ГЛАВА 1.
БОСОНОГИЕ СТРАДАНИЯ…
Маринка спешила – скоро стемнеет, а брата так и не нашла. Сердилась по-сестрински, даже по-матерински: «Паршивец! Ну, погоди у меня… Найду, отлуплю, не помилую! Заноза родная…»
Брат Вик был на четыре года младше. В семье у всех детей была разница в возрасте такая – четыре.
Как рассказывала мама, ей, ещё молодой и неопытной, об этом предупредил пожилой врач-еврей, обследовав испуганную юную женщину, пришедшую на аборт:
– Запрещаю. Категорически. Этого придётся родить, голубка моя сероглазая. А вот потом заруби себе на своём курносом носу: три года живёшь открыто, четвёртый год остерегайся, следи за этим строго. Так у тебя устроен твой женский организм: пиковая овуляция будет на четвёртый год. Не спрашивай объяснений. Я врач дореволюционного образования и боевой закалки, свои секреты имею и храню. Просто помни: три – спокойные, четвёртый – берегись.
Получилось точно по прогнозу. Второй сын родился погодком первому, а вот все последующие детки так и рождались – на четвёртый год.
Маринка была четвёртым по счёту ребёнком, Ник – пятым. Был ещё один – Алёнка, да померла от страшной хвори редкой, прожив девять месяцев.
Мари было двенадцать, Вику – восемь, вот и опекала егозу и бегунка строго, следила за каждым шагом, предугадывала, что ещё задумал своенравный отпрыск и любимка семьи – последыш.
Старшей сестре, Ванде, они оба были до лампочки. У неё уже имелась безответная любовь, последний класс школы и почти взрослые заботы – несносная, одним словом. Плюс – отвратительный характер звезды местного разлива и выдуманная «трагедь» в духе захудалого провинциального театра.
Уж что сестре тогда в голову влетело – неведомо, да только наплела она «по страшному секрету» своей подружке, что домогался её отчим (отец Мари и Вика взял мать с тремя детьми). Семья подружки поверила горючим слезам лгуньи, возненавидев попутно поздних сестру-брата горемыки.
Зачем была Ванде нужна такая «легенда», бог знает, но Марине пришлось отмываться от грязных слухов не один год. Потому не было меж единоутробными родичами особой любви и близости. Как и доверия.
Мари пришлось взвалить на свои детские плечи уход и воспитание брата, поскольку родителям было некогда – вечные смены да вахты в погоне за лишней копейкой. Так, считай, и вырастила. В ясли водила, в школу за ручку, в больницу тоже ей пришлось ложиться как-то… Весело. Но так жили тогда все. Не роптала. Даже находила в такой ранней мамкинской работе прелесть – полюбила детишек до писка!
Вот и волновалась страшно, не находя братика! Уж взмокла вся, как мышь, обегая по второму кругу село и его закоулки…
– Тпруу… Эй, Маришка… Ай, к,ыз… Ток,та… Сен естеймісін мені?..*
Старый СатАн притормозил ослика, преградил рукой, остановив стремительный бег взмыленной девочки.
– Вик ищешь? Да? Свой брат?
Когда кивнула, вытирая тыльной стороной ладони мокрые виски, вздохнул облегчённо:
– Я сам видел твой мальщик… Они с друзьями за летний клуб сидят… Костёр жжёт, птичка жарит… Голодный!
– Спасибо, дедушка Саша! – поклонившись неловко, приложила тощую руку к налившейся рано груди. – Теперь найду!
Подпрыгнув, кинулась ланью вниз по улице, лишь взметнулась линялым серовато-розовым облачком короткая юбчонка.
– Эээ… Он там с Дениска! И Рыжий… И…
Поняв, что уже не услышит, смущённо усмехнулся в седой ус, крякнул, помотал головой в выгоревшей тюбетейке.
– Вай… как ирбис! Бегите, мальщики… Сестра сердитый бежит…
Хлестнул ишака и поехал неспешно домой, оглядываясь на удаляющуюся девочку, посмеиваясь и бормоча под нос на казахском:
– Жак,сы эйелі мен анасы болады…**
За летним клубом и нашла сорванцов: сидели плотной гурьбой вокруг догорающего костерка и что-то старательно жарили, держа куски проволоки в руках. Присмотрелась: нанизаны тушки маленькие. Вздохнула понимающе: «Дрозды или воробьи. Ишь, сколько рогатками настреляли…»
Тихо подошла, села позади, легонько постучала по плечу ближайшего мальчишки.
– Готово?
– А то! Сейчас… – обернул на шёпот чумазую мордашку и вытаращил глаза. – Мариш…
– Ни с места! – подпрыгнув, сцапала в длинные руки трёх пацанят. – Держите улов! Улетят!
Рыжий, было, рванул прочь, да окликнула его зычно: «Назад, трус!»
Остановился, удивившись, выпрямил рослое тело, расправил плечи, гордо вскинул голову в рыжих кудрях и вернулся к костру. Сев, поднял трофей, тряхнул от пепла, одну проволоку протянул девочке.
