирик, у-тю-тю, как с закормленными детишками. Вдруг обидится, что не так посмотрела, не так выразилась. Сразу из бригады вылетишь. А сон тебе приснился обидный. У матери все в жизни мимо. И у бабушки - одни прочерки, ни счастья личного, ни любви неземной. Одна надежда, что тебе повезет, хоть немножко.
Света убежала тогда на занятия в спортивную школу и, сидя в громыхающем трамвае мимо поизношенных, послевоенных домиков, слепленных, из чего придется, представляла, как ей может повезти в жизни. Найдет большой кошелек с деньгами? Или объявится отец-строитель и увезет в Москву? Или она попадет в сборную страны по легкой атлетике и поедет на первенство Европы и мира? И пробежит лучше всех, и будет стоять на пьедестале почета рядом с чернокожими бегуньями, пусть даже на третьем, самом низком месте.
Но это было бы везением по-крупному. А тут, чтобы попасть на городские соревнования, нужно было "пахать", тренироваться на стадионе, как проклятой, забыв про пляж за Волгой, кинотеатры и прогулки с девчонками по набережной.
Свету нельзя было назвать красавицей, но ее чистое, без прыщиков лицо, небольшой носик, сжатые твердо выразительные губы, карие, глубокие глаза в оперении черных мохнатых ресниц, темные, волнистые, с длинной челкой волосы до плеч, привлекали внимание при первой встрече.
И ее умение собраться на соревнованиях по легкой атлетике на старте, даже на школьном стадионе, и выложиться на финише, как штопор, взлетая над песчаным корытом, сжавшись в клубок энергии при прыжках, выбивая в десятку в школьном подвале тира.
Высокая, с длинными загорелыми ногами, привыкшая к шуму стадиона, не стесняющаяся коротких спортивных трусов, обтягивающей высокую грудь спортивной майки или футболки с логотипом, она была ярой болельщицей клуба "Локомотив".
И в педагогический институт на факультет физического воспитания со своими пачками грамот и квалификационных удостоверений поступила без проблем.
И вот зимой случилось ЧП - мать влюбилась!
(продолжение следует)
Предыдущая глава 5. http://proza.ru/2020/03/24/872
Следующая глава 7. http://proza.ru/2020/03/25/718