Подводные течения

Лев Фунчиков
               
   В Ленинградском радиотехническом техникуме набрали спецгруппу для отправки её на учёбу в другой город. Директор  когда-то преподавал в этом городе в местном Индустриальном техникуме. Он знал, что здесь всегда есть вакантные места для учащихся подобных групп.
   Так был осуществлён дополнительный набор из числа  провалившихся абитуриентов. Михаил подозревал, что об этом просили многие из родителей учащихся (Его отец просил точно). Все они были ещё огорчённые, но уже довольные тем, что хоть куда-то поступили. Поезд отправлялся уже через день. Собраны необходимые вещи, и вскоре Михаил уже шёл по вагону в поисках своих  новых товарищей.
   Когда приехали в местный техникум, их неожиданно отправили в подшефный колхоз на работу. Там Михаил проявил свои  стихотворные способности и безоговорочно был признан поэтом.
     Произошло это быстро на одной из студенческих вечеринок и под влиянием совершенно ясно каких паров. Михаил во время читал стихи Пушкина, намекал, что сам пишет, и этого было достаточно, особенно для женской половины!
   Но вот окончились сельскохозяйственные работы, и Михаила по приезде из колхоза  выбрали соредактором стенгазеты. Так он впервые познакомился с Валентиной, которая переписывала газету от руки и рисовала в ней карикатуры. Казалось, она с интересом относится к  прозаическим опусам Михаила на темы студенческой жизни. Сказала, что обязательно перепишет всё это от руки в стенгазету, но потом неожиданно резко изменила своё отношение к нему. Трудно сказать, о чём думает женщина, неимоверно трудно понять, какие комбинации в голове совсем неглупой женщины! Эта вычислительна машина может сработать так неожиданно, что озадаченный мужчина далеко не сразу поймёт, почему же его, вдруг, задвинули на какие-то задворки!
    Михаил это понял значительно позже: кажется, он не оправдал её надежд  на мужика,  и оказался на основании этого  где <<подальше>>…  Изощрённая её месть состояла в том, что она из рук вон плохо переписала его произведение – такой неразборчивый почерк мало кто станет читать даже и при огромном желании. Таким образом, был подорван  авторитет Михаила, не без труда завоёванный   в колхозе.
    Он ничем не напоминал о себе после сельскохозяйственных работ, и потому общественность стала о нём забывать. Но вспомнили спустя несколько месяцев при подготовке праздничного концерта: <<Ребята, у нас же есть свой пиит!>> И ему было предложено  читать свои стихи в актовом зале. Михаил сначала отнекивался,  потом как-то сразу согласился. Его выступление поставили в программе вечера первым, а это было очень трудно, учитывая, что  Михаил  впервые выступал в таком большом зале.
   Огромный зал, сцена, и у всех предпраздничное настроение! В зале уже много <<поддавших>>. Шум.
    A, вдруг, Михаил забыл, о чём хотел читать! Как будто случился шок. Он стоял на сцене ошеломлённый в предчувствии  начинающейся катастрофы.
   Тут он заметил одну из своих сокурсниц сбоку за сценой, которая  нравилась ему; симпатичная, стояла на каком-то возвышении и наблюдала за ним. 
    Сейчас она явно помогла ему этим самым спокойствием. И Михаил, вдруг, всё вспомнил, стал читать уверенно и, можно сказать, - вызывающе. Зал замер.  Ещё раздавался небольшой шумок, но это было уже не  то, что раньше: он завладел залом. Это фантастическое чувство, передавшееся ему внезапно. 
    Прочтя два стихотворения,  он ушёл со сцены.  В зал идти не хотелось, это снизило бы его триумф, и он остался за кулисами. Отдыхал!
    В конце вечера снова подбежали к нему и попросили выступить ещё раз – все номера кончились, а время ещё как-то надо заполнить! Отнекивание было бесполезно. И вот снова этот шумящий зал. Видно со сцены, что выпивших стало куда как больше! Чтение Щипачёва не дало ожидаемых результатов, он уже не мог так несомненно владеть этим разошедшимся залом, его собственные стихи шли куда как лучше!  Пришлось закругляться и уходить со сцены уже без триумфа.
