Моя семья

         
Сегодня суббота, банный день, очищающий тело и душу. Его я провожу в обществе самых близких мне людей, а ими являются дочь, зять, внуки,  и лица, скажем так, приближенные к ним.
- И зачем ты не топишь свою баню? – ругает меня сестра.
- Для одного? Накладно. Неужели зять не выделит мне ведро кипятку и несколько килограммов пара?
- Неудобно же. В своей - лучше, помылся и на боковую.
- Ан, нет, - не соглашаюсь я,- во-первых, баня там с отдельной парной. А во-вторых, я у них дома как на празднике.
- Не понимаю тебя.
- Не дай Бог тебе остаться одной, сразу поймешь…
На улице тихо. Запахи ранней пряной весны навевают радушные мысли, расслабляют сознание, делают жизнь более размеренной и спокойной. В моей памяти такие дни отложились с детства: высокие серые облака, еле заметный ветерок, тишина, особенно в переулках, где стоят бани. Во дворах у каждой домохозяйки раскачивается на веревках белье. Сами они закончили хлопотать со стиркой и теперь прибираются дома. Мужики распрямляют натруженные спины возле заборов, неторопливо переговариваются между собой, загадывают, каким будет завтрашний день – ведра или дождь. А самое главное, они готовятся идти в баню.
Открывая калитку, я уже чую запахи дыма и распаренного веника. Благодать! Но во дворе сегодня суматоха. Зять выпустил телочку, Марту, чтобы очистить из-под нее гайно. Марта на махах, прыгает в лягушки, радуется свободе и влажному весеннему воздуху. Однако ее поведением недоволен Дружок – кудлатая дворняга, по его мнению, нарушен устоявшийся за день порядок и его надо быстрее восстановить.  Он грызется с Мартой через забор, стараясь урезонить озорницу, а успокаивается и занимает выжидательную позицию, когда видит меня. Конечно же, я прихватил для него кусочек хлеба. Без гостинца нельзя, столько слез и обид выльется из глаз и ярко красной пасти собаки - в пору вместе с ней визжать и лаять.
Дружок появился на подворье зятя недавно. Прежняя собака, всеобщая любимица, по кличке Бублик, чем-то отравилась, когда ее выпустили на прогулку, и умерла. Поговаривали, дело рук завистников, но ни доказательств, ни виновников не нашлось. А тем временем зятю притащили с улицы другую собаку, которую он тут же окрестил Дружком, покойному Бублику не чета – глупая: на помойках побиралась,  туда же опять и рвется, когда ее выпускают гулять. Не зря говорят, что первая любовь не забывается, хотя кормят ее от пуза.
- Ты бросишь подкармливать ее?- Сердится зять. - Балуешь собаку.
- Давай эксперимент проведем. Вот тебе кусочек хлеба. Бросай. Видишь, ноль внимания, даже ловить не стала. А вот я сейчас брошу. Поймала и жует. Так- то, мое воспитание.
- Обоих вас на цепь,- не унимается зять, - и лайте себе на здоровье.
- Тогда тебе еще одну будку надо сделать, - смеюсь я, - в одной мы не уместимся.
- Потеснитесь, теплее спать будет.
Зять в семье, как я называю в шутку и в основном за глаза - главный бабуин, все его слушаются и повинуются ему. Когда я ушел на пенсию, то выбрал его в нашем общем хозяйстве председателем колхоза. Сам же стал скотником, но пообещал: если ослушается, учиню бунт, лишу всех властных полномочий, или назначу в начальники тещу, вот тогда посмотрим, кто чего стоит. Зять морщится, такой оборот событий, хотя и несерьезный, его вовсе не устраивает.
Хозяйствует вообще-то зять хорошо. Скотина с его рук жует все подряд, растет и жиреет на глазах. У меня же она, хотя и не уступает в весовых категориях и по упитанности, жеманничает, черемонится, и всегда  просит чего-то вкусненькое. Я негодую.
- И как так у тебя получается?
- Не покорми день другой, доски начнут грызть, вот и весь секрет. Баловать скотину не надо.
