Дон Кихот и дефолт

Лев Фунчиков
               
   Арабов решил совершенно отделиться от большой организации, в которую он входил с группой своих сотрудников. По прогнозам аналитиков эта организация катилась к неминуемому краху. Как обычно, во всём виноваты были происки конкурентов, напоминающих стаю волков, готовых вот-вот разорвать боевого коня, правда, пока побаивающихся губительных ударов его копыт.
   Но, наконец, всё было решено. Название, почему-то долго  не сочинялось. На собрании, вскоре, было объявлено всем сотрудникам Арабова, что теперь они работают в ЗАО… (дальше шло приемлемое для рекламы название).
   Часть сотрудников уволили, оставшиеся были полны энтузиазма,  надежд и  еще чего-то …
   Сотрудники делали свою работу, а начальство, – деньги! Выплаты шли регулярно. Арабов поименовал себя Генеральным директором, создал  администрацию… Главным бухгалтером стала Ада Фокина, бывшая сотрудница оптического отдела, который некогда находился в организации, которую когда-то поглотила распавшаяся ныне организация, из которой теперь, собственно, и вышло наше описываемое ЗАО, которое… Не слишком ли много <<которых>>?  Кадры в единственном числе составляла Ида Савушкина, бывшая уборщица подразделения. Женщины судачили, что у господина Арабова могло что-то быть с этими выдвиженками.  Лично я думаю, что ничего не было. Справедливо лишь отметить, что у Генерального был калейдоскоп секретарш. На этот счет можно было бы провести  расследование, но кому от этого польза?   
   Если уж говорить обо всём, то была ещё одна, важная подробность. Арабов был всегда любитель выпить.  Сотрудники, чувствуя это, старались чаще справлять свои дни рождения с его присутствием. И он присутствовал, как бы нехотя, но непременно. Такие празднования проходили более чем регулярно, и потому-то вверенный Арабову коллектив стал как бы нехотя, но спиваться!
   Дефолт 98 года поставил ЗАО Арабова на грань, за которой не было ничего – даже самых слабых перспектив. Пришло время хорошо затянутых ремней и печальных раздумий о  смысле существования. Но без некоторой суммы денег никаких смыслов не было. Арабов делал какие-то невероятные попытки, но банк задерживал валюту, платить работникам было нечего. У некоторых  сотрудников на базе недоедания начали проявляться, чтобы не сказать - мутироваться, творческие способности.
   Михаил и в молодости с несомненным успехом увлекался стихосложением. Печатался в некоторых изданиях (в основном многотиражках), выступал на студенческих вечерах (и даже с успехом!), участвовал периодически в работе литобъединений. Можно сказать, был  в настоящих ладах с творчеством! Так вот, этот сотрудник начал писать стихи о вверенном господину Арабову коллективе, о некоторых конкретных сотрудниках и даже о самом Генеральном Арабове! Это сначало вызвало беспрестанное недоумение, а потом некую снисходительность со стороны названного и упомянутого Арабова и, естественно, поименованного в самом лучшем смысле коллектива.
   Казалось, на этих многолюдных юбилеях и днях рождения не хватало именно местного уважаемого пиита, и Михаила нехотя, но вполне несомненно начали уважать. И он старался вовсю. Часть дня он был свободен от работы на установке. Тогда он садился и сочинял очередной шедевр. Темой могло быть всё. Например, своё прекрасное отношение к секретарше, которая имела фамилию Пугач и внешность типичной жительницы Средней Азии, он выразил так:   
                Её прекрасные движенья,
                Её приятные черты…
                Она сама, как вдохновенье,
                Как гений чистой красоты.

                Когда, порой, с какой-то книгой
                Я в одиночестве сижу,
                Той женщины восточной иго
                Я на себе, вдруг, нахожу.