   За кулисами к нему подошла, вдруг, ни с того, ни с сего  Валентина и, не скрывая почти бурного злорадства, сообщила, что второй раз он читал не так, как в первый, - хуже! Он подозревал это, но не думал, что всё так очевидно. Опять, как и в  случае с газетой, всё оказалось, подпорченным – нарочно или нет, но смазанным! Он начинал ненавидеть эту маленькую, какую-то собранную и всегда находящуюся в напряжении девицу. Михаил, словно бы, нехотя стал  интересоваться, чем она занимается, как будто чего-то хотел от неё, толком сам не зная чего. Вот какая проблема!
   Наконец, все студенты вернулись в Питер. В их группе появились новенькие. Появился некий – подтянутый <<джентльмен>>, смазливый, молчаливый, брезгливый, всегда настороженный.
    За всё время обучения в техникуме эта, наверно, странная Валентина была рядом  с Михаилом, но одновременно не было её. Она почему-то была всё время с этим <<некто>>. Учился Михаил кое-как, его целью была литература, а учёба в техникуме – это так, нечто необходимое для  существования! Вместо посещения лекции, он часто сидел в читальных залах на Фонтанке, например, с Роменом Ролланом в руках: так был прочитан  <<Жан Кристоф>>.
    Но вот на одном из праздничных вечеров снова  читал свои стихи – сначала, учитывая первый опыт в Индустриальном техникуме, сильно побаивался публичного выступления.
    Рядом со сценой была комната, где выступающие ожидали своего выхода, настраивались. В нескольких шагах от Михаила последнюю репетицию проводил небольшой ансамбль – по нескольку раз проходили одну и ту же песню, добиваясь необходимого с точки зрения руководителя ансамбля эффекта. Такие же студенты, как и он. Однако они выступали несомненно не в первый раз,  всё же и у них была нервозность. Он как-то собирался, ходил, вбирал в себя  необходимую  энергию, черпал её из окружения, чтобы побороть надвигающуюся и уже знакомую растерянность перед полным залом. Эта растерянность, казалось, запомнилась уже на всю жизнь, но здесь не было той однокурсницы, которая стояла бы рядом, как в том чужом городе на каком-то возвышении. Не исключено, что она была где-то в зале с кем-то другим, не исключено, что она всю жизнь будет рядом с ним, но не с ним; одна из тех, которые всегда с нами, но не с нами.
     Но вот  объявили выступление Михаила. Он вышел. Зал шумел как и тогда. Тоже было много подвыпивших, которые смеялись и что-то выкрикивали. Михаил понимал, что  в такой обстановке его не услышат, не поймут, что хотел сказать.
     Как и в первый раз, приходилось стоять перед  чуть не клокочущим залом. Но если тогда он покорил зал своей внутренней энергией, волей, громким и уверенным голосом, то теперь (он чувствовал это!) необходимо было совсем иное.
    Теперь его уверенный голос не помог бы, да и уверенности такой  не было! Казалось, что случился провал. И тут какая-то незнакомая ему ранее злоба охватила его. Он поднял руку, почти как Ленин и, удивляясь себе, заорал, прямо обращаясь к какому-то парню в третьем ряду: <<Тише!..>>
   Кто был этот парень, он так никогда и не узнал, но, возможно (как он подумал однажды), это был даже Иосиф Бродский, который жил на Литейном совсем недалеко от Радиотехнического техникума, что на Чайковской. Техникум находился в старинном особняке с прекрасным актовым залом. Как вспоминал потом Михаил, вокруг этого парня сидела какая-то очень интеллигентная и, по-видимому, разбирающаяся в литературе компания. Они, в отличии от остальных, буквально, не спускали с глаз с выступающего поэта и что-то обсуждали из его стихов. Потом, анализируя это выступление, Михаил подумал, а почему бы это не мог быть Иосиф Бродский, который в то время (конец пятидесятых) постоянно участвовал во многих литературных выступлениях в городе, и не исключено, что рядом со своим домом.
     Зал не ожидал такой наглости, затих, казалось, вот-вот начнётся землетрясение. Зал испуганно  ждал. Улучшив этот момент, Михаил вписал в это многоголовое существо, зал, своё первое короткое стихотворение:
                На проспекте.
                Нехотя слетает
                С неба мокрый снег.
                Зимний день встречает
                Кировский проспект.               
          