Но я так, как он, не могу, душа не позволяет и жалко мне скотину. Возле хрюшек, например, не только провожу большую часть рабочего дня, но и специально разрабатываю для них калорийный рацион, а корм задаю всегда тепленький. Они настолько привыкают к нему, что даже наглеют: чуть захолодеет болтушка, не жрут, обиженно хрюкают и ждут, когда я ее сменю. Даже куры и те при изобилии корма встречают меня возле двери с кислым видом, дескать, они не видят, что и поклевать-то. А когда заметят у меня в руках кастрюлю или ведерко, прыгают от радости и лезут в руки. 
Зять Марту поставил на место. Заглянул в стойло козы по кличке Дунька. Она как будто хотела, чтобы прибрали и у нее в стойле, вставала на загородку, мотала рогатой головой, но у нее, по определению зятя, было все нормально. На сносях красавица, не меньше, чем трех козлят опять принесет, зараза. И все они мне на шею, потому как у зятя их держать негде. А мне за ними бегать, одна маета.
Дуньку я растил без малого два года. Козочка была строгая и себе на уме, вольностей в обращении не позволяла, держалась особняком. Однажды я ее отшлепал по заднице за непослушание, и пожалел, что поднял руку. Дунька сильно обиделась, она стала прыгать вокруг меня, вставать на дыбки, всем видом показывая, что такие меры воспитания ей не нравятся, они не педагогичны, что я обидел очень хорошую, примерную козочку. Пришлось извиниться перед ней и загладить вину кусочком хлеба.
Через год, когда я выводил ее на пустырь и ставил на кол, с ней познакомился соседский козел. Бросив на произвол судьбы свой гарем, он отныне ни на шаг не отходил от Дуньки, даже вечером я не мог отогнать его от ворот: жалобно блеял и стукался рогатой головой о калитку. Однажды по этому поводу мне позвонила дочь.
- Папка,- сказала она,- мне сообщили, у тебя коза не закрытая, кричит и бьется возле калитки.
- Таня, это не коза, а козел, жених Дуньки. Он никак не хочет идти домой.
- Прогони его.
- Не уходит.
Соседка, моложавая вдова, купившая дом неподалеку, у которой и расплодились козы как на слуху, смеялась:
- За эксплуатацию живого инвентаря что полагается?
- Нет, нет,- не соглашался я,- с тебя алименты надо востребовать.
- Скажешь тоже. За плута и мошенника не ответчица.
- Тогда квиты.
На том и порешили. Почти все лето, пока с него не содрали шкуру, Дунька ходила на пару с женихом. И хотя ей эта связь уже была в тягость, козла невозможно было отогнать. Это обстоятельство, видимо, и решило его судьбу
- Бездомовый!- Ругалась хозяйка.- Под нож его.
 Перед Новым годом я отдал Дуньку зятю.
- Пусть привыкает у тебя, ей скоро рожать.
- А она в положении?
- Конечно.
- Через три дня зять снова привел Дуньку ко мне, чему она была, кажется, бесконечно рада.
- Я ее только что к козлу водил. Захотела.
- И что?
- Козел сделал свое дело. Теперь она окотиться не скоро. Пусть у тебя живет.
- Ты с ума сошел. Она же в положении. Видишь, какая толстая.
- Нет, я тебе сказал. Это ты перекормил ее.
Я впустил Дуньку в сарай, определил на прежнее место, где для нее были устроены ступеньки и полати. Но наверх она не полезла.
- Видишь, бережется.
- Не беременная, я сказал. Не балуй, корми в меру.
- Ладно, ждать недолго осталось.
В середине января, когда я утром перешагнул порог закутка, где обитала Дунька, меня встретил козленок, похожий на маленького чертенка из-за окраски. Он уже ходил и пытался даже прыгать. Зять, как опытный животновод и председатель колхоза,  был посрамлен.
- Куда ты смотрел, когда под козла ее совал? – Не унимался я.
- Это она куда смотрела, когда вертела задницей.
- И козел тоже хорош, на беременную прыгнул.
- А ему что? Я держал Дуньку.
- Насильники.
Сараи у зятя большие и теплые. В одном месте и телка, и хрюшки, и коза, и куры, и индоутки. Работы зятю, как и мне, хватает. Но мы не унываем. Зато свежее мясо всегда в достатке, а что лишнее и продать можно.
