Б.Мельник. Часть вторая, раздел восьмой. Перевод с польского Т.Цыркуновой.
Весна 1941 года долго боролась с неохотно уступающей ей морозной зимой. Однако греющее с каждым днем всё сильнее солнце добилось своего. Остатки снега смыли весенние дожди, и природа ожила. После короткой буйной весны наступило погодное и горячее лето. Тёплый ветер, приносящий с лугов запах свежей травы и цветов, свежесть воды на каскаде шлюза канала Огинского, щебет птиц, всё это не заглушало у жителей Телехан чувства беспокойства и неуверенности в завтрашнем дне. Остатки польского населения, а также идеологически ненадёжные обыватели иных национально- стей каждую ночь могли ожидать ареста и вывоза в неизвестность. Люди, живя в условиях, созданных большевистской властью, не верили обещаниям скорого полного благополучия. Борясь с постоянными недостатками, жили в неуверенности и ожидании, что же принесёт следующий день.
И вот настал день, в который случилось нечто невообразимое. Немецкие фашисты, будучи согласно со словами товарища Сталина его лучшими друзьями, внезапно напали на СССР!
В этот день 22 июня 1941 года всё в Телеханах закружилось. Говорили о тотальной мобилизации мужчин. Люди в горячке выкупали из двух магазинов все доступные товары.
На улицы вышли все милиционеры и НКВДисты. Бродили по всем закоулкам, явно за чем-то наблюдая. Люди ждали худшего.
Прошёл тревожный день, наступила ночь. Ночь, в которой в двери мог застучать сапог НКВДиста. А это означало арест, вывоз или призыв в армию.
Где-то около полуночи, и в самом деле кто-то начал стучать в дверь. А значит, произошло наихудшее. Родители сорвались с постели, и мама пошла открывать. В дверь стучал только милиционер Парчук, местный человек. Он принёс повестку для отца, которого призывали в Красную Армию. Утром в шесть часов он должен прибыть в военкомат.
Естественно, что в ту ночь никто из нас больше не спал. Мама приготовила отцу какие-то вещи. Собирая их, тихонько плакала. Ей вторила сестра Мундзя. Я и брат хлюпали носами, которые постоянно наполнялись сплывающими в них слезами.
Отец утешал нас, как только мог, но ему недоставало убедительности. Сердился, что не может залезть на чердак и включить радио с целью послушать Лондон, чтобы узнать, какая на самом деле сложилась ситуация. В это время в сети не было тока. В неопределённости и домыслах прошла часть короткой летней ночи.
Утреннее солнце, красное и заспанное висело ещё над горизонтом, когда вся семья под аккомпанемент плача, проводила отца до калитки. Никто из нас не имел ни малейшего представления, увидим ли мы его ещё когда-нибудь.
Когда силуэт отца исчез за поворотом Костёльной улицы, вся наша всхлипывающая четвёрка без слов направилась к дому дяди Стефана. Там оказалось, что дядя от призыва в Красную Армию как-то уцелел. Очевидно, он был признан слишком старым.
На сообщение о том, что у нас случилось, тётка Маня, вместо того, чтобы поддержать маму, закатила истерику. И сразу же привлекла к себе всеобщее внимание. Наша мама и Мурочка стали утешать тётку, которая перед приступом удобно улеглась на диване. Зато дядя, не обращая никакого внимания на тётку, без слов обнял нашу тройку детей и деликатно вывел нас в другую комнату. Там утешал нас, говорил, что абсолютно уверен в том, что всё закончится хорошо, что папа вернётся здоровым и невредимым.
Я не мог даже представить себе, что дядя Стефан может говорить таким ласковым голосом. Затем он поручил Мурочке, освобождённой уже от обязанности спасения своей мамуси, чем-нибудь нас накормить, и оставаться за главную в доме, так как он собирается пойти в центр местечка. Может быть, что-то удастся выяснить о нынешней ситуации. На слова трёх женщин о том, что это может быть для него опасным, отреагировал, как обычно, махнув рукой.
Через какой-то час он возвратился, принеся новости. Затем сказал, что что-то его привело на наш двор. Там он увидел, что мы оставили дом нараспашку открытым. Дядя нашёл ключи и всё закрыл.
