Литературный переводчик Лыткин долгое время жил в провинции.
Встретил его позже, в Москве, в Литературном институте. Тридцать девять лет, на очном.
Говорит:
Питерские вспоминают: "Зашел в "Звезду"", "Позвонили из "Авроры"", "Принес рукопись в "Неву"...
Сижу в Харькове. Какие тут "Нева" и "Аврора"! Один чахлый журнальчик, вокруг которого винтами вьется местная клановая богема. Очередь на публикацию - на восемь лет вперед. И только среди своих. Редакция журнала и местное отделение СП, чтобы не возбуждать у других соблазна напечататься, не проводят с начинающими ни семинаров, ни дней открытых дверей.
На двух миллионный город две-три литературные студии.
Занятия ведет кто-нибудь из местных мэтров. Руки в карманы, очи устремлены в небеса - эпатаж неординарности и полета мысли. В ухмылке усталость: "ах, как мне эти гении надоели... неужели кто-то из вас, ничтожных графоманов, может допустить хотя бы в дальних мыслях, что когда-нибудь встанет в один ряд со мной..."
Ни слова о литературоведении, стиле, теории слога. Только чтение литературных проб и уничижительная критика в духе стройбатовских прапорщиков.
Представил, скажем, некто стишок: "Буря мглою небо кроет...".
"Как это: буря небо кроет?! Это что: как бык корову? И вообще: как можно бурей-мглою что-то покрыть? Это что? Малярная краска? Клеенка? Женский бюстгальтер, наконец?"
Лыткин принес на занятие короткую лирическую зарисовку, которая содержала, как ему казалось, две находки. Определение: "Молчание - это формула существования, когда не о чем говорить или есть и очень о многом, о чем все равно не переговорить". И фразу, что надо жить, а не существовать, "а жить - это перешагивать через себя и оставаться сильным".
Мэтру зарисовка понравилась.
Почтил рукопись двумя правками:
1. зачеркнул абзац "Молчание - это формула существования, когда не о чем говорить или есть и очень о многом...". Заменил: "Молчание - золото".
2. зачеркнул "жить - это перешагивать через себя и оставаться сильным" и написал: "Жизнь дура - стерпит всё".