Весна благотворно влияет не только на людей, но и на животных и птицу. Петух, как взбалмошный фраер, хорохорится и водит кур, похожих на разнаряженных деревенских баб, по темным углам. Индоуточки из приплюснутых начали выделяться статью. И там, где жили хрюшки, которых мы определили в холодильники, зять обустраивает для них потаенный уголок с гнездами, каждая, выбрав для себя подходящее место, обсиживает их, а утак стережет гарем. Даже петух, несмотря на воинственный характер, боится близко приближаться к нему – утак шипит по-змеиному, хлопает большими крыльями и больно клюется
- Когда ты думаешь брать поросят?- спрашивает меня зять.- Твоя очередь.
На лето поросят беру я, а на  зиму он. Сейчас весна, мне и суетиться.
- Да хоть завтра. Курятник у меня теплый, там и поселю.
- Не боишься, что заклекнут? Рановато, вроде.
- Нисколько.
- Ну, тогда сгоняем в соседнюю деревню, там и купим из первых рук.
- Заметано.
Так мы живем с ним в трудах и заботах. Доля наша простая – обеспечивать семью мясом.
- А баня готова?- спохватываюсь я.
- Готова, можешь идти.
Весна нашептывает капелями другие дела: где-то снег надо ковырнуть, из-под углов отвести воду, но сегодня все по боку. Ждет баня!
                Х   Х   Х
В баню вхожу не спеша. В ней другой мир и другие понятия о мире. Тело сразу обволакивает сухое расслабляющее тепло, хочется завалиться и лежать, ни о чем не думая. Но в парной я на полог сажусь, так скрадывается нагрузка на спину, которая с годами перестает слушаться меня. Веником распариваю ноги, которые тоже болят и частенько подводят меня. Наконец, обильный пот начинает катиться по всему телу безгрешным градом. Благодать! Так сижу я, пока не прихватывает одышка. Прошло то времечко, когда я распаривался до хрипоты, теперь хорошего помаленьку. Выхожу из парной и закрываю ее, в помывочной и так жарко.
Веселую, добротную баню сделал зять золотые руки. Выложил ее из блоков, снаружи утеплил и обшил сайдинком, внутри, законопатив минватой, облицевал вагонкой. Не хуже финской сауны получилась баня – распарился и мойся спокойной, не отмахивайся от  нестерпимой жары. А захочешь отдохнуть, выйди в  предбанник, в котором и зимой тепло как дома. Ну, и дом у него, конечно, знатный, не хуже, чем у людей, соревнующихся между собой – кто шикарнее обустроит свой семейный очаг. Возле дома вот уже и сад поднялся – яблони, вишня, смородина, малина. Среди лета красуется на грядках клубника, а цветов – хоть отбавляй.
Нет, у меня тоже есть и фруктовые деревья, и кустарники, и клубника. Правда, цветы после смерти жены захирели, вывелись однолетки, а многолетние я каждую весну окучиваю, и они расцветают. Но я говорю это к тому, что семья зятя… Молодая? Понесло меня куда-то не туда от пара и кипятка: зятю и дочери стукнуло уже по сорок пять, внук завершает аэрокосмический институт, у внучки за плечами, почитай, что девять классов.
Да, время бежит. Но все равно моя семья – сравнительно молодая. А на ногах стоит крепко. И я рад тому, что по мере сил пособляю приумножить нажитое добро – где поросят выращу, где выхожу курят, в огороде вожусь, а он у нас общий. Не отказываюсь подрабатывать личным водителем у дочери и внучки. Но вот свою баню давно уже не топлю. Баловство одно и лишняя тягота. То ли дело зашел в готовенькую, и как в раю побывал.
- Деда!- слышу голос внука.- Ты живой?
- Что, разве засиделся в бане? А я и не заметил.
- Заждались мы тебя. Я – посыльный.
Выхожу из бани, как словно родился заново. Меня во дворе встречает внук Дима. Он учится на четвертом курсе аэрокоса, его зачислили на бюджетное отделение по результатам ЕГЭ, как медалиста – среднюю школу закончил с золотой медалью.
