Глава 1. Странный инцидент
Сначала я почувствовал спиной холод. Были странные ощущения, ведь обычно сначала мерзнут руки, ноги, голова, что угодно... но спина?! У меня создалось впечатление, что лежу на голом льду. Да, я четко ощущал собственное тело в горизонтальном положении, сомнений не было. Может, упал на катке? Потерял сознание, а теперь понемногу прихожу в себя? Поэтому тело так ноет, голова раскалывается, а свинцовые веки опухших глаз не хотят открываться? Или может, я умер? И все, что происходит сейчас, просто видение? А может, попал в автокатастрофу, а теперь очухался и лежу в морге на мраморном столе, и поэтому так холодно? Сейчас сюда явится циничный патологоанатом со стаей шумных студентов, и они наскоро вспорют живот, чтобы поглазеть на мои кишки? Будут аккуратно надрезать скальпелем печень и селезенку... просто так, без всякой цели, из природного любопытства! А я? Разумеется, им не дамся! Надо постараться открыть глаза, чтобы они увидели, что я жив, и тогда, возможно, врачи спасут меня и вернут к жизни?
Сознание понемногу просыпалось, я начал ощущать собственное тело и даже пошевелил ногой. Вокруг ничего не произошло, я продолжал лежать в полной тишине. Холод не проходил, а наоборот, распространялся по телу. Он сковывал мне руки, которые не слушались, не давал произнести звука из онемевшего рта, а главное, не позволял раскрыть набухшие веки. Кто бы знал, как мне было тяжело, просто невозможно преодолеть это титаническое земное притяжение в пять атмосфер... и открыть глаза!
Собрав жалкие потуги в один целенаправленный бросок, я резко приоткрыл веки. Яркий дневной свет пронзил до боли. Мне даже показалось, что ослеп, ведь я абсолютно ничего вокруг не видел. Веки мгновенно сомкнулись. Я снова погрузился во тьму, но в мозгу судорожно пульсировала мысль: попробуй еще раз! Соберись силами и попробуй снова! Рычи, плачь, вой, но только держись и не закрывай глаза! Мой мозг отдавал приказы полумертвому организму, который отказывался подчиняться. Я сам подталкивал себя неимоверными моральными стараниями, потому что физические силы были на нуле. Как телефон без зарядки, я не представлял собой никакой ценности и лежал пластом на чем-то очень холодном.
Через четверть часа я оставил безуспешные попытки снова открыть глаза, был еще слишком слаб и не готов к таким подвигам. Поразмыслив немного, решил напрячь свой нюх и глубоко вздохнул носом. Получилось! Я дышал! Значит жив?! Вздохнул несколько раз к ряду, широко по-лошадиному раздувая ноздри. Человек, все-таки, большое животное, хоть и считает себя умнее других, но у него те же природные инстинкты и натуральные рефлексы, и никуда тут не денешься.
Мой острый нюх учуял специфичный запах: какой-то затхлости или сырости, что вполне совпадало с ощущением холода. Эти два кусочка разбитой мозаики как-то сразу склеились вместе, но не смогли полностью заполнить мое любопытство. Мне предстояло дальше исследовать окружавший меня микромир. Я напряг уши и вымученно вслушался. В звенящей тишине удалось различить удаленное присутствие воды, нет не журчание, а скорее накрапывание, капля за каплей, и я ощутил чувство жажды. Мне страшно захотелось пить. Обессиленный, бездыханный, обезвоженный... Что же такое невероятное со мной приключилось?!
Пока я ломал голову над этой загадкой, решение пришло само собой. По мне кто-то пробежал, какой-то зверь. Я ощутил всем телом маленькие быстрые когтистые лапы. От неожиданности мои глаза открылись сами, и мне осталось просто ознакомиться с окружавшим меня пространством.
Я лежал на вонючем цементном полу, не удивительно, что замерз. Маленькая мрачная клетушка напоминала тюремный острог. Безрадостную картину довершало небольшое окошко за решеткой буквально под самым потолком. Даже если бы мне удалось как-то встать на ноги, то я все равно бы не дотянулся до крошечного окна. В углу каморки реально капала вода, и мне снова отчаянно захотелось пить. Там же копошилась небольшая крыса, видимо, та самая, что пробежала по мне, и которой я обязан своим пробуждением. Мною овладело некое чувство благодарности к животному и отнюдь не брезгливости. Даже обрадовался, что нахожусь не один в заточении. Где я вообще и что же такого натворил?!
Медленно перекатившись со спины на живот, я вскрикнул от боли. Что-то горячее и жгучее пронзило мозг, и я снова откатился на спину. Уж лучше холод, чем боль! Видимо, ребра мои переломаны, может одно, а вполне возможно, что несколько. Да, эти открытия меня совсем не обрадовали. К тому же, жажда по-прежнему отчаянно доставала.
