Кто из нас задумывался всерьёз, почему при строительстве дома хозяин непременно сооружал в нём подполье. Можно понять для чего оно нужно, именно в доме, но вот почему, зачастую, творила того самого подполья располагали чуть ли не по средине комнаты? Не на кухне, а именно в жилой комнате. Вопрос особо никого не волновал, даже деда Степана, не произойди с ним намедни этот случай.
Степан с женой отстроили свой дом лет пятьдесят назад. Теперь, под старость лет, в свои семьдесят с лишком, он не мог поверить, что было это так давно. Ему казалось, строился он с неделю назад. Ну, не с неделю, так с две, эка разница.
Подполье Степан оборудовал на совесть, будто собирался большую часть своей жизни провести именно там, в подземелье. Правда, времени на его обустройство ушло уйма, не один год, пока довёл до ума.
Жена порой начинала ворчать и ревновать Степана к подполью. -Что, мол, зря силы тратишь, вылизываешь все. Появятся мыши, всё источат!
А нет! Степан рассуждал по-своему. Земляные стенки укрепил тёсом, оборудовал полки под банки с соленьем и вареньем. Отгородил закрома для картошки, чтоб та не рассыпалась по всему подполью. Приделал небольшую лавочку, чтоб сподручней было перебирать овощи, когда понадобятся.
С годами запасы Степана и Нюрки полнились. Что-то исчезало, что-то приходило заново, а что-то оставалось нетронутым на долгие годы. К этому «что-то» относилось в основном варенье, которое, когда засахарилось, отодвигалось в дальний угол. Случались годы, когда та или иная банка начинала пузыриться, крышки взлетали в воздух, словно кто их подрывал изнутри.
Тогда подполье полнилось сладко-кислым запахом, который нет- нет да и вырывался наружу, гуляя по просторной комнате…
С годами Степан не только старел, но и мудрел. Видя, что варенье начинает «бунтовать», пускал быстрёхонько его в ход.
Жены не было дома, когда он спустил в подполье припасенный, двадцатилитровый бидон, который приспособил для дела, закладывая в нем бражку. Чтоб сохранить всё в тайне, Степан пошёл на хитрость, незаметно заузил творило, сделав его настолько узким, что в него могло пройти только его, сухощавое, долговязое тело.
Полноватая Нюрка, ещё по молодости, заглядывала с десяток раз в подполье, но с возрастом, располнев, вовсе отказалась от этой затеи, положившись полностью на мужа. Когда в период созревания бражки, она пыталась выведать, чем так сильно тянет из подполья, Василий шёл на хитрость. Спустившись в подполье, выдавал на верха забродившую банку варенья. Откинув крышку, подносил к носу, чтоб та могла понюхать её содержимое. Она морщилась, отодвигая банку рукой в сторону. Затем уже сама, поставив у печи эмалированную кастрюлю, заряжала «косорыловку» - так называла по-своему бражку. Для крепости бросала щепоть риса, немного дрожжей, чтоб та веселее гуляла. Когда «косорыловка» вызревала, отведывала её первой, а уж потом, накрыв стол, приглашала Степана.
Вместе они грели в застолье свои старческие души, принимая на грудь не ради пьянки, а исключительно для аппетита.
Иногда приходили в гости сын со снохой, и они уже, всей компанией, расхваливали Нюркину «косорыловку». Зачастую жена, угостив Степана, убирала «косорыловку » со стола. Степану явно не хватало принятого.
Под тем или иным предлогом нырял в подпол. Добавив своей бражки на грудь, выдавал «на гора» то кочан капусты, то кусок соленого сала.
Когда сын женился, на пару с отцом они, в тихую от жён, заглядывали в подполье по очереди, подстраховывая один другого. Семейная тайна была незыблемой.
Сноху Степан в подполье тоже не пускал, хотя та догадывалась, что там делается, но молчала, чтоб не подымать лишний шум между стариками, помогала хранить мужскую тайну…
После смерти жены, Степан всё чаще стал заглядывать в подполье. Однако года были уже не те. Здоровье понемногу сдавало. Лишняя кружка валила с ног, на час другой оставляя его в подполье. И вытащить бы всё , да нет, привычка ! Уже несколько раз выдавал сын его тело, словно уголь из шахты, на поверхность, укладывая в кровать отяжелевшего отца, но на пользу старику уроки не шли.
