Давненько не виделся я с друзьями. Всё дела, да дела. Созвонился с Колей и Толиком и решили в субботу съездить на рыбалку, благо в запасе ещё два дня, вполне достаточно, чтобы дипломатично подготовить жён и самим приготовиться.
На своё заранее прикормленное место приехали ещё затемно. Пока разбирали снасти, появился первый проблеск утренней зорьки. Ещё пять-десять минут и наступит рассвет. Из сумерек начинает выступать очертание противоположного берега озера. Прохладный воздух кристально чист и наполняет лёгкие пьянящим кислородом. И ты никак не можешь надышаться, словно жаждущий путник в пустыне. Ни одного дуновения ветерка. Ничто не нарушает зеркальную, манящую гладь озера, только лёгкая дымка рассветного тумана томно стелется над водой, мягко приглушая отблеск утренней зари. Испытывая лихорадочное чувство ожидания первого заброса, дрожащими руками насаживаешь наживку, закидываешь удочку и с трепетом ожидаешь первой поклёвки. Вот оно – мгновение настоящего счастья охотника, идущее от непреходящего первобытного инстинкта добытчика и кормильца…
Рыбалка удалась. В садках было всё: и окуньки, и караси, и несколько зеркальных карпов, а Коля даже поймал щучку граммов на шестьсот. Мы рыбачили уже часа полтора, когда я заметил, что испытываю некий дискомфорт. Чего-то не хватало в нашей атмосфере общения. Вроде всё, как всегда. Изредка переговариваемся, комментируем клёв, очередной улов, но почему-то не оставляет странное ощущение, что что-то происходит не так.
Часа через три, когда утренний клёв почти сошёл на нет, решили подзаправиться. В отведённом для костерка месте развели огонь, подвесили походный котелок с водой и Толик, как всегда взяв командование на себя, распределил между нами обязанности по приготовлению ухи. Я чистил и нарезал картошечку и морковочку. Коля резал репчатый лучок. А Толик отбирал окуньков, уха из которых очень полезна и питательна. Она не тяжелит желудок и заряжает энергией на весь день. Перчик, лавровые листочки, укропчик и петрушечка – это тоже Толина забота, все пропорции и компоненты определяются только им. В этот раз он решил побаловать нас двойной ухой. Проварив партию окуньков, завёрнутых в марлю, он вытащил их и зарядил котелок куском карпа и несколькими карасиками, чтобы уха получилась особенно наваристой и питательной. Хорошенько проварив вторую заправку, Толик добавил все приготовленные специи, по вкусу подсолил уху, а потом вынул из костра небольшую аккуратную головешку и потушил её в котелке, чтобы уха отдавала дымком, нежным и ароматным запахом костра. Залив в котелок обязательные рыбацкие сто граммов водки, Толик пригласил нас к столу. Мы с Колей тоже не теряли времени даром, уже давно разлив по стаканчикам коньячок и ловя трепетными ноздрями сногсшибательный аромат. Пропустив по первой и, без задержки, по второй мы приступили к восхитительной трапезе.
За всё время приготовления ухи ощущение необычности обстановки не только не покинуло меня, но всё нарастало. Я не мог понять, в чём дело. Лёша, подай мне, пожалуйста, соль, - попросил меня Коля. Я с недоумением посмотрел на него, и тут меня осенило! Колян, грубиян и неформал и, вдруг - "пожалуйста»! Оказывается, не обстановка необычная, а Колян сегодня необычный! Известный и неподражаемый матерщинник Колян за всё утро не сказал ни одного плохого слова! А надо вам сказать, что был он не рядовым срамословцем, а неповторимым, пронзительным артистом матерного жанра. Когда он выдавал свои многоярусные отточенные рулады, то они воспринимались не как похабное сквернословие, а как высокохудожественное самовыражение творческой личности, как некий симбиоз своеобразного поэтического дара и исконно глубинного, народного творчества. Бесспорно, в своём деле Колян был непревзойдённым мастером-импровизатором, я бы сказал, профессором, да что уж там – академиком! Запомнить, а тем более повторить, воспроизвести даже отдельные фрагменты его филигранного устного творчества не было никакой практической возможности. И этот человек сейчас говорит мне - «пожалуйста»?! И за всё утро - ни одного неформата! Я был в трансе. Коль, что с тобой приключилось, - вскричал я, - Толян, что с ним произошло? А пусть он сам тебе расскажет, - сказал Толик, - я-то знаю, а ты ещё нет. И Николай, опрокинув стопку коньяка и задумчиво глядя на затухающие угли костра, неторопливо начал свой рассказ.
