Отец принес дракона. Нашего дракона. Он был слаб. На спине его были борозды и сочилась кровь.
Отец ушел. Мама обняла меня. Наступила малая ночь. Ночью пришли запахи и страхи. Огромная волна ужаса вдруг накрыла нас. «Дракон, защищай!» - сказала мама тихим голосом. И он впервые ответил, что не сможет. Он раскрыл крылья и накрыл ими нас. Будто это укрытие могло нас защитить. Но ужас стих. Это неслышно пришел большой урса. Наш урса. Могучий и горячий. Обычно. Раньше. Но сегодня он был иным. Он медленно приблизился. Лег у наших ног. Огромная туша, покрытая темной шерстью, с шишковатой, немного скользкой на ощупь головой, теплым носом. У него было хрипловатое дыхание, и он дрожал. Потом затих. Мама вздохнула и шепнула: «Спасибо урса». Немного спустя дракон тоже перестал дышать. Я чувствовал, как каменеют его крылья и холодеет обычно теплая на ощупь чешуя панциря на груди. Последней умолкла мама. Она до последнего пела мне колыбельную. О звездах, о реке, о траве, что покрыта вечерней росой. Я остался один.
Волки были всюду. Никогда огненные волки не нападали в таком количестве. Их глаза горели, их острые крылья были начинены летящими острыми перьями. Ими они ранили всех вокруг, птиц и драконов, грифонов и людей, даже огромные медведи с их непробиваемой черной шкурой могли быть поранены их мелкими шипами в побрюшье или глаза. Эти перья было очень трудно вынуть из раны, были опасны любые порезы, которые они наносили, черная камедь, налипшая на них, медленно отравляла живую плоть. Они неслись по земле светящейся огромной стаей, которая выбрасывала раз за разом из себя две, три молнии растворявшихся в пространстве зверей. Все проносились мимо, не ведая цели. Они бросались стремительно вперед, порой обгоняя черные тени своих перьев. Это был бесконечный неистребимый безжалостный поток. Кто-то сдвинул на далеком юге равновесие жизни и маятник качнулся в сторону смерти. Огненный волк это уже мертвый волк. Страшный мор порою нападает на этих зверей. И в ослеплении последнего броска они несутся вдаль от своих лесов и рек, облюбованных их предками, навстречу своей гибели, разбрасывая всюду свою месть, унося с собой в небытие жизнь случайных племен и стад, попавшихся на пути. Черная камедь. От нее нет спасения ни на земле, ни на небе. Немногим удается выжить после смертельного бега стаи огненных волков. Я - уцелел. Я теперь один. На сотни полетов камня никого нет вокруг. Только тела. Только смерть. Отца я нашел у дальней тропы. Он верно хотел что-то спрятать для меня, теряя последние силы, пока черная камедь не проникла в его сердце. Я нашел наши припасы и оружие. Мешочки семян, сушеные грибы, деревянные сосуды с пряным мясом и вяленой рыбой. Булонь отцовская, которой он метал камни и дротики. Я коснулся ее, отполированной отцовской рукой, темной поверхности. Она замерцала, откликнувшись, чуть помедлив, задрожала и выбросила свой язычок. Узнала. Отец успел ее познакомить со мной. И пусть это не зверь, не товарищ моих игр, чувство одиночества немного померкло, отпустило, и я заплакал. Слезы вытекали из глаз. Губы дрожали, и мне стало так горько и обидно, что даже досада появилась на самого себя. Тело отца быстро таяло, становясь полупрозрачным светлым. Скоро оно совсем уйдет. Как ушли тени мамы и дракона. Урса не исчезнет. Он из этого леса. Он будет каменеть и покрываться синей травой, плесенью. Он будет камнем, бугорком еще долго. И я смогу к нему приходить. Мне обидно, что я еще мал. Отец не успел меня ничему научить. Он уходил в далекие пустоши, он бывал в дальних горах, он дружил с нашим лесным урсой, он ведал много про этот мир. Мама только слегка, иногда, в своих, похожих на шелест деревьев, тягучих песнях-рассказах обозначала эти его походы. Он приносил еду, плоды и рыбу, птицу и мясо. Его приход был ожидаемым счастьем. Я чувствовал, как мама смягчалась, как струна, которая в ней звенела, струна ожидания, беспокойства и тайны, исчезала и будто облако тепла, расслабленной неги, чувства блаженства опускалось на нас всех в это время. Время волшебства. Которое уже никогда не настанет отныне.
Путь в дальние горы шел через лес, через обиталище урсы. Большой урса был другом отца. Они часто с ним сидели на краю скалы и смотрели на дальние горы, что-то обсуждая, порою споря, а иногда начиная петь забавные лесные песни, в которых я понимал не более пары слов. Урса приносил вкусные грибы и большие синие ягоды, которые очень любила мама. Немного тягучие, горьковатые, но очень вкусные и сытные. Отец часто говорил про дальние горы. Он искал там какое-то место, где мы все будем в безопасности, говорил, что там будет всегда тепло и достаточно еды. Голод и холод нам были знакомы. Холод приходил с большим закатом. Когда оба солнца спускались в темный лес и голубые звезды заполняли небо надолго, на две усталости и сотню снов. Холод был черным и одновременно сверкающим. Мхи покрывались прозрачными иголками, которые крошились под завернутыми в кожаные чехольчики ногами. Дракон накрывал нас своими крыльями, и мы с мамой спали под его урчание, он был молчун. Только иногда что-то вскрикивал или начинал бубнить. Что-то ритмичное. Дракон был теплым. Он был мамин друг. Она с ним даже разговаривