Книга Трехречье часть 7

Павел Васильевич Шахматов
ГАЗЕТЫ  ПИШУТ.
 Красный Яр, Цаплинное и Стрелка были разорены и сожжены помощником комбрига Федорова, само название хуторов исчезли навсегда. В харбинской газете «Новости жизни» писали: «Страшные вещи происходили в Трехречье. Уничтожали поголовно всех до грудных людей», даже сами каратели не выдерживали. Один из карателей, Павел Жигалин, упал на землю, стал биться и кричать: «Подлецы, что вы делаете»? Бросились к нему свои, обезоружили, связали» (Казакия. ИНФО)
Большая ошибка казаков заключалась в том, что они, перебравшись на китайскую сторону, поселялись в пограничной полосе и  естественно находились под постоянным наблюдением чекистов, которым было несложно совершать набеги, требовалось всего лишь перебраться через реку Аргунь. Но, уходя за границу, беженцы твердо были уверены, что советская власть долго не продержится, и скоро они вернутся обратно в свои станицы, а поэтому далеко не отселялись. Но, тем не менее, как видим, находящиеся вдалеке от границы казачьи поселения Тыныхэ и Горбунор не избежали чекистского нашествия.
Некоторые исследователи трагического события, имевшего место быть в Тыныхэ и Гарбунор, например, А. Ф. Долгополов, утверждал, что в отряде чекистских карателей находились кроме русских еще мадьяры, латыши и китайцы. Для него, а также для всех нас, является загадочным и непонятным тот факт, почему же на этот раз главной целью карательного отряда во главе с Жучем были Гарбунор и Тыныхэ, самые удаленные от границы поселки? Лапцагор и Лабдарин громил небольшой отряд из его банды, а главные силы, минуя другие селения, целеустремленно, три дня шли на эти дальние поселки.   
Вот, что  пишет китайская газета «Гун-Бао» от 9 октября 1929 года за № 844 об этих событиях: «Мы далеко не все представляем собой осколки отступившей в Китай частей Белой армии, которые известны в СССР под названием «белобандитской шайки»… Заселяли Трехречье главным образом забайкальские и отчасти амурские казаки, эмигрировавшие из СССР в силу тяжелых экономических условий. Никакой борьбы с советской властью ни на территории СССР, ни вне ее, никогда не вели. Придя в Трехречье со своим скотом и частью с сельскохозяйственным инвентарем, они сразу же сели на землю и занялись хлебопашеством, сельским хозяйством и рыбной ловлей. Вначале эти переселенцы проходили, хотя и нелегально, но при попустительстве советской власти, которая смотрела на это сквозь пальцы, и только с конца прошлого года власти стали ставить препятствия переселенцам и, даже, были случаи, вооруженных стычек с пограничной стражей, но все же эмигрировать удавалось».
Но как пишет та же газета «Гун-Бао» 15 октября 1929 года, что в конце сентября был «организован набег советских частей, сделанном одновременно в нескольких пунктах этого района». Если учесть, что нападение на Тыныхэ было совершено 27 сентября, то газета «Гун-Бао» указывает именно на это событие и другие, одновременно происходящие в Трехречье.   
Из написанного в газете «Гун-Бао» видно, что прибежавшие в Маньчжурию, в частности в Трехречье, беженцы вели мирный образ жизни и занимались сельским хозяйством, и автору статьи непонятно, почему совершались набеги советских карателей.
Существует такое предположение, заслуживающее некоторого внимания. Возможно, чекисты считали, что жители поселков Тыныхэ и Горбунор имели связь с “партизанскими” отрядами Аксенова, Зыкова и Алаверды. «Связь» эта существовала, но в чем же она заключалась? А вот в чем. Время от времени партизаны, угрожая, требовали от жителей этих поселков, чтобы они снабжали их продовольствием. Из рассказов жителей поселка Тыныхэ известно, что им, в конце концов, «надоело» быть базой снабжения, и когда партизаны в очередной раз пришли за «податью», казаки отказали и пригрозили, что следующий раз дадут им вооруженный отпор (у многих казаков было зарыто в землю оружие, даже пулемет, по рассказам Виталия Патрина).
       Виктор и Надя Шахматовы.   В разговоре   мой брат Виктор напомнил мне, что житель нового поселка Тыныхэ Димитрий Павлович Малышев рассказывал ему о том, что когда каратели громили поселок, партизанский отряд в это время  находились по ту сторону озера в березовом лесу, на расстоянии 4-5 километров. Но почему они               не пришли на выручку?
 Этот же вопрос я задал Виталию Патрину, бабушка которого Аполлинария Ивановна потеряла в этой страшной трагедии двенадцать человек родственников, она и рассказала ему всю историю этой трагедии. Многое, что ему рассказывала бабушка, мною уже было описано, но вот появилась еще одна дополнительная деталь, рассказанная В. Патриным.
Действительно партизаны находились в это время в указанном ранее месте в лесу и наблюдали за происходящим в поселке Тыныхэ. Оправдывая себя, они говорили, что отряд чекистов был многочисленным. По данным их собственной разведки в карательном отряде насчитывалось до 700 человек (это не соответствовало действительности, чекистов было гораздо меньше.) Напало на поселок Тыныхэ около 60 человек, остальные были в засаде, поджидая выхода партизан из леса. К тому же партизаны, как они говорят, были вооружены только карабинами и имели ограниченное число патронов. Так ли было на самом деле, неизвестно.
Подтверждается и из других источников, что в поселок Тыныхэ ворвалась лишь часть отряда, другая же часть чекистов была расположена по другую сторону горы, находясь в «боевой готовности» совершить жесточайшее преступление против мирных жителей. Есть ли оправдание партизанам за их бездействие в тот момент, когда у них на глазах гибли свои – «братья казаки»? Как ранее говорилось об этих партизанах, что состав их отрядов был разнороден, в них находились люди разных национальностей. В этом еще надлежит разобраться историкам. Но дальнейший поступок партизан может частично смоет с них позор малодушия.
Расправившись с мужчинами, часть отряда вернулся в поселок, и начался грабеж, женщин и детей стали сгонять к озеру, в это время партизаны выехали из леса, а их было до пятидесяти человек (как некоторые утверждают). Увидев партизан чекисты, прихватив хороших лошадей и награбленное добро, ускакали прочь. Вполне вероятно, что благодаря действиям партизан, женщины были спасены от чекистской расправы. Такой вывод сделал Виталий Иванович Патрин.
НОВЫЕ  СВЕДЕНИЯ
Дальнейшие расследования этого трагического события дали удивительные результаты, выявились новые данные по этому делу. Совсем недавно наткнулся в интернете на рассказ Сергея Прокопьева «Драгоценная моя Драгоценка», где он  рассказывает о жизни и судьбе жителей Трехречья, в первую очередь о своих родственниках. Наибольший интерес вызывает то, что он рассказал о  человеке, до сего времени неизвестном, но, тем не менее, принявшим прямое участие в том событии, которое произошло в Тыныхэ в 1929 году.
 Сергей Прокопьев пишет: «Недавно узнал еще один нюанс о Тыныхэ. Тайну открыл перед смертью в 2002 году муж моей родной старшей сестры - Петр Павлович Банщиков. В карательной акции участвовал муж его тёти.
Рядовой красноармеец после расстрела безоружных людей из поселка Тыныхэ в Красной пади, дал деру. Понял, больше не может выполнять такие приказы. Во время ночного марша, когда отряд спешно уходил к границе, выждал удобный момент и отстал. Места знал, свернул на пустующую заимку. До следующей ночи там отсиживался, а потом по темноте тайком пришел в деревню Верх-Кули к родственникам… Честно рассказал, как остался в Трехречье. Уйдя из отряда, попал между жерновами. В Союз обратной дороги нет, и в Трехречье, узнай казаки, что он из карателей… И те и другие не помилуют, попадись им в руки, и обе стороны будут по-своему правы.
На семейном совете родственники решили: надо менять фамилию. Двадцать девятый год, легализоваться в Китае было нетрудно. Он взял фамилию Тимофеев. А был Опрокиднёв. Зигзаг судьбы: в один день опрокинулась вся жизнь. Тимофеев уехал подальше от Тыныхэ в Барджакон (небольшой поселок, примерно двадцать километров от Драгоценки). Женился на родной тете моего зятя Петра Павловича Банщикова (тогда он, конечно, никаким зятем не был-родился в двадцать восьмом году). Умер Тимофеев - Опрокиднёв в году сорок четвертом, естественной смертью, унося в могилу свою тайну. Знали о ней единицы».
Во все времена в Трехречье действовала советская разведка, в каждом поселке, если не был подослан агент, то кто-то из жителей был завербован. Но крепко держали тайну родственники, не выдали раскаявшегося чекиста, а советская агентура, как ни старалась, не сумела его вычислить. У Тимофеева был сын, который выехал из Трехречья в Австралию с семьей, где окончил свою жизнь в преклонном возрасте. Сын за отца не ответчик, тем более его внуки.
Павел Дмитриевич Банщиков, когда русские двинулись кто - куда из Китая,  не поехал в СССР со своим сыном Петром и остался с женой на месте. В свою очередь его дочь, как ни пыталась, никак не смогла уговорить его поехать в Австралию. Его удерживал страх перед мыслью, что вдруг могут узнать, кого он скрывал. Он делает выбор и остается в Китае, надеясь прожить здесь до конца своих дней. Но все сложилось по-иному, судьба готовила ему иной удел.
Первое время было все нормально. Но вот разразилась культурная революция, русские для хунвейбинов стали злейшими врагами, над ними начались издевательства. Долгое время мучили Павла Дмитриевича, даже инсценировали расстрел. Привязали к дереву и дали залп из винтовок, пули просвистели над головой, трудно представить, что чувствовал человек в этот момент. Поиздевавшись над ним  вдоволь, наконец, его выпустили в Советский Союз.   


УЗЫМ ГАРМАЕВ
 Развитие Трехречья и вообще всей Барги связано с именем губернатора-баргута, Узым Гармаева. Молодым человеком он был определен в Иркутский кадетский корпус, по окончании которого был направлен офицером в сводную сотню лейб - казаков, в распоряжение генерала Сычева.  Гармаев свободно владел тремя языками: русским, французским, немецким.
В 1921 году, когда положение в Забайкалье было неспокойное, Гармаев вместе с семьей и скотом перебрался в Шэнэхэнский хошун на места, отведенные китайским правительством для беженцев-бурят. Это примерно около тридцати километров от города Хайлара.
       Шэнэхэнская долина.  После Гражданской войны Гармаев                оказывал большую помощь русским беженцам, особенно в период своего правления в качестве губернатора Хулунбуира. Его особое внимание к русским и тунгусам вызыало недавольство среди бурят, они считали, что Гармаев оказывает им большее внимание и отводит для них лучшие сенокосные и пастбищные места. В итоге он ушел с занимаемой им должности губернатора.  В 1940 году военное командование японской армии назначило Гармаева главнокомандующим Военного Округа Маньчжурской империи, штаб находился в городе Хайларе. В его задачи входило обеспечивание японских воинских частей и поддержка порядка в провинциях.
Узым Гармаев был очень богат, у него был табун до 15 тысяч лошадей, 25 тысяч рогатого скота и до 60 тысяч овец. Его нередко можно было видеть среди эмигрантов в городе Хайларе, он часто устраивал праздничные торжества для русских на свои средства.
Князь Гармаев был схвачен чекистами (СМЕРШ), и  его обвинили по статье 58, указывая на его деятельность против СССР. Верховный суд СССР вынес Гармаеву смертный приговор, который был приведен в исполнение в 1947 году. В 1992 году 23 февраля Уржим Гармаев был реабилитирован.
 После его ареста огромный капитал был угнан и распределен по забайкальским колхозам, а через год в газете «Дальневосточная Правда» был отмечен бурный рост скотоводства и небывалый прирост в колхозах за истекший период.  Вот такова она, советская правда!
И. А. ПЕШКОВ
Командир отряда И. А. Пешков        Из молодых казаков Захинганья, главным образом трехреченцев, сформировали особый отряд в октябре 1941 года под командованием есаула Пешкова, помощником ему короткое время был   А.И. Савватеев, освобожденный от службы в отряде по болезни. На его место был назначен бывший соратник Пешкова по партизанской борьбе И.И. Зыков и, как пишет С. Смирнов, он “в период Гражданской войны, по-видимому, имел звание не выше вахмистра или подхорунжего”. Позднее И.И. Зыков уже отмечен как казачий есаул, возможно, указом атамана Семенова.
         Вдали мост через реку Имин           Первоначально этот отряд носил название “Хайларский полицейский казачий отряд” и размещался он в городе Хайларе по Центральной улице в здании полицейской школы. В 1942 году по решению японского военного командования отряд получил другое назначение, был переквалифицирован в армейское подразделение и передислоцирован в специальный военный городок недалеко от моста через реку Имин в северной части Хайлара. Вскоре этот отряд неофициально стал называться “пешковским”.
После того, как отряд Пешкова был перемещен в военный городок в 1942 году, сразу же в помещении Хайларской полицейской школы обосновалась разведывательно-диверсионная школа. Возглавил  школу бывший помощник Пешкова сотник А.И. Савватеев, одновременно на одном курсе обучалось двадцать четыре человека, срок обучения продолжался три месяца. За неимением специализированных кадров, первоначально преподавали  в разведывательно-диверсионной школе офицеры и унтер-офицеры из пешковского отряда. Нет никаких данных о том, что курсанты, окончившие трехмесячное обучение совершали диверсионные действия на территории СССР. 
Первое время в отряде есаула Пешкова, где было не более сорока человек,  сохранялась казачья форма, военные традиции и чины, на вооружении имелись японские винтовки “Арисака”, но потом их заменили на чехословацкие карабины и ввели японскую форму. Отряд был разбит на два взвода. По распоряжению Японской Военной Миссии (ЯВМ) командиром первого взвода был назначен хорунжий В.Н. Потапов, второго - хорунжий К.А. Вологдин.
Потапов и Вологдин получили офицерские чины в военном училище при Шаньдунской китайской армии генерала Чжан Цзучана.  Вологдин, поступая в училище, уже был кадровым военным в звании старшего урядника императорской русской армии.
 Русские офицеры в Шаньдунской армии.   В это время И.А. Пешков также служил в составе русских подразделений в Шаньдунской армии, здесь он и познакомился с В.Н. Потаповым.
 Отряд полковника японской армии Асано и отряд Ивана Александровича действовали самостоятельно и никогда не выступали против Красной армии как единая воинская единица. После победы над Японией большинство чинов этих воинских подразделений было арестовано и вывезено в советские концлагеря. Вначале 90-х прошлого века, решением правительства РФ почти все они были реабилитированы, но к тому времени многих из них уже н е было в живых.
Иван Александрович Пешков, вероятно, был участником Первой Мировой войны, об этом можно заключить, исходя из того, что в Гражданскую войну он уже имел чин есаула, к тому же и С. Смирнов тоже считает его кадровым офицером. (Отряд Асано. с. 93).  После окончания Гражданской войны И.А. Пешков возглавил партизанский отряд, и некоторое время продолжал вести борьбу против большевиков. Он возглавлял дерзкие нападения на советскую территорию, совершая диверсии на военные объекты и коммуникации.
Помощником ему в то время и соратником по борьбе с большевиками был кадровый военный, вахмистр И.И. Зыков. Но их совместная борьба против большевиков продолжалась недолго, вскоре Зыков с частью отряда откололся от Пешкова и стал действовать самостоятельно, занимаясь неблаговидными делами. Может быть, на этой почве они и разошлись. О действиях и поступках Зыкова будет рассказано ниже.
На смену Зыкову пришел сотник (получивший повышение) В. Н. Потапов, но отношения у него с есаулом Пешковым не сложились, они были не доверительными и весьма напряженными. Одной из причин могло быть то, что Потапов не был казаком, но был кадровым военным.
В марте 1945 года Потапов был уволен и отчислен из отряда, новым заместителем Пешкова стал хорунжий К.А. Вологдин. Через некоторое время в отряд вернулся Потапов, но до конца он не был восстановлен в прежней должности. Никому так и не стало известно, что произошло между командиром и его заместителем.
До прихода японцев в Маньчжурию самостоятельные действия отдельных групп диверсантов на советской территории прекратились под давлением китайских властей. После окончания советско-китайского конфликта был подписан, так называемый, Хабаровский протокол, согласно которому все русские белогвардейские отряды должны быть разоружены и высланы из Трех Восточных провинций. В договоре перечислены фамилии тех лиц, которые являлись руководителями воинских формирований или  их организаторами: И.Ф Шильников, К.П. Нечаев, И.А. Пешков, Ф.Д. Назаров, Д.Л. Хорват, П.Д. Макаренко, Н.П. Сахоров, Б.В. Остроумов. (ДВП СССР, т. 12, с.673-676). 
В связи с этим Г. М. Семенов отдал приказ членам всех отрядов сдать оружие китайским властям. В приказе атамана говорится: “Еще не время выступать против СССР, а когда этот момент настанет, то оружие Китаем будет возвращено, пока предписывается оружие сложить”. (КВЖД. С.231. Н.Е. Аблова).
После того, как отряды были разоружены и личный состав был распущен, “за сданное оружие китайские власти выплатили бойцам деньги, выдали паспорта и предоставили право выбора места жительства. Офицеры, арестованные за антисоветскую деятельность, были освобождены” (в 1933г.). (КВЖД. Н.Е. Аблова. С. 231).