- Как дела. Диман?
- Хорошо.
- Как космос?
- Отлично.
- Когда на луну собираешься?
- Вот с дипломом справлюсь и в дорогу.
- Слушай, присмотри там местечко для меня, чтобы ни холодно и ни жарко было.
- Сделаем, в самый раз будет.
- Чтобы землю я видел и все остальное.
- Я тебе телескоп установлю. Будешь из него за своими козлятами присматривать.
- Чтобы хороший был. А то козлят перепутаю.
- Ну, ты своих и без телескопа узнаешь. А вообще-то, зачем тебе луна?
- Как же. Расширяться надо. Огород заведу, пастбища, а там и все свою живность сделаю лунатиками. Пока не обоснуюсь, дальше луны не стремись.
- Как так?
- Ну, всегда в гости можешь понаведываться на землю, вот в бане помоешься, да и продуктами тебя снабжать будем из первых рук, они не то, что тебе космические, в тюбиках.
Вариаций на космическую тему у нас много. Но все они, в конце концов, из-за скотины, огорода, хозяйства плотно приземляются – не оторвать наши корни от зеленой планеты.
- Как ты думаешь, Диман, инопланетяне есть?
- Что, в пастухи хочешь нанять?
- Да нет, но все же.
- Я тебе, дед, скажу, дрянной народ – эти инопланетяне. Пожрать и поспать любят. У нас их на курсе хоть отбавляй.
- Ну, а как насчет летающих тарелок?
- Даже не думай, всю скотину перепугают, огороды закоптят, сараи повалят. Залетала к нам в аудиторию одна, доцент с перепугу нам всем неуды вкатил, чтобы мы на пересдачу остались, а не улетели куда-нибудь. 
Диман - оригинал. Он и в детстве был таким же. Но прошло то времечко, когда пацаненком лихо танцевал передо мной под мою автомобильную магнитолу. Теперь я кружусь возле него, ловлю каждое слово, чтобы успеть за прогрессом.
Заходим в дом. Как всегда, я забываю разуться на веранде, дочь с внучкой ахают:
- Дед, ты с ума сошел? - вопрошает дочь.
- Дедуля, мы только что полы вымыли,- негодует Катя, моя внучка.
- Фу, напугали вы меня до смерти. Я думал, что пришел из бани босиком.
Выношу сапоги на веранду. Если на подворье истинный хозяин – зять, а помощником у него числится, когда не в городе, - сын, то дома всем верховодит слабый пол – дочь и внучка. В доме как раз очередные разборки. Как с барского плеча, я отдал недавно в хозяйство котенка, который воспитывался у меня в сарае, думал, что он будет жить вместе с курами и поросятами, а Катюша принесла его в дом, отмыла, прицепила ошейник против блох. Теперь он куролесит по квартире, царапает обои, висит на шторах. Заметили, что котенок, которого назвали Мунькой, завидев в окошко птичек, пытается говорить с ними по куриному – дурное сарайное наследство, еще немного и он превратился бы там, наверное, в курицу.
- Папка, представляешь, кроме рыбы, ничего не есть. Смотрит на тебя жалобно своими большими глазищами и молчит.
- А молоко пьет?
- Молоко пьет.
- Ничего, привыкнет.
- Мы думали, что у котенка горло болит. Сашка (муж, мой зять) обследовал его со всех сторон. Изъяна не нашел.
- До последнего он мамку сосал, вот и привередничает.

До Муньки у них была другая кошка – кот желтоватой окраски. Мне сказали, что в его жилах течет английская кровь. Поэтому назвали Лордиком, а я перефразировал – Лобзик. Кот согласился, во всяком случае, претензий я от него не услышал.
Лордик или Лобзит был котом заносчивым. Как истинный английский аристократ, он не терпел возражений от своих собратьев, часто дрался с ними, ходил вечно ободранный, с клочками шерсти на боках. К тому же любил полакомится дичатиной. По весне сожрал весь цыплячий выводок, у соседей украл перепелку. Зять шибко ругал его, даже наказывал. Чтобы как-то сгладить вину перед хозяйством за загубленные птичьи жизни, Лордик приволок откуда-то крысу, которую, видимо, сам и придушил, и положил ее на крыльцо – подарок зятю, за что получил изрядного пинка и вылетел со двора вместе с охотничьим трофеем.
