Б.Мельник. Часть вторая, раздел седьмой. Перевод с польского Т.Цыркуновой.
Следует признать, что советская власть заботилась о том, чтобы кормить людей своей пропагандой до полного несварения желудка. Уже через неделю после прихода большевиков Телеханы были «засыпаны» газетами. От коммунистической «Правды» до детской «Мурзилки». Независимо от характера газеты или журнала в них печаталось одно и то же. А именно, строительство социализма и стахановское движение передовиков труда.
Главной темой была, однако, борьба с контрреволюцией и гражданский долг уничтожения врагов народа. Трудящиеся городов и деревень боролись со шпионами даже на картинках из «Мурзилки». К этой борьбе присоединялись и любящие социалистическую родину дети. Это именно они в толпе строителей лучшего завтра, безошибочно распознавали шпионов и сообщали о них милиции.
Кумиром молодёжи был мученик лучшего общественного устройства, некий Павел Морозов. Это был подросток, сын российского крестьянина из Сибири. Этот Павлик, будучи ярым коммунистом, предал советским органам безопасности своего отца, как противника советской власти и человека, тайно имеющего оружие. Очевидно, что большевистская власть отнеслась к отцу так, как он того заслуживал. Отец был уничтожен, и всё бы закончилось хорошо, если бы не мстительные враги, кровные родственники и соседи покойника. Эти ничтожества, богатые «кулаки», в ответ убили молодого коммуниста, бедного Павлика.
В честь этого «геройского» Павла, по-русски уменьшительно называемого Павкой, Пашей или Павликом, написаны стихи и рассказы, напечатанные главным образом в молодёжных журналах и школьных учебниках. Стихотворение о нём было задано моим брату и сестре для заучивания наизусть. В моём классе этого стихотворения не задавали, так как мы были ещё очень маленькими, но на пионерских собраниях младшим детям вожатая читала его многократно.
Мы, дети, воспитанные в духе «чти отца своего и мать свою», не могли никак понять этой новой, как всюду говорилось и писалось, единой достойной правды. На наши детские головы упала тяжёлая обязанность принятия двуличной системы жизни. Дети, приученные с рождения говорить правду, были вынуждены молниеносно научиться тому, что можно говорить, а чего нельзя. Трудно объяснить, в какой степени этот инстинкт самосохранения засеял на всю жизнь какое-то зернышко двуличности.
Ещё несколько слов о правде. У молодёжи была обязанность чтения «своей» газеты, носящей название «Комсомольская правда». Я, будучи в чтении, несмотря на свой возраст, решительным подростком, неоднократно заглядывал в тот раздел газеты, где писалось о разных интересных вещах.
Понятно, что каждая из поданных там информаций была обработана в большевистской пропаганде. Осознанием этой пропаганды было то, что как-то я прочитал сообщение о создании локомотива. Из этой газеты я «узнал», что его не создал какой-то там англичанин Стефенсон. Так только «брешет» контрреволюционная пропаганда! Фактически создателем локомотива был российский самоучка, крестьянин с Урала Степан Фенсонов! Ну, вот тебе и на, действительно «Комсомольская правда»!
Большевистская власть, однако, заботилась не только об идеологической чистоте сердец своих граждан. Заботилась также, а как же, о культурном развитии. Это факт, что Телеханы первый раз в своей истории увидели образ на киноэкране со звуком весной 1940 года. А это значит, что прошло чуть больше полгода после прихода большевиков.
В небольшом зале Дома народного, а сейчас Дома культуры, была неописуемая теснота. Кресел не было, все стояли. Было очень душно и смрадно. Столпившаяся впереди детвора вследствие необычных впечатлений портила воздух нещадно. В глуби сцены на стене была развешена, как мне показалось, большая простыня. Под противоположной стеной стрекотал киноаппарат, установленный на двух столах, один на другом. Оператор поминутно залезал на табуреты, приставленные к столам с аппаратурой.
Меня больше интересовала киноаппаратура чем то, что происходило на экране. Тем более что звук и видимость были плохими. День был солнечный, и окна заслоняли какие-то обрывки бумаги и газеты. Звук, исходящий из рупора был хрипящим и сопровождался постоянным гулом.
Первым фильмом, который посмотрели телеханские люди, была историческая кинолента «Минин и Пожарский». Этот фильм воспевал геройство московского народа в семнадцатом столетии, который выгнал из своих пределов польские войска гетмана Жулкевского и освободил Россию от царя-самозванца Дмитрия. Естественно, что в этом фильме все московские люди были благородными и геройскими, а поляки по внешнему виду и по своему поведению были ужасны.
Этот фильм я смотрел вместе со своим братом и сестрой. Возвратясь домой, полные возмущения, мы рассказали его содержание родителям. И вследствие этого с удивлением услышали слова отца, что хотя фильм, наверное, и преломлён по-большевистски, но в той московской войне Польша в целом не была такая уж святая. Затем свое мнение отец продолжил долгим объяснением, чего на самом деле добивались тогда польские властители.
Мне, моим брату и сестре было трудно понять, что польский король мог участвовать в каких-то интригах и на кого-то нападать. Мой брат уверял отца, что в истории Польши это было описано совершенно иначе. Ведь гетман Жулкевский был великим и благородным народным героем. Ответ отца опять очень удивил нас.
–«К сожалению, так уж повелось, что люди, имеющие власть, приказывают пристроить историю к своим взглядам. Отсюда и происходят в ней разные фальсификации, только чтобы показать себя в наилучшем виде, а всё зло повесить на своего противника».
«Но точно так же поступают и большевики» – триумфально закричал мой брат.
«В этом ты, сынок, прав, однако не они изобрели этот отвратительный метод. Этот метод так же стар, как и сама история. Только запомните, дети, что сейчас о таких вещах не следует никому говорить» – закончил дискуссию отец.
«Тише, ради Бога, ещё кто-нибудь услышит!» – добавила мама, заламывая руки.
Кинопередвижка после того первого раза появлялась в Телеханах более-менее регулярно один раз в месяц. Чаще всего фильмы были немые, с титрами. Среди них знаменитый «Броненосец Потёмкин» Эйзенштейна.
Непритязательным телеханским зрителям не мешали никакие трудности, связанные с просмотром фильмов. Теснота, духота, смрад, необходимость находиться на ногах в течение часа и более, плохая видимость и звук, если он был. Факт, что жители местечка с солидным положением на фильмы чаще всего не ходили. Зрителями, «развивавшими» свою культуру, в основном были приезжие из Союза, а также молодёжь и детвора.
И вообще, среди приезжих слово «культура» было до отвращения популярно. «Культурно» было есть в столовой, громко при этом, прихлёбывая, «культурно» было плевать на пол, «культурно» было разговаривать, держа руки по локоть в карманах. Считанные приезжие, которых мы знали, были людьми старшего поколения, которые с настоящей культурой имели дело ещё до революции. Они чувствовали себя скомпрометированными поведением своих побратимов, но права голоса не имели, были в меньшинстве.
А жизнь шла вперёд по вновь проложенной дороге. НКВД и дальше вылавливал врагов народа, которых тут же арестовывал и вывозил в Сибирь или в центральную Азию. Постоянно кто-то из жителей Телехан исчезал. Национализированные мастерские, учреждения и колхозы ежедневным трудом строили социализм. Правда, в учреждениях ещё не были ликвидированы трудности и «справки» писались на обратной стороне обоев. Эти обои были капиталистическими, так как происходили из предвоенного магазина Лёвки Мудрика. Были реквизированы ещё в 1939 году, но служили сейчас строительству лучшего завтра. На этих обоях «справки» писала недавно работающая в районе, выучившаяся на машинистку, Нинка Пальчинская, называемая всеми Песткой.
Бумажный дефицит не касался, однако, школы. Тетради всегда были доступны в любом количестве и все имели необходимые учебники. Только были они напечатаны на бумаге очень плохого качества. Всё, изготовленное из бумаги, было необычно дешёвым.
Как-то летом, наконец-то, появилась во всех учреждениях бумага. Была она очень большого формата, и на месте приходилось разрезать её на соответствующие куски.
Чаще всего бумага была жёлтая, иногда голубая или розовая. Одна «справка» на такой розовой бумаге, выданная большевиками моему отцу, сохранилась у меня до настоящего времени. Касалась она увольнения отца из банка без объяснения причины. Да и для чего, если и так всё было понятно. Мой отец, как поляк и предвоенный чиновник был врагом революции!
Власть заботилась также и о подготовке кадров для строительства социализма. В Советском Союзе существовали казарменные школы для молодёжи, в которых кроме идеологической подготовки, молодёжь приобретала конкретные рабочие специальности: токаря, маляра, фрезеровщика и так далее. Эти школы носили нерасшифрованную мною аббревиатуру названия «ФЗО» – школа фабрично-заводского обучения – школа рабочей молодёжи (моё примечание). Отобранные молодые люди после исполнения им шестнадцати лет, вербовались в «ФЗО». Этой вербовке подлежали самые лучшие, активные, с правильной идеологией.
Летом 1940 года советская власть, заботящаяся о трудовом народе, открыла в Телеханах другой магазин. Для этой цели был использован предвоенный общественный магазин, который был закрыт ещё до прихода большевиков. Его владелец немец господин Шнеке после начала войны уехал из местечка вместе с семьей. С того времени двери магазина были закрыты на большую колодку.
Открытие в Телеханах другой «лавки» не смогло поправить очень плохое обеспечение. Такие основные товары, как соль или керосин не всегда продавались в достаточном количестве. Даже спички, фабрика по производству которых находилась в пятидеся- ти километрах в Пинске, не всегда доставлялись вовремя.
Выпекаемые перед войной Гительманом прекрасные хлеб и сдоба пропали с появлением в Телеханах большевиков. Хотя национализированная мельница Пусловского и работала, мука с неё доставлялась в пекарню не регулярно. За чёрным хлебом, нередко плохо выпеченным, выстраивались очереди. И вообще, все перестали говорить «иду в магазин». Сейчас все говорили «иду в очередь».
Очередным героем Телехан быстро стал продавец «лавки», или общественного магазина. Этот человек приехал из России. Собственно, никто не знал, какая у него фамилия. Все звали его по имени – Миша. Этот Миша установил удивительный способ обслуживания своих клиентов. Людей, жаждущих совершить какую-нибудь покупку, он не впускал в магазин, не обращая никакого внимания на погоду. Он обслуживал покупателей через открытое окно магазина. При этом сурово всех предостерегал, чтобы не толпились под окном, а стояли в очереди. Дисциплину в очереди Миша поддерживал с помощью грозного рычания на непослушных клиентов, говорил, что выгонит их из очереди вон, или вообще «закроет окно». Затерроризированные телеханские бабы стояли покорно, втихаря проклиная Мишу и его порядки.
Этот образцовый порядок в очереди не распространялся, однако, на побратимов Миши, приезжих из глуби России. Такая советская «гражданка» бесцеремонно проталкивалась к окну с окриком «Мишааа»!
Миша появлялся в окне, брал торбу или кошёлку и исчезал в магазине. Через минуту появлялся с заказанным товаром, получал деньги. Часто случалось, что «гражданка» покупала товар, которого для людей из очереди «давно уже не хватило».
При постоянном дефиците товаров в обеих «лавках» всегда были карамель и товары народных промыслов. Это были вышитые шапочки, которые носят мужчины в Средней Азии, называемые крымками, или тюбетейками. Другим товаром были деревянные ложки, украшенные резьбой, рисунками и покрытые лаком.
Товарищи, приехавшие из России, уверяли местное население, что все трудности в обеспечении временные. Там, у них в России всего много, и скоро в Телеханах тоже наступит изобилие. Если бы не враги социализма и контрреволюция, действующая из своего подполья, то уже товаров было бы «в лавках полно».
Это из-за врагов народа никто в Телеханах не выработал ещё стахановской нормы в 500 процентов. Это из-за врагов трудового народа колхозные коровы не дают ещё по 50 литров молока с каждого удоя, а поле не родит 200 пудов ржи с одного гектара.
Люди, вынужденные слушать этот бред, понимали, что эти разговоры только пропаганда. Никто, однако, не осмеливался протестовать против этого бреда. Угроза НКВД висела над всеми.
***
Дошёл до конца 1940 год, отмеченный НКВДистским террором и бедами каждого дня, без надежды на лучшее. Большевистское празднование Нового года происходило торжественно. В бывшем Доме народном, а сейчас в Доме культуры происходил большой новогодний бал. Пили и танцевали до утра.
После Нового года на территории, занятой большевиками, распространился анекдот, который рассказывали потихоньку. На новогодний бал пришёл советский руководитель с женой, оба приехавшие из глуби России. Сразу же они почувствовали себя неловко, так как многие присутствовавшие на балу люди внимательно разглядывали жену этого руководителя. Он, заинтригованный этим всеобщим интересом, обратился, наконец, к одному участнику бала, местному активисту.
«Товарищ, чем моя жена так заинтересовала собравшихся здесь людей, что они не спускают с неё глаз?»
«Вы, товарищ начальник, заберите отсюда свою жену как можно скорее. Ведь она пришла на бал не в платье, а в ночной кружевной сорочке!»
Не стоит добавлять, что эта несчастная кружевная сорочка, прежде чем попала в руки жены начальника, принадлежала какой-то богатой «буржуйке», вывезенной в Сибирь.
Жители каждой местности, получая злобное удовлетворение от этого жалкого происшествия, утверждали, что оно имело место именно у них…
Т. Цыркунова «Наши Телеханы»
В годы моего детства и юности Дом Культуры был местом очень притягательным для телеханской молодёжи. Правда, кинофильмы в нём уже не демонстрировались, так как для этого предназначался кинотеатр, а в остальном Дом Культуры в полной мере соответствовал своему названию. Директором Дома Культуры в те годы был Александров Анатолий Петрович (на фото в центре первого ряда).
В то далёкое послевоенное время его усилиями был создан драматический кружок, который со временем преобразовался в театр. Анатолий Петрович был не только ор- ганизатором драмкружка, он стал и первым его режиссёром. Какое-то время режиссёром театра работал на общественных началах преподаватель русского языка и литературы Телеханской средней школы – Цудило Фёдор Фёдорович.
Эта фамилия хорошо отложилась в моей памяти, так как это был учитель моей старшей сестры Марии. Как-то мама пришла с родительского собрания, которое проводил Цудило Фёдор Фёдорович. Она была очарована этим человеком. Восхищалась его правильной красивой речью, эрудицией, умением объяснить простыми словами сложные для восприятия детей понятия. Мама не раз посещала «открытые» уроки Фёдора Фёдоровича, была в то время в школах такая практика. Учителя проводили показательные уроки, на которых присутствовали другие педагоги и родители учеников.
Вот что рассказала мне об этом человеке Светлана Андреевна Крек (моя литературная обработка)
«Это было примерно в 1997–1998 году. Фёдор Фёдорович уже не жил в то время в Телеханах. Он уехал на постоянное место жительства в Поречье, на свою родину. Там проживала его старенькая мать. Тамарова Нина Митрофановна когда-то была учительницей этого незаурядного человека, а я и Кульгаева Анна Ивановна были ученицами Цудило Фёдора Фёдоровича. Анна Ивановна работала тогда в школе-интернате, она была учителем математики. Мы знали, что у Фёдора Фёдоровича скоро должен быть юбилей – шестидесятилетие. Я попросила Ромуальду Алексеевну написать стихотворение, посвящённое юбилею этого прекрасного человека и нашего учителя. Ромуальда Алексеевна Пархута написала стихи, с посвящением их Цудило Ф.Ф. И мы втроём отправились в Поречье.
Он ожидал нас, сидя на улице, на лавочке. Был очень рад нашему приезду. Когда мы вошли в дом, я обратила внимание на то, что на стенах висели афиши нескольких спектаклей Телеханского театра. Очевидно, что эти спектакли навсегда оставили хорошие тёплые воспоминания в душе и сердце нашего дорогого учителя, и он сохранял эти афиши долгие годы. Фёдор Фёдорович был тронут и нашим вниманием, и трогательными стихами Ромочки, так я всегда называю свою близкую подругу.
Мы провели в Поречье незабываемый день, вспоминали лучшие годы нашего близкого общения, шутили, пели песни, читали стихи. Эта встреча мне хорошо запомнилась. Когда мы уезжали, Фёдор Фёдорович подарил мне томик Расула Гамзатова, Нине Митрофановне – несколько томов Есенина, что-то он подарил и Ромочке, я уже не помню, что именно. Эта встреча сохранилась в моей памяти на долгие годы, как одно из самых светлых и радостных событий. Общение с такими людьми, как Цудило Фёдор Фёдорович духовно обогащает нас, пробуждает в наших душах и сердцах самые добрые чувства». Конец рассказа Светланы Андреевны Крек
Многие телеханцы принимали активное участие в работе театра. Какое-то время режиссёром театра работала Данута Кузнецова. В музыкальном оформлении и сопровождении спектаклей главная роль отводилась таким музыкантам, как Виктор Курочкин, Виктор Пашкевич, Михаил Кринец. Это были прекрасные музыканты. Михаил Николаевич Кринец часто привлекался и к исполнению разных ролей в спектаклях Телеханского театра. Он имел артистические наклонности и хорошее чувство юмора. Его импровизации, смешные реплики из спектаклей сразу же подхватывались нашими телеханцами – зрителями спектаклей, и «уходили в народ». Участвовали в работе театра и врачи: Омеляшко В.Е., Огренич И.А.; и учителя: Сидюк А.К., Колб Н.П., Колб И.П., Ладун З.К.
Судьба Зиновия Константиновича Ладуна, красивого молодого человека, была трагической. Семья Ладунов проживала в бывшем доме Перельштейнов, вход в их квартиру был со двора. Бывшая столярная мастерская Перельштейна в послевоенные годы была переоборудована и приспособлена под эту небольшую квартиру. Помню, как все Телеханы были потрясены гибелью этого человека. Он работал учителем в Вулько-Телеханской средней школе. Транспортное сообщение в те годы оставляло желать лучшего. Добираться до работы молодому учителю часто приходилось на велосипеде. И одна такая поездка закончилась трагически. Проезжая зимой на велосипеде по льду Вулько-Телеханского озера, он погиб. Лед проломился, и выбраться из образовавшейся полыньи Ладуну Зиновию не удалось. У него остались жена и сын Анатолий, который был одноклассником моего брата Павла. Могила Ладуна Зиновия Константиновича находится недалеко от могилы родителей моего мужа на телеханском кладбище № 1. Навещая своих родных, мы невольно видим и могилку этого человека с такой несчастливой судьбой. Он прожил всего двадцать шесть лет.
Артистами-любителями в Телеханском театре были несколько поколений талантливых телеханцев.
Перечислю фамилии людей, которые навсегда вошли в историю Телеханского театра: Солнцева А., Мисюра М., Викторович М., Лукашевич В., Миронов М., Крек К., Азарова Е., Куратник Т., Ласица М., Климова Н., Карманович В., Хомич Л., Струневский В., Ярмолович Ф., Струневская В., Журавлёв Г., Гертель А., Верич А., и многие-многие другие. Эти люди проявили свои лучшие природные качества, они украсили своим талантливым исполнением самых разных ролей спектакли Телеханского театра. Благодаря таким и подобным им, талантливым людям наших Телехан, созданный вскоре после окончания Великой Отечественной войны драматический кружок был преобразован в театр. А за большие заслуги в идейно-нравственном воспитании населения Телеханскому театру в 1967 году было присвоено почётное звание «Народный». Этот коллектив, состоявший из непрофессиональных артистов, пользовался заслуженной славой в Ивацевичском районе и был широко известен далеко за его пределами. Часто выезжал на гастроли в разные населённые пункты нашей республики, был на гастролях и в крупных городах Советского Союза.
Большую помощь в организации и развитии народного театра оказал артист Брестского областного драматического театра А. Самаров.
Хорошие традиции Телеханского народного театра ныне продолжает молодое поколение наших Телехан: нынешний директор Дома Культуры – Бинкевич Наталья, активные участницы всех мероприятий: Викторович Валентина и Татьяна Лукша, а также и многие другие щедро одарённые природой люди.
В своё время и Лидия Даниловна Улитина была режиссёром и руководителем театра, его вдохновителем, его сердцем и душой. Эта женщина обладала прекрасными организаторскими способностями. Была не только внешне красива, она отличалась и огромным внутренним обаянием. Лидия Даниловна была талантливой комедийной и драматической актрисой. Я запомнила многие спектакли, в которых Лидия Даниловна исполняла главные роли. Работой в школе и в народном театре не ограничивался круг интересов этой незаурядной женщины. Она интересовалась жизнью всего посёлка, была избрана депутатом Верховного Совета Белорусской ССР.
Продолжу свой рассказ о Доме Культуры.
В этом здании работал народный театр, проводились встречи с интересными людьми, помню, что в Телеханы со своим представлением приезжал Вольф Мессинг.
В праздничные дни в Доме Культуры обязательно проходили торжественные мероприятия, собирались люди, общались, смотрели концерты художественной самодеятельности или постановки народного театра. После торжественной части всегда организовывались танцы. На таких мероприятиях молодёжь знакомилась, налаживались взаимоотношения, развитие которых нередко приводило в конечном итоге к созданию телеханских семей. Спиртными напитками тогда молодёжь не увлекалась, это считалось непозволительным, «дурным тоном», и появление кого-нибудь в нетрезвом виде осуждалось всеми присутствовавшими в Доме Культуры людьми. Свободное время телеханцы проводили весело и без «подогрева».