Таким образом, заявление А. Кайгородова в своей статье в отношении того, что по трехреченским поселкам в 1932 г. “прошлись” сотни двух Иванов, наводя ужас и сея смерть среди поселенцев Трехречья”, не выдерживает критики. В это время Пешков и другие командиры отрядов находились в заключении, и все оружие было сдано властям. Приходится только сожалеть, что многие  исследователи такие непроверенные сведения берут для своих научных трудов, тем самым дают ложные представления о событиях того времени.
 После своего освобождения из тюрьмы в 1933 году бывший есаул И.А. Пешков  поступает служить в пограничную охрану Южно-Аргунской провинции командиром пограничного отряда. Но уже в 1934 году все русские были уволены из пограничной стражи, Иван Александрович Пешков вместе с другими казаками поступает служить в полицию города Хайлара, вероятно там он и находился до формирования полицейского казачьего отряда в 1941 году.
Про этот промежуток времени, с 1934 г. по 1941 г., говорит и В.В. Перменов в своей брошюре: “На некоторое время И.А. Пешков теряется из вида” (с.18).  Как уже говорилось, взводными во вновь сформированный казачий отряд Пешкова были назначены хорунжие К.А. Вологдин и В.Н. Потапов. Вологдин служил старшим урядником в войсках атамана Семенова, позднее ему дадут чин хорунжего в военном училище Шаньдунской китайской армии. У Потапова отец был генерал-майором царской армии, погибшим во время Первой Мировой войны. Оказавшись вместе с матерью в Маньчжурии, он поступил в китайскую армию, где окончил офицерский инструкторский отряд и в чине хорунжего (прапорщика) был в личном конвое китайского генерала Чжан Цзунчана, командующего Шаньдунской армией. Также в командный состав отряда были введены вахмистры Г.Н. Чипизубов и Н.Н. Бородин. Бородин пятнадцатилетним мальчишкой вместе с двумя старшими братьями в 1930 году перебежал из СССР на Маньчжурскую сторону.      
Уже прочно “зацепившись за землю” трехреченские казаки мечтали только о работе, о семье, к тому же полностью не осознавая, для чего их готовят в отряде. Учитывая общее настроение казаков отряда, японцы за месяц до начала военных действий их разоружили.
В разговоре с “пешковцами” чувствуется нотка некоторого расположения к личности Ивана Александровича Пешкова. Они считают, что разоружение казаков сделано по настоянию Пешкова, может быть и так, но вряд ли, без воли ЯВМ он ничего сделать не мог.
Оружие выдали тем казакам, которые выехали на сенокос в район Шараталы и тем, кто с И.А. Пешковым двинулся в поход из Хайлара утром 9-го августа. В то же время казакам, кто выехал на заготовку бересты в лесной район недалеко от границы, вблизи деревни Дубовая, из оружия на весь отряд было выдано только четыре карабина, да вахмистр Поручиков имел маузер, при этом у них уже были сняты знаки различия.                Лука Антонович Лелеков.       Я поинтересовался у Луки Антоновича Лелекова о причинах такого поведения, и он на это, пожав плечами, ответил: “Вероятно, Пешков не хотел ставить нас под удар”. “Что бы произошло с нами, если бы Красная армия встретила нас вооруженными, здесь разбираться бы не стали”- говорит он. У Японии были свои планы, она усиленно готовилась к так называемому «Походу на Север», то есть к захвату русских дальневосточных  земель, чтобы расширить сферы своего влияния в Восточной Азии. Первую попытку вторжения на территорию СССР Япония предприняла в июле 1938 года в пограничном районе озера Хасан, вблизи залива Посьет. Командование японской армии недооценило военный потенциал Красной Армии, после двухнедельных кровопролитных боев японская армия потерпела поражение и была вытеснена с территории СССР.
Через год в августе 1939 года японская армия вновь пытается перейти реку Халхин-Гол, с целью выйти на Сибирскую железную дорогу, отрезать и захватить Хабаровский край и Амурскую область. В жестоких десятидневных
              Бои в районе Халхин-Гола                боях японская армия была уничтожена монголо-советскими войсками. Эти два, одно за другим, серьезных поражения и огромные потери в живой силе и технике, заставили подписать соглашение  о прекращении военных действий на выгодных для СССР условиях. И нужно сказать, что японцы остались верны этому соглашению, в самое тяжелое время для СССР они держали нейтралитет.
Вполне вероятно, что немалое значение играло и событие, потрясшее мир, когда Молотов и Риббентроп подписали пакт между фашистской Германией и СССР о ненападении. Этим договором между СССР и Германией были окончательно нарушены амбициозные планы милитаристской Японии в отношении захвата Дальневосточной Сибири. Все свои усилия Япония направила в район Тихого океана, замышляя широкую экспансию в Юго-Восточной Азии.
Тем не менее, подписание пакта оказалось всего лишь политическим маневром, и уже 22 июня 1941 года Германия без объявления войны напала на Советский Союз и повела широкомасштабное наступление по всей пограничной полосе. Этим самым Германия развязала руки Японии на Востоке, но Япония медлила с вторжением и захватом Сибири, так как у нее в этом районе не было достаточно живой силы и техники.  Японская армия была разбросана по огромной территории Китая, к тому же вся Поднебесная  еще полностью не была покорена, в тылу китайские партизаны постоянно наносили чувствительный урон японцам.        Квантунская японская армия насчитывала в своих рядах до 700 тысяч солдат, но на данном этапе она значительно уступала по численности советским пограничным войскам, к тому же надвигались жестокие сибирские морозы.
 Но уже в 1943 году после ряда серьезных поражений гитлеровской Германии от советских войск, в войне в Юго-Восточной Азии происходит коренной поворот, японское командование переходит на всем азиатском континенте к обороне.


ПОЛКОВНИК  АСАНО.
Отряд из бригады «Асано»                Хотя количество японских вооруженных сил в Маньчжурии было достаточно велико, но, тем не менее, японцы принялись за русскую молодежь, создавая отряды под видом охраны продуктовых складов,  железных дорог и для борьбы с хунхузами. С целью привлечь русскую молодежь, японцы создают искусственную безработицу, это дало толчок для записи молодежи в охранные отряды якобы для                обслуживания отдельных гражданских объектов.
От вступивших в отряд молодых людей требовалось сохранить втайне место службы и условия работы. На самом же деле японцы преследовали иную цель, они стремились в дальнейшем создать из числа охранников специально подготовленные диверсионные группы для засылки на территорию СССР. Что и произошло, завербованные молодые люди стали проходить полную военную подготовку, о чем говорила выправка и военная форма, когда молодые люди приезжали на побывку домой.
Позднее охранники из этих отрядов стали ядром нового формирования, они были соединены в одно воинское подразделение, впоследствии перешедшее в полноценный полк под командованием японского полковника Асано. Отряд был расположен в 125-ти километрах от Харбина, формирование и управление находилось полностью в руках Японской Военной Миссии. Состав отряда обновлялся главным образом за счет принудительной мобилизации.   
В Европе уже шла война, японцы усиленно закрепляли свои позиции в Маньчжурии, создавались военные базы, коммуникационные сооружения, строились укрепления. На строительстве военных укреплений работали тысячи китайцев, притом в исключительно тяжелых условиях. В случае если укрепления считались особого назначения, иными словами, секретными, то все китайцы, выполняющие эту работу,  физически уничтожались  японцами.
   Укрепленные Маньчжурские сопки.    В короткий период, за четыре года, сильно был укреплен город Хайлар и его окружение, повсюду располагались многочисленные железобетонные доты и сеть траншей. Особенно хорошо была укреплена на большой протяженности гряда сопок, находящаяся по правую сторону Аргуни, их склоны сплошь были усеяны скрытыми огневыми точками в несколько ярусов. Кроме легкого оружия имелись артиллерийские установки, зенитки и тяжелые пулеметы. Все это было соединено подземными ходами,              помещениями, где хранились боеприпасы, оружие и продовольственные запасы.
По своим масштабам это был настоящий катакомбный город, растянувшийся на многие километры. Здесь находились жилые помещения, военный госпиталь, узкоколейная железная дорога, было подключено водоснабжение, устроена вентиляция и даже небольшая электростанция. Находиться там могло одновременно несколько тысяч солдат и офицеров.
 Подобное укрепление находилось между городами Якэши и Меньдухэ. Но даже такие мощные оборонительные сооружения не смогли замедлить стремительное наступление Красной армии, когда она по многим направлениям пересекла государственную границу Китая.
 Освободив город Хайлар, части Красной армии продолжали развивать наступление в сторону Большого Хингана. Особые отряды и пехотные подразделения  начали штурм мощных укреплений в горах по правую сторону реки Аргуни.
ОТРЯД  ПЕШКОВА
                Мост через Имин-Гол.                Перед вторжением советских войск в Маньчжурию отряд Пешкова находился в казармах под городом Хайларом, где горная река Имин впадает в Аргунь. В этом треугольнике японцы много раньше возвели высокую железобетонную стену – дамбу вдоль реки Имын-Гол длиной 250 метров. Стена защищала город и прилегающие к нему постройки от весеннего половодья. До этого вода постоянно угрожала не только городу, но и заливала огромную площадь, занятую китайцами под огороды. На тот                момент стена была использована как военное укрепление, где находились три казармы, две из них занимали казаки полковника Пешкова, в третьей располагался командный состав.
Как уже упоминалось, русский воинский отряд был создан до начала войны с Японией в 1942 году по указанию японской военной миссии. По своему составу он  коренным образом отличался от того отряда, который был создан Пешковым в ходе гражданской войны. Новый отряд формировался в основном из молодых казаков Захинганья, при этом считался вполне укомплектованной воинской частью со своим интендантством.
Первоначально у казаков была казачья форма, чем они отличались от других русских воинских подразделений, на вооружении были японские винтовки системы Арисака, у офицеров маузеры и казачьи шашки. Позднее только у офицеров была казачья форма, фуражка и русские погоны, для остальных ввели японское обмундирование. По своему составу казаки были разбиты на специализированные группы: стрелки, автоматчики, пулеметчики, гранатометчики и радисты. Инструкторами были как японцы, так и русские. Дополнительно каждый взвод имел четыре автомата, ручной пулемет и гранатомет. На весь отряд имелся один станковый пулемет.
В 1943 году срок обучения военной службе увеличили с шести месяцев до одного года, возросла и численность отряда, она в это время составляла около восьмидесяти человек.
В отряде были введены строгая дисциплина и строгий распорядок дня. Подъем в 7 часов, строй и утренняя поверка, уборка лошадей, завтрак, чистка оружия. С 9 часов начинались занятия, час отводился на дневную уборку лошадей, затем обед. С двух часов до пяти учебные занятия, вечером уборка лошадей, ужин, чистка оружия, амуниции и обмундирования. После вечерней поверки  с 9 часов вечера и до десяти свободное время, дана возможность заняться личными делами. В 10 часов - отбой. Нарушившие дисциплину казаки подвергались строгому наказанию в зависимости от содеянного, к примеру, должны были стоять под ружьем, получали наряды вне очереди, выполняли  упражнения и бег на разные дистанции.
Из рассказа пешковца: «Взвод стоял в строю. Приехала жена сотника Павлова, шла она в сторону штабной казармы мимо строя. Кто-то из казаков свистнул ей вслед. Последовала команда: “Кто это сделал, шаг вперед”. Взвод не двигался. Повторив несколько раз и не получив ответа, сотник приказал: “Пробег 5 километров с полной выкладкой”. Был утомительный жаркий день, казаки, тяжело дыша, бежали по песчаной улице города, сам же сотник ехал на коне. К концу пробега некоторые падали от перегрева, остаток пути уже шли, поддерживая друг друга». 
В беседе с бывшим пешковцем Лукой Антоновичем Лелековым выяснилось, что при отряде в 1945 году был свой врач Иван Иванович Лесков, до него врачом отряда считался хорунжий Е. Фальков, а фельдшером служил Исакин. Были две конюшни со своими кузнецами Мамонтовым, Старновским, Карепиным; работала столовая, где заправляли два повара П. Навоженов и Лапатин, имелся и портной Захаров, и сапожник Кальков. Тут же находились оружейный и вещевой склады. Обладая исключительной памятью Лука Антонович  (88 лет) назвал весь командный состав отряда и имена многих рядовых казаков, служивших с ним.
 Командир отряда полковник И.А. Пешков, помощником у него был сотник В. Потапов, которого потом заменил хорунжий Вологдин.
 Офицеры отряда: сотник Павлов, корнет Зимин, хорунжий Фальков, старшие урядники  Гурий Черепанов, Иван Белокрылов, Вахмистры: Эдвард Берзин, А. Смалеха, Г. Поручиков, П. Переводчиков, И. Овчинников и Г.Н. Чипизубов. Урядник А. Ерохин,  урядник Шишкин. Младшие урядники, помощники взводных: П. Самсонов, Богомолов, Алексей Лапшиков, Ф. Синицин, Крупинев, Федоров, Г. Протопопов, Безьязыков, Тарбагаев.
Примечание. По имеющимся сведениям И.А. Пешков получил чин полковника где-то в 1945 году. В Гражданскую войну он был всего лишь есаулом. Это был полный  командный состав на тот период, когда служил в отряде Л.А. Лелеков в 1945 году.
В 1945 году в отряде насчитывалось более сотни казаков  (120), в основном это были молодые казаки трехреченских поселков, помимо них шел незначительный набор и из других селений Захинганья: г. Якэши, г. Хайлара, ст. Мяньдухэ, ст. Чжаромтэ и из других русских селений.
Перед вступлением Красной армии в город Хайлар 9 августа 1945 года в отряде насчитывалось менее сорока человек, некоторые казаки в разное время тайно покинули казармы. Значительная часть казаков была занята хозяйственными работами, находясь на заготовке сена в степной зоне Шараталы и Ара-Булака, двадцать два казака были направлены на заготовку бересты в районе поселка Дубовая. Береста вывозилась в Японию, где из нее вырабатывали жидкое топливо.
Естественно, Пешковский отряд на момент вторжения Красной армии в Маньчжурию не представлял собой объединенную и  дисциплинированную воинскую единицу. Находящиеся на хозяйственных работах казаки не имели связи с отрядом и были предоставлены сами себе. Живущие поблизости казаки без увольнительных посещали свои семьи, и некоторые из них не возвращались обратно, а когда отряд Г.М. Черепанова получил приказ сняться с сенокосных работ и двигаться в сторону города Якэши на соединение с основной группой И.А. Пешкова, в отряде уже много казаков не досчитывалось. 
Так как казаки несли службу принудительно, то естественно служили в отряде без всякого интереса, подавленные неопределенностью своего положения и суровой воинской действительностью. Бессмысленная жестокость некоторых командиров страшно удручала молодых казаков, определенно не знавших зачем и для чего их обучают.
Практические занятия в отряде проводились совместно с курсантами полицейской школы, которые играли роль условного противника. Совершались однодневные походы, но в 1943 году из Хайлара был проделан маршевый бросок до города Якэши и обратно. Во время похода отрабатывались маршевые дисциплины, тактика наступательных и оборонительных действий в составе мелких групп, полевая разведка, преодоление инженерных сооружений и водных преград, подрыв железных дорог, мостов, уничтожение средства связи. Пешков, старый партизан, особое внимание в обучении своих бойцов уделял методам ведения партизанской войны. (С. Смирнов. Отряд Асано. с. 93).
Смотр боевой готовности Пешковского отряда японской военной миссией в 1943 году вызвал у командования чувство удовлетворенности проведенной работой есаула Пешкова. Вскоре за этим последовал приказ атамана Семенова  о повышении в должности Ивана Александровича, ему было присвоено очередное звание - войскового старшины.
С самого начала образования отряда катастрофически не хватало русских офицеров. Фактически в то время единственным кадровым офицером был только сам Пешков, должности командиров взводов в отряде занимали бывшие кадровые урядники. Для пополнения рядов офицерского состава были организованы в 1943 году юнкерские курсы при Хайларском полицейском отряде, куда на обучение  направили четырех старших урядников и восемь резервистов. 
В апреле 1944 года из числа окончивших юнкерские курсы четыре человека были определены служить в отряде в должности взводных в чине хорунжих: Эдуард Берзин, Гурий М. Черепанов, П. Переводчиков, Г. Поручиков. Когда же отряд был включен в состав армии Маньчжоу-Ди-Го, все они, кроме Г.М. Черепанова были понижены в звании до вахмистров. Э. Берзин и П. Переводчиков прибыли в отряд из “Русской бригады”- Асано, первоначально заняв должности военных инструкторов. Окончив Военное Полицейское Училище в 1940 году, расположенное на станции Ханьдаохэцзы, Г.М. Черепанов к тому же являлся выпускником школы агитаторов-пропагандистов (С.Смирнов).
Трехреченец П. Г. Морозов, тоже окончивший юнкерские курсы, был назначен командиром 1-ой сотни Волонтерского полка, сборы которой проводились в Драгоценке. Когда боевые части Красной армии прошли Трехречье, в поселках стали создаваться отряды самоохраны от бродячих японских групп, которые не хотели сдаваться и добывали пропитание любым способом. В Верх-Урге таким отрядом руководил П.Г. Морозов вместе с бывшим помощником И.А. Пешкова-В.Н. Потаповым. (С. Смирнов. Отряд Асано. С. 94).
Когда уже стало предельно ясно, что неотвратимо назревают большие события, и что война в Маньчжурии может начаться в любое время, казаки  начали дезертировать из отряда, вначале это были единичные случаи, но затем последовали групповые побеги. Казаки отпрашивались в город и обратно не возвращались.