Прямо на моих глазах крыса нагло пила из лужицы на полу. Животное не пряталось и не проявляло особого беспокойства. То ли эта крыса была так хорошо осведомлена о моем состоянии здоровья, то ли просто жила здесь и чувствовала себя дома. В любом случае, я искренне позавидовал твари, и, если бы мог доползти, то приник бы к луже высохшими потрескавшимися губами.
Через некоторое время, не знаю точно сколько, в местах заключения это понятие абстрактное, тишину пронзил лязг засова металлической двери. Из чувства предосторожности я претворился мертвым, но фокус не прошел. Заглянувший охранник был явно осведомлен об улучшении моего состояния, а это означало... что в каморке имелась камера наблюдения.
Грузный небритый мужчина в засаленной униформе черного цвета пружинистым шагом вошел в камеру и пнул меня в бок пыльным ботинком. Тысячи искр боли разлетелись в моем воспаленном мозгу. Только не это! Так ты меня не поднимешь на ноги, идиот!
Я отреагировал протяжным стоном. Охранник самодовольно ухмыльнулся как бы в подтверждение своих обоснованных подозрений, что я оклемался, и поставил алюминиевую миску на стол. Не отрывая головы от пола, я проследил взглядом за его действиями, опасаясь, как бы тому снова не пришло в голову пнуть меня для забавы. В миске было явно что-то жидкое, возможно, баланда или рыбный суп, который выплеснулся на стол, распространяя терпкий запах мойвы в замкнутом пространстве камеры. Голода я не чувствовал, а от рыбной вони меня чуть не вытошнило.
Охранник потоптался еще немного около моего окоченевшего тела, а затем молча ушел. Глядя через его спину в проеме кованной двери, я успел заметить коридор, освещенный тусклой электрической лампочкой. Значит окон там не было. То есть я действительно находился в изолированном месте, очень напоминавшем тюрьму.
Тем временем крыса резво взобралась на стол по одной только ей ведомой дороге и нагло принялась уничтожать рыбью жижу, расплесканную на столе. Я не мешал твари наслаждаться. В этой жизни все мы живем параллельно: и когда один подыхает, глупо наказывать того, кто в этот момент радуется жизни. Каждому свой черед.
Разобравшись с объедками, крыса вплотную приблизилась к миске и даже стала заглядывать внутрь, опираясь когтистыми лапками на стенки металлической посудины. Аромат явно привлекал ее так, что бедная тварь забыла про все меры предосторожности. Крыса ловко вскарабкалась на край миски и, пробалансировав немного, плюхнулась прямо в суп. Больше мне ее не было видно, но еще около часа мне слышалась отчаянная борьба животного за жизнь. Крыса царапала лапами дно посудины, не желая смириться с худшей участью. Где-то через час возня прекратилась и, надо полагать, обессиленная тварь сдохла. Мне ее не было жалко: каждому свой срок. Эту горемычную крысу сгубила жадность, надо было довольствоваться чем есть, а не желать большего!
Я лежал на холодном полу и философски размышлял, как мы с ней схожи. Может, и я возжелал что-то такое, что привело меня в этот острог в таком плачевном состоянии? Главное, не кончить, как эта несчастная тварь!
Дни тянулись сплошной чередой, я их даже не пытался считать. Если в камеру через окошко пробивался свет, то надо полагать был день, а когда вокруг царила кромешная тьма, то соответственно наступила ночь. Я пребывал в гордом одиночестве: моя сокамерница-крыса, как вы знаете, отбыла в мир иной, и вполне возможно, что была там счастлива... в отличие от меня.
Понемногу мой организм приходил в себя. На ноги я еще не встал, но уже мог сидеть, прислонившись к каменной стене. Охранник принес мне даже циновку, которую раньше не предлагал. Наверно, был уверен, что я не оклемаюсь. Так что эта соломенная подстилка была мне передана, как заслуженная награда.
В полном молчании мужик в черной униформе ежедневно ставил передо мной прямо на пол жидкую похлебку. Через несколько дней я заметил, как мой мозг ждал этого часа, а желудок требовал ежедневного рациона.
Охранник больше не бил меня и даже смотрел с сожалением, но никогда не заговаривал. Я уже достаточно уверенно овладел своими руками, двигал шеей, поворачивал голову, но слабость еще присутствовала. Как заправский костоправ, я тщательно прощупал все кости, одну за другой, исследовал ребра, пересчитал позвонки. Вроде бы все было на месте! Эта новость взбодрила меня, и я даже начал задумываться о будущем.
Главной загадкой моего заточения оставалось то, что я абсолютно никого не интересовал. Меня не пытали и не допрашивали, как это обычно бывает с заключенными под стражу. Ко мне никто не приходил и не задавал каверзных вопросов. Меня никто не навещал. Получалась какая-то не состыковка!
По крупицам я начал собирать вокруг себя всю возможную информацию и тщательно анализировать. По вечно запыленным ногам охранника я заключил, что нахожусь не в городе, а скорее в сельской местности. Пыль на его стоптанных ботинках была непривычно светлая, даже немного с рыжеватым оттенком. Такая бывает в южных регионах России, где выгоревшая под палящим солнцем земля как будто ржавеет.