В Доме Культуры работали выпускники культурно-просветительных учреждений. Они и организовывали всю работу этого учреждения. Некоторые из них были по-настоящему талантливыми людьми, своей работой они вносили живительную струю в культурную жизнь посёлка (на фото открытие мемориальной доски, посвященной В.З. Хоружей,
на трибуне – Цыркунов М.И.).
В Доме Культуры работал хороший танцевальный коллектив. С концертами он объездил всю округу Телехан и везде выступления его зрители принимали очень тепло.
Летом больше праздничных мероприятий проходило в парке, который окружал Дом Культуры. В парке была хорошая танцевальная площадка, она была построена на том же месте, где сейчас находится Телеханская средняя школа. И по вечерам по всему посёлку с танцплощадки разносились танцевальные мелодии. Молодёжь танцевала, люди старшего поколения чинно сидели на скамейках, установленных по всему периметру танцплощадки, а дети стояли снаружи вокруг танцплощадки и наблюдали за танцующими парами сквозь щели в заборе.
Помню, как мы с одноклассницами собирались на танцы, как тщательно продумывали и причёски, и наряды. Это была своеобразная «ярмарка тщеславия». Каждой девушке хотелось выглядеть на танцах как можно лучше. Ведь танцы в то время были большей частью медленными, предполагая наличие партнёра и партнёрши. Иногда приезжали на танцы в Телеханы парни из окрестных деревень и посёлков. Местные ребята эти визиты не приветствовали, часто такие приезды «иностранцев» заканчивались потасовками, но это происходило обычно после окончания танцев.
Атмосфера праздника царила на танцплощадке. Кроме хорошей музыки, было устроено и праздничное освещение площадки и парка. Вокруг танцплощадки росли вековые деревья, рядом протекал канал Огинского… Место романтическое, как нельзя больше подходящее для свиданий…
С Домом Культуры в моей памяти связаны два курьёзных происшествия, в которых я принимала непосредственное участие.
Когда я училась в восьмом или девятом классе наша Телеханская средняя школа должна была подготовить концерт художественной самодеятельности к какой-то очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Какое огромное значение придавалось тогда празднованию этих годовщин, хорошо помнят люди старшего поколения. Обычно кто-то из поселкового руководства готовил серьёзный обстоятельный доклад, в котором назывались лучшие предприятия посёлка, а особенно отличившиеся хорошими показателями своего труда, работники этих предприятий, награждались Почётными грамотами, им объявлялись благодарности, вручались премии или ценные подарки.
После торжественной части обычно был концерт художественной самодеятельности. Понятно, что к такому ответственному мероприятию тщательно готовились и мы, школьники. Наша учительница русского языка и литературы – Сидюк Ольга Дмитриевна – знала, что я хорошо рассказывала на уроке «Песню о буревестнике» Максима Горького. Это художественное произведение пролетарского писателя как нельзя лучше подходило к революционной тематике торжественного вечера. Ольга Дмитриевна и предложила организаторам концерта включить в программу этот номер, нисколько не сомневаясь в том, что я не подведу её.
Наступил день, когда должен был состояться этот концерт. Всё шло гладко, без сучка и без задоринки. Дети пели, танцевали, показывали акробатические номера, все старались в силу своего таланта и умения. Зрители тепло принимали школьных «артистов», все ведь хорошо друг друга знали.
Подошла и моя очередь. Ведущий праздничного концерта громогласно объявил:«А сейчас для вас ученица 8-го «Б» класса Телеханской средней школы Лукашевич Татьяна прочтёт «Песню о буревестнике» Максима Горького».
Я вышла на сцену и хорошо поставленным, торжественным голосом, как того требовали обстоятельства, стала читать первые строки всем известного произведения:
«Над седой равниной моря ветер тучи собирает, между тучами и морем гордо реет буревестник чёрной молнии подобный…» и т.д. А в зрительном зале сразу же за широким проходом, разделявшим помещение почти наполовину, в первом ряду сидела большая группа телеханских мальчишек. Эти дети были и моего возраста, и старше меня, и немного младше. Объединяла их всех в одну дружную компанию страсть к всевозможным мелким проделкам, хорошим поведением они никогда не отличались. Это была группа местных хулиганов-подростков. Я, как комсорг, часто проводила с
ними «педагогические» беседы, объясняла им, «как надо жить»… Мальчишки эти, не буду называть ни их фамилий, ни кличек, так как они никогда не обращались друг к другу иначе как по этим прозвищам, сидели чинно, неподвижно. Но мимические мышцы их лиц находились в непрестанном движении. Кто-то закатывал глаза, кто-то сводил их вместе к переносице, изображая полное косоглазие, кто-то, высунув язык, как индеец в американском вестерне изображал им змею, кто-то гримасничал, кто-то притворно плакал, словом, на их лицах происходил своеобразный спектакль, от созерцания которого я не могла оторваться. Я смотрела на них заворожено, так, наверное, смотрит птичка или лягушка на гипнотизирующего её удава. А между тем слова «Песни о буревестнике» постепенно улетучивались из моей головы… Голос мой слабел и становился едва слышным…
Как заезженная испорченная пластинка повторяла я одни и те же слова:
«…глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах…», но дальше жирного тела глупого пингвина дело не шло…
Зрители, сидевшие перед проходом, не могли видеть, что происходит у них за спинами, они с недоумением смотрели на меня, не понимая, почему я вдруг «забуксовала» на одном месте. Точно так же, зрители, которые сидели за этими сорванцами, видели только их затылки. И к тому же в зале была полная тишина, никто не шумел, никто не мешал мне читать произведение великого пролетарского писателя дальше…
Со всех сторон зрительного зала школьники старших классов нашей школы подсказывали мне слова песни об этом разнесчастном буревестнике, который из-за меня никак не мог выполнить до конца свою пророческую революционную функцию…
А телеханские сорванцы, вдохновлённые тем, что их затея успешно воплощается в жизнь, старались ещё больше, при этом сидя молча и неподвижно, как некие буддистские божки…
Мне бы отвести от их лиц взгляд, переключить внимание на кого-то другого, но я, как зачарованная, продолжала смотреть на эти гримасы, постоянно меняющиеся, как кадры в немом кино…
Кое-как с грехом пополам «добралась» я наконец-то до финальной фразы:
«Пусть сильнее грянет буря»! Произнесла её почти шёпотом и стремглав убежала за кулисы. Полный позор! Вслед мне слышалось:
«И это отличница, за что ей только пятёрки в школе ставят»? На следующий день в школе огорчённая моим провалом на концерте, и очень этим расстроенная, Ольга Дмитриевна подошла ко мне и спросила:«Таня, ну что случилось, почему ты так плохо читала? Ведь если бы я не слышала тебя в классе до этого выступления, я бы просто не поверила, что ты это произведение выучила. Это совсем на тебя не похоже».
Что я могла сказать ей в своё оправдание? Я глубоко вздохнула и тихо сказала:
«Простите меня, Ольга Дмитриевна, что я так вас подвела. Я растерялась, когда вышла на сцену и увидела зал, переполненный зрителями».
После моего полного фиаско на сцене Дома Культуры телеханские сорванцы не самого лучшего поведения стали относиться ко мне с полным уважением, не знаю, чем это было вызвано. Может быть, они впервые увидели во мне обычного человека со всеми присущими ему слабостями… Они и до этого происшествия называли меня «Партейная», а после моего сценического провала стали занимать мне лучшее место на дневных сеансах в кинотеатре, наперебой угощая меня подсолнечными семечками или леденцами.
И ещё об одной истории, тоже связанной с Домом Культуры мне хотелось бы рассказать. В то время я работала в школе-интернате лаборантом физкабинета. Вместе со мной работала пионервожатой такая же, как и я, вчерашняя выпускница Домановской средней школы, Светлана Курленя.
Надо было подготовить очередной концерт художественной самодеятельности. Этот процесс уже давно был хорошо налажен и отработан педагогическим коллективом школы-интерната. Все учителя прекрасно знали, кто на что способен, и трудностей с организацией подобных концертов никогда не возникало.
Так было и на этот раз. Дети и педагоги готовили свои номера, всё шло своим чередом. И вдруг Светлана Курленя решила внести свежую творческую ноту в слаженную мелодию подготовки концерта. Ничего лучшего она не придумала, как создать новую танцевальную группу. А надо сказать, что предполагаемые участницы этого будущего коллектива отличались высоким ростом. У самой Светы рост был сто семьдесят восемь сантиметров, Антонина Васильевна, учительница белорусского языка и литературы была такого же роста, у меня тоже рост – сто семьдесят, да и остальные участницы нашей танцевальной группы были такими же по росту, а некоторые ещё и выше.
Напрасно я убеждала Светлану, что девушкам с таким ростом на сцене делать нечего, будем смотреться исполинами, ведь сама сцена за счёт её приподнятости над зрительным залом значительно придаёт человеку рост. Все приведенные мною доводы её не убедили. Светлана стала упрекать меня тем, что я просто не хочу поддержать её личную инициативу, потому что не я была автором этого предложения. Она недовольным тоном сказала мне:
«Вот если бы ты предложила этот номер, то я первая тебя поддержала и помогла бы в создании такой группы»!
Она твёрдо решила довести начатое дело до конца. Я была вынуждена согласиться с ней, чтобы окончательно не рассориться. Начались репетиции в спортивном зале школы-интерната. Пока мы танцевали в спортивных костюмах и «чешках», так тогда называли мягкие спортивные тапочки наподобие нынешних «балеток», всё было благополучно. Отработали медленную часть какого-то русского народного танца, потом перешли к быстрой его части. Всё складывалось хорошо. Нам уже привезли красивые костюмы, которые для нас у директора Дома Культуры попросил наш заботливый и инициативный директор – Зимак Захар Ошерович.
Прошла генеральная репетиция концерта всё в том же спортивном зале, мы танцевали уже под аккомпанемент Михаила Алексеевича Акулича, но всё ещё в спортивной форме и «чешках». Костюмы же из Дома Культуры мы постирали, отутюжили, подогнали под себя и приготовили для выступления на сцене.
На генеральную репетицию пришли Захар Ошерович и Александра Хильевна. Посмотрели наш номер, одобрили:
«Всё в порядке, танцуйте»!
Наступил день выступления. Как только мы нарядились в русские народные костюмы, появились первые сомнения. Юбки были широкими, пышными, длинными и значительно добавили всем нам объёма. Это было ещё полбеды в сравнении с тем, что к костюмам полагались пятнадцатисантиметровой высоты кокошники и красные сапожки на крепких, хорошо подбитых металлическими подковками толстых устойчивых каблуках. Можно себе представить, какого роста мы все стали в этой нарядной экипировке – даже самые «маленькие» – без малого два метра! А некоторые и того выше! «Гром-бабы», – такое сравнение невольно приходило в голову. Но делать было нечего, надо было выступать.
И вот объявили наш номер.
Первым на сцену вышел наш музыкант – Михаил Алексеевич Акулич – прекрасный знаток своего дела. Он начал играть. Со сцены полилась чудесная русская народная мелодия… И вдруг, под эти волшебные звуки музыки на сцену шагом «белых лебёдушек»
«выплыла» самая настоящая гренадёрская рота. Нам и самим-то казалось, что своими кокошниками мы упираемся в потолок сцены, а каким же это зрелище было снизу, из зрительного зала? Неудивительно, что в зале сразу же раздались первые робкие смешки, которые тихой лёгкой волной прокатились по зрительному залу и тут же затихли, так как на засмеявшихся людей все остальные зрители зашикали.
Пока шла медленная часть танца, всё ещё было терпимо, мы старательно отрабатывали хорошо разученные движения, водили хоровод, гибко извивались, «переплетаясь» в танце, парами выходили в «ручейке». Надо отдать должное нашему аккомпаниатору
– Михаилу Алексеевичу, он играл бесподобно, отвлекая своим талантом внимание публики от нас, и своей игрой отчасти нивелируя нашу громоздкость.
Но так было до начала быстрой части танца. Как только ускорился темп мелодии, а мы соответственно этому притопнули ногами и прихлопнули руками, клубы пыли взвились и от наших каблуков и от широких юбок. Дальше больше – жалобно застонали половицы под тяжестью наших тел, а подкованные каблуки красных русских сапожек выбивали дробь, схожую с топотом копыт хорошего табуна лошадок, бегущего по брусчатке. «Цокот» этих каблуков по полу сцены почти полностью заглушил чудесные звуки русской народной мелодии. Наши зрители уже никак не могли удержаться от смеха, поначалу ещё тихого, старательно сдерживаемого, но мгновенно прорвавшегося, как бурный весенний паводок, сметающий всё на своем пути, и зрительный зал содрогнулся от гомерического хохота, сопровождавшего наш танец до его завершения.
Когда мы вышли на авансцену для поклона, раскрасневшиеся, разгорячённые, щёки у каждой – кровь с молоком – и только взялись за руки, собираясь дружно поклониться зрителям, как в полной тишине из задних рядов зрительного зала раздался прокуренный бас:
«Вас бы на лесоповал, девушки, цены бы вам там не было»! И зрительный зал снова взорвался хохотом…
Ещё только один раз повторили мы этот танец на концерте в каком-то сельском клубе, в Речках, в Краях, или в Гортоле, я уже точно не помню. И реакция зрителей была аналогичная, мы уходили со сцены, сопровождаемые язвительными репликами, среди которых выражение – «телеханские тёлки» было самым приличным…
С повинной головой пришли мы со Светой к Захару Ошеровичу и всё ему рассказали. Он тоже от души посмеялся, как человек с хорошим чувством юмора, и сказал:
«Ну, вот что, повеселили людей и хватит, сдавайте костюмы, отдам их в Дом Культуры…»
На этом наша танцевальная карьера была закончена.
И ещё об одном замечательном телеханце, оставившем свой яркий след в наших Телеханах, мне хотелось бы рассказать.
У моего мужа имеется одна-единственная вещь, которая осталась ему на память о родителях. Это семейный альбом.
В этом альбоме имеются фотографии военных лет, на которых навеки запечатлены молодые лица родителей моего мужа, фотоснимки их боевых друзей, соратников-фронтовиков, самых разных интересных мгновений жизни. Имеются фотографии их родственников, близких друзей, хороших знакомых, сослуживцев и т.д. Эти фотоснимки выполнялись в разные годы и разными людьми.
Особенное место в семейном альбоме занимают фотографии, которые были сделаны телеханским фотографом, работавшим в фотоателье наших Телехан в те далекие шестидесятые годы. Эти фотографии сразу выделяются среди других своим своеобразным «почерком». На них невозможно не обратить внимание. Вот так же сразу можно отличить ювелирные изделия, выполненные знаменитыми мастерами этой сложной кропотливой художественной профессии. Подобно тому, как на такие «именные» изделия ставится клеймо мастера, изготовившего их, точно такое же условное «клеймо» имеется и на фотографиях телеханского фотографа. Они резко отличаются от всех остальных, хотя на них и не поставлено никакой особой метки.
Чем же эти фотографии так выделяются на общем фоне? А тем, что они сделаны с большим художественным вкусом и точным знанием дела. Их автор – Корж Антон Михайлович.
Этот человек был уникальным специалистом, профессиональным фотографом высокого класса.
Ещё только один раз в жизни довелось мне встретить подобного большого мастера своего дела. Это было в городе Витебске. Наша учёба в институте подходила к завершению. Староста нашего курса Калугина Валентина Ивановна «озадачила» моих однокурсников созданием нашего выпускного альбома. Надо было каждому студенту сфотографироваться для оформления этого альбома. После занятий мы пришли в фотоателье на улице Кирова в Витебске.