Незамедлительно последовала реакция японского командования; все отпуска были прекращены, но и это не удерживало казаков, побеги стали совершаться ночами. В связи с этим ночную охрану стали нести японцы, но и это не останавливало побеги из казарм, казаки делали прорезы в проволочных заграждениях и исчезали в темноте, при этом явно рискуя жизнью. Так, при попытке сбежать из отряда ночью, был убит повар Навоженов. Когда же отряду было приказано покинуть казармы, то казаков в отряде, как уже говорилось, осталось менее сорока человек.
Призывники 1945 года. Трехречье. В начале весны 1945 года отряд полковника Пешкова пополнился призывниками в возраст 18-20 лет. Главным резервом пополнения отряда по-прежнему были трехреченские казаки, из них каждый умел обращаться с оружием, среди них было немало охотников. Патроны выдавали тогда, когда проводились занятия по стрельбе. Военные занятия с казаками проводились главным образом в конном строю: поражение цели, рубка лоз, джигитовка, в то же время казаки обучались ведению рукопашного боя и проходили строевые занятия.
На вооружении у казаков были шашки и чехословацкие карабины, но патронов к ним не выдавалось, у командиров имелись маузеры. Патроны выдавались лишь тогда, когда казаки несли внутреннюю охрану гарнизона. Все другие объекты и внешнее патрулирование гарнизона в последнее время уже вели японцы, явно не доверяя казакам.
Мимо казарм шла проселочная дорога через железобетонный мост, пересекая реку Имин, которая прямо упиралась в главную улицу города Хайлара. Дальше по этой улице находился вокзал и другие железнодорожные постройки. Прямая связь с городом, как уже упоминалось, помогала казакам при первой возможности бесследно исчезнуть из отряда. Такая обстановка в отряде все более и более ожесточала японцев, японская жандармерия стала делать проверку личного состава даже ночью, возникла реально угроза расправ
                ПОБЕГ
Как уже говорилось, в основном набор в отряд шел из Трехреченских поселков. В последний набор в отряд попали трое молодых парней - приятелей из Верх-Кулей: Никита Швалов, Михаил Панов и Алексей Калинин. Все чувствовали и понимали, что надвигаются большие события, и что вот-вот вспыхнет война, это настораживало и волновало казаков. Как уже говорилось, казаки стали покидать без разрешения казармы и, как следствие, незамедлительно усилилась внешняя охрана всех военных объектов, на сей раз ее полностью взяли в свои руки японцы. Убежать незамеченными становилось почти невозможно, тем не менее, три приятеля решились на побег.                После полуночи, прорезав проволочное заграждение, они уползли в темноту, и долгое время осторожно двигались вдоль дамбы. Нужно было перейти через мост, но он усиленно охранялся, к тому же был полностью освещен. Второй мост находился в районе пригорода Хайлара - Кудахана, но до него добраться непросто, нужно было пройти открытой местностью и миновать укрепленный японский городок. Выбора у ребят не было, и они двинулись в том направлении, опасаясь в любой момент быть схваченными японцами.
 Стоит, справа, Никита Швалов.       С большой осторожностью они преодолели это открытое пространство и к утру добрались до моста. Движение через мост не останавливалось ни днем, ни ночью, кругом стояли часовые. Так как это было несколько в стороне от передовой, то, как оказалось, строгих проверок не было, к тому же на их счастье в город буряты гнали скот, ребята замешались в этой массе, благополучно перешли через мост и вошли в город. Теперь главной задачей для них было - временно укрыться где-нибудь в городе до конца военных действий.
Михаил Панов говорит ребятам: “ У меня есть в городе знакомая девушка Валя, она нас, я уверен, спрячет”. Другого выбора у них не было, и они решили идти к ней. Успешно миновав посты и заставы, друзья добрались до дома девушки. Никита и Алексей сразу поняли, что Михаил знает Валю давно, так как она встретила его очень приветливо.
Дня через два в город вошла Красная армия, Хайлар был освобожден. К дому девушки подошли три автоматчика во главе с сержантом. Валя выскочила на улицу, сержант спрашивает её: “Где скрываешь “пешковцев?»  Девушка пробовала отрицать, но он резко ее оборвал: “Нам известно, что они у тебя, говори, а то разговор у нас с тобой будет коротким”. Ребята, услышав это, решили сдаться сами. Как только они вышли на крыльцо дома, их сразу же окружили и через улицу повели в соседний городской парк.  Красивый парк занимал большую площадь и шел он со стороны железнодорожной станции вдоль Первой улицы. Позднее здесь установят еще один памятник бойцам Красной армии, погибшим под Хайларом.
Оказавшись на территории парка, бойцы каждому дали по саперной лопатке и приказали рыть яму: “Ройте себе могилу, предатели», -  злобно проговорил сержант. Почва была твердой, работа продвигалась медленно, это раздражало автоматчиков. Когда уже заканчивали рыть яму, подбежала Валя и, умоляя, стала просить солдат: “Отпустите ребят, ведь им еще нет и двадцати лет, зачем русским убивать русских, что ли их мало еще погибло?”. “Отойди! - закричал на нее боец. - А то и тебя вместе с ними прикончим”. “Стреляйте”, - закричала девушка и обхватила руками ребят. “Это мой муж”, -  показала Валя на Михаила Панова*.
 Вдруг раздается громкий голос: “Что здесь происходит?” По дороге  на джипе ехали офицеры и невольно стали свидетелями этой сцены, услышав женский крик, остановились. Сержант подскочил к джипу и отрапортовал: “Решили пустить в расход японских холуев”. “Ведите их немедленно сюда”, - говорит офицер. “Объясните, кто вы”, - спросил он ребят. После того, как они рассказали свою историю, офицер приказал отвести ребят в комендатуру. “А ты смелая девушка!”- сказал он Вале на прощание.
Представляет интерес продолжение этой истории, рассказанной мне совсем недавно прямыми родственниками ребят. Когда офицер стал спрашивать фамилии казаков, на ответ Никиты Швалова он сказал ему: “Моя фамилия тоже Швалов”.
Встреча братьев. Слева К.А. Швалов. Шли годы, в 1976 году Кирик Афанасьевич Швалов решил посетить родственников в России. Ему предстояло встретить не только тех, кто уехал в СССР из Китая, но и тех, кто не был за границей никогда, в том числе и его младшего брата Ивана Афанасьевича, с которым они расстались совсем еще молодыми в начале двадцатых прошлого столетия.
В разговоре с братом Иваном невольно коснулись того  события далекого 1945 года, когда их племянник Никита чудом избежал расстрела.  И тогда Кирик Афанасьевич, даже не предполагая, какой последует ответ, спросил: “Случайно это был не ты, Иван?”. “Представь себе, это был я, но не знал, что это был мой родственник”, - признался Иван. И рассказал все подробности той давней встречи со своим племянником. «Да и общаться с родственниками, находящимися за границей, я не имел права», - добавил Иван Афанасьевич.
Что самое страшное в этой истории, так это предательство. Кто-то донес на молодых казаков, как кто-то раньше донес на советских подданных в Хайларе, и их японцы расстреляли. Эмиграция с самого начала своего существования была разделена на два лагеря. Просоветский элемент, первоначально состоящий главным образом из служащих железной дороги (КВЖД), недоброжелательно встретил русских беженцев после революции и гражданской войны, когда те массовым потоком хлынули на территорию Маньчжурии. В дальнейшем советская власть умело использовала в своих целях эти противоречия между эмигрантами.
          В отряде  И.А. Пешкова находилось некоторое количество молодых людей из городов, для которых служба в конном строю была трудной и мучительной. Не имея навыка верховой езды, они сильно уставали, их  «разбивало» даже при незначительных переходах.
 После войны не все казаки этого отряда были арестованы и вывезены в СССР, довольно значительная часть последнего призыва осталась на свободе, возможно, был учтен их возраст и короткая служба в отряде. Остались на свободе и эти трое ребят, которых чудом спасли проезжие офицеры.
Война продолжалась в Европе и в Южно-Восточной Азии. Япония была в состоянии войны с Америкой, Австралией и с другими странами Британского Содружества. В Маньчжурии стал ощущаться недостаток продовольствия и других товаров потребления. Особенно это было ощутимо в городах; в сельской местности было легче - крестьяне все же имели кое-какие запасы и многое производили сами.
РАЗВЕДЧИКИ
На территории Китая возникают все новые и новые очаги сопротивления японским захватчикам, повсюду стали действовать китайские партизанские отряды. И так непростые отношения японцев с китайским населением еще более ожесточились, также к русским японцы стали относиться с некоторым недоверием еще и потому, что  повсюду в Маньчжурии действовали советские разведчики. Японцы считали, что русское население помогает им, и эти  подозрения во многих случаях были вполне обоснованными.               
   Слева. Лелеков, Бугаев.   По рассказам Александра Яковлевича Бугаева, он не был арестован органами НКВД в 1946 году лишь по той причине, что он некоторое время до войны снабжал продуктами советских разведчиков. Наткнулся он на разведчиков в лесу, куда приехал за дровами. Подыскивая подходящую на дрова лесину, Бугаев наткнулся на горящий костер, как только он приблизился к нему, за спиной раздался голос: «Ну, здравствуй, молодой человек». Они скрывать ничего не стали и признались кто они. Разведчиков было двое, они попросили его снабжать их едой и тут же дали понять, что в случае чего, они знают, где его найти.
В один прекрасный день они ему сообщили, что скоро Красная армия перейдет маньчжурскую границу. Последний раз, когда он доставлял разведчикам продукты, они сказали, что если у него возникнут какие-то осложнения с контрразведкой, то нужно сказать пароль: «В Москве солнечно, а в Ленинграде дождь». Это спасло Бугаева, арестованного контрразведкой вместе с другими «пешковцами», он назвал этот пароль, и его отпустили на свободу.
 Советские разведчики среди русского населения действовали весьма смело и открыто, известно немало примеров встреч с ними. Вот некоторые из них.  «В  1940 году поселковый атаман Драгоценки зашел в распивочную выпить стаканчик водки, и у стойки встретил чужого человека, по типу - забайкальский казак. Разговорились. «Откуда ты?» - спросил атаман. «Из Келларей, в Хайлар еду с сыном за ножами для косилки, да и купить то - се надо». Чужак еще при этом угостил атамана. «А где стоишь?» - поинтересовался атаман. «На постоялом дворе, там телега и сын». Еще немного поговорили и чужак ушел». К атаману подошел казак и говорит: «У нас в Келлари» такого нет». Бросились на улицу, а его и след простыл.
В 1942 году десятилетний мальчик вез траву в Верх-Ургу, по дороге его остановили трое и говорят: «Доедешь до дома, иди к атаману и отдай это» и передали ему сверток. Атаман обнаружил в свертке «20 копеек. СССР». В Покровке к бабушке Пелагее Чистюниной зашел бородатый невзрачный мужичок и предложил ей голубицу, причем сказал, что меняет он ее только на хлеб. Она ему отвечает: «Мил человек, я еще хлеб-то не испекла». На это он отвечает: «Не беспокойся. На обратном пути заеду, тогда и отдашь хлеб». Когда  в августе 1945 года вошла Красная армия в Маньчжурию, к бабушке Чистюниной забежал офицер и, смеясь, просит бабушку отдать долг, перепугав старушку. Успокоилась она лишь тогда, когда разобралась в том, откуда ее знает этот молодой и стройный офицер.
А то бывало, ездит по деревням простой мужик, торгуя смородиной, брусникой, голубицей, а то предложит другие дары природы: грузди, подберезовики, подосиновики, рыжики и все по сходной цене. Женщины довольны, а он прислушивается, присматривается, осторожно расспрашивает, а потом вдруг появляется в офицерской форме в 1945 году. Вообще для советских разведчиков было прекрасное поле деятельности среди русского населения. 
 В 1942 году между поселками Чанкыр и Найджин - Булак проезжий монгол заметил трех всадников и сразу же признал их «нездешними». К тому же по следам лошадей он определил, что  кони у них были подкованы, а в Трехречье летом коней не куют. Прискакав в поселок, монгол заявил об этом японцам.  Японцы согнали всех свободных мужчин, заставили оседлать лошадей и следовать за ними. Вот что рассказывает об этом событии Денис Игуменов, управляющий делами богатого человека Павла Лаврентьевича Курганова в поселке Чанкыр: «Погнали нас, человек пятнадцать, вверх по течению реки Маргел. Впереди всех на прекрасном жеребце гарцевал Григорий Путинцев, боевой казачий офицер, атаман Чанкырского поселка. Участник Первой мировой и гражданской войн. На войне кроме ранений был еще и контужен, имел неуравновешенный, заносчивый и вспыльчивый характер”.
 «Наше «войско», - продолжал Денис, - было почти без оружия (за исключением двух вооруженных японцев и 5-6 человек с охотничьими ружьями) двинулось вперед, когда мы приблизились к вершине узкой пади, где по рассказам монгола должны были находиться разведчики, раздалась очередь из автомата над нашими головами. Лошади от испуга шарахнулись в сторону, и мы понеслись вниз с горы, при этом делая вид, что сдерживаем лошадей, а на самом деле их незаметно понукаем. Японцы с руганью вновь разворачивают наше «войско», и все снова повторяется по тому же сценарию”.
 “Путинцев то уносился далеко вперед на своем жеребце, то возвращался обратно к нам. И вот, наконец, он приблизился вплотную к разведчикам, они, положив лошадей, притаились в вершине распадка. Вместо того, чтобы промолчать, он крикнул: «Нашел, они здесь!». В то же мгновение раздался выстрел, пуля вошла снизу в живот Путинцеву, конь донес его до «своих», мужики быстро сняли его, всего окровавленного, с седла и положили на землю. Японец сделал ему перевязку, но, не доезжая до деревни, Путинцев умер”.
Преследование разведчиков на этом закончилось, они, воспользовавшись создавшимся переполохом, скрылись в неизвестном направлении.
Японцы похоронили его с почестями и установили ему памятник в Чанкыре, где он жил со своей семьей. Когда вошла советская армия в поселок в августе 1945 года, памятник Путинцеву частично взорвали. Как рассказывает бывшая жительница поселка Чанкыр Елизавета Ильинична Елькина (она от старших слышала), что  памятник был взорван потому, что якобы кто-то сказал советским солдатам, что под памятником припрятано золото, но скорее всего он  кому-то  мешал.
   Рано утром сын Димитрия Григорьевича Каякова - Афанасий, оседлав коня, отправился на свою заимку, но по пути он наткнулся на конных советских разведчиков. Долго не раздумывая, Афанасий быстро повернул своего коня и поскакал прочь, по нему стали стрелять, легко ранили в правую руку и правый бок.
В самом начале военных действий в Хайларе в августе 1945 года японцы арестовали более двадцати русских людей, имеющих советское подданство, и расстреляли вместе с пойманными двадцатью советскими разведчиками. В отношении советских граждан был совершен донос японской жандармерии. Бесспорно, это подлый поступок, но следует предать анафеме и тех советских подданных, которые были наводчиками для чекистов в 1929 году в Маньчжурии, где среди многих других русских пострадал и мой дядя Климент Семенович Шахматов, расстрелянный по решению Тройки ПП ОГПУ ДВК 2 апреля 1930 года. Реабилитирован в 1989 году.
ТУННЕЛЬ
Активно следили советские разведчики за строительством туннеля для железной дороги в районе Трехречья, в горах Большого Хингана. Подавляющее большинство трехреченцев даже не знало о существовании такого проекта, он был японцами тщательно засекречен.
А между прочим, это был стратегически важный объект для японцев, они имели замысел соединить крайний северо-западный угол Маньчжурии со всеми центральными районами. Правительство СССР рассматривало это как угрозу их безопасности, так как проектируемая японцами дорога вплотную подходила к Амурскому краю. Поэтому было не удивительно, когда японская агентура обнаружила, что в центре самого строительства действуют советские разведчики.
На строительстве туннеля были задействованы жители Трехречья исключительно только для перевозки грузов.  Вначале все необходимое для строительства доставлялось по железной дороге до города Хайлара, затем цемент, инструменты, продовольственные запасы, рабочую силу везли на грузовиках  до поселка Верх-Кули. Далее русские возчики везли груз от Верх - Кулей до японского поселка Ай-Кан, который находился на расстоянии 6-7 километров от строительства туннеля. Туда, где проводились строительные работы, русских возчиков не допускали, строители сами доставляли груз на место. 
Однажды утром руководители проекта получили радиограмму от японской контрразведки, где сообщались имена русских шпионов, находящихся в поселке Ай-Кэн. Когда отправились за ними, то их не обнаружили, буквально за час-два их кто-то предупредил, и они исчезли. Предполагают, что разведчиков предупредил кореец, находящийся на службе у японцев в качестве переводчика.  Подобных рассказов о деятельности советских разведчиков на территории Маньчжурии было много.
БРОННИКОВ.
В ходе расследования трагических событий, произошедших в Трехречии, я наткнулся в интернете на документ, вернее, обращение к Наркому Внутренних Дел СССР гражданина Бронникова Спиридона. Бронников был советским разведчиком, находясь в Трехречье, он долгое время собирал сведения о дислокации японских воинских подразделений, их  состоянии и об общей деятельности японцев в этом районе. До этого, работая секретным сотрудником Н.К.В.Д. в СССР, Спиридон Бронников зарекомендовал себя надежным и исполнительным агентом. На предложение поехать на закордонную работу в Трехречье он ответил согласием, при этом вполне осознавая, что за границей русское население в своем большинстве антибольшевистского духа.
