Лепо

Харченко Вячеслав
Боже, как поют птицы в Южном городе! Пьють-пють, пью-пью, фью-фью. В Москве я знал лишь соловья. И то приедешь на дачу в Конаково к Герману Власову, выпьешь водки и Герман вдруг вскрикнет: «Слава, Слава – соловей!». И сидишь и слушаешь этого бедного майского одинокого соловья, боясь его вспугнуть. А в Южном городе поет всякая хрень! Иногда кажется, что и воробьи поют, и вороны и галки и голуби. Музыка! Музыка!

Утром в 8-00 закончились сигареты, и я прошелся до магазина, но по дороге решился подстричься. Сделал почти под ноль, но пришла мысль, что я ни разу не был на железнодорожном вокзале Южного города. Я был в тапках, без шапочки и в куртке на футболку, но эта странная тяга к поездам повела меня на вокзал. Никуда я ехать не собирался, но на вокзале стояли южные мужчины и один из них, осмотрев мою почти лысую голову, тапки и пачку сигарет «Донской табак», которую я мял в руках, неожиданно произнес:
- В Евпаторию хочешь, - и показал на почти заполненную маршрутку.
Я вспомнил песчаные пляжи Евпатории, гул прибрежных кафе, запах бараньего шашлыка, бегающих тут и там детей и протяжно произнес:
- Куда?
- В Евпаторию, - радостно взмахнул рукой южный мужчина в широкой кепке.
Я осмотрел свои тапки, нащупал в кармане тысячу рублей, посмотрел на термометр на мобильнике (он показывал +16) и сел в маршрутку.
Вдоль трассы цвел миндаль, абрикоса, персики. Я мчал в маршрутке и фотографировал их на телефон, отправляя фотографии по вотсапу в семейный чат.
- Ты где? – спрашивали меня в семейном чат.
- Я в маршрутке – отвечал я.
- В какой маршрутке, - спрашивали меня в семейном чате.
- В быстрой, - отвечал я.
- Ты же ушел за сигаретами, - спрашивали меня
- Я еще подстригся, - отвечал я.
Через час я был у моря. С моря дул холодный пронизывающий ветер. Никто в марте не купался, песчаные пляжи были пустынны, детей не было, шашлыков никто не жарил. Я быстро замерз и купил шерстяную шапочку на лысую голову, теплые носки на резиновые тапочки и выпил пятьдесят граммов водки «Медов» в угрюмой забегаловке. Мне еле хватило денег на обратную маршрутку.
- Ты где? – спрашивали меня в семейном чате.
- Я еду, - отвечал я и постил фотографии мрачного бушующего моря.
Когда я вернулся в Южный город, то там было +16, тепло и солнечно. Я снял шерстяную шапочку и носки. Купил цветы и пошел домой.

В Южном городе есть ИКЕА. Точнее не так. Я искал ортопедический матрас жене в Яндексе и на карте увидел значок ИКЕА. "Ни фига себе" , - присвистнул я, - "в Южном городе есть ИКЕА". Мне представилась огромная гудящая московская коробка, раскинувшаяся на тысячах квадратных метров, с людским муравейником, с толкающимися людишками, с взмыленными продавцами, с желтыми сумками, фрикадельками и машинной давкой на стоянке. Все московские ИКЕИ стоят за городом, потому что это полный алес капут. Каждое мое посещение ИКЕИ в Москве заканчивалось трагично. Похоже я социопат не выносящий толпы. Один раз потерялся я, один раз потеряли меня, один раз я потерял жену, а в последний раз машину. Поэтому в ИКЕЮ Южного города я идти не хотел, но мне нужен был стол и находилась она по карте в 300-ах метрах от меня. Я долго мучился, страдал, но все-таки решился. Я честно прошел 300 метров, но никакой коробки не обнаружил. Стояли кофейни, автозаправки, мебельные салоны, гуляли дети на роликах и скейтах. Никакой машинной давки. Пришлось спросить. Показали небольшой домишко в 50 метров, который и разглядеть-то сложно. Я со страхом вошел. Тишина и покой, редкие посетители, никаких желтых сумок, никаких сраных фрикаделек. Уют и покой, уют и покой и столы, и лампы и всякая ерунда.