- Недели две назад шеф, освободив нас с Толяном от работы, попросил отвезти с его строящейся дачи на обрезку доски-сороковки, примерно кубометра три. Их надо было окантовать с торцов и привезти с лесопилки назад на дачу. Шеф просил обязательно сделать это до конца дня, так как назавтра должны были прийти плотники, и выделил в моё распоряжение арендованный длинномер. По пути на дачу шефа Толян высказал мысль, что неплохо было бы использовать ситуацию для того, чтобы обрезать и доски, два куба которых лежали на моей даче. А успеем ли до конца дня, - засомневался я, но, всё-таки, решив, что успеем, мы помчали на мою дачу. Загрузив тяжёлые пятиметровые доски в длинномер, мы приморённые сели в кабину, и я скомандовал водиле, - ну, поехали. Тот повернул ключ зажигания – и тишина. Вылезли из кабины. Водитель открыл капот. Что только он ни делал, машина не заводилась. Прошло полчаса, прошёл час и больше. Шофёр, окончательно выбившись из сил, сказал, - всё, я больше не знаю, что делать.
Я был в отчаянии. Если бы машина сломалась на даче у шефа, то ещё ладно, но как я объясню ему, почему мы оказались на моей даче? Уже три часа дня. Рабочее время водителя – до шести часов, как, собственно, и работа лесопилки. Меня охватила паника. Я не знал, что делать. В каком-то коматозном состоянии я забрёл за машину сзади, и внезапно моя рука непроизвольно потянулась ко лбу, а кисть руки сложилась в троеперстие. Осеняя себя крестным знамением, я начал читать молитву «Отче наш», которой меня ещё в детстве научила бабушка. Перекрестившись двенадцать раз, я мысленно стал просить Бога, чтобы он пришёл мне на помощь. Понимая всю ничтожность моей просьбы по пустяковой для Бога причине, и чтобы усилить её значимость, я вновь мысленно обратился к нему за помощью с твёрдым обещанием никогда в жизни больше не богохульствовать и никогда в жизни больше не сквернословить. И ты, Лёш, не поверишь, каким-то невероятным образом, я вдруг внезапно понял, ощутил, что я услышан. На душе стало так легко и спокойно, и я почувствовал, что всё будет хорошо. С души как бы свалился тяжёлый камень. Я вышел из-за машины... Слушай, Леш, пусть дальше Толян рассказывает. У него это лучше получится. И рассказ продолжил Толик.
- Мы с водителем стояли у кабины, когда Колян ушёл за машину. Наверное, по нужде, подумал я. Минуты через три он бодрым шагом вышел из-за машины, подошёл к водителю и сказал, - давай в кабину, садимся, поехали! Водитель недоумённо уставился на него. Ну, что ты смотришь, я же сказал, садись в кабину, - и повернулся ко мне, - а ты чего ждёшь? Я вслед за шофёром и Коляном залез в кабину. Заводи, - сказал Колян. Водитель повернул ключ зажигания, двигатель завёлся и мы тронулись. Лёха, я был в полной прострации! Больше часа возились с мёртвой грудой металла, а этот вышел и на тебе – «заводи, поехали»! Ну, как это, что ты сделал, - спрашиваю Коляна. Ничего, - ответил он и больше за всю дорогу не сказал ни слова. Мы всё успели. И доски Коляна,и доски шефа попилить, договорившись за бутылку с ребятами на лесопилке, и с водилой - таким же макаром. Я долго пытал Коляна, откуда у него вдруг взялась уверенность, что машина заведётся, но он молчал, как партизан. И только, где-то, через неделю рассказал мне обо всём. Вот такая, Лёха, история.
Мы несколько минут сидели молча. Николай помешивал палкой истлевшие угли костра, а я, переваривая услышанное, думал о том, что, наверное, Бог даёт нам, погрязшим в мелкой суете и ничтожных страстях, хоть раз в жизни шанс почувствовать его присутствие, прислушаться к самим себе, понять, что Бог не только где-то там, на небесах, но и в душе каждого из нас. И осознав это - постараться использовать предоставленный шанс.
Ну, ладно, давайте выпьем, - прервал молчание Толик и разлил по стаканчикам остатки коньяка. С той памятной рыбалки минуло двадцать с лишним лет. Мы часто встречаемся, выезжаем семьями на природу, отмечаем праздники и дни рождения, но не могу вспомнить, чтобы за всё это время я услышал от Николая хоть одно бранное слово. Похоже, своим шансом он воспользовался.
21.03.2020.