   Отъезд С. Бронникова был назначен на 26-е марта 1933 года. Первое его задание было найти А.А. Казулина, который оказался  в Трехречье годом раньше. В инструкции, ему данной, указывается, чтобы он правдиво рассказывал, когда его спросят, о воинских частях, о жизни в пограничном районе, чтобы не вызвать подозрение. Так как постоянно люди перебегали на маньчжурскую сторону, то японцы естественно знали все подробности жизни в СССР.
В назначенный срок он перешел границу и 30 марта уже встретился с А.А. Казулиным в поселке Верх-Урга, примерно в восьмидесяти километрах от границы. У Казулина  Бронников встретился с агентами Русско-Японской полиции: Несмеяновым, Башуровым, Новиковым и отвечал на их вопросы так, что у них не вызывало никакого сомнения о том, что он беженец от советской власти. В свою очередь они ему говорили, что и сами бывали там, к тому же почти ежедневно к нам прибывали новые беженцы. Устроившись, у одного из богатых мужиков - строителей, Бронников вместе с Казулиным стали работать на постройке домов и заготовке строительного материала.
Когда же нужно было выходить на связь для передачи сведений своему начальству, Бронников вел к этому предварительную подготовку, распространяя слухи, что заработки здесь неважные, надо подаваться в Хайлар, там можно выгоднее устроиться на работу.
Из Верх-Урги Бронников выехал 16 мая этого же года, а через три дня, перебравшись в условном месте через Аргунь, он уже подробно докладывал своему начальству о своей работе. Получив новое задание, он сразу же, под покровом ночи, был переплавлен через Арнунь обратно на китайскую территорию, но на этот раз он должен был первоначально побывать в городе Хайларе. Ему было сказано, чтобы он встретился в Хайларе с эмигрантом, проживавшим в Китае с 1920 года, Петровым, и задержался там на некоторое время, а потом опять вернулся в поселок Верх-Ургу. Встретив Петрова, Бронников сказал ему, что он приехал из Верх-Урги поработать на аэродроме, который в это время строили  японцы. Петров помог ему устроиться на работу. Проработав несколько дней на аэродроме, он распрощался с Петровым и уехал обратно в Верх-Ургу.   
На пути в Верх-Ургу Бронников посетил ряд поселков, собирая сведения, и на сей раз, собрав нужные сведения о воинских частях, он вновь вышел на связь  со своим начальством первого июля 1933 года. Но вначале он вновь побывал в Хайларе у Петрова, где неожиданно встретился с Костриковым, который служил в русско-японской полиции в Трехречье. Костриков отнесся к Бронникову с подозрением и стал расспрашивать Петрова, что Бронников здесь делает, чем занимается, как себя ведет. «О нем я ничего не знаю и ничего подозрительного не замечал, работает он постоянно», - отвечал Петров. Костриков предложил Петрову следить за Бронниковым и докладывать, если что-то заподозрит.
Костриков все же, в свою очередь, доложил о Спиридоне Бронникове японской жандармерии, которая незамедлительно сделала на квартире Петрова обыск, потребовала документы и проверила все вещи Бронникова. У него японцы ничего подозрительного не обнаружили, спросили, когда он уезжает из Хайлара, и ушли. После этого Бронников постоянно чувствовал за собой слежку, его часто останавливала японская полиция и тщательно осматривали все его вещи. Поздней ночью Бронников  выбрался из Хайлара и без остановки направился к Аргуни, где он на условленном месте у реки должен был встретиться со связным. Переплыть на лошади через Аргунь он не решился, так как она широко разлилась. Бросив коня и отвязав китайскую лодку, он переплыл на свою сторону.
На этот раз Бронникову дали новое задание - поступить на службу к японцам и жить в  Тулунтуе, ближайшем поселке от границы. Для получения сведений будет приходить связной в указанное место, в определенный день. 7-го июля Бронников прибыл пешим в Тулунтуй, объяснив, что дорогой лошадь у него вырвалась и убежала, попытка ее поймать кончилась неудачей. Люди отнеслись к такому рассказу подозрительно, и когда прибыл в Тулунтуй служащий  японской жандармерии Неизменов, то учинил ему допрос относительно лошади и велел описать ее приметы.
В разговоре с Иваном Макаровым, жителем Тулунтуя, Бронникову стало известно, что Костриков узнал его лошадь, но она была на берегу Аргуни в китайском поселении, а не в том месте, где указывал Бронников. Но к его счастью Костриков заподозрил его не более чем в конокрадстве, и люди стали  относиться к нему как к вору.
 Бронников устроился работать в Тулунтуе у богатого мужика Каюкова на сенокосе, в тот день, когда он должен был встретиться с присланным связным для передачи сведений, его арестовал поселковый атаман Квасов. Бронникову было приказано немедленно явиться в Драгоценку, куда он и направился в сопровождении двух конвоиров и самого атамана Квасова. В Драгоценке его поместили в казарму, где уже находилось семь казаков, заподозренных в воровстве мануфактуры у китайского продавца.
   Пока шло разбирательство, их на другой день же увезли всех на сенокосную работу. Через несколько дней после того, когда нашли их не виновными, Бронникова вызвал к себе есаул И.А. Пешков и опять стал расспрашивать его о том, как попала его лошадь к китайцам. В конце разговора Пешков говорит Бронникову: «Я русский человек и русских подводить и предавать в руки японцев не желаю, скажи мне правду: ходил ли ты на берег реки Аргуни к китайцам воровать лошадей?». Бронников ответил: «Нет, и никогда этого не думал делать». «Ну, смотри, если мы узнаем, что ты занимаешься воровством, то найдем тебе место в тюрьме, а сейчас иди в Тулунтуй, там припишись к поселку и работай, а туда-сюда не шатайся».   
Бронников дал обещание, что будет жить в Тулунтуе постоянно. Была сенокосная пора, Бронников взялся косить сено по найму у Волчика, а позднее устроился к Кузьмину. Ему удалось вырваться в Хайлар на лошади Кузьмина, чтобы сделать некоторые для хозяина закупки. В Хайларе попытка встретиться с человеком в условном месте окончилась неудачей, связной не пришел. Бронников ожидал еще несколько дней, но безрезультатно. Вернуться в Тулунтуй он уже не мог, так как у него не было уважительных причин для столь долгой задержки. Возвращаться к своему начальству, не выполнив приказа, он тоже не хотел, да и прямой угрозы ему здесь пока еще не существовало.
И тут представился удобный случай Бронникову устроиться на службу к японцам, фактически в этом и заключался последний приказ районного УНКВД. В ноябре 1933 года белогвардейские офицеры И.А. Пешков и И.А. Куклин по требованию японцев начали формировать отряд из трехреченцев любого возраста. До этого пограничные посты занимали китайцы, но по неизвестной причине японцы  решили их заменить русскими казаками.
Добравшись до Драгоценки, Бронников решил прямо обратиться к И.А. Пешкову с просьбой принять его в свой отряд. На что ему Пешков ответил: «Отряд уже полностью скомплектован, но попробуй обратиться к полковнику И.А. Куклину, если он примет, я ничего против этого иметь не буду». Пойти к Куклину он побоялся, а когда отряд двинулся к границе, Бронников вместе с возчиками последовал за ним, рассчитывая при удобном случае податься к своим.
Когда отряд прибыл к границе, и китайские пограничные посты были заменены казаками, то остатки отряда, добравшись до постоялого двора у поста «Бура», расположились на ночлег. Вечером к Бронникову подходит Банщиков и спрашивает: «Будешь ли ты стоять на посту?». На что тот дал свое согласие. Пробыв на этом месте некоторое время, отряд перебрасывают на новый пост против Средне-Борзинска на левой стороне Аргуни.
В конце ноября вечером командир поста Банщиков объявил Бронникову, что его срочно вызывают к начальнику пограничной заставы Боброву. Проходя мимо сторожки, Бронников услышал разговор казаков и уловил слова Банщикова: «Он советский шпион». «Конец». - подумал Бронников. Мысли быстро-быстро замелькали в его голове в попытке найти выход из, казалось, безвыходного положения, но ничего существенного в голову ему не приходило. Начальник заставы Бобров сказал Бронникову, что завтра утром он поедет сопровождать его до Драгоценки.
Бронникову было понятно, что если он попадет в Драгоценку, где находится японская жандармерия, он будет арестован, а потом последуют пытки и расстрел. Бронников решил отказываться ехать, мотивируя тем, что у него нет катанок, а мороз -40 С, и ехать нужно 60 километров. Бобров разрешил не брать его с собой, но приказал найти ему катанки и на следующий день вместе с арестованными, двумя жителями селения Бура, доставить его в Драгоценку. Арестованные, прибывшие из селения Бура,  были заподозрены в шпионаже, их уже  пытали и нещадно избивали японцы.
В этот день Бронников и другие казаки по очереди должны были нести дежурство на конюшне, старший из них Чепалов постоянно следил за ним. Бронников решил дождаться ночи, и когда в полночь пришла его смена, а Чепалов зашел в сторожку погреться, он вскочил на первопопавшего коня и помчался в сторону Аргуни. ;За ним последовала погоня, но он уже успел спуститься с крутого яра и пересечь реку.
                —––––––––––––-
Опасность, которая постоянно грозила Бронникову во время его работы разведчиком среди населения Трехречья, несравнима с тем положением, в которое он попал, вернувшись к «своим». Первое время Бронников работал учителем в городе Красноярске, не прерывая связи с органами контрразведки, он продолжал работать на нее,  выявляя среди населения антисоветские элементы. Наступил 1937 год, начались чистки по всей стране, и Бронников попал в поле зрения бдительных сотрудников государственной безопасности. Вспомнили его прежнюю работу в Трехречье и попытку завербоваться в отряд И.А. Пешкова. Если в то время Бронников действовал по инструкции своего прямого начальства, пытаясь устроиться на работу у японцев, то сейчас эта попытка вступить в отряд Пешкова рассматривается органами как попытка замаскировать свою работу в японской контрразведке. Никакие доводы не смогли убедить следователей в обратном, и Бронникову дали понять, что во все время его пребывания в Трехречье за ним шло постоянное наблюдение. Используя тяжелейшие методы расследования, следователи, в конце концов, выбили из него признание, что он работал на японскую разведку.
Бронников надеялся, что на суде он сможет рассказать подлинную историю своей деятельности на территории Трехречья, но эта возможность ему не была предоставлена. Суд длился всего пятнадцать минут, и после короткого совещания судья вынес обвинительный приговор и приговорил к высшей мере наказания - расстрелу. На поданную им апелляцию в Военную Коллегию Верховного суда последовало изменение приговора: высшая мера наказания была заменена десятью годами отбывания в концлагере. В 1989 году Бронников был реабилитирован.
 Всем известны методы выбивания чекистами признаний в шпионской деятельности у харбинских железнодорожников, когда из 49 тысяч арестованных более чем 31 тысяча “признались”, что они японские шпионы.
 Хотя деятельность советской агентуры на территории Маньчжурии была весьма активной, но, тем не менее, далеко неудовлетворительной, о чем сетует уполномоченный ГПУ Петраков. Он считает, что агитационно-пропагандистская деятельность советских агентов малорезультативная. Что «видимость порядка, высокая зажиточность и другие факторы оказывают деморализующее воздействие не только на местное население, но даже и на некоторых сотрудников. К сожалению, имели место случаи поверхностной, спустя рукава, вербовки лиц в пограничных местностях, от которых вскоре после засылки переставали поступать сведения, либо приходили сведения о их переходе к белоказакам». - пишет Петраков.
Исходя из этого, Петраков настаивает с особой осторожностью и тщательной проверкой совершать засылку агентов на территорию Манчжурии и предлагает провести следующие мероприятия: 1. Выделить усиленные средства для контрбелогвардейской пропаганды, в том числе не только материальные, но и в виде наиболее подготовленных и идейных членов партии с командированием их на места. 2. Принять срочные действия по укреплению государственной границы СССР в районах, прилегающих к Трехречью, для препятствия «перебеганию» населения из СССР. 3. Создать школу для подготовки агентов с целью засылки для работы в Трехречье. 4. Усилить дипломатическое давление на власти Манчжой-диго с целью воздействия через них на органы управления Трехречья с требованием роспуска белоказачьих отрядов, удаления из станиц «урядников», прекращение работы кадетского училища и учительских курсов, закрытия монастыря и др. деятельности, которая будет способствовать облегчению советской агитационной работы. 5. Провести расследование связи видных белогвардейцев - Шлыкова, Загряжского, Шерстовского, Крайнева, Желковера и др. на территории СССР, и если есть таковые, проводить с ними работу в адрес этих лиц с целью распространить на них влияние».
Многим из нас не были известны масштабы работы советской агентуры, но быстрое появление просоветского элемента в эмигрантской среде широко наблюдалось после прихода советских войск в Китай. Прав был чекист Петраков, что общее благосостояние, высокая зажиточность действовали не только на засланных советских агентов, но и подорвали бдительность белоэмигрантского населения. И в борьбе этих двух идей белоэмигранты проиграли, большинство поддались на советскую пропаганду и стали строителями «самого справедливого строя».
ВОЙНА
 Хотя японцы не информировали гражданское население о ходе войны в Европе и в Южной Азии, тем не менее, скупые сведения от русских полицейских все же доходили до народа. Люди понимали, что приходит конец японской оккупации в Маньчжурии, но что их самих ожидает в дальнейшем, никто не мог даже предполагать, и в душе каждого человека таилась  тревога.
Японское правительство, основываясь на договоре 1938 года о прекращении военных действий между СССР и Японией, считало, что советское правительство может выступить в качестве посредника между Японией и Америкой и ее союзниками, в обсуждении проблем завершения войны на Тихом океане. Поэтому объявление войны и незамедлительное начало широкомасштабных наступательных операций Красной армии стало неожиданностью для Японии. Командование огромной Квантунской армии, недооценив реальность военной угрозы со стороны Красной армии, предполагало, что Советский Союз объявит войну только в следующем году, и не было подготовлено, чтобы противостоять мощному удару армий двух фронтов: 1-му Дальневосточному и Забайкальскому.
В этот же день 9-го августа премьер-министр Японии Судзуки сделал заявление членам Высшего Военного Совета: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны».
                —––-—––-—––-—-
О том, что наступательные военные действия Красной армии были до какой-то степени неожиданными, говорит  тот факт, что накануне вступления Красной армии в Маньчжурию большая часть казаков из отряда И.А. Пешкова были направлены на хозяйственные работы. В данном случае следует сделать некоторое пояснение в отношении хозяйственных работ, проводимых воинскими соединениями.   
У многих исследователей было общее мнение по этому вопросу, каждый четко понимал, что японские власти не имели желания осложнять отношения с Советским Союзом, поэтому и началось частичное расформирование русских воинских отрядов. Образованию трудовых дружин предшествовали решения японского правительства в отношении русских организаций. Так они в 1942 году остановили работу Монархического объединения, а затем Российского фашистского союза. Воинские союзы, такие как союз казаков и союз военных, получили статус ветеранских организаций. Естественно перемены в политической жизни не могли не коснуться и русских воинских отрядов, и из их состава стали формировать трудовые дружины. Члены трудовой дружины хотя и сохранили военную форму, но без знаков различия, и имели только холодное оружие.
Военные события начались в самый разгар сенокосной поры, во многих больших хозяйствах не хватало рабочей силы, особенно это ощущалось в трехреченских поселках,  откуда главным образом шло пополнение рядов воинских отрядов. К тому же китайские власти Маньчжоу-Ди-Го запретили китайцам работать на сельскохозяйственных работах у русских хозяев. К командованию отрядов последовали обращения с просьбой направить часть военнослужащих из личного состава на хозяйственные работы, просьбы большей частью удовлетворялись. Так были направлены на работу два взвода из Сунгарийского отряда в район Сарту и Аньда. (С. Смирнов. Отряд Асано)
В некоторых русских отрядах произошло сокращение личного состава, в иных частях до половины личного состава было отправлено в резерв.
Группе из пешковского отряда, состоящей из более чем двадцати казаков, как уже говорилось, было предписано выехать почти к самой границе, где в районе поселка Дубовая они должны были заготовлять бересту для японцев. Две другие группы в общем количестве до 35 казаков были направлены на заготовку сена в район Шараталы и Ара-Булака, расположенном в километрах пятнадцати-двадцати от города Хайлара. Ара-Булак и Шаратола являются смежными горными долинами, покрытыми в основном острецом и вязелью, что являлось прекрасным кормом для скота. Это огромная возвышенная равнина, имеющая в длину почти  сорок километров, столько же и в ширину, восхищала взор своим безбрежным великолепием и простором.
Много раз приходилось проезжать через нее из поселка Тыныхэ в город Хайлар по дороге, которая шла как раз посередине этой роскошной степи. Расстояние до города было примерно километров семьдесят, и большей частью дорога шла этой возвышенностью. Вначале дорога пересекала широкие долины, расположенные между сопок: Малая Комолая, Большая Комолая, (это название они получили за то, что их окружали безлесные  невысокие “комолые” сопки) и, наконец, падь Гороха.
Как только пересечешь Гороху, дорога сразу же слегка начинает подниматься кверху, и вот перед взором открывается, казалось, “без меры в длину и без конца в ширину” красавица Шаратала. Кругом ни кустика, только мерно как море  колышется темно-зеленая трава при легком дуновении ветерка, да вырисовываются то там, то тут круги ярких разноцветных полевых цветов, над которыми порхают чудной красоты бабочки.
 Изредка встречаются быстроногие большие птицы-дрофы желто-бурого цвета с мелкими черными пятнами, также, бывало, неподалёку промчится стадо стройных грациозных дзеренов, а то вдруг на маленьких отдельных холмиках-бутанах покажутся головки  выскочивших из норок сурков. А сколько мелких птиц носится в воздухе, и среди них серые жаворонки, поднявшись высоко-высоко в небо, маленькой точкой парят в лазурной синеве. Уже при коммунистической власти в начале пятидесятых годов прошлого столетия по указанию из центра значительная часть Шараталы была распахана под зерновые культуры. Пахали днем и ночью, благо была равнинная местность, фары тракторов создавали видимость огненного зарева. В результате этого безумия на горной возвышенности ничего не уродилось, и выросла на этом месте одна лебеда да чертополох.  Пропал огромный пастбищный и сенокосный участок роскошной долины.
Во главе первой группы казаков, выехавшей на сенокос, был поставлен хорунжий (прапорщик) Гурий Михайлович Черепанов (20 ч.), второй группой командовал старший урядник Иван Васильевич Белокрылов (15 ч.).  Утром 9-го августа полковник Пешков в эти отряды направил связных с приказом немедленно  сняться с хозяйственных работ, соединиться в один отряд и под общим командованием Черепанова направиться в город Якэши, где было запланировано встретиться с основным отрядом Пешкова, который этим же утром покинул казармы под Хайларом.
Как пишет И.В. Белокрылов в своей статье: “Наша группа только ночью соединилась с группой Черепанова, и мы вместе поехали в Якэши на своих лошадях” 
На следующий день утром десятого августа, как далее описывает Иван Васильевич Белокрылов, они прибыли в Якэши: «Город был безлюден, как нам казалось. От редких встречных жителей мы узнали, что все японцы еще накануне уехали из Якэши в сторону Харбина» («Трагедия отряда»).
Согласно данным Ивана Васильевича Белокрылова казачий отряд прошел путь от Шараталы до города Якэши за ночь. Зная эту местность хорошо, могу сказать, что даже идти прямо степью по бездорожью до города Якэши, то расстояние будет примерно семьдесят километров. Идя по этому пути, нужно пересечь три реки, две из них Маргел и Тыныхэ перейти не представляет затруднения, но Аргунь - большая река, а переправой служил единственный имеющийся в том месте паром, в противном случае нужно пересекать реку вплавь.
Если же казачий отряд шел трактовой дорогой, то путь до города Якэши был значительно длиннее. Действительно, это был бы настоящий «боевой бросок». Далее выясняем, что в этот же самый день – утром десятого августа Борис Попов доставил в город Якэши и сдал в больницу раненых Хрущева и Маркова. Почему-то ни Белокрылову, ни Черепанову никто не сообщил об этом.
Отряд Черепанова пробыл некоторое время в Якэши, наведя порядок в городе по просьбе горожан, затем по общему решению казаков решили разъехаться по домам. К тому же было сообщение, что со стороны Трехречья на Якэши идут советские танки. “Якэшинцы остались у себя дома, а остальные поехали вдоль железной дороги”, - пишет Белокрылов. Отряду предстояло двигаться по направлению к станции Чжаромтэ, навстречу наступающим войскам Красной армии.
 Далее в своих воспоминаниях И.В. Белокрылов пишет, что он  встретил в этот же день, 10-го августа, на станции Чжаромтэ «пешковцев»: «Это были, я помню, Марков, Попов и, кажется Тачков» (Трагедия отряда).
Рассказ “Трагедия отряда”  содержит ряд  противоречий по своему содержанию моментов и имеет расхождения в фактах с брошюрой Вадима Васильевича Перминова. Да и в самой брошюре  описание гибели отряда Пешкова вызывает ряд вопросов и требует разъяснений. Начнем разбор с самого начала повествования Виктора  Сергеевича Попова. У меня лично, хочу повториться, полное сомнение в том, что это пишет Попов; очень запутанно и несвязно, в сопровождении нелепых доводов. К тому же почему Виктор? Попова звали Борис. 
По оперативным сводкам командования Красной армии бомбардировка города Хайлара началась в шестом часу утра 9-го августа, а не 8-го, как указано в брошюре, о чем будет сказано ниже.
По всем имеющимся у меня данным,  отряд под командованием И.А. Пешкова в походном порядке, вооруженный чехословацкими винтовками со штыками и японскими саблями (офицеры имели шашки), вышел из Хайлара утром 9-го августа уже после налета авиации.
 В военных сводках сообщалось, что авиаудар по городу наносили три девятки бомбардировщиков в несколько заходов. Так как противовоздушная оборона была слабой, сброшенные бомбы густо накрывали цель. Как рассказывают хайларцы, живые свидетели авианалёта, часть бомб попала и на жилые дома, в результате чего были большие разрушения и жертвы.
Что же в отношении этого пишет Виктор (Борис) Попов? Из его сообщений следует,  что отряд в день бомбежки Хайлара (а это утро 9-го августа)  находился  на рытье касками окопов в укрепрайоне, где они потом заночевали. Ныне здравствующие пешковцы утверждают, что они все имели саперные лопатки.  Зачем нужно было добавочно рыть окопы там, где уже были траншеи, прямые хода сообщений, блиндажи, долговременные огневые точки (доты) и дзоты. Для того чтобы провести ночь? Кто был в Хайларе после войны, тот видел этот укрепрайон (военный городок), хотя уже весь разбитый. Во время боев за город по нему била артиллерия прямой наводкой.
И где находился в это время И.А. Пешков? Его присутствие в отряде не отмечается  на данный момент.  В брошюре, как упоминалось ранее,  отряд в день авианалета (а это 9-ое августа) еще находился в укрепрайоне  и покинул город только утром следующего дня, т.е. 10-го августа.
Согласно написанному в этой же брошюре,  10-го  августа советские танки уже были в Чжаромтэ, то же самое пишет и Белокрылов, а это 60 км от Хайлара (читайте его статью). Таким образом, получается, что отряд Пешкова шел позади войск Красной армии. 
Согласно предоставленным жительницей города Хайлара сведениям следует, что уже глубокой ночью 9-го августа в районе казарм, где еще утром располагался отряд полковника Пешкова, шли ожесточенные бои.
“Поздно вечером над городом появилось зарево, и стали слышны взрывы, а уже в полночь со стороны Аргуни замелькало множество огней. Это Красная армия стремительно занимала  город” (Август 1945 г. “В Хайларе”).
Это воспоминания жительницы города Хайлара Анны Ивановны Воросовой, как раз про этот укрепленный пункт, и она об этом  пишет: ”Пространство между дамбой и японским Военным городком, строго охраняемым японцами, было почти пустынным за исключением небольшого количества одиноких строений, в частности под самой дамбой перед мостом через Имынь находились в один ряд казармы Пешковского отряда. В это время там было уже много трупов, в основном, советских бойцов” (Русская Атлантида. №40, с.71).  Это было первое большое сражение на подступах к городу Хайлару, и оно происходило 9-го августа поздно вечером, когда в этом месте казаков Пешкова уже не было.
Приступим к детальному разбору брошюры. Борис Попов пишет: “Хайлар бомбили 8-го августа (на самом деле 9 -го, прим. мое) с 6 часов до 6.30 тремя заходами” Как уже писалось выше, следуя этим данным, отряд мог выехать из Хайлара только на следующий день, т.е. 10 августа. Однако по рассказам А.И. Воросовой, поздно вечером 9-го августа в районе казарм уже шли бои.
 Таким образом, сведения Бориса Попова полностью опровергаются имеющимися у нас данными и, конечно,  Попов не мог не знать, когда они покинули город, а поэтому вновь возникает  сомнение, что эти сведения предоставил  он.
Если сравнить все это с тем, что Борис Попов рассказывал сразу  в тот же день после трагедии И.В. Кутукову и другим лицам, то ничего общего здесь нет. К тому же в брошюре отсутствует последовательность в описании этих событий, много противоречивых высказываний и нестыковок. Борис Попов был жителем того района, где разворачивались эти трагические события, естественно, он не мог не помнить, так как все это проходила у него на глазах. 
Тем не менее, в брошюре далее читаем: “Нас, кто был в отряде, погнали часов в 10 в количестве 15 человек в укрепрайон”. Через некоторое время с ближнего сенокоса приехало еще 16 человек, нас всех оказалось 31 человек”. Далее указывается, что двое из них сбежали, а одного (Шишкина) отправили связным к полковнику П.В. Портнягину, командиру Хайларского полка из Второй Бригады “Захинганского волонтерского корпуса”.
Таким образом, казаков оставалось 28 человек и, как указано в брошюре, половина  из  них  безлошадные (выделено мною), иными словами “эта половина” должна была следовать пешим ходом, но об этом нигде ничего не сказано. Пройти походным маршем с полной выкладкой расстояние в 90 километров за один переход и одновременно с всадниками оказаться в одном месте в городе Якэши? Нереально.

Здесь хочу остановиться и пояснить, что собой представлял “Захинганский казачий корпус”. Командиром корпуса был назначен генерал-лейтенант А.П. Бакшеев. Корпус состоял из двух бригад, в его состав входили казаки разных возрастов от 18 до 55 лет.
Штаб Первой Бригады находился в Драгоценке, эта бригада фактически включала в себя все население Трехречья. Командовал бригадой полковник В.Л. Сергеев, одновременно являясь начальником Трехреченского отдела БРЭМ. В состав бригады входило два полка: Волонтерский полк, состоящий из пяти сотен казаков, возглавлял войсковой старшина И.К. Пинигин. Второй полк, Ополченческий, состоял из четырех сотен, командовал им подполковник Н.М. Стерьхов, в то же время являясь преподавателем в начальной школе поселка Попирай (можно только представить, что из себя представляло это “воинское соединение”).
Вторая Бригада имела в своем составе три полка: Якэшинский, Хайларский и Хинганский. Якэшинским полком командовал полный Георгиевский кавалер полковник В.Г. Казаков. Кроме этого он имел 3-ей и 4-ой степеней ордена св. Анны, св. Станислава 2-ой степени и св. Владимира 4-ой степени, а также Георгиевское оружие. В эмиграции он зарекомендовал себя убежденным антикоммунистом, но когда вошла Красная армия в 1945 году в Маньчжурию, Казаков передал военному командованию 34 исторических знамени Забайкальского Казачьего Войска. Многим непонятен этот поступок полковника, который все равно не уберег его от ареста. Агенты НКВД арестовали его, он был судим и приговорен к заключению в концлагере, где  вскоре скончался.
 Как уже упоминалось, Хайларский полк находился под командованием полковника Портнягина, а Хинганским полком командовал войсковой старшина Ф.Д. Толкачев,  в 1944 году его сменил М.Я. Новиков.
Назвать это воинское соединение боевой частью никак нельзя, это всего лишь учет здорового взрослого казачьего населения в Маньчжурии. За период существования “Захинганской бригады” военные сборы были проведены только один раз в 1944 году. Как пишет Виктор Санников (автор книги “Под знаком восходящего солца в Маньчжурии”), молодые члены этого формирования “смотрели на эти занятия, как на спортивные упражнения; это было развлечение в однообразной таежной обстановке”.
Старшее поколение все это раздражало, так как отрывало от хозяйственных работ. Помимо всего этого собрать на военный сбор это “воинство”  было весьма сложно.
        В.В. Перминов Так пишет об этом и В.В. Перминов: “Я и сейчас помню, как перед войной по улицам Хайлара маршировало это воинство в лампасах с... деревянными винтовками, распевая “Зореньку алую”. Летом их вызывали в лагеря, где они занимались строевой подготовкой и даже стрельбой из винтовок, выдаваемых японцами в количестве нескольких штук... Так что о нем, этом корпусе, как воинском соединении, всерьез говорить не приходится” Вернемся к разговору об отряде полковника Пешкова.
Согласно тем данным, которые указаны в брошюре “Пешковский отряд: создание и гибель” В.В. Перминова, число погибших при расстреле было 28 казаков. Этому находим подтверждение и у И. Белокрылова, он пишет: ”Затем ВЕСЬ отряд человек 28-30, отправился на лошадях  в сторону Якеши” (“Трагедия отряда”).
Оба автора говорят о расстреле 28 казаков, нужно сказать, что они в этом не ошибаются. К тому же установлено мною, о чем будет сказано ниже, что при разных обстоятельствах из отряда И.А. Пешкова удалось спастись и выжить восьмерым. Теперь, складывая начальную цифру (28 расстрелянных) и число (8) оставшихся в живых, получаем (28+8=36 человек). А вот Борис Попов якобы утверждает, что в Хайларе всего “нас осталось 28”, спрашивается, где в данном случае  правильное определение состава отряда? В дальнейшем постараюсь дать на все это ответ.
У И. В. Белокрылова в его статье “Трагедия отряда” написано, что им пришло указание от Пешкова 9-го августа, чтобы оба отряда, его и Черепанова, немедленно бросали работу и одной группой ехали в город Якэши на соединение с его главным отрядом. 
С. Смирнов в описании всех этих событий в своей монографии указывает на один факт, ранее мне неизвестный. При этом я должен сказать, что в основном Смирнов оперирует данными из государственных архивов. Он пишет: “Тринадцать человек под руководством вахмистра Переводчикова косили сено в 18 км к северо-западу от Хайлара”. Не об этом ли отряде (указывая 16, а не 13 человек) говорит Б. Попов? Сомнительно, так как в числе казаков, расстрелянных японцами, в списке нет вахмистра Переводчикова. К тому же в монографии “Отряд Асано” сказано, что группа, которой руководил Переводчиков, вернулась в город Хайлар только после его полного освобождения частями Красной армии. (С.Смирнов. С. 132).
Если по данным И.В. Белокрылова, И. А. Пешков 9-го августа отдал приказ отрядам, находящимся на сенокосе, двигаться на Якэши, где они должны встретиться с его отрядом, то у Бориса Попова читаем, что “Утром 9-го приехал начальник военной миссии и сказал, чтобы ехали партизанить”. Партизанить - это значит уйти в леса и горы. Здесь о встрече отрядов в городе Якэши даже не говорится. Два разных приказа в один и тот же день.
Далее в брошюре читаем, что после приказа начальника японской военной миссии “поступила команда - ловить лошадей: рядом была конюшня, около которой бродили кони. Несколько (выд. мою) удалось поймать. Вместо уздечек - проволоку в рот коню и поехали” Почему не могли поймать лошадей, они же были не в открытом поле, а около конюшен? И еще вопрос: где же находился в данный момент отряд? В казармах, где находились конюшни, или в укрепрайоне (но там не было конюшен)?
Из вышесказанного следует, что не все всадники имели лошадей, а только “несколько”,  но куда делись остальные кони и люди? И только эти “несколько” дошли до места своей гибели? В то время, как теперь установлено, расстреляно было 28 человек. 
На самом деле, рядом с казармами были расположены две конюшни, тут же находились лошади, продовольственные склады, ружейные и вещевые склады, но куда исчезли узды?
Такое мог написать человек, который никогда не обращался с лошадьми. Как можно проволокой управлять лошадью, только представьте. Какой абсурд! Вероятно, это писал несведущий человек, вспоминая то, что ему когда-то  рассказал Попов, и он дал волю своей фантазии. Сегодня живые “пешковцы” утверждают, что отряд вышел из Хайлара организованно и вооруженный чехославацкими винтовками. Оружие казакам выдали незадолго перед тем, когда отряд в конном строю походным маршем направился в сторону города Якэши. Отряд под командой вахмистра Черепанова был также вооружен, о чем читаем в брошюре В.В. Перминова на странице 5-ой. Где Черепанов говорит: “я с группой  вооруженных  казаков в количестве 10-15 (?) человек был послан на заготовку сена”.
Теперь допустим, что казаки отправились “партизанить”, при этом отряд определенно выехал из Хайлара утром 9-го августа (как указано в брошюре) “...напрямую через сопки в сторону города Якэши. Ночью стали поступать жалобы, что ехать невозможно, так как без седел...” (с.6) Почему ночью? Когда всё говорит о том, что отряд шел днем, и только к вечеру он оказался в районе местечка Макэртуй.
Кому поступила жалоба? Опять же, где Пешков? Разве нужно было в такой панике покидать казармы? Можно заключить, что паника была настолько сильной, что даже не успели оседлать лошадей и найти узды. Это говорится не о казаках, для казака верная лошадь, хорошее седло, узда с набором - традиционно неотъемлемая часть казачьего быта. Зачастую по свисту казака лошадь подбегает к нему, а тут вообще не могли поймать лошадей, только “несколько”. Поймать и оседлать лошадь - это дело нескольких минут, а тут получается, что перед выходом из города отряду выдали оружие, но не дали седел?
Проследим и вычислим, сколько времени отряд был в пути на основании данных якобы Б. Попова?
Во-первых, отряд вышел из Хайлара в 9 часов утра (с.6). Далее Попов пишет: “Ночь (выд. мою) была кошмарной - темень, лошади устали, плохо слушаются, повозки цепляются одна за другую. С  рассветом (значит, отряд шел еще и всю ночь? прим. мое) увидел в одной из повозок седло и уздечку... Оседлал пойманного ранее жеребца (где?), проволоку заменил уздечкой”. 