В тот день я очень плохо себя чувствовала, сильно болело горло, голова «раскалывалась», никакой причёски на моей голове не было, да мне и не хотелось как-то особенно выглядеть на этой фотографии. А многие девушки нашего курса в тот день пораньше сбежали с лекций и посетили парикмахерские с целью приведения себя в должный парадный вид. Начались съёмки. Мы по очереди входили в «тёмное» помещение, усаживались на табуретку, и «… фотограф щёлкает и птичка вылетает…», как в известной песне у Булата Окуджавы.
Подошла моя очередь, я вошла, увидела тучного пожилого седовласого человека, поздоровалась с ним, и уселась на табуретку. Выражение лица у меня было самое мрачное. Я только отбывала повинность. Этот человек внимательно посмотрел на моё суровое лицо, усадил меня несколько иным образом, изменив то положение, которое я сама выбрала для себя, попросил меня смотреть в определённом направлении. Я послушно выполняла его указания с совершенно отсутствующим выражением лица и с единственным желанием поскорее завершить эту процедуру.
И вдруг этот человек приложил левую руку к своему сердцу и сказал:
«Девушка, не надо сидеть с таким мрачным выражением лица, лучше взгляните, как бешено бьётся моё бедное сердце»!
Я невольно перевела взгляд на его очень упитанную грудь, на то место, где по всем законам анатомии должно было находиться его «бедное» сердце, рассмеялась, и в этот момент он меня сфотографировал. Эта фотография стала самой лучшей в моей жизни. Больше никто и никогда не сделал лучшего снимка. Она есть в этой книге, там, где размещены фотографии моих сестёр и братьев.
Вот таким же прекрасным мастером своего дела был и наш телеханский фотограф – Антон Михайлович Корж!
Как наяву вижу я перед мысленным взором своей зрительной памяти его невысокую складную коренастую фигуру. Антон Михайлович всегда был аккуратно одет, часто я видела на нём светлую или белую рубашку, рукава которой были подвёрнуты до лок- тя, чтобы не мешать его точной работе. Русые волосы на его голове были разделены пробором, аккуратно причёсаны, а лицо тщательно выбрито до «синевы египетской».
Неотъемлемой и самой существенной деталью внешнего облика Антона Михайловича, невольно сразу же привлекавшей к нему внимание, был большой фотоаппарат, я уже не помню, какой марки или производства какой фирмы был этот вспомогательный инструмент большого художника.
Как невозможно представить себе скульптора – без резца или без штихеля, художника – без кисти и палитры, хирурга – без скальпеля, так же невозможно было представить себе Антона Михайловича без фотоаппарата. Этот оптический прибор являлся как бы естественным продолжением самого Антона Михайловича, способом его самовыражения. Окружающим Антона Михайловича людям, этот фотоаппарат казался самым верным его «другом», так органично он вписывался в облик фотографа.
И куда бы ни направлялся Антон Михайлович, его преданный «друг» – большой фотоаппарат, висевший на тонком кожаном ремешке на шее, всегда сопровождал своего хозяина.
Ни одно сколько-нибудь значимое событие, происходившее в Телеханах или в окрестных деревнях, не могло состояться без участия в нём Антона Михайловича.
Это был большой художник, виртуозно владеющий чувством прекрасного, великий мастер своего дела. Он умел мгновенно безошибочно выбрать самый удачный ракурс для своего снимка, чутко уловить тот самый наиболее подходящий миг, когда надо нажать на кнопочку, точно так же, как лучший снайпер высокого класса всегда угадывает своим инстинктом, когда ему следует нажать на спусковой курок. И как пуля классного снайпера всегда достигает своей цели, так и снимки Антона Михайловича попадали «в точку». Разница была только в том, что пуля снайпера всегда несла в себе чью-то смерть, и как следствие её – разрушение, а снимки Антона Михайловича были направлены на увековечивание, а точнее, консервацию мгновений быстротекущей человеческой жизни. Снимки Антона Михайловича были нацелены на созидание, на запечатление уходящих в вечность неповторимых мгновений нашего бытия. Фотографии, некогда выполненные Антоном Михайловичем, актуальны и сегодня. На них мы видим лица наших телеханцев, многих из которых до сих пор помним и любим.
Следует мне сказать ещё и о том, что фотоснимки Антона Михайловича всегда получались прекрасными. При этом надо учитывать и то обстоятельство, что техника тогда была далеко не такая «умная», «продвинутая», как в настоящее время. Отснятую плёнку надо было сначала проявить, закрепить, снимки тоже проявить, закрепить, распечатать, обрезать и так далее, что тоже требовало больших затрат времени, а так же недюжинного мастерства, трудолюбия и умения.
И Антон Михайлович Корж всегда успешно справлялся с такой сложной многогранной работой. Более того, он по велению души и по собственной инициативе даже доставлял свои работы на дом тем людям, кто был запечатлён на его снимках.
Рассматривая его фотоснимки, я всегда удивляюсь художественному вкусу этого одарённого человека, его профессиональному мастерству, его безошибочному выбору нужного мгновения и лучшего ракурса для своих фоторабот. Антон Михайлович Корж благодаря своему таланту, а также своей скрупулёзной работе, запомнился многим жителям наших Телехан на долгие годы. Он оставил после себя значимый след.
Жаль, что в те времена не было принято устраивать авторские фотовыставки, не проводились конкурсы на лучший снимок, мне представляется, что на таких фотовыставках и конкурсах Корж Антон Михайлович по праву всегда занимал бы призовые места.