В последнее время Лордик стал забываться, несколько раз окучил палас своим пометом, а потом и вовсе пропал – или угодил ночью под машину, или местные аборигены задавили на помойке.
Мунька во всех отношениях кошечка примерная. Но она еще не вышла из детского возраста, потому что детства в моем сарае возле мамки она, можно сказать, и не видела. Вот и балуется в доме.
В доме стерильная чистота и исключительный порядок. Это только я могу из-за старческой забывчивости перешагивать порог в грязных сапогах, все члены семейства разуваются далеко за верандой под грибком, дома ходят в тапочках, вещи не разбрасывают. Одной кошки позволительно ходить на голове, но и та выводит из терпения хозяйку, которая за провинность закрывает ее в туалете.
Что Мунька оказалась в чистом, уютном доме – заслуга нашей Катюши. Она всегда такая: не пройдет мимо бездомного котенка, как и легко поможет любому человеку в беде. Когда она была маленьким, упитанным колобочком, мы взяли ее на дальний огород, где сажали картошку. Катюша еще не могла ничего делать, но она высмотрела на меже желтенькие, весенние цветочки, не спеша, вперевалку сходила туда, нарвала букетик и принесла его нам. И с таким серьезным видом подарила цветы, что мы  засомневались, а не с другой ли планеты они. Все красивое с детства ей было доступно, все веселое подходило характеру, все нужное она впитывала в себя как губка. Поэтому и круглая отличница, и мастерица, и спортсменка, и маме первая помощница. Я никогда не видел, чтобы она сидела без дела: либо учит уроки, либо занимается рукодельем. А этой зимой освоила маникюр. Когда я увидел ее за этим мудреным занятием, то не сдержался и попросил:
- Катюша, а мне маникюр?
- Дедуля, тебе я сделаю маникюр даже на ногах. Только кому ты их будешь показывать?
- Сам на себя буду любоваться в зеркало.
-О, какой ты самовлюбленный у нас. Как Нарцисс. Садись.
Я, разумеется, отказался от маникюра, но про себя подумал: а ведь может пригодиться ей это занятие в жизни, хотя мы рассчитывает от нее на большее. Пусть Диман блистает в космосе, мы не против. Но то, что наша Катюша и на земле не отстанет от своих сверстников, уверены на все сто. Ну а пока она набирается сил. И я при встречах то и дело называю ее, как в детстве Катямкой.    
Я люблю бывать у них: зайду потихонечку, сяду в кресло-качалку и дремлю. Какая-то особенная аура: и в том, что отделано жилище по последнему слову сельского дизайна, и в том, что каждая вещь на своем месте. Особенно притягивают к себе фотографии. 
- Что у нас сегодня на ужин? – спрашиваю я у дочери.
- Щи.
 - Шулюмка у меня и дома имеется.
- Уточка, запеченная в духовке.
- Это можно! – говорю, проглатывая слюнки. Опять обожрусь на ночь глядя.
Дочь отлично готовит. Ее руками выпестован каждый кусочек. А в субботний день обязательно сюрприз – уточка или курочка. Живет семья не то, чтобы зажиточно, но в достатке. Особенно привлекает здесь мое внимание кухонный стол, на котором я всегда нахожу для себя что-нибудь вкусненькое. Как холостяк, я не особо слежу за своим меню, и восполняю пробелы в питании деликатесами дочери.
Зарабатывают супруги неплохо. Но Дамоклов меч, что вот-вот упразднят детсад дочери (рождаемость падает), реорганизуют производство (с прицелом снижения численности рабочих), где работает зять, постоянно висит над ними. И надо проявлять немалую хладнокровность, чтобы не поддастся панике.
Дверь хлопает и на кухню входит маман, так мы называем маму Тани, тещу зятя, мою бывшую жену, с которой я в разводе больше двадцати лет. В свое время, когда я переехал в село к дочери, она за мной следовать отказалась. Уже на пенсии мы ее перевезли сюда, купили малолитражку. Общаюсь я с ней без проблем. Мы относимся друг к другу даже лучше прежнего, когда жили вместе. Недавно у меня умерла жена, я остался один, но сходиться с ней не собираюсь. Так лучше для нас для всех, потому что у маман характер своеобразный, неуступчивый, но это нисколько не мешает нам встречаться и мирно проводить время под крышей зятя.