  “Часов  в 10 (теперь уже утра, прим. мое) мы спустились в падь Мыкэртуй, и около мостика через речку увидели японского офицера, сидящего у коновязи. Здесь дорога расходилась на Чжаромтэ и на Мяньдухэ”.  “Мы пошли в сторону Чжаромтэ”- читаем далее. Представьте картину. Широкая Аргунская долина, вдоль нее идет железная дорога с ее разъездами и станциями, а параллельно ей идет шоссе. (На снимке.  Аргунская долина и участок железнодорожного пути между Хакэ и Чжаромтэ)
 И каким образом вдруг появляется в Аргунской долине Макэртуйская долина? И еще будет сказано, что расстреляли казаков у 16-го разъезда на шоссе, но тогда, причем здесь Макэртуйская долина? 
Из всего вышесказанного делаем вывод:  отряд выехал  из Хайлара утром 9-го, ехал всю ночь и в 10 часов следующего дня “спустились в падь Мыкэртуй. Иными словами, отряд был в пути 25 часов, за это время преодолел расстояние только 45 км (как указано на ст. 7 брошюры). Какая получается несуразица!
И почему цеплялись повозки, ведь обычно они идут одна за другой по одноколейной дороге. Эта дорога шла вдоль железнодорожного полотна по Аргунской долине, падь Макэртуй совсем в стороне. При этом дорога (шоссе) НЕ РАСХОДИТСЯ, а идет прямо на Чжаромтэ, потом прямо на Якэши и далее прямо на Мяньдухэ. А вот та дорога, что в Макэртуйской пади, где расстреляли казаков, она расходится и идет на Чжаромтэ и на Якэши, затем вливается в шоссе и идет далее на Мяньдухэ.
  Выше было сказано, что “Около мостика увидели японского офицера” и ничего подозрительного не заметили, и не услышали выстрелов, кругом было тихо и они (Попов и Тачков прим. мое) пошли в сторону Чжаромтэ вслед за отрядом. Выстрелы слышно  на большом расстоянии, следовательно, расстрел казаков был далеко  от них,  что еще раз подтверждает, что злодейство было совершено около бурятского стойбища, в Макэртуйской долине, а не около 16-го разъезда, где никаких признаков злодеяния не было ими обнаружено.
Притом на 16-ом разъезде жило несколько русских и китайских семей, почему ничего не говорится о них, а многократно упоминается монгольское поселение, которое никаким образом не могло быть в этом месте. 
Как было сказано выше, в 10 часов утра Попов и Тачков были “около мостика через речушку”, а как объясняет Попов на странице 7: “отряд был расстрелян 10 августа часов в 6-7 утра». Отсюда вытекает, что они были позади отряда в 3-4 часах пути и, наконец, пройдя это расстояние, они вдруг слышат крик: “Кончили всех! Кончили всех!”, и к ним подбежал Сергей Марков, раненый в обе руки. “Вениамин Тачков стал перевязывать Маркова, а я увидел и услышал, -пишет Попов - дикий крик Геннадия Хрущева, подскочил к нему, он сидел среди трупов и просил пить. Я развязал ему руки и хотел поднять, чтобы посадить на коня, но услышал хруст костей и отчаянный крик Хрущева от боли. Дал ему фляжку воды и сказал, что придем ночью”.
Спрашивается, почему они решили вернуться ночью, когда они были около Хрущева днем и взяли с собой только Маркова? А ведь бурятское поселение было рядом, можно было попросить у бурят повозку. Буряты всегда благосклонно относились к русским и никогда бы не отказали в помощи. Именно так “настоящий” Борис Попов и поступил, когда он встретил И.В. Кутукова в день расстрела, но об этом расскажем позднее.
      О том, что Попов и Тачков далеко отстали от отряда, говорит и Иван Васильевич Белокрылов: ”Через несколько часов на место расстрела пришли отставшие от отряда Попов Б. и Тачков». Это еще раз подтверждает, что отряд расстреляли далеко от 16-го разъезда.       
Перейдем на страницу 7, где читаем: “Но никто Хрущева не подобрал. Он уполз к речке к  мостику, там его дня через три подобрали монголы и увезли в Якэши”.  Как это могло случиться, что  раненого Хрущев подобрали только на третий день, а было обещано вернуться к нему в ту же ночь? Где же были они эти три дня, когда японцев в этом месте уже давно не было. При этом в день расстрела казаков 10-го августа, к вечеру Красная армия была уже в Чжаромтэ и шла она как раз по шоссе, о котором говорится в брошюре. Как могли не заметить убитых казаков и раненного Геннадия Хрущева на ЭТОМ ЖЕ САМОМ ШОССЕ? И как мог пережить тяжелораненый (16 ран) с переломанными костями три августовских жарких дня и три холодных ночи?  Далее мы узнаем, что все это -  не что иное, как вымысел.
  Вернемся к Ивану Васильевичу Белокрылову, он пишет: “Они (Попов, Тачков и Марков, прим. мое) и рассказали о том, как их, т.е. отряд расстреляли в  местечке (выд. мною) Макертуй около монгольского  стойбища”. И ниже добавляет к написанному им же: “... всех вывели на шоссе, построили и стали расстреливать из пулемета”.
   Говоря о “местечке Макертуй” и “монгольском стойбище”, следует знать, что они находятся на расстоянии 6-8 километров друг от друга. Железная дорога и шоссе идут по АРГУНСКОЙ долине, и все это входит в “полосу отчуждения”, где монголы не могли иметь своих пастбищ.
Чжаромтэ. Возле самой поселка идет железная дорога. Влево16-й разъезд                Нам, жителям Чжаромтэ, известно, что  “монгольское стойбище” и  “шоссе” расположены в разных местах. Речка Макэртуй, выйдя из-за гор, течет около одного километра,                пересекая аргунскую долину, а затем впадает в реку Аргунь.
В брошюре В. Перминова “Пешковский отряд: создание и гибель” говорится, что 10 августа ПОПОВ вез на ТЕЛЕГЕ раненого С. МАРКОВА из Чжаромтэ в Якэши домой, при этом оставив тяжелораненого Геннадия Хрущева на месте расстрела одного, пообещав приехать ночью. (Ст.6). Звучит это весьма неправдоподобно.
Борис Попов при всем желании не смог бы вернуться к вечеру, так как ему нужно было бы проделать путь в 80 километров (от 16 -го разъезда, якобы места расстрела, в Якэши и обратно).
       На странице 7-ой в этой же брошюре далее читаем: “Когда часов в 10 вечера 10 августа советские танки входили в Чжаромтэ, Б. ПОПОВ, В. Тачков и С. МАРКОВ вышли к ним навстречу, как были одеты в японскую форму и босиком”. 
В один и тот же день, в одно и то же время, одни и те же люди находятся в разных местах и на расстоянии 35 километров друг от друга! Ведь Попов вез в этот день С. Маркова в город Якэши. (см. выше).
Противоречия встречаем и далее. И. Белокрылов пишет, что “ “Через несколько часов на место расстрела пришли отставшие от отряда Попов Б. И Тачков. Когда они увидели  все это (убитых казаков, прим. мое), они вспомнили встречу с японцем на подходе к месту убийства, который был встревожен и уверял, что отряд идет на ст. Якеши”. (”Трагедия отряда). Об этом же читаем у Вадима В. Перминова, этот же самый Попов, “повстречался” с расстрелянными казаками таким образом: “Мы пошли в сторону Чжаромтэ и вдруг слышим крик: “Кончили всех! Кончили всех! - и бежит к нам Сергей Марков, раненый в обе руки”.   
В первом случае (у Белокрылова) Попов и Тачков: «пришли и увидели расстрелянных». Во втором случае (у Перминова): «к Попову и Тачкову подбежал и все  рассказал Марков». Борис Попов, Сергей Марков и Геннадий Хрущев являлись жителями города Якэши и, согласно сведениям об этом событии, полученным от И.В. Кутукова (о чем будет сказано ниже), десятого августа Борис Попов доставил тяжелораненого Хрущева и серьезно раненного Сергея Маркова в якэшенскую городскую больницу.
Эти ребята никаким образом не могли оказаться в этот же самый день (10 августа) на станции Чжаромтэ, которая находится в обратном направлении от Якэши в сторону Хайлара, откуда вышел отряд Пешкова, и в пятнадцати километрах от места (Макэртуй) - гибели отряда. В этом месте дорога раздваивается и идет в обход Чжаромтэ на Якэши, это и есть тот самый маршрут, которым должен был следовать отряд, но не вдоль шоссе. Попов и раненый Марков были якэшенцами, спрашивается, зачем им нужно было уезжать из дома и ехать обратно в Чжаромтэ, с какой целью?
Если бы отряд вахмистра Черепанова из Шараталы имел направление на станцию Чжаромтэ, то их путь сократился бы до шестидесяти километров. И на станции Чжаромтэ они могли встретить только тех, кто отбился от отряда во время марша: Тачкова, Кузнецова, Филилеева, но никак не Попова  и Маркова.   
                —-—–––-—––-—
В составе отчисленных из отряда Пешкова и направленных на заготовку бересты в районе деревни Дубовой, были Алексей Ерзиков, Лука Антонович Лелеков и Александр Яковлевич Бугаев (все жители города Сиднея), они лично рассказали мне о том, как их группа встретила начало войны.
Перед тем как снарядить казаков на заготовку бересты, был проведен отбор по жребию, двадцать два казака вытянули счастливый жребий и остались живыми. 
Во время практических занятий казак Алексей Ерзиков подвернул ногу, по этой причине он не мог нести строевую службу. Бугаев и его сослуживцы стали просить своего вахмистра Г. Поручикова взять с собой Ерзикова на заготовку бересты. Вахмистр  дал свое согласие и включил Алексея Ерзикова в свою группу,  а  казака Степана Кирпичникова вернул в строй. Вот так распорядилась судьба, и пройдет совсем немного времени, как  один из них останется жив, а другой погибнет. Казаков погрузили на грузовую машину без оружия, только имелось четыре винтовки, да у вахмистра Поручикова маузер. Сначала их привезли в Драгоценку, там прошла проверка по списку, и их отвезли на место работы, недалеко от деревни Дубовая.
 А вот об этой же группе в брошюре В.В. Перминова со слов санинструктора Ивана Васильевича Ушакова говорится, что “Возглавил эту группу  (человек 15) Силантьев. Они работали в тайге на Хингане в районе “70-го разъезда” на ветке от Якэши. С началом войны сразу определили свое положение и даже ввели обращение “товарищ”. Участвовали в боевых операциях по ликвидации небольших групп японцев, отходящих через Хинган в сторону Цицикара. По окончанию военных действий группа распалась” (с.8).
О Силантьеве пишет и С. Смирнов: «В районе Якеши действовал партизанский отряд бывшего пешковца Силантьева. 10 августа он арестовал охрану разведывательно - диверсионной базы и взял ее под свой контроль”. (Отряд Асано).
Силантьев не мог находиться в составе пешковского отряда, так как он был уже во главе вышеуказанного отряда 10-го августа на “70-ом разъезде”, а это 70 км от города Якэши и 160 км от Хайлара. Пешковцы под командованием Черепанова прибыли утром в этот же день 10-го августа в город Якэши.
Вполне вероятно, что Силантьев раньше покинул отряд Пешкова и удалился в тайгу, где и собрал отряд, о котором сказано выше.
Для начала следует сказать, что ныне здравствующий Лука Антонович Лелеков рассказал мне о том, что на заготовку бересты в район деревни Дубовая (Трехречье) вместе с ним выехало 20 казаков во главе с вахмистром Поручиковым, и был с ними врач Иван Иванович Лесков. 
“70-ый разъезд” вообще не существует, а есть, так называемая, “Семидесятая верста”, расположенна она по линии железной дороги (ветке), которая отходит от главной дороги в г. Якэши и идет в сторону тайги на Хинган, на лесную концессию. На концессии в течение многих лет шла большая работа по заготовке древесины, здесь постоянно работали русские бригады. Между этими точками (Дубовой и “70-ым разъездом”) расстояние приблизительно 250 км. Поселок Дубовая расположен недалеко от пограничной полосы. Когда послышалась артиллерийская канонада со стороны границы, стало ясно, что война началась. Посовещавшись, казаки решили сняться с работы и разойтись по домам. Они понимали, что им грозит смертельная опасность, к тому же кругом были японцы, а поэтому решили держаться вместе небольшими группами. Все казаки были местными жителями - трехреченцами,  они хорошо знали этот район, поэтому для них не представило особых трудностей добраться до своих поселков.
Вот полный состав казаков, находящийся на заготовке бересты в районе Дубовая:
Из Драгоценки: 1. Вахмистр Г. Поручиков. 2. Алексей Кокухин. 3. Доктор  Иван Иванович Лесков.
Верх-Кули: 1. Командир отделения Крупенев 2. Александр Полоротов. 3. Лука Лелеков. 4. Алексей Кузнецов. 5. Алексей Ерзиков. 6. Леонид Погудин. 7. Федор Горшков.
Верх-Урга: 1. Георгий Соколов. 2. Михаил Кириллов. 3. Иван Каюков.
Покровка: 1. Александр Рогожкин. 2. Роман Жаков.
Усть-Кули: Петр Сыпкин. 2. Александр Бугаев.
Дубовая: 1. Феактистов. 2. Стародубов.
Чалотуй: 1. Иннокентий Морозов.
Лапцагор: 1. Жуков.
Нармакчи: 1. Павел Ерохин.      
                ОТРЯД  В  ПОХОДЕ
             (Из рассказов бывших пешковцев 1945 года призыва).
Наступление Красной армии началось по всему фронту в полночь с восьмого на девятое августа 1945 года. Были нанесены бомбовые удары по японским укреплениям, а также в шесть часов утра по самому городу Хайлару, причинив большие разрушения и гибель людей.
В первый же день боевых действий моторизованные части Красной армии продвинулась вглубь Маньчжурии, не встречая большого сопротивления, только группы смертников на отдельных участках отчаянно сражались.  К вечеру девятого августа бои шли уже в районе города Хайлара у моста, где находились казармы пешковского отряда, а одиннадцатого августа части Красной армии полностью выбили японцев из города и блокировали японские укрепления в горах.
 Во время воздушных налетов на город (6 часов утра) отряд Пешкова все еще находился под Хайларом в казармах. Утром девятого августа Пешкову был дан приказ двинуться в поход, для его отряда был намечен маршрут, по которому он должен следовать до города Якэши. Казакам выдали оружие, чехословацкие винтовки, к ним имелись штыки, у каждого кавалерийская японская сабля, а у офицеров казачья шашка.
Отряд в конном строю, миновав город Хайлар еще до полудня, двинулся в сторону пригорода – Кудахана. Еще раньше казармы покинул обоз с вещами и семьями казаков-офицеров отряда в сопровождении сотника Павлова и направился в сторону города Якэши.
 Когда проезжали мимо военного городка, к отряду присоединились три японских офицера, один из них сотрудник японской военной миссии Кикучи, они в дальнейшем будут постоянно находиться около И.А Пешкова, ехавшего впереди отряда. Вначале казаки некоторое время двигались по трактовой дороге в сторону станции Хокэ,  на четырнадцатом разъезде отряд  свернул в сторону и дальше продолжал свой путь сопками и степью.
Казакам было неизвестно, куда их ведут, и это вызывало в душе каждого тревогу, еще больше волновало то, что они (трехреченцы) уходят все дальше и дальше от своих мест. А те казаки, которые жили в городе Якэши и смежных поселениях, наоборот, радовались, предвкушая скорую встречу с родными. 
Казаки ехали степью, покрытой созревшей сочной травой, и уже кое-где виднелись стога сена и большие зароды, сенокос был в самом разгаре. Красота степных просторов на время отвлекла казаков от тяжких дум. Море  темно-зеленых трав беспредельно уходило за горизонт, кое-где отдельными островками на пригорках красивым букетом располагались, благоухая ароматом, разноцветные полевые цветы. Кругом, не умолкая, звучали птичьи голоса, в траве звонко стрекотали кузнечики, из-под ног лошадей то и дело с шумом вылетали серо-коричневые перепелки. Суслики, выскочив на бугорок, быстро-быстро, повертев головками вокруг, вновь исчезали в своих норках. По небу плавно плыли легкие прозрачные облака, свежий ветерок слегка колыхал верхушки трав, приятно освежая лица утомленных казаков.  Вскоре степь переходит в волнистую возвышенную местность и начинается череда сопок.
Короткая остановка вскоре после того, как стороной миновали станцию Хакэ, и отряд снова в пути. Тревожные мысли все сильнее и сильнее волновали молодых казаков, они словно предчувствовали что что-то ужасное, неотвратимое их ждет впереди.  Как потом рассказывал Геннадий Хрущев, среди казаков был такой разговор. «А что, ребята, если повернуть лошадей и умчаться в лес?» - шёпотом говорил один казак. Отчаянный же по своей натуре Широков Алексей прямо предлагал: «Перебьем японцев, повернем назад, и знай наших».
Более осторожные советовали дождаться ночи, среди них был бравый, с военной выправкой, вахмистр Эдвард Берзин, он никак не мог поверить в коварство японцев и даже отказался от возможности ехать со своей молодой женой Мирой в обозе, с которой обвенчался всего лишь два месяца тому назад.
Уже в пути после остановки удалось отстать от отряда Александру Филилееву и его двоюродному брату Геннадию Кузнецову, когда отряд скрылся за бугром, они, повернув лошадей, умчались в сторону горных массивов. Вначале с ними был согласен бежать Олег Марчевский, но, в последнюю минуту отказался и последовал за отрядом, может быть, потому, что он приближался все ближе и ближе к своему дому.