                Пленён, как Русь, ордой восточной,
                В толпе рабов на юг плетусь,
                И, если быть совсем уж точным,-
                Я весь – испуг,
                Я весь боюсь!
   Эта секретарша уволилась и пришла вторая, потом третья, потом… Короче, он написал стихотворение о своём видении всего этого, где были и такие строки:
                Контакты только наведёшь,
                Где секретарша не найдёшь!...
                Ушла без звука, без прощанья –
                Осталось лишь воспоминанье.   
   Естественно, всё это он читал на каких-то вечерах, и даже выпустил первый сборник таких стихов, куда добавил и свои ранние стихи, написанные задолго до работы в этой организации. Первый экземпляр был отпечатан на компьютере, остальные десять - на ксероксе. Каждому, кому приходилось дарить, он делал на книжечках надписи с некоторым небезинтересным содержанием. На одном из новогодних вечеров он читал даже цикл своих новых стихов, решив эти стихи включить во второй свой самиздатовский сборник. Отпечатал семь экземпляров и также раздал их, также с надписями. Бешеного успеха так и не было. Похоже, некая волна  интереса к нему пошла на убыль. Привыкший к такому интересу к своей особе в их ЗАО, Михаил почувствовал, что ему теперь явно не хватает славы. То есть, начался нормальный спад, который неизменно бывает после взлёта. К этому всегда необходимо относиться, безусловно, философски.
   Зарплата начала выплачиваться регулярно. Но как разогнанный поезд сразу остановить нельзя, так нельзя было остановить совершенно уникальное творчество Михаила, тем более, что поводов для оного было более чем достаточно.
   Пьянство в организации всё процветало. Неизвестно почему, но  начали вымирать вверенные Арабову сотрудники. В основном ещё довольно молодые, но уже пьющие или не пьющие, но всё же участвующие в этих попойках мужики. Михаил не мог не откликнуться на подобные стихийные явления и написал очередной шедевр на одну из постоянных участниц и, как ему казалось, вдохновительниц всего такого… Прочёл это на очередном новогоднем вечере. Как выразился потом его напарник, организацию целый год трясло от этого стихотворения. Михаил стал себя  сравнивать с писавшим всю жизнь эпиграммы Пушкиным. Уже в этих стихах он не очень лестно отозвался о начальстве, допускающем такие пьянки:
                Начальство вокруг на цыпочках ходит,
                Оно ни кому не мешает, вроде.
   Арабов не приветствовал эти стихи. Он ничего не говорил, но ведь и пьянки никак не наказывались им. Михаилу не повышали зарплату, она была самой низкой в подразделении, несмотря на то, что он работал, фактически, за двоих. Это обозлило Михаила, тем более, что пошли опять задержки зарплаты, а директор только закручивал гайки. На очередном новогоднем вечере Михаил прочитал следующие стихи:
                В прекрасном нашем королевстве
                Какой-то винтик отошёл,
                А главный церемониймейстер
                На всех необычайно зол.

                Бегут стеклянные солдаты –
                Не опоздать и добежать.
                Но много тех, кто стал, вдруг, с матом
                Свою зарплату вспоминать.

                Но главный церемониймейстер
                К таким необычайно глух.
                Но новый винтик с первым вместе
                Упал. Всё встало. Свет потух.

                В прекрасном нашем королевстве
                Никто, как прежде, не спешит.
                А главный церемониймейстер
                За дисциплиной всё следит.
   Там же было прочитано ещё одно стихотворение о директоре, который часто ездил в  Испанию, на пивной фестиваль в Германию (Октоберфест) и т.д.  В этом стихотворении говорилось о том, что автору приснился сон, в котором директор стоит с  протянутой рукой:
                Обросший весь, немного страшный,
                Чего-то алчущий такой.

                Я  положил свою зарплату
                В его протянутую длань.
                Он заругался грозно матом,
                Сказал – такие деньги –дрянь.
                Ему не хватит их на пиво
                На празднике Октоберфест.
                Я удивился, но проснулся.
                Зарплаты не было. Вот крест.
   Арабов издал какой-то приказ, в котором лишал его премии за нарушение какой-то дисциплины. Опалу Арабова поддержали все, Михаил почувствовал себя репрессированным, но в глазах сотрудников чувствовался неподдельный интерес. Он по-прежнему был неким негласным героем, его авторитет поднялся. Особенно это стало заметно, когда началась новая трёхмесячная задержка зарплаты. Всё было, как он описал в стихотворении об упавшем винтике. Вдохновение как бы дало ему дар провидения. Но вот зарплата опять стала выплачиваться, опять Арабов засобирался в Испанию… Михаил ощущал себя Дон-Кихотом, сражающимся с ветряными мельницами. Но вопроса бросать или нет – у него не было. Продолжать! Пока не восторжествует истина! Но он не знал, какая это истина и зачем она нужна?
   В конце концов, сложилось как он и чувствовал. В стране росла инфляция, дорожала аренда помещений. Клиенты постепенно начинали отказываться от услуг Арабова, ведь он поднял цены на свои изделия - а куда ему было деться? Изделия не покупались, пошла, что называется, работа на полку, что повлекло за собой у Арабова мгновенную задержку зарплаты. Началось тотальное бегство с арендуемых площадей. Был отдан без боя целый этаж. Там остался один Михаил с напарником и своими установками. Вокруг шёл евроремонт, который охватывает нас, как всемирная паутина – Интернет. Вот-вот и их могли вытурить… Эта сжимающаяся шангреневая кожа толкнула Арабова на активнейшие поиски заказов. Был найден заказ на очень своеобразные и мелкие оптические детали, изготовление которых требовало напряжения и серьёзных знаний в области оптики. Этих мелких стеклянных палочек требовалось неограниченно много. За это ухватился напарник Михаила и не без некоторого желанного успеха. Михаил же занимался всем прочим, чего накапливалось, ой, как много! Поток изделий начал тихо и плавно расти. Такова жизнь на производстве! Взлёты и падения. Хочешь жить – умей крутиться! Но чувствовалось, что малейший сбой, хотя бы с этими мелкими изделиями, может привести к катастрофе всей организации.
   Михаил ничего не писал, не хотелось. Всё это ему надоело, и Арабов, и вся эта арабовщина, тем более, что работа была связана с электронно-лучевым испарением в вакууме, что, в конце концов, привело его в клинику Фёдорова. Во вверенном же Арабову коллективе началось массовое увольнение, так как заказы на упомянутые мелкие изделия закончились и делать, фактически, стало нечего и некому.