– Держи, смелая. И трусом больше не обзывай – осерчаю.
– Пссс… Спужал он мине… От счас описаюсь… А то и штанишки обмараю…
Расхохотались, опасливо косясь на старшую.
Быстро расправились со скудной пищей, сгоняли к арыку, ополоснули мордочки и руки, робко сбились в кучку, ожидая выговора, а то и расправы.
– Галопом по домам. Быстро и тихо. Ещё раз на этом поймаю – так не отделаетесь. А ты… – вскинула строгий взор на Рыжего, – отвечать будешь за всех – по праву старшего. Больше никакой охоты в границах села. Таска чего бы то ни было запрещена. Хотите мира, послушаетесь. А теперь, брысь!
Схватив Вика и Дениску за руки, дала возможность остальным удрать домой. Повела закадычную парочку вверх по улице.
– День… от тебя не ожидала… Ты же не вор по натуре! – строго посмотрела на притихшего Дениску, друга брата. – Это у Вика руки «липкие», ты другой… Не поддавайся на уговоры. Плохо может закончится. Не дурак же ты круглый…
– Воробьи только… Рогатку папа новую наладил… – понимал, что виноват.
– А что тут такого? – Вик дёрнулся, но вырваться не смог – руки у сестры были хваткими.
– Цыц, воробей! А то самого зажарю! – зловеще прошипела, сжала ещё сильнее руку. – Моли бога, чтобы папка не узнал… СатАна встретила, он и сказал, где вы… Может, промолчит?..
Проводив до калитки Дениску, кивнула удивлённой матери Людмиле.
– Простите, тётя Люда. У нас он засиделся… Я прибиралась на огороде, они костёр жечь принялись. Еле оторвала!
– Картошку, что ли, пекли? Чумазые… – рассмотрев в вечернем свете сына, ахнула. – Титан истопила вовремя. Помоетесь? А, Мариш?..
– Спасибо большое! В следующий раз. Спешим мы. Скоро папа придёт со смены. До свидания!
Помахав в четыре руки, с Виком ринулись домой.
Еле успели помыться в арыке…
Прошло четыре года.
Сестра уехала в Москву учиться, Мари заканчивала восьмой, Вик четвёртый.
Предстояла разлука: Марина решила ехать к Ванде. Волновалась больше не за себя, а за брата: «Кто теперь присмотрит за этим бандитом? Рыжий к отцу переехал, теперь на него нет надежды. Денежка? Слабак. Марат? Там у самого проблем достаточно… Игорь? Мать костьми ляжет, не выпустит из дома. Наседка ещё та… Хотя, после смерти дочери боится за мальчишек своих…»
Тяжко вздыхала, виновато покачивая головой, понимая, что отъезд несвоевременный, но необходимый по ряду причин…
– Маришка…
Её выловила как-то Людмила, мать Дениса
– Это правда? Уезжаешь в столицу?
– Да. Так нужно. Слышали же?..
– Это ты про турков на танцах?*** Да, слышала всё… Ужас такой… – передёрнулась полными плечами, кутаясь в тонкую шаль. – Так это ты там была?.. Среди мужиков? Ой, отчаянная! С ума сошла? Там же уголовники были! Ох и оторва же ты… Теперь ясно, в кого Вик! – расхохоталась. – Теперь он без тебя оторвётся…
– Сама переживаю…
– Я это и хотела сказать… Присмотрим. За своим ужесточим присмотр, и за твоим понаблюдаем.
– Благодарю, тётя Люда… Низкий поклон земной вам всем…
Когда уже заворачивала в свой переулок, догнал Денис, больно схватил за руку.
– Не зашла даже! Не хочешь попрощаться?
В негодовании дрожал тощим и рослым, в отца, телом, бледнел узким лицом, руки, держащие её запястье, взмокли.
– Когда?.. – даже не договорил – голос осип.
Присмотрелась внимательно к мальчишечьему лицу, протянула свободную руку, ласково погладила по длинным волнистым русым волосам, опустила пальцы на гладкий ещё подбородок, задержала на ямочке – как у матери, улыбнулась тепло и ясно, будто согрела солнышком.
– Завтра. Проводишь?..
Замер, тело напряглось тетивой, серые с поволокой глаза распахнулись, дыхание застряло в горле, отчего только сдавленно вскрикнул, перехватил её руку, оторвал от подбородка. Постояв, вдруг порывисто обнял длинными ручищами-граблями и… рванул прочь куда-то вверх по улице…
Ахнув, постояла, потрясённо смотря в спину подростка, виновато поникла головой:
– Не проводишь, значит…
Пришлось вернуться в девятый – в преддверии Олимпиады в столице принимали только после десяти классов – общежития забрали в столичный жилфонд и гостиничную сферу.
К лучшему – теперь сама могла присматривать за быстро растущим братом и его шатией!
Когда стало понятно, что в десятый нет смысла идти (затяжной конфликт с директрисой школы принёс свои горькие плоды), вновь засобиралась в Москву.