Третьего дня Николай собирался в командировку. Вечерком заглянул к отцу. Посидели, погутарили, приняли по паре кружек, повеселили душу.
Дом сына располагался на противоположной стороне улицы. Из его ограды был виден двор отца. Когда через два дня сноха Валентина поймала себя на мысли, что не видела эти дни во дворе Степана, забеспокоилась.
Дверь в дом оказалась запертой изнутри. Она обошла дом, заглянула в окна. Никого не видно. Попинав ногой дверь и не получив ответа, сходила в сарай, где старик хранил инструмент. Разогнув скобу, умудрилась зацепить крючок и откинуть его в сторону.
На кухне было пусто. Валентина позвала:
- Папа, ты где? Ответа не последовало. Она прошла в комнату.
Посредине комнаты зияла черная дыра в подпол…
Перед командировкой сына Степан немного «перебрал». Утром голова болела. Душу мутило, она горела. Требовалось срочно поправить здоровье и загасить пожар в душе. Степан нырнул в подполье. Пропустив пару кружек, выбрался
наверх, прихватив кусок сала. Прошёл на кухню, порезал его на кусочки, перекусил. Подумал об огурчиках. Снова шагнул в комнату. На мгновенье его отвлёк какой-то посторонний стук. Мимо пронеслась кошка. Он крутанулся, и
в то же мгновенье подполье приняло его тело. Не поняв, что произошло, старик на секунду замер. Нащупал под собой мешки с капустой, что припас на зиму сын. Пошевелившись, почувствовал боль в боку. Пересилив себя, зацепил в темноте кружку с припасённой бражкой, выпил. Чуть помедлил. Зачерпнул ещё, снова выпил. Немного переждав, выбрался наверх. Постоял у творила, соображая, что делать дальше, повернулся налево, сделав шаг.
Открытое творило подполья очередной раз приняло тело Степана в свои объятья. И на этот раз он угодил на мешки с капустой. Очнувшись после падения подумал о твориле: «Черт бы тебя побрал. Почему не закрыл?»
Пьяный склероз оказался сильнее трезвого разума. После прихода в чувство, решил не спешить с выходом наверх. Пошарил на полочке, нащупал огарок свечи, зажёг его. Принял на грудь ещё немного. Под глазом пекло. В боку что-то ныло. Локти горели. Он прислонился головой к стенке подполья и тут же ощутил боль в затылке. Проведя рукой, нащупал шишку.
Степан ненароком заподозрил во всём нечистую силу. На верху заскрипели половицы.
-Точно нечистая, - он замер.
Будто в подтверждение огарок свечи погас. Степан перекрестился три раза и сплюнул в угол. « Бес попутал, что ли под старость лет?»
-Папа, вы дома?
Не получив ответа, сноха, припав на колени, заглянула в подпол.
-Точно нечистая! Сгинь, сгинь, нечистая, - старик замахал руками.
-Да это я, Валентина!
Она помогла Степану выбраться на свет. Рубашка на старике оказалась порвана. Под левым глазом красовался огромный синяк, локти были в ссадинах.
Усадив его на диван, Валентина задвинула крышку на творило подполья. Чуть отдышавшись, старик выругался:
-Мать твою, эдакую. Кудрит да через коромысло! Какой дурак тебя посреди избы мастерил ? – он глянул на творило.
Будто в ответ внутренний голос подсказал: « Ты, Степан, ты!»
Дед засмеялся:
–Бледнолицый два раза наступил на грабли, а я три раза летал в подпол, будто в космос.
-Хорошо, ещё живы! Давайте не балуйте более, папа. Вечером Николай приедет, проведаем. Сноха накинула на крышку половик, вязанный свахой.
Не успела Валентина выйти за ограду и закрыть за собой калитку, как Степан встал. Подойдя к лавке, что у печки, пошарил под ней рукой. В руках появилась литровая банка с бражкой. Ушибленное тело ныло. Требовался компресс для души. И дед Степан пролил, очередной раз, бальзам на душевную рану.
Что ни говори, а иногда помогает!