                Дружно побелели
                Нити проводов.
                Улицы одели
                Кружевной покров.

                Площадь побелела...
                Бойкий светофор
                К козырьку приделал
                Меховой убор.

                А мальчишки с гиком
                Мчатся на урок.
                Раскатали мигом
                Маленький каток.            
            Ему захлопали. Зал уже начинал слушать его, слушался.
    Он читал ещё, ещё… Понимал, что долго так не заставит себя слушать. Кончил, сошёл со сцены.
   Ансамбль в предбаннике дорепетировался до точки. Увидя, что сцена опустела бросил себя на сцену, захватил,  этот момент покорности зала. Бойко заиграли, запели. Концерт прошёл неплохо.   
   Однажды перед каким-то праздником ему, естественно, снова предложили выступить, но сначала должна быть,  репетиция! Чтобы долго не настраивать себя, как в той комнатке у сцены, Михаил сделал большую глупость - решил выпить портвейна.
    Выпил. Пришёл. Однако руководитель концерта учуял запах алкоголя и отправил его обратно. Естественно, осталась обида. Когда через неделю начался концерт, он, вдруг,  наотрез отказался выступать. Сидел, как и все, в зале с девицей и слушал выступления. Видимо, катастрофически не хватало номеров. Этот же руководитель подошёл к нему и предложил выступить сразу. Он отказался опять. Долго протекал процесс упрашивания,  – не помогло!
    Администрация техникума обиделась на него. Это вылилось в то, что  пришлось защищать свой диплом дважды. Но он так и не выступал больше здесь. Никогда! А ещё этот разлад с администрацией техникума произошёл, может быть, потому, что он написал пьесу об их студенческой группе. Пьеса пошла по рукам. Все читали на лекциях, всем очень нравилось. Встал вопрос о постановке этой небольшой пьесы на сцене.
     Но тут возникли какие-то подводные течения, какие-то интриги  местного характера, как будто кто-то ему стал завидовать. Короче, не нашлось исполнителей главных ролей в их группе. Так и погибло это детище, едва родившись. Потом эта рукопись была затеряна, от неё ничего не осталось. Многие из его произведений именно так и гибли. Много своих стихов он сжёг сам.
   В итоге вечер не получился. Не поставили его пьесу, он отказался читать свои стихи. Кому-то это было, наверно, на руку, кто-то хотел этого. Жизнь полна интриг. Кстати, может быть, и в этом была рука всё той же неугомонной Валентины? Она по-прежнему пристально следила за ним. Была благожелательна, подчёркивала свою дружбу, но гуляла, а, может быть, и жила с другим. Может быть, чтобы он больше злился? Может быть, она  хотела хоть как-то зацепиться за него?
   Вторая защита прошла. Михаил получил диплом техника-конструктора. Его опять затащили на  праздничный вечер  сразу после защиты. Группа давно  отпраздновала окончание техникума. На вечере было мало тех, с кем он учился, но Валентина была. Казалось, в этом чувствовалась некая мистика! Рядом с ней торчал какой-то парень с кавказской внешностью. <<Поздравляю, - сухо сказала она. - С тебя приходится.>> Но у него не было денег поить их. На общем  выпускном вечере, на который он тоже сдавал деньги, его не было – как он мог идти, когда все защитили дипломы, а он провалился?! Теперь же она требовала поить в шутку или в серьёз её и каких-то ещё!.. Он отказался. Тогда она налила себе стакан газировки и сказала: <<За твою защиту>>. Он усмехнулся. Ещё она сказала ему, что при устройстве на работу её брал в институт какой-то начальник (который приходил знакомиться с выпускниками), но, как оказалось, не бесплатно. Он что-то хотел от неё, как от женщины. Михаил недоверчиво посмотрел: <<Наверно, врёт.>>
    Вообще, она стала  развязной, если не сказать развратной, как будто стать чьей-то для неё теперь, вообще, не проблема!
Они расстались. Надолго. От какой-то жизненной беспросветности Михаил ходил в Мраморный зал Дворца культуры на танцы, ходил часто, каждую неделю. Как-то недалеко от её дома встретил Валентину, которая явно напрашивалась на продолжение дружбы. Он сказал, что идёт в Мраморный (кстати, тогда многие понимали, что идти в Мраморный – это во многом значило ещё и искать женщин того  <<лёгкого поведения>>). Она сказала:
 – Зачем  куда-то идти за такой женщиной? – Она рядом с тобой.
    Он всё понял. Посмотрел  внимательно – от прежней Валентины ничего не осталось. Была вульгарная, не интересная особа. <<Лучше пойду в Мраморный>>, - подумал он.  Сделал вид, что не  понял: шутит она или нет! Распрощался. Ему не было ничего жалко. Да, наверно, ничего не было!
   Сейчас же ему, вдруг, на какой-то миг показалось, что прошло что-то чрезвычайно важное, неординарное, хорошо это было или плохо?
   В дальнейшем этот образ  часто вставал перед ним,  задавая один и тот же немой вопрос. Но он так же часто  был в другом измерении, и, может быть,  с другими девицами, и просто глубоко возмущался этими видениями. Какая тут любовь? Но однажды уже в зрелых годах уже сильно избитому жизнью, постаревшему Михаилу пришла ошеломительно простая мысль – а может быть это и есть та необходимая ему часть – половинка,  без которой так и не хочет ничего состояться? Без которой он сам так и не состоялся ли? И поэтому она, эта Валентина, так долго не отставала от него? И разыгрывала какой-то неправдоподобный спектакль?