От охранника, приносившего дневной паек, шел неистребимый запах пота. Иногда он промакивал свою намечавшуюся лысину носовым платком не первой свежести. Униформа явно обременяла его, а это означало, что... там за стенами этого чертова острога было жарко. Вот почему у окна не было ни рамы, ни стекла, а только чугунная решетка! Я жалел, что не мог добраться до него, что значительно бы расширило знания об окружавшей обстановке. Эта дырка в стене постепенно превратилась в единственную цель, и я часами обдумывал план осуществления заветной мечты.
Из немногочисленных предметов в камере мне мог бы пригодиться чугунный стол. Этот нелепый четырехугольный предмет не был закреплен к полу, и, следовательно, мог относительно свободно передвигаться. Если бы не его вес, то можно было подтащить стол к стене с окном, и это частично решило бы проблему. Скептически посмотрев на неподъемный стол, я подумал, что пора вставать на ноги и заняться восстановлением физической формы. Я приступил к облегченным спортивным упражнениям, и это укрепило истерзанный дух.
Как-то во время ежедневных отжиманий (уже добрался до этой стадии), меня неожиданно осенило, что если чугунный стол повернуть и поставить на попа, то он станет выше еще на полметра, и тогда до заветного окошка мне останется всего ничего! Это озарение подняло мне настроение. Как я раньше не догадался?! Этот стопудовый стол не нужно тянуть, а просто перевернуть на бок.
Проблема с оставшимся до окна расстоянием была решена в тот же день. Во время приема пищи я спрятал ложку, вернув охраннику лишь миску. Он моей детской шалости не заметил, а я заполучил очень ценный металлический предмет. Обвязав рукав собственной рубашки вокруг заветной ложки, я лихо вскарабкался с этим альпинистским снаряжением на перевернутый на попа стол. До цели оставалось полметра. С нескольких попыток мне удалось забросить ложку между прутьями решетки, и вот когда она надежно уперлась между ними, пришел мой звездный час. Держась за собственную рубашку я проделал оставшиеся полметра по отвесной стене, как заправский скалолаз. Рубашка предательски трещала по швам, но выдержала мой облегченный вес, и я наконец увидел внешний мир.
Вы когда-нибудь сталкивались в жизни с разочарованием? А с безысходной ситуацией? Вам никогда не казалось, что это конец?! Именно такие чувства охватили меня, когда мне удалось добраться до заветной цели и увидел клочок голубого неба, как писали наши знаменитые классики в своих нетленных поэмах про узников. Они оказались недалеки от истины, поскольку я понял, что не просто заключенный, а кавказский пленник!
Теперь немного подробнее. Добравшись до заветного окошка, я увидел пыльный двор и дорогу, уходившую вдаль, в горы. Вначале увиденное показалось мне просто бредом, но когда перед окном остановился военный ГАЗик, и я услышал грузинскую речь, то сразу понял, что дело тут серьезное.
Я сполз вниз и не спеша разобрал баррикады. Спрятав ложку в укромном месте, мирно уселся ни циновку и погрузился в размышления. Мне было о чем подумать! Как меня угораздило вляпаться в такую жуткую историю? Причем тут военные? И как вообще я оказался в чужом краю?!
С Грузией у меня точно не было никаких родственных связей. Из всех знакомых я вспомнил единственного грузина Вано, который торговал цветами на Центральном рынке. Отличный парень, между прочим! Каждый раз вместе с шикарным букетом белых роз (Розочка их обожала) он предлагал мне рюмку домашней чачи и отказать ему было невозможно.
Винным бизнесом я не занимался, военным конфликтом с Южной Осетией не интересовался. Собственно, и новостей про Грузию как-то особо мне не припоминалось. Последнее, что пришло на ум была смерть Шеварднадзе лет пять назад. Кто же про него не слышал? Последний из могикан, так сказать. Кто там теперь у руля?
И тут я стукнул себя по лбу. Было больно, но помогло прояснить ситуацию. В последнее время голова моя забарахлила, наблюдались провалы в памяти, в общем, напоминала старый телевизор, в котором иногда пропадало изображение. Именно такой был у меня в детстве. А стукнешь хорошенько по крышке, и все, снова отлично начинал работать. Так вот мои мозги перезагрузились и выдали мне следующую информацию.
В Грузии совсем недавно произошли важные политические изменения, не то чтобы революция, но страна сменила курс, а также парламент и президента. В конце прошлого года на политическом небосклоне новой Грузии засияла звезда мадам Зурабишвили, первой женщины-президента. В общем, страна вступила в эпоху матриархата. Трудно было судить, хорошо это было или плохо. Лично меня эти изменения никак не коснулись. Однако, тот факт, что новая глава страны сменила Париж на Тбилиси натолкнул меня на любопытные воспоминания. Времени пораскинуть мозгами у меня было предостаточно. Я уселся на своей соломенной циновке в позу йога, закрыл глаза, сосредоточился, глубоко втянул носом несвежий воздух и приступил к созерцанию прошлого.