Будучи в центре местечка, он убедился в том, что сегодня газеты не были доставлены. Из уличного мегафона, который висел на столбе у здания райкома партии, дядя услышал сообщение из Москвы. Услышал, что непобедимая Красная Армия моментально сметёт разбойничьи немецкие войска с поверхности советской земли. Основанием для этого убеждения служит тот факт, что Брестская крепость защищается героически, хотя первой подверглась немецкому нападению. Кроме этой, не было никаких других конкретных новостей.
Дядю очень раздражало то, что целый день не работала электростанция. Не было электротока, и наше радио на чердаке не могло работать. Дядя говорил, что никогда ещё с таким нетерпением не ожидал прихода вечера.
В неизвестности, в разговорах урывками и без еды проходил этот день в доме дяди. Разговоры взрослых постоянно касались войны. Это настроение передавалось и нам, детям. Ни у кого из нас не было желания выходить на улицу.
После захода солнца, как только включили ток, дядя сразу же залез на наш чердак послушать радио. Вернулся через короткое время с полностью испорченным настроением.
«Радио в Лондоне передаёт – сказал дядя – что немцы наступают на протяжении всей общей с Советами границе. Советы отступают, не оказывая должного сопротивления. Немцы, встречая по дороге советские части, с марша разбивают их в пух. Немецкие самолеты, точно так же, как и в тридцать девятом году, бомбят и расстреливают гражданских лиц. Лондон подтвердил новость, которая была передана Москвой о том, что крепость в Бресте всё ещё обороняется».
«Боже, боже – этими возгласами вполголоса женщины встречали дядины новости.
«Сташку, где же ты сейчас, что с тобой происходит?» – мама громко заплакала.
Мурочка прижала маму к себе, а из-за её очков поплыли слёзы.
«Я уже сейчас не знаю – бухнула тётка Маня – кто худший сатана, Сталин или Гитлер? Один мордует невинных людей в казематах, а другой – бомбами…»
«Слушал я также Москву – говорил дядя дальше – там с утра не сменили песню. Нет никаких новостей с фронта, только московский диктор Левитан бесконечно бубнит своим гробовым торжественным голосом о скорой, полной победе над немцами. Ну, и о том, что каждый советский гражданин готов отдать свою жизнь за родину».
«Особенно тот, кого безвинно арестовал НКВД» – вставила тётка.
«В этом ты права – к моему удивлению дядя поддержал тётку – а что касается сражения, то единственно время от времени воздают хвалу обороне крепости в Бресте, как будто бы только там и идёт война».
На дворе было уже совершенно темно, когда дядя Стефан опять взобрался на чердак, чтобы послушать радио. Через какую-то минуту мы с тревогой услышали, что он возвращается, и не один. В открывшихся дверях стоял дядя в сопровождении нашего отца. Обоих приветствовал радостный громкий крик, издаваемый всеми нами.
Отец был страшно усталым, его одежда была грязная, покрытая пылью. Оказалось, что рано утром перед военкоматом собралась большая группа мобилизованных ночью мужчин. Там какой-то офицер – политрук объяснил им, что они вошли в состав гражданской обороны района, и подлежат военному законодательству. Это накладывает на них обязательство обороны родной земли, даже ценой собственной жизни.
После подписания обязательства среди «добровольцев» были розданы два-три десятка старых учебных винтовок. Затем вся группа мобилизованных под командованием того же политрука и нескольких младших офицеров была выведена четвёрками в ряд на лесную вырубку по дороге на Святую Волю. Там в духоте неподвижного в сосновом лесу воздуха весь день без воды и приёма пищи проводились занятия по строевой и боевой подготовке личного состава. Мобилизованных учили стрелять без использования оружия. Самыми трудными физически были показательные атаки на неприятеля в рукопашной штыковой борьбе.
Во время коротких перерывов происходили беседы, проводимые тем же политруком. В каждой беседе он говорил о том, что Красная Армия непобедима. Она имеет лучшее вооружение и за социалистическую отчизну каждый советский солдат готов с радостью отдать жизнь. Немецкие же войска плохо вооружены и деморализованы. Пройдёт несколько дней, и Гитлер будет умолять товарища Сталина о даровании ему жизни на коленях!