«Теперь, как только Олимпиада отгремит, общежитий будет вдоволь», – сообщила в письме Ванда.
Собрала друзей Вика в парке, устроила вечеринку с угощением и гитарами – взрослели парни на глазах. Тринадцать. Пубертат ранний – Азия с её сумасшедшим солнцем. Первые чувственные порывы и влюблённости. Понимала, тайком вздыхала, деликатно наблюдала со стороны, волновалась. Куда ж без этого?
– Не психуй, Марин. Я теперь буду вместо тебя за этими оглоедами приглядывать, – сестра Дениса Лена воинственно оглядела притихших парней. – Только заикнитесь, что я младше вас! Два года всего! Не проблема! Поколочу, как старшая!
Сурово насупила светлые бровки, погрозила немощным кулачком всем поголовно, включая подружек.
– И вам не спущу. Не пудрить мозги парням! Я перед Мариной отвечаю головой! Слушаться!
Парни гоготали, держась за животы, дрыгая длинными ногами, косились на возмущённую опекуншу новоявленную, согласно кивали, зыркая заговорщически глазами.
Марина посмеивалась, обнимала озорников тёплыми родными руками, до кого могла дотянуться, что-то пустяшное и невинное шептала на ушки…
Мальчишки кивали, соглашаясь на все условия, прекрасно понимая, что нарушат неизбежно – возраст такой.
– Нет, ты только посмотри на их нахальные рожи, Маринчик… – стенала Лена, беспомощно потрясая белыми руками-крыльями.
– Сама не влейся в их шайку, милая… Захочешь переплюнуть, не заметишь, что стала такой же… – лишь тихо со смехом отвечала.
– Ха! Я уже курить пробовала! Так и сказала: не хотите бросить – сама закурю!
– Дура… Мать чуть не удушила собственными руками… – Деня простонал виновато.
– Дурное дело нехитрое. Здесь соревнование не приемлемо, – заметила Мари.
– А как тогда их держать, Марин?! – взвыла Ленка.
– Уговорами. Не услышат – топтать им зону и смотреть на небо в клеточку. Это и помни, родная… И не вини себя потом…
Разошлись по темени.
Денис, проводив Лену домой, пошёл с Виком и Мари.
На перекрёстке Вик быстро ушёл, оставив друга с сестрой.
Сказать, что удивил – мало, потряс просто! Ошалело огляделась: тихо, никого, поздний вечер. Очнулась, когда юноша взял за плечи, заставив, таким образом, смотреть и слушать.
– Ничего не скажешь на прощание, Маринка? – ломающийся голос был взволнован.
– Эй, ребёнок, ты о чём?
Отшутилась, во избежание необдуманных поступков с его стороны, приникла к мужской груди, содрогнулась худым тельцем.
– Продрогла что-то… Зайдём?..
Его руки медленно соскользнули с её плеч и обняли, согревая. Прижимал к себе всё сильнее, сердце же билось так, что просто сотрясало рослое не по годам тело.
Поняв, в чём дело, быстро вывернулась из рук, перехватила, крепко сжала запястья, прижала к его бёдрам с тихим и строгим «к порядку».
Дышал стеснённо и надсадно, сверкал тёмным жемчугом глаз в полумраке переулка, старался совладать с непослушным организмом и вырвавшимися так не вовремя чувствами.
Вздохнув покаянно, попыталась завершить неожиданное свидание с честью и минимальными потерями.
– Рада, что уезжаю. Самое время, не находишь? Спасибо, что любишь. Это будет согревать меня там, далеко, в столице. А ты учись, расти, постарайся не сломать себе жизнь. И следи за Леной – бедокур ещё тот. За неё больше переживаю, чем за Вика…
– А я?..
– Ты страж, воин. И всегда им будешь. Настоящий солдат и мужчина. Пусть ещё юный. В стародавние времена тебя на следующий год уже зачислили бы в дружину к князю. Попал бы в личную охрану, присматривал за молодыми княжнами и княжичами… – невесомо-трепетно рассмеялась, вызвав обожающую и… страстную улыбку у Дениса. – Вот только не позволили бы так смотреть на них. Воздержание и кротость! Глаза долу, отрок!
Сжал губы, виновато опустил голову, лишь гулко стучало ретивое, гоня с бешеной скоростью дурную кровь по венам…
Пять лет подряд приезжала лишь на пару недель.
Старалась держаться в компании одноклассников и знакомых, часто уезжала к молочной казахской сестре, только бы не оставаться наедине с другом брата, пока тот не перерастёт детскую любовь и страсть, пока не уйдёт в армию.
* – Эй, девочка… Постой… Ты слышишь меня?.. (каз.)
** – Хорошая жена и мать будет… (каз.)
*** – …турков на танцах? – История отражена в повести «Вылет задерживается».
Март 2020 г. Продолжение следует.
Фото из личного архива: пруд, март.
http://www.proza.ru/2020/03/23/2050