  В журнале «Русская Атланда» (издается в Челябинске) про этих ребят пишут: «10 августа отряд в сопровождении японцев выехал в сторону Чжаромтэ, и дальше проехал до поселка Макортуй, где и остановился на ночь. Рядовой Александр Фалилеев предложил Олегу Марчевскому бежать, но тот не согласился. Тогда он договорился с двоюродным братом Геннадием Кузнецовым. Подобрали хороших лошадей и ночью последовали через два японских поста. Им удалось убедить японцев, что они едут со срочным донесением. На третьем посту их пытались задержать, но они рванули коней и умчались». Это записано со слов Фалилеева, который после освобождения из лагерей проживал в Омской области. Теперь вспомним слова Бориса Попова, где он говорит, что эти двое ребят взяли лучших лошадей, находясь еще в Хайларе в укрепрайоне, и исчезли! А тут оказывается побег был совершен с того места, где потом расстреляют казаков.
Фалилеев и Попов - прямые участники всех событий, связанных с отрядом Пешкова, а рассказывают по-разному. Можно только заключить, что время и те условия, в которых они оказались, нарушили их память и мышление, да простят они меня за эту дерзость. В поисках истины сентиментальность не в счет. Продолжим разбор. 
Получается, что отряд “выехал в сторону Чжаромтэ, и дальше проехал до поселка Макортуй”, иными словами, “Макортуй” оказался после Чжаромтэ, а не наоборот, как это есть. Но верно указано, что отряд остановился около бурятского поселка (стойбища) Макэртуй.
Данная версия полностью не соответствует тому, что произошло. Видимо, тот человек, который записывал «со слов Фалилеева», представил это так, чтобы побег  выглядел более красочно и романтично.  К тому же отряд вышел из Хайлара 9-го августа, а не 10-го. Когда отряд Пешкова прибыл в местечко Макэртуй, то там уже были японцы, готовые расправиться с молодыми казаками. Никаких постов в степи не могло быть.  Вот так создаются мифы.
Подтверждение тому, что отряд вышел из города Хайлара 9-го августа, есть и у Вадима Васильевича Перминова. На 7-ой странице своей брошюры он пишет: “Отряд был расстрелян 10 августа в 6-7 часов утра”, т.е. на следующее утро после выхода из города. То, что отряд вышел из города Хайлара утром 9-го августа, подтверждает еще один факт, а, именно, 10-го августа Пешков  должен был встретиться  в Якэши с отрядом  вахмистра Черепанова.
От Хайлара до Якэши девяносто километров, и встретиться там с Черепановым, отряд Пешкова мог только на второй день похода, т.е. 10-го августа утром.
Проследим дальнейший маршрут отряда. После полудня отряд некоторое время следовал по малонаезженной дороге в объезд шестнадцатого разъезда. Этой дорогой пользовались только тогда, когда из-за сильных дождей не было возможности передвигаться по главной дороге на низких местах. Затем свернули с дороги и двинулись по горной местности. Невысокие горы, северные склоны которых были густо покрыты стройными соснами, беспрерывной цепью тянулись на восток. Жаркий августовский день утомительно действовал на всадников и их лошадей. Горожане, все еще не привыкшие к длительной езде, постоянно слазили с лошадей и вели их на поводу, постепенно отставая от отряда. У молодого казака Вениамина Тачкова лошадь подвернула ногу, и, ведя ее на поводу, он далеко отстал, а когда казаки скрылись из вида, он свернул с дороги и скрылся в горах.
          Когда отряд стороной миновал 16-ый разъезд, день склонялся к вечеру, с гор потянуло прохладой. Заключительную часть пути дорога все также шла по горной местности, и утомленные длительным переходом лошади двигались медленно. Стало уже совсем темно, когда отряд спустился с горы в речную долину Макэртуй, примерно в пятнадцати километрах от станции Чжаромтэ и около шести-восьми километрах от 16-го разъезда, и сразу оказался в расположении японского отряда, остановившегося на ночлег. В этом месте, где остановился отряд, речка Макэртуй берет крутой поворот вправо и выходит на Аргунскую долину, пересекает шоссе и железную дорогу и вскоре впадает в Аргунь. Макэртуйская долина переходит в Шэнэхэнскую долину, на которую из-за гор вытекает река Шэнэхэн и течет в сторону Имин-гола.
 Километрах в 18-20-ти от монгольского поселка  Макэртуй расположен поселок Шэнэхэн на речке с этим же названием, населенный бурятскими эмигрантами из России. Буряты начали покидать Россию со времен столыпинских реформ, когда волны русских переселенцев на Дальний Восток, в Забайкалье, потеснили местное население. Но наибольший наплыв бурятских эмигрантов во Внутреннюю Монголию отмечается после Гражданской войны и в 30-ые годы прошлого столетия, в период насильственной коллективизации.
Китайское правительство отвело им место в долинах: Шэнэхэн-гол, Имин-гол  и Хулчайта-гол, где и сейчас компактно проживают несколько тысяч бурят, ведут они главным образом оседлую жизнь, но все еще встречаются среди них кочевники.
Раньше в этих местах жило племя элетов, но после страшной эпидемии чумы в 1910 году их осталось незначительное число. Вот эти места и заняли буряты - выходцы из разных мест Бурятии: Борзи, Онона и других.
                Указан путь и место расстрела казачьего отряда               
                —––––––––––––
Когда с приятелем (Тимофеем Дулинаевым) были в тех краях перед отъездом за границу в 1962 году, мы проезжали как раз мимо того места, где  расстреляли казаков. На том месте был воздвигнут крест.  Здесь мы повстречались с пожилыми бурятами, все они прекрасно говорили на русском языке и они хорошо помнили об этом событии. У нас состоялся разговор с одним пожилым бурятом, он многое рассказал о себе, родственниках, которые жили в СССР, показал письмо от племянницы, написанное каллиграфическим почерком без ошибок. Он сам хорошо знал русский язык и писал по правилам старой орфографии. Многие из них жили в деревянных рубленых домах, но что интересно, убранство дома носило характер традиционно русского интерьера, ничего лишнего. У входа в дом находилась русская печь для выпечки хлеба, другая печь для приготовления пищи, отведено место для спальных кроватей. Напротив печи по диагонали стоял деревянный стол со стульями.
В то время в поселке была одна широкая улица, дома строились без соблюдения строгого порядка, участки огораживались по-разному, одни - плетеным забором, другие - просто жердями.
Далее по Шэнэхэнской долине был размещен бурятский поселок Харатохой, где среди бурят проживало несколько русских семей: богатый мужик Мирошников, семья Рогалевых, переехавшая из Чжаромтэ, муж и жена Сидоренко и другие.
                -----------------------
      Сидит слева Б. Зимин                Отряду отвели место в центре лагеря, винтовки приказали составить в козлы. Все это как-то сразу насторожило молодых казаков.
Заместитель Пешкова на тот момент, хорунжий (корнет) Борис Зимин, посоветовал разобрать оружие и оставить при себе. Пешков, успокаивая казаков, сказал: «Все в порядке, бояться нам нечего». Об этом также пишет историк А. Кайгородов со слов старшего ефрейтора Николая Тарбагаева, и все это говорит о том, что в тот момент Тарбагаев находился в составе отряда. Ниже мы еще вернемся к Николаю Тарбагаеву - к этой весьма загадочной, одиозной личности.
Часа в 3-4 утра отряд был поднят по тревоге, луна чуть освещала долину, последовал приказ готовиться к походу. Казакам Пешкова было приказано строиться, обычно вначале разбирали оружие, а потом становились в строй, на этот раз казакам указали построение в стороне от сложенных в козлы винтовок. Недоумевал и Пешков,  казакам же сказал, что после построения будем разбирать винтовки. Но вдруг одновременно со всех сторон по  казакам открыли огонь из разных видов оружия. Один за другим валились на землю молодые казаки, раненых японцы добивали штыками и из наганов, в считанные минуты все закончилось.
Зверски расправившись с казаками, японский отряд, разделившись на две группы, поспешно продолжил свое отступление на восток к Большому Хингану.
 Эти подробности были рассказаны Геннадием Хрущевым в городе Якэши в 1951 году моему отцу В.С. Шахматову, наши семьи были знакомы еще с Читы, а позднее жили вместе в Маньчжурии. (Когда я стал интересоваться событиями 1945 года, от отца получал нужные сведения, ему известные, и не только об отряде Пешкова.) Нас, как детей войны естественно интересовало все, что было связано с военными событиями. Детские игры были только в войну. В 1951 году мне уже было 12 лет, естественно я все слушал со вниманием и, как сейчас помню, что Геннадий был ростом выше среднего, имел бледное, болезненное лицо, изуродованное большим шрамом, короткие светлые волосы и хриплый, тихий голос. В Якэшинской школе я учился с его младшей сестрой Валей  Хрущевой.
                –––-—–––-—––-—–
Во многих изданиях гибель казаков из отряда И.А. Пешкова  в 1945 году описана довольно безответственно, противоречиво и с явным искажением фактов.
Даже автор многих серьезных изданий В.В. Перминов не избежал в данном случае неточностей, а издатели недостаточно поработали над тем, чтобы удалить незначительные ошибки, не говоря уже о явных погрешностях.
Мои исследования длятся уже довольно долгое время, и все же я не могу стопроцентно утверждать,  что все, мною написанное, верно, но тем не менее, убежден, что я близок к истине.  Продолжим далее разбор сообщений, имеющихся у нас на руках, о Пешковском отряде.
  Приведу выдержки из статьи И.В. Белокрылова. “Отряд, дойдя до места, называемого Макертуй, решили сделать привал. Здесь была развилка дорог. По какой дороге продолжать путь, в отряде не знали”. Здесь все верно сказано. В действительности около монгольского стойбища была развилка дорог, одна  шла на Чжаромтэ, другая на Якэши, по которой, как мы узнаем ниже, вез  раненых Б. Попов.  Это место приблизительно в шести-восьми километрах от 16-го разъезда и от самого шоссе.               
“А японец вернулся вместе с кавалерийским отрядом, окружив наших ребят, они заявили, что будут разбираться, кто мы, в гор. Якэши (у Перминова сказано на ст. Мяньдухэ. с.7) и приказали построится на шоссе” - пишет И. Белокрылов.
Таким образом,  сцена действий у него вдруг  перемещается  с монгольского стойбища на шоссе, а это шоссе - прямая дорога на Чжаромтэ и Якэши, никаких развилок здесь нет. На Мяньдухэ из Якэши идет то же самое шоссе. Опять получается, одновременно рассматривается одно  событие в двух разных местах.
“После этого  вывели всех на шоссе, построили и стали расстреливать из пулемета, а затем трупы сбросили в кювет”. Этим Белокрылов заверил еще раз, что расстрел произошел не там, где монгольское стойбище, а на 16-ом разъезде, на  шоссе. Возникает вопрос, из каких источников черпал эти сведения И. Белокрылов?
В брошюре Вадима Васильевича читаем: “Кирпичников (он был старше нас, ему было лет 50, он был в отряде шорником) отправился на своем коне в Чжаромтэ, а мы, я, Тачков и Марков - вошли в воду речки Макэртуй и камышами шли часа два почти до самого Чжаромтэ” (стр. 6-7)”- это теперь уже пишет якобы Б. Попов.
Рассмотрим эту версию. Они пошли в сторону Чжаромтэ вдоль речки по воде, видимо, из предосторожности, чтобы не быть замеченными японцами, а вот Кирпичников никого и ничего не боясь, на лошади прямо по открытому полю направился в Чжаромтэ. Как это так?
    Степан Кирпичников.         На самом деле Степану Кирпичникову было в то время 24 года, а не 50, как указано в брошюре (это весьма грубая ошибка), и этот  молодой парень не остался живым, а погиб вместе с другими казаками (смотрите фотокарточку). Я знаю его братьев Гавриила Николаевича (живет в г. Дандинонг) и Александра Николаевича (в Сиднее), встречаемся в церкви и знаем друг друга лет пятьдесят. И, наконец, я позвонил Гавриилу Николаевичу, и он мне сообщил: “Степан был на три года меня старше, мне же в то время было 21 год, и я родился в 1924 году”. Из этого следует, что Степан родился в 1921 году.
Рассмотрим этот интересный «случай». “... а мы - я (Попов), Тачков и Марков вошли - в воду реки Макэртуй и камышами шли часа два почти до самого Чжаромтэ - читаем на странице 7-ой”.
В действительности же, эта речушка имеет глубину в этом месте не более полуметра и метра три шириной. У нее низкие берега, заросшие травой, и там никакого камыша нет (я жил в этом месте), сама же речка через 500-600  метров от шоссе впадает в Аргунь. От 16-го разъезда до Чжаромтэ еще десять километров открытого, ровного пространства, а речка Макэртуй течет в противоположную сторону от станции Чжаромтэ, прежде чем она впадает в Аргунь.
Далее Вадим Васильевич пишет, что ему удалось отыскать Геннадия Хрущева, он жил в Омске,  чтобы тот дал оценку описанию трагедии, и он на это ответил, причем весьма странно: “... Все это так и было, а вот как произошла развязка, не помнит. Ему тогда было 18 лет и он, измученный ночным переходом, на привале упал и сразу уснул. Проснулся, когда уже связывали руки”.
Но ведь сама-то развязка началась тогда, когда связали руки, затем построили, и начался расстрел. В брошюре В. Перминова говорится, что Хрущев был измучен ночным переходом, но, как нам известно, отряд вышел их Хайлара утром 9-го августа, значит переход-то был дневным, и только к вечеру они были около местечка Макэртуй. Да и сам Вадим Васильевич писал, что выехали “партизанить” в 9 часов утра.
В брошюре со слов Бориса Попова, в одной из им указанных версий, убийство казаков было совершено около 10 часов вечера (если внимательно прочитать в конце 6-ой страницы). Но уже в этой же брошюре, в начале 7-ой страницы появилась другая версия, где говорится, что развязка произошла в 6-7 часов утра (это близко к истине) 10 августа, и об этом Попову стало известно от Маркова, “когда он (я) вез  его на телеге из Чжаромтэ в Якэши”.
И, наконец, на этой же странице ниже еще одна версия, где сказано: “Когда часов в 10 вечера 10 августа советские танки входили в Чжаромтэ, Б. Попов, В. Тачков и С. Марков вышли к ним на встречу, как были одеты в японскую форму и босиком”. 
Как это могло случиться, что они в один и тот же день, 10-го августа, утром уехали из Чжаромтэ в Якэши на телеге (см. выше), а уже вечером  этого же дня вышли в “японской форме и босиком” встречать советские танки в Чжаромтэ?
У меня складывается впечатление, что Борис Попов не мог так неправдоподобно и так противоречиво описать событие, в котором он принимал прямое участие. Это событие описал кто-то другой в искаженном виде, используя данные, ранее ему представленные Поповым, или услышанные от него.
Также читаем в брошюре, что при выходе из города Хайлара:  “Поехали мы в сторону второй линии укреплений к Хингану, но не по дороге, которая идет вдоль железнодорожной линии, а напрямую ЧЕРЕЗ  СОПКИ (выд. мною)... По пути догнали несколько двуколок-подвод, на которых ехали по 2 женщины японки. Командовал обозом японец-офицер, а лошадей вели под уздцы какие-то бестолковые японцы или айны” (стр. 6).
Получается, что на двуколках ехали по сопкам (я эти сопки знаю) по бездорожью. “Бестолковые”  японцы все же что-то соображали, если смогли ехать на двуколках по горам!
Еще один  интересный момент: “Окулов вдруг отвязал свою кобылу от оглобли, лег поперек животом и ускакал догонять наш отряд”. Родился я и жил в деревне, но такой джигитовки не встречал. Только вопрос: как он мог управлять лошадью? Ведя под уздцы лошадь можно везти раненого на седле, положив поперек, но никак не лежа на голой спине на животе и самому управлять.
Далее не менее интересный эпизод. “На эти подводы посадили Окулова, Кирпичникова и Тачкова, которые ехать уже были не в состоянии (они “без седел посбивали в кровь себе задницы”), а меня оставили сопровождать их”. Действительно, нужен сопровождающий, раны серьезные! Если Кирпичников не мог сидеть в седле, и его нужно было везти на телеге, то тогда как же произошло (сказано выше), что он “на своем коне отправился в Чжаромтэ”.
Если в брошюре на шестой странице говорится, что при отступлении отряд сопровождало несколько двуколок (двухколесные повозки), то на седьмой странице Попов уже вез Маркова на телеге (четырехколесная повозка). Он вез раненого Маркова, а куда исчез раненый Хрущев? Скоро об этом расскажем.
Должен сказать, что некоторые “свидетели”, которые информировали В.В. Перминова, делали это без соответствующей дополнительной проверки того или иного события, того или иного рассказа. Так, на странице восьмой И.В.Ушаков, якобы бывший в группе, которая выехала на заготовку бересты, в качестве санинструктора, рассказывает, что группой управлял Силантьев (с.8).
Его информация полностью опровергается казаками, входящими в эту группу: Л.Лелековым, А. Бугаевым, А. Ерзиковым, Рогожкиным (жителям г. Сиднея). К тому же Л. Лелеков дал полный список этой группы, что было указано выше.  Возможно, И.В. Ушаков сообщал совершенно о другом каком-то воинском формировании, так как в списке Л.А. Лелекова  нет Ушакова, нет и Силантьева
Сожалею, что В. Перминов не исправил неточность, которую пропустил и Леонид Семенович Ушаков в описании всех этих событий. Он пишет на странице третьей брошюры: “Когда мы жили в Маньчжурии, то с отцом часто ездили в Хайлар на телеге и обычно останавливались на речке Мыкэртуй, где отдыхали и кормили лошадей”. Может быть, Л. Ушаков хотел сказать вместо Маньчжурии – Чжаромтэ? Тогда картина становится яснее, но остается непонятным, почему, отъехав несколько километров от дома, потребовалось остановиться и кормить лошадей, а впереди еще 50 километров пути?