- Дима приехал. Здравствуй, Дима! У тебя все нормально? Смотри, последний курс, не ленись.
- Да все нормально. Не волнуйся за меня.
Дима внимательно, из уважения, наверное, к ее сединам, слушает наставления. Может быть, не без пользы разоряется маман, но все мы были когда-то молоды: и глупили, и мудрили, но ничего – выросли. Но маман прямолинейна во всем – и в крупных делах, и в мелочах. Так что с ней приходится считаться, а попросту говоря, не спорить лишний раз. Ну что же, характер у старого человека не переделаешь, а жить надо. К тому же она агроном. Вот очистится земля от снега и маман скажет свое веское слово. На подворье две теплицы, огород – хороший плацдарм для специалиста сельского хозяйства. 
Раздается телефонный звонок. Чувствую, звонит Наташенька, негласный член нашей семьи. Она племянница моей бывшей жены, много сделала для ее лечения, часто бывала у нас в гостях. Когда жена умерла, Наташенька глубоко вздохнула:
- Вот, теперь и родниться не будем.
Мы воспротивились этому обороту событий.
- Нет, нет,- сказал я,- как были родными, так ими и останемся.
Меня горячо поддержала Таня.
- Наташа, с какой это стати ты хочешь от нас отколоться? Мы к тебе привыкли, ты привыкла к нам. Будем встречаться.
С тех пор и повелось. Наташенька летом бывает у нас в гостях со своим гражданским мужем, тоже Димой Для меня это целое событие. Я их вожу на рыбалку, за грибами, а самое главное, дома веду себя как турецкий султан на именинах. Только сижу за столом, мне все подается с пыла-жара.
- А компот?- капризничаю я.
- Вот чай.- Подает наташенька
- А слащеный?
- Не велика шишка. Видишь сахарницу?
- Мне две чайные ложечки.
- Вол дает мужик!- Улыбается Диман.
Наташенька звонит мне каждый день и наставляет меня, учит уму разуму. По ее советам я забиваю гвозди, повреждая пальцы, пытаюсь осторожнее ходить во дворе в гололед, и падаю вверх тормашками. В конце концов, сержусь и решаю жить по-прежнему: хожу на голове, забиваю гвозди как заблагорассудиться. Но Наташенька не унимается. И в очередной раз на мою несчастную голову высыпается еще целая куча ценных советов.
- Ты как добропорядочная тетка, а я как хреновский  племянник. Между тем у меня моющие средства закончились. Пора бы тебе появиться у меня дома и привезти эти самые порошки. Учти. Покупать не стану, буду ходить в грязных штанах и в несвежей рубашке, я уже привык к твоей опеке.
- Потерпишь.- Смеется Наташенька.- А пассию завести слабо?
- Тогда мне придется удвоить расходы, и не только на моющие средства.
- Но ты заведи такую, которая бы сама тебе все покупала.
- Такие вымерли вместе с мамонтами.
После телефонного звонка чинно ужинаем, говорим и рассуждаем, кто во что горазд. Я первым замечаю, что Муньки в кухне нет, заглядываю в уголок, где для нее оборудовали столовую.
- Ну, гляньте. Мунька есть и мясо, и соски, и еще что-то.
Это «что-то» печенка. Все семейство бросает ужин и смотрит, как Мунька насыщается.
- Слава Богу! –всплеснула руками дочь,- есть начала. Теперь дело пойдет.
- Голод не тетка,- глубокомысленно заявляет зять.
После ужина я отправляюсь в свою берлогу. Наступают синие весенние сумерки. Небо чистое. На восходе большая луна, на которой, может быть, моему внуку Диману придется работать. Пытаюсь разглядеть Марс, но не получается. Однако ничего, Марс подождет. На душе спокойно. Мне большего, чем есть, от жизни ничего не надо. Все у меня как на тарелочке с голубой каемочкой.