Солнце уже зашло за горизонт, когда на поляну приехал на велосипеде НКВДист. Грозным голосом он напомнил, что хотя собранные здесь «товарищи» и не имеют мундиров Красной Армии, но как защитники Советского Союза подлежат военному законодательству. За нарушение его подлежат полевому суду. Если завтра утром кто-нибудь не явится в военкомат, то будет считаться дезертиром и будет расстрелян. После такого «милого» расставания люди были отправлены на ночь по домам.
Эту историю отец рассказал ещё у дяди. Он отказался от какой-либо еды, только выпил горячий чай, который ему приготовила Мурочка.
Когда мы огородами возвращались от дяди домой, отец волочил ноги, как сгорбленный старик. Добравшись домой, он сбросил только верхнюю одежду, после чего свалился на диван и уснул. Мама укрыла его пледом, а нам, не напомнив даже об обязанности мытья, приказала немедленно идти спать. Я уснул, не дождавшись её прихода, очевидно, она осталась на ночь при отце.
Ещё до восхода солнца всю нашу семью поднял на ноги нарастающий шум моторов. Мы все подошли к окнам, выходящим на улицу. На улице царила страшная суматоха.
Через минуту по улице проехали несколько грузовиков, выезжающих из местечка. Они были полностью загружены под завязку телеханскими НКВДистами, милиционерами, гражданскими людьми, их жёнами, детьми и узлами. В ту сторону грузовики могли ехать только в Ганцевичи, или же на станцию узкоколейной железной дороги. Или же это было бегство от немцев таким моментальным, позорным способом?
Пока родители советовались, что же делать в этой ситуации с вызовом отца в военкомат, уже полностью взошло солнце, и к нам пришёл господин Хоменя. У него тоже была повестка в военкомат, которую, как он сказал, можно уже спокойно сжечь. Автомобилей с беженцами он не видел, но по дороге к нам заметил, что в пустом здании НКВД местные жулики ломают мебель, выбивают стёкла в окнах и выбрасывают через них какие-то бумаги. Он также обратил внимание на то, что сорванный со здания советский флаг лежал на середине улицы.
Господин Хоменя поделился с нами также и новостями о войне. Немцы, испытанным в 1939 году методом, начали военные действия без объявления войны на всей линии границы с Советами. Точно так же, немецкая авиация расстреливает и бомбит всё, что движется по земле. Вчера ещё сопротивлялась крепость в Бресте, но неизвестно, может и она уже пала?
Большинство новостей, о которых рассказал нам господин Хоменя, мы знали ещё со вчерашнего вечера, когда их услышал по радио дядя Стефан. Но сказать об этом было нельзя. Это означало бы признание в том, что мы имеем радио. Господина Хоменю родители также не спрашивали, откуда он знает эти новости. Правда, был он нашим добрым знакомым, но время было такое…
Таким образом, через два дня после начала войны в Телеханах перестала существовать советская власть и советские учреждения. В паническом бегстве НКВД и милиция оставили большинство своих архивов. После их вскрытия в руки людей попали среди иных документов также приказы, кто ещё и когда был предназначен для ареста и вывоза.
Ещё в тот же самый день мои родители узнали о неслыханно счастливом стечении обстоятельств. А именно, арест и вывоз нашей семьи были запланированы в НКВД на эту ночь, в которую большевики убежали из Телехан.
Эта новость казалась бы нам невероятной, если бы она не исходила от тёти Екатерины. Она прибежала к нам сразу же после того, как кто-то из её знакомых присягая, рассказал ей, что видел соответствующие документы собственными глазами. В приказе среди лиц, предназначенных для ареста и вывоза, значилась и наша семья. Дата запланированного ареста была именно такая…
Знакомый тёти видел также в одном протоколе фамилию её мужа, арестованного год тому назад. Причиной ареста было признание его, как бывшего казначея гмины, лицом очень опасным для советского строя.
Вскоре новость о запланированной дате вывоза нашей семьи нам рассказали ещё несколько иных лиц.
Уже в первый день безвластия в местечке, предприимчивый народ из Телехан и околичных деревень разбил оба советских магазина. Разграблено было всё. Выносили соль, селёдку, керосин, спички, ткани. Всю ночь по деревянному тротуару, построенному советской властью вдоль улицы Костёльной, топали босые ноги полешуков, несущих товары из магазинов. Вскоре оба магазина опустели.
Это не было, однако, концом зла, что не будет где добыть щепотку соли, каплю керосина или коробку спичек. Ведь никто ещё не знал, что произойдет, когда придут немцы.