Да простит меня Вадим Васильевич Перминов за мою придирчивость, но к описанию такой трагедии нужно подходить с большей ответственностью, нежели, руководствуясь лишь желанием что-то сообщить и вызвать сенсацию. Многое в брошюре звучит, мягко говоря, неправдоподобно, поэтому предлагаю ознакомиться с теми данными, о которых мне удалось узнать в ходе расследования этой страшной трагедии. 
                --------------------------               
          Около полудня 10 августа 1945 года Иван Васильевич Кутуков, в то время восемнадцатилетний молодой человек, оседлав коня, направился в соседний город Якэши, что находился в двадцати пяти-тридцати  километрах от станции Чжаромтэ, где он жил. Не доезжая до города несколько километров, он догнал медленно двигающуюся конную повозку, и рядом с ней шагающего человека. В высоком возчике он сразу признал Бориса Попова, с которым был хорошо знаком. На повозке лежали два раненых человека, один из них в бессознательном состоянии глухо стонал. Это были Геннадий Хрущев и Сергей Марков, жители Якэши, которых раньше хорошо знал Иван Васильевич Кутуков, часто бывая в городе.
   И.В. Кутуков и его жена Валентина Ивановна                Вот что Иван Кутуков рассказал мне об этом событии много лет спустя уже в Австралии (2008 году). Ему же подробности об этой страшной трагедии в речной долине Макэртуй, унесшей жизнь молодых русских казаков, сообщил Борис Попов, когда он встретил его на пути к городу Якэши.
 Бориса Попова знал и я, его жена Нонна Михайловна преподавала нам в якэшинской школе математику, сам он неплохо играл в волейбол, как и его брат Игорь, в составе школьной команды преподавателей  (Сергей Матвеенко, Игорь Шос, Иннокентий Старицын).   
«Вчера утром, – начал свой рассказ Попов, - мы в конном строю выехали из Хайлара по направлению к городу Якэши. Проехали мы километров сорок пять, меня в седле сильно разбило, и я слез с коня. Шагая рядом с конем, я последовал за отрядом, который медленно, но неуклонно  удалялся от меня.
Было уже совсем темно, когда я приблизился на полкилометра к стоянке отряда, остановившегося на ночлег, откуда слышались звуки речи и виднелись горящие костры. Решил дальше не ехать из-за боязни быть подстреленным, так как  не знал пароль, расседлал коня и расположился заночевать у стоящего неподалеку стога сена. Я крепко уснул, меня разбудили беспорядочные выстрелы, гремевшие где-то совсем  рядом, а также крики людей, потом вдруг все стихло”
 Попову было непонятно, что произошло, и он решил дождаться полного рассвета, чтобы выяснить обстановку. Когда окончательно рассвело, двинулся к тому месту, где только что находился отряд. Когда он приблизился к месту стоянки отряда, то пред его взором открылась ужасная картина, все его сослуживцы были убиты,  изуродованные и окровавленные трупы их лежали в розных позах  у самого берега речушки Макэртуй.
«Я остолбенел, – говорит он, - и не знаю, сколько времени находился в таком состоянии, вдруг поблизости раздался стон раненого, и это привели меня в себя». Борис бросился к раненому, и им оказался его приятель - якэшинец Гена Хрущев, который был в бессознательном состоянии и тяжело стонал. Как мог быстро его перевязал и стал проверять других в надежде еще найти кого-то в живых, и не ошибся, обнаружил раненого Сергея Маркова со многими ранениями.
Обезглавленный труп полковника Пешкова находился в стороне от убитых казаков, все его тело было исколото штыками. Почему такое зверство было проявлено в отношении Пешкова, ведь все же он добровольно находился на службе у японцев и согласился отступать вместе с ними? Не был ли какой замысел с его стороны, и об этом стало известно японцам? Возможно, при расстреле он оказал вооруженное сопротивление, так как при нем был маузер и шашка,  поэтому и был сильно изуродован. Здесь уместно сказать, что Пешков был ярым антикоммунистом, но он не шел слепо на поводу у японцев, он не предавал своих, не разобравшись детально, и старался все уладить в своем кругу, “не вынося сор из избы”. Он знал, как беспощадно действовала японская жандармерия при малейшем подозрении.
Нужно было что-то срочно предпринимать. Борис помчался на своем коне к монгольскому стойбищу, находящемуся в полукилометре от этого страшного места, за помощью. Монголы дали ему сбрую и повозку, помогли сделать перевязку и погрузить раненых. Выехав на проселочную дорогу, Борис Попов с ранеными направился в сторону города Якэши. Он преднамеренно миновал стороной станцию Чжаромтэ, боясь того, что там могут оказаться японцы.
Иван Васильевич Кутуков помог  Борису Попову довезти раненых до госпиталя, который был расположен в центре города. Несомненно, быстро оказанная медицинская помощь сохранила им жизнь, так как у раненых была большая потеря крови.  Красная армия  в этот же день (10 августа) к вечеру вошла в город Якэши со стороны Аргуни.
И.В. Кутукова эта трагедия сильно потрясла, и он решил узнать от самих пострадавших подробнее, что же произошло в долине смерти.  Оправившись от ранений, Геннадий Хрущев и Сергей Марков пополнили картину той ужасной ночи в местечке Макэртуй.
  Когда японский отряд и казаков подняли по тревоге, мутная луна едва освещала лагерь, всем был отдан приказ строиться. Лошади казаков находились в сторонке, привязанные к изгороди овечьего загона.
Все было продумано японцами заранее, для самих казаков расположение японской воинской части показалось странным, их отряд оказался как бы в замкнутом кольце. Гнетущее чувство опасности тревожило души молодых казаков, надвигалось что – то страшное и зловещее.
В это время отставший в дороге от отряда молодой казак Окулов из деревни Шавары въехал верхом на лошади в лагерь, и ему тут же было приказано встать в строй. Неожиданно прогремели выстрелы со всех сторон, пуля попала Геннадию в руку и плечо, он упал, на голову ему свалился кто-то из убитых и, видимо, благодаря этому, он спасся. Александр Шестопалов легкораненый упал на землю, но когда японцы ходили, проверяя трупы, у него нервы не выдержали, и он, вскочив на ноги, бросился бежать. Его догнал японец и ударом сабли убил у самого берега речки (такое предположение).
После окончания расстрела казаков, японцы ходили и добивали раненых штыками и из наганов. Геннадий получил дополнительно штыковые и огнестрельные раны. А когда японский отряд удалился, то забросал место расстрела ручными гранатами, поэтому на телах Хрущева и Маркова были обнаружены многочисленные раны.
 Г.П. Берзин (брат убитого Эдварда Берзина) в своем рассказе «Тайна гибели отряда» выдвигает свою версию о расстреле казаков. Он пишет: «Александра Шестопалова связали, он упал и сначала лежал спокойно. Потом, видимо, нервы не выдержали, он вскочил и побежал в поселок (видимо имеется в виду монгольское стойбище, прим. П.Ш.). Перелезая через плетень (?) застрял. Его догнал японец на лошади и прикончил».
Лично я ни от кого не слышал, что казаков связали перед расстрелом, возможно, это имело место быть, хотя и вызывает сомнения. Утверждают, что казаков связывали соломенными веревками, но, во-первых, откуда они взялись? Во-вторых, соломенные веревки (которые я знаю) употреблялись обычно для  разового пользования при упаковке или прессовке сена в тюки. При завязывании веревки в узел солома ломалась.
Следует помнить и учитывать тот факт, что  прямых свидетелей этой трагедии, кроме Сергея Маркова, Геннадия Хрущева и Бориса Попова не было и быть не могло, а поэтому все другие существующие сведения об этом зверстве японцев - просто домыслы или  непроверенные слухи. Правда выявляется еще одна личность, которая, по всем данным, в момент расстрела тоже находилась в числе обреченных, о чем расскажем позднее.   
Вместе с И.А. Пешковым погибло двадцать восемь человек, шестеро избежали смерти: Г. Хрущев, С. Марков, А. Филилеев, Г. Кузнецев, Б. Попов и В. Тачков, который отстал от отряда и, свернув с дороги в сторону леса, скрылся. Возникает вопрос: а где же другие казаки, ведь из Хайлара вышло в конном строю около сорока человек?

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ  СВЕДЕНИЯ
Проведя дальнейшие исследования, я получил дополнительные сведения об этом событии и «нашел» еще живых после расстрела в местечке Макэртуй «пешковцев»,
В одном из своих изданий Виктор Санников писал: «В Барим (городок на Хинганских горах) из сопок добрались верхами японский генерал и двое молодых военнослужащих из хайларского отряда капитана Пешкова. Здесь они подменили обезноженных лошадей и отправились в горы, на восток… Один из этих русских был Эдуард Берзин бухэдинец (со станции Бухэду, перед самым Хинганом»). 
В данном случае в отношении Эдуарда Берзина следует сказать, что это неверные, ошибочные сведения. Он погиб вместе с отрядом, о чем свидетельствует Федор Куликов (ныне проживающий в г. Сиднее) - дальний родственник Берзина, да и Борис Попов сообщил те же самые сведения о Берзине. Жена Эдуарда Берзина Мира Евстафиевна  (до замужества - Каргина) приходится племянницей матери Федора Куликова.
За два месяца до гибели Эдуарда Берзина Мира вышла за него замуж, и как утверждают бывшие «пешковцы», она в начале военных событий тоже находилась в Хайларе, но вместе с обозом была отправлена вперед до того, как отряд вышел из казарм. Эдуарду тоже было предложено ехать вместе с женой в обозе, и он был согласен, но Мира Евстафиевна ему сказала: “ Ты должен ехать вместе со всеми, так как ты вахмистр и у тебя под кителем знамя отряда”. Эдуард принял совет своей молодой жены и остался при отряде.
У  Эдуарда Берзина брат Георгий, увезенный в 1946 году вместе с тысячами других, был заключен в один из сталинских концлагерей. Георгий П. Берзин был женат на Вере Михайловне, ее девичью фамилию я не помню.
Вера Михайловна была наставницей нашего девятого класса в 1954 -55 гг., когда мы: 1-й ряд слева сидят: Наталья Парыгина, Николай Раменский, Тамара Войлошникова.
2-й ряд: Владимир Мудрицкий, Анна Попова, Вера Михайловна, Борис Васин, Анастасия Якимова.
3-й ряд: Анна Попова, Дмитрий Дементьев, Алексей Микрюков, Анна Раменская, Федор Волокитин, Анна Писарева, Николай Чугуевский, Анна Синотрусова.
4-й ряд: Александр Беломестнов, Павел Шахматов,  Федор Куликов, Александр Швалов, Тамара Поспелова, Вениамин Пинигин и Константин Зверев (моя сестра Наталья на снимке отсутствует), учились в Якэшинской русской средней школе. Через несколько лет после того, как муж Георгий П. Берзин был увезен в концлагеря СССР, Вера Михайловна вышла замуж за регента церковного хора Домбровского. Кроме служения регентом в церкви Домбровский еще преподавал уроки пения в Якэшинской школе.
Так что в отношении Эдуарда Берзина не может быть сомнений, он погиб вместе с другими казаками отряда. Жена Эдуарда Мира уехала из Китая со своими родными (Каргиными) в то время, когда открылась целина в 1954 году, вместе с сыном Геннадием, которому было лет восемь. Родившийся без отца, в настоящее время Геннадий живет в Челябинске и работает на строительстве жилых домов.
И все же, кто эти два казака, находившиеся в свите японского генерала?  Были ли эти проводники взяты из «пешковского» отряда раньше, чем Пешков с казаками, покинул казармы? Или здесь все же присутствует предательство?  Это единственное, на что не найдено полного ответа. Также нет достаточно сведений об Тарбагаеве, после войны оставшемся в живых. Возникает вопрос: а как спасся Николай Тарбагаев, если все говорит о том, что он был в отряде И.А. Пешкова до конца? К сожалению, никто не спросил Хрущева и Попова о Тарбагаеве, и они ничего не сказали о нем сами.
Вот еще одно из многих предположений. В книге «Белоэмигранты на службе в Китае» указывается версия А.М. Кайгородова о гибели отряда И.А. Пешкова, где сказано: “Когда 9 августа 1945 года стало известно о вторжении  Красной армии в Маньчжурию, находящиеся в казармах пешковцы были погружены в вагоны вместе с двумя сотнями японских и маньчжурских солдат. Им объявили, что они следуют до станции Якэши, но на станции Бухэду пешковцев неожиданно выгрузили, и лишь пятерых русских – трое рядовых и два унтер-офицера (С. Нерадовский и Г. Золоторев) последовали с эшелоном дальше». Это весьма неправдоподобная версия и легко опровержима. Пешковцы покинули Хайлар в конном строю, а не в вагонах.
Проследим “маршрут” отряда на поезде. Допустим, эшелон вышел из города Хайлара, следующая станция Хакэ, затем  16-й разъезд, далее Чжаромтэ (между станцией Чжаромтэ и 16-м разъездом находилось местечко Макэртуй - место расстрела казаков),  дальше  Якэши – Мяньдухэ – Унур – Иректэ – Б У Х Э Д У – Барим – ЧЖАЛАНТУНЬ ……………………….ХАРБИН. Из сказанного видно, что вначале была станция Якэши, а далее через три станции, Бухэду, а не наоборот.
Расстреляны пешковцы были в местечке Макэртуй, примерно, в шести - восьми километрах от 16-го разъезда,  и от станции Чжаромтэ  километрах в двенадцати- пятнадцати. Место расстрела находится в полутораста километрах от станции Бухэду, таким образом, этот вариант, указанный в книге С. Балмасова «Белоэмигранты на службе в Китае»,  неверен и полностью отпадает. К тому же наша семья Шахматовых пять лет жила на станции Чжаромтэ, и я лично не один раз бывал на месте гибели русских ребят, где был установлен крест.
А. Кайгородов, один из исследователей этого трагического события, пишет еще об одном казаке пешковского отряда, Андрее Пешкове, оставшемся в живых: «В 1949 году один из трехреченцев встретился с ним в лагере на Северном Урале. После того, как он избежал расстрела, его вскоре забрали сотрудники НКВД вместе с хозяином, в доме которого он в это время находился в Трехречье». Возможно, что Андрей Пешков покинул отряд тогда, когда он был еще в Хайларе, иными словами, до того, как расстреляли казаков в местечке Макэртуй, и скрывался в доме «хозяина».
Нами установлено, что отряд Пешкова не мог следовать по железной дороге в вагонах вместе с японской пехотой, но, тем не менее,  Кайгородов развивает свою версию далее. Он пишет: «На станции Чжалантунь эшелон с японскими солдатами и следовавшими вместе с ними пятерыми казаками был перехвачен мотопехотой Красной армии, среди них два унтер-офицера: Спиридон Нерадовский и Григорий Золотарев (эти двое были «асановцами», прим. П.Ш.). Среди советских (солдат) оказались и бывшие «пешковцы», один из них старший ефрейтор Николай Тарбагаев. Он был у меня в Москве. Рассказал в частности, историю с С. Нерадовским и Г. Золотаревым. На допросе в СМЕРШ они упорно молчали. К ним в камеру подсадили Тарбагаева и еще одного казака, но ничего хорошего, кроме драки не произошло. Тогда их вывели в поле и расстреляли». Видимо А. Кайгородов записал, не проверив,  выдуманную Тарбагаевым историю. Для нас же главное - это появление “живого” Тарбагаева. Что же произошло на самом деле с вышеуказанными лицами: Нерадовским и Золотаревым?
На перевале горного хребта, между  поселком Могойтуй и деревней Тыныхэ, в стороне, но недалеко от дороги, был установлен деревянный крест с надписью: «Здесь погибли Золотарев и Нерадовский» (это приблизительно 250 километров от станции Чжалантунь, где их якобы расстреляли, прим. П.Ш.). Многим трехреченцам известно, что тела погибших Золотарева и Нерадовского вывезли в Трехречье и там похоронили.
         Николай и Алла Шахматовы.           Об этом мне напомнил брат Николай. В народе ходили слухи, что они шли в японской военной форме по дороге домой в Трехречье, их догнал джип с советскими солдатами. Солдаты были пьяные, учинили им допрос, затем сказали идти домой, но вслед им прозвучала автоматная очередь. О том, что джип с советскими солдатами следовал в том направлении, говорили жители поселка Магойтуй, находящегося недалеко от того места. Видели они и этих двух   “асановцев” в этот же самый день.
Насколько этот рассказ правдоподобен, не знаю, но что они были расстреляны на этом хребте,  ошибки быть не может. Вполне вероятно, что «асановцы» Григорий Золотарев и Спиридон Нерадовский, покинув свой отряд «Асано», держали путь домой, к их несчастью они повстречались с советскими солдатами.
В своей статье “Школа в Драгоценке” А.М. Кайгородов повторяет ту же ошибку, на которую было указано выше. К тому же, в этой статье он дополнительно пишет: “После школы Нерадовского послали на военную службу в белогвардейский Пешковский отряд... Он и еще один, Григорий Золоторев (тоже из Трехречья), быстро пошли в гору и в 1945 году стали уже старшими унтер-офицерами”. Во-первых, в Пешковском отряде не было унтер-офицерских курсов, а были они в отряде “Асано”, где Нерадовский и Золоторев получили унтер-офицерские лычки. В составе Пешковского отряда они никогда не были.
Продолжение следует...