Все мое детство прошло под знаком математики. Я жил в небольшом городе и из него можно было уехать только, поступив куда-нибудь после школы. Хорошие учителя были только по математике, поэтому я ее и учил. Я даже добился некоторых успехов и после 8 класса меня отправили в физико-математическую школу во всероссийском пионерском лагере «Океан» возле Владивостока на берегу Японского моря. Там я увидел настоящих математических монстров, запоминавших до 20 цифр и решающих дифуры в уме, в очочках, похожие на Женю Никитина обликом, и понял, что мои математические таланты весьма скромны, но там же я сочинил и свой первый стих. В одном из конкурсов КВН нужно было что-то там описать, и я вместо банального ответа зачем-то его зарифмовал. Что-то типа:

Карнавал – Тихий Океан
Огни – Плывут корабли
Пионеры – Испанские кабальеро

Когда я читал этот стих со сцены, зал ревел и рыдал. Девочки вытирали глаза платками, а суровые парни со значками с ликом Ленина на лацканах пиджаков всхлипывали. Правда было непонятно отчего они рыдают. То ли от моего необычайного мастерства, то ли от житейского умиления.
Но просто так это после окончания КВН не закончилось. Уже на вторые сутки какие-то гармонисты из первого отряда сочинили к этим стихам мелодию, а еще через два дня песню распевал весь всероссийский лагерь.
Я не знаю, что стало дальше. С Дальнего Востока я скоро уехал, стихи писал немного или почти не писал, все проза и проза, но меня греет мысль, что где-то там, далеко, далеко за 12 тысяч километров во всероссийском лагере «Океан» какой-то сопливый подросток и сейчас поет песню, сочиненную на мои стихи.


Меня легко вывести из равновесия. Достаточно включить Герман или Ободзинского, и у меня текут слезы. Лена говорит, что это старость. У всех старость выражается по-разному, кто-то все время что-то забывает, а я рыдаю над Ободзинским.


Я смотрю телевизор в Интернете. Просто мой провайдер предоставляет компьютерную программу для просмотра телеканалов. Там несколько пакетов, конечно, я выбрал бесплатный – 30 центральных каналов. Я спокойно смотрел их месяц, пока не заметил, что каналов стало 100 (платный пакет). Я задумался, хотел позвонить в поддержку и выяснить, что случилось, но не стал этого делать. Тем более что плату мне не увеличили. Я, конечно, страдал, мне было нехорошо, но звонить я не стал. Смотрел и все. Смотрел бесплатно платный пакет. Еще через месяц каналов стало 150. Еще один платный, более дорогой пакет. Я опять страдал несколько дней, но и тут звонить не стал. Но вчера каналов стало 201. Причем именно 201, а не 200 или 199. Эта цифра меня убила, я не спал полночи. Ворочался. Мне почему-то казалось, что меня куда-то заманивают, какие-то страшные и могущественные силы меня порабощают, что-то хотят от меня, хотят получить надо мной власть, я два раза вставал, пил воду, жевал сыр, уснул только под утро. Проснулся раздавленным и тяжелым. Побежал считать каналы. Теперь их стало 205. 205 каналов! Я в страхе выключил компьютер. Долго сидел у окна и не знал, что мне делать. Набрал телефон поддержки, но когда в трубке задышал оператор, бросил телефон. Выпил воды. Через час включил компьютер. Пересчитал каналы. Их стало 30. Рыдаю.


Сосед включил шансон. Я его понимаю, я долго слушал джаз. Сосед устал. Чтобы лучше слушать шансон, я выключил джаз. Какой-то зека возвращается к маме, но старушка уже умерла. Он рыдает на могиле, а утром режет изменившую ему с другом подругу. Потом пьет с другом, убивает друга и идет сдаваться прокурору. Включаю джаз. Кажется шансон и джаз не мешают друг другу. Вышел на крыльцо и курю. Сосед курит на своем крыльце.


Я родился в декабре 2020 года (вы же знаете дети всегда подсчитывают, когда они были зачаты). Ровно через 9 месяцев со дня Великого Закрытия. Мне уже 55 лет, но я никогда не выходил на улицу. Если честно, я даже не знаю, что такое улица. Мама мне говорила, что есть небо, есть солнце, есть луна, океан, но в наших домах давно нет окон. Окна запрещены из-за коронавируса. Еда к нам приходит через Дыру. Дыра открывается раз в месяц и оттуда выезжает пакет. Мама запрещают мне прикасаться к пакету. Делает она это сами в специальном костюме и маске. Костюмы нам тоже доставляют из Дыры. Когда мы болеем, то из Дыры к нам приходят лекарства. С каждым годом еда и лекарства все хуже и хуже. Людей я вижу только по видеовизору. Мама говорит, что они живые, как мы, но я ей не верю. Иногда я подношу ладонь к видеовизору, но ничего не чувствую, а мама теплая и шершавая. Говорят, у нас есть Правительство и Президент, и они живые. Я их часто вижу по видеовизору. Они добрые и хорошие. Еще у меня есть девушка. Она живет в Сызрани, мы часто сидим напротив друг друга и занимаемся сексом по веб-камере. Мама рассказала мне, что чтобы родились дети, надо заниматься сексом, но у нас с девушкой дети не получаются. Я очень хочу детей. Мама мне сказала, что скоро умрет. Я очень боюсь, что умрет мама, ведь я не умею надевать костюм спецзащиты и открывать пакет с едой. Скоро выборы Президента и мы будем голосовать. Мама учит маня, как голосовать. Мама сказала, что раньше было много президентов. Я очень боюсь, что мама умрет.


И вот значит посчитал пятьсот, пятьсот, пятьсот итого за 10 дней 5000 и вдруг в марте оказывается 31 день.


А представляете, случился Апокалипсис. Сидишь так у телевизора на карантине в маске, пьешь пиво с орешками, жуешь гречку, смотришь Первый канал и думаешь: "Бля, Апокалипсис, а ведь тебя предупреждали, не укради, не прелюбодействуй, не сотвори и пр. и т.д." А тут показывают, как мертвые из могил встают, Антихрист во весь экран улыбается, а у тебя пиво заканчивается и гречка на исходе, и наполнитель коту не везут уже две недели, и книжка так и не вышла.


В ожидании коронавируса слушаю лекции по Японской культуре.
- Надо овладеть хотя бы одним мастерством, - говорит мне лектор.
Я думаю, что теперь, когда я купил гречки, водки, масок и парацетамол, мне будет очень обидно, если коронавирус не придет.
- Кроме зарабатывания денег надо иметь занятие по душе, - продолжает лектор.
Я слушаю Дэйва Брубека, мне кажется у него есть занятие по душе, если придет коронавирус я прослушаю в ютубе всего Дэйва Брубека, всего Телониуса Монка и все лекции о японской культуре, если только не отрубят Интернет. На этот случай у меня есть запас бумажных книг: Лев Шестов, Василий Розанов и Пятигорский с Лосевым и Соснорой.
- Надо достичь сатори, - вещает лектор.
Кот спит. Он давно достиг сатори. Надо тоже научиться достигать сатори.


Гречку-то я купил, а как варить забыл.


И на седьмой день забил я холодильник, открыл дверцу, осмотрел запасы, зажмурился от удовольствия и произнес:
- Лепо!
На что холодильник захохотал:
- Что ж ты, старче, водки не купил, какой карантин без водки?
И хлопнул я себя по лбу, и побежал в «Пятерочку» (благо оставалось еще пятнадцать минут до закрытия), и купил семь бутылок архангельской водки на спирте «экстра», и поставил ее в холодильник, и открыл дверцу, осмотрел запасы, зажмурился, и спросил у холодильника:
- А теперь лепо?
- А теперь лепо, - ответил холодильник.


Встречаю Тимура, ему лет 20. Тимур видит, что я тащу 8 блоков самых дешевых сигарет «Космос» и спрашивает:
- Вячеслав Анатольевич, вас, что уволили с работы?
- Нет, - отвечаю.
- А почему вы вместо «Параламента» стали курить «Космос»?
- Да вот, - отвечаю, - коронавирус, на случай карантина.
- И что, - спрашивает Тимур.
- Иди, - говорю, - еды закупи на всякий случай.
Через час сижу курю на крыльце. Вижу, Тимур тащит пакеты с чипсами, колой, попкорном.
- Ты что очумел? – ору Тимуру, - ты что купил.
- А мы с женой это едим.
- Гречки, - купи, - риса, чеснока, масок,- пальцем кручу у виска.
Тимур стоит, офигевает, ничего не понимает.
Бросил сигарету, пошел с ним в магазин. Тушенки взяли, перловку, макароны.


Когда запретили футбол, хоккей, биатлон, театр и поэтические вечера, нет ничего лучше "Звездных войн" по телевизору без звука под пение Эллы Фицджеральд.


Рынок подмосковных дач в стагнации. Все стоит копейки, но закрытие границ его оживит. Все на дачи, товарищи!


Я очень плохой бизнесмен. Ну как плохой, никудышный. Мне всех жаль. Первый мой бизнес случился в 1991 году. Ну как мой. Друг попросил продать французские косметические карандаши, которые изготовлялись в Грузинской ССР в городе Рустави. Я стоял на московском рынке «Лужники» и кричал: «Ваши глазки – наши карандашики, подходи, подходи не скупись» с явными аллюзиями на «Операцию «Ы» Гайдая. Только в этом фильме в СССР был подробно описан спекулятивный процесс продажи подпольного товара.
Так как я мало понимал в дебете и кредите, то почти сразу ко мне стали подходить какие-то странные личности. Сначала обратилась помятая старуха и жалостливо рассказала о своей мечте увидеть Эйфелеву башню и Монмарт. Я зачем-то бесплатно отдал ей два карандаша – чёрный (самый ходовой) и фиолетовый. Потом пришла очень, очень, очень красивая девушка и стала говорить о том, что ее не любит (физически) муж и я подарил ей три карандаша: белый, красный и синий, под цвета такого модного тогда российского флага. Потом пришел милиционер и молчал. Я, не долго думая, отдал ему четыре карандаша и милиционер ушел.
Вечером мой компаньон подсчитал выручку. Оказалось, что я принес одни убытки, но он меня простил и я еще продавал французские карандаши в течении месяца. Но это меня не спасло. Органы правопорядка заметили, что я не плачу за вход на рынок, изъяли товар, чуть не набили морду и навсегда прекратили наш скромный косметический бизнес.


Сегодня в Южном городе потеплело, и я попытался выгнать кота на улицу, но кот, помня вчерашний мороз на улицу не спешил. Я подошел к коту и топнул, но он убежал в дом на второй этаж, тогда я поднялся на второй этаж, долго искал кота, осмотрел комод и шкаф, заглянул под кровать и увидел там кота. Кот забился в дальний угол. Тогда я с помощью швабры выгреб кота из-под кровати и вынес его на улицу. Кот поначалу вырывался и даже поцарапал мня, но попав на солнце подобрел и стал грызть зеленую травку.
На улице меня ждал сюрприз. Литровая банка с окурками была пуста. Чтобы вы понимали, когда я опустошаю заполненную банку с окурками, то пишу отчет в Москву жене, показывая, что и я забочусь о санитарном состоянии двора. И вот банка была пуста. Я окурки не выкидывал. То есть кто-то перелез через изгородь (калитка заперта на замок), опустошил банку с окурками и скрылся в ночи. Кто-то очень хотел литр окурков «Донского табака». Я тут же вспомнил шальные и счастливые девяностые, когда окурки продавались на вес на рынке бабушками и ценились не меньше водки. Я вдруг представил, что наступают последние дни, апокалипсис, если кто-то как в девяностые решил изъять у меня окурки. Возможно, даже для продажи на Центральном рынке Южного города наравне с парным молоком, домашним сыром и молодым вином.
Тут я услышал кота. Он давно уже объелся травы и выл у двери. Все-таки сегодня хоть мороза и нет, но очень холодно. Плюс три. Я еще раз осмотрел пустую банку из-под окурков, проверил замок калитки, оглядел изгородь и пошел с котом в дом.


Сегодня в Южном городе очень холодно, минус 6, хотя еще позавчера было плюс 25.
Кот, не ощутивший изменения в жизни (я включил для обогрева газовый котел), рвался на улицу.
Я долго объяснял коту, что делать этого не стоит.
- Вон, - говорил я, - даже миндальный цвет облетел, теперь останемся без миндаля, - но кот все равно просился на улицу.
- Хорошо, - произнес я и открыл входную дверь.
Потоки холодного воздуха хлынули в прихожую.
Кот поначалу остановился, опешил, но всё-таки вынырнул наружу.
Я надел теплый норвежский пуховик и последовал за ним.
Обычно кот обходит двор по периметру и жует траву, гоняет пришлых котов, а тут понюхал воздух, ощутил лапами лед и заорал благим матом.
Пока я сидел и курил, кот не отходя сидел у двери и орал, просясь назад.
Я не замечал кота, я курил, мне хотелось проучить кота, хотелось показать, что я человек, царь природы, я мудр и знаю многое.
Через какое-то время сострадательные чувства обуяли меня. Я медленно затушил сигарету, медленно подошел к двери, медленно открыл её.
Кот с расширенными от ужаса глазами стремглав юркнул в дом. Я зашел за ним.
Еще какое-то время кот непонимающе смотрел на дверь, а потом залез на теплую батарею и уснул.
Мне было хорошо и немного стыдно.

Кот перестал выходить на улицу. Самостоятельно сел на карантин от коронавируса.


В мире воцарился коронавирус и все поэты заперты по свои квартирам. Но настоящий творец искусства не может без постоянного бурлящего литературного процесса. Поэтому ближайший фестиваль будет виртуальным. «Виртуалфест». В день Х все поэты выходят в сеть. Звучит гнетущая торжественная музыка. Ведущий в черном костюме с высоким черным цилиндром в медицинской маске зачитывает вступительную речь, которая видна на всех мониторах участников по всему миру. Затем камера выхватывает какого-нибудь поэта в городе Верхпередройск. Он вдохновенно читает стихи регламентом в три минуты. Слышен гул и шепот с камер других поэтов, которые внимательно или невнимательно слушают его. Кто-то отходит от камер покурить или глотнуть пива, кто-то сквернословит. Под конец слышны аплодисменты или в камеру летят пустые бутылки и гнилые помидоры. После первого поэта камера выхватывает следующего поэта города Сан-Эпилемо. Возможно, он даже не одет или одет небрежно в белом шарфике и малиновом берете Он тоже читает стихи 3 минуты, а если даже и нарушает регламент, то камера, не дослушав поэта, выхватывает поэта следующего. Ничто не нарушает течение виртуального коронавирсного литературного фестиваля. Под конец начинается фуршет. Поэты разливают коньяк и водочку, чокаются в видеокамеры и произносят мрачные апокалиптические тосты. Происходит общение в личных чатах и сообщениях по интересам. Под конец, когда уже все захмелели, то некоторые поэты уединяются для тактильных ощущений эротического порядка, но тоже через онлайн-веб камеры. Также возможно проведение виртуальных мастер-классов с мэтрами, раздача виртуальных премий и виртуальное купание в Черном море.


Я. Южный город:
- Мороз, облетает цвет. Мы останемся без абрикосов.
Она. Москва.
- А у нас никогда и не было абрикосов.
Я. Южный город.
- Мир и жизнь – это абрикос.
Она. Москва.
- Ты зачем пил с утра.
Я. Южный город:
- Тебе не понять. Облетает абрикос.
Она. Москва:
- Слава – это жизнь. Все облетает.
Я. Южный город:
- Кроме абрикоса.
Она. Москва:
- Тут коронавирус.
Я. Южный город:
- И смерть. Облетает абрикос.

К нам пришел короновирус.
Мой бюджет уперся в минус.
Гречка, сахар, соль и маски
Мыло, гель, сыры, колбаски
Туалетные салфетки
Семечки, попкорн, креветки,
Евро, доллары, бензин
Пистолет и карабин.
Два запора для дверей
Марс и Сникерс для детей
Для кота- мышей мешок
Для меня ночной горшок.
Тушь, помада для жены.
Аллилуйя для страны.
В небе светится Луна.
Не видать в природе дна.


В Европе отменили все футбольные матчи, закрылась американская хоккейная лига НХЛ, Формула 1 сказала своё "баста". И только русские футболисты играют в футбол под аплодисменты переполненных болельщиками трибун, плюя на короновирус.


Понимаете, это как с роботом разговаривать. Ты ему:
- Микеланджело, Врубель, Ван Гог.
А он тебе в ответ:
- Курс доллара 73 рубля 51 копейка по данным ММВБ.
Ты ему:
- Мандельштам, Цветаева, Иванов.
А он:
- Прибыль составила 100500 триллиардов.
Ты ему уже сквозь слезы:
- Цветочки, собачки, кошечки.
А он:
- Борьба с бедностью – это центральная задача по бесконфликтной передачи власти в стабильность и процветание в одни и те же руки.


И вот такая тоска, такая тоска. Тепло вроде и море рядом, а почитаешь, полистаешь, посмотришь и такая тоска. Потому что хоть и играл в карты но верил, что люди-то в принципе хорошие, все будет отлично, а это так по мелочи, с кем не бывает, человек слаб, многое можно простить или не заметить, а тут вдруг человек встает из-за стола, достает из кармана кольт, сгребает весь выигрыш, смеется, улыбается, пожевывает травинку и ты даже карты крапленые ему в лицо не можешь бросить, потому что кольт, потому что жизнь прошла, потому изменить что-либо нет ни сил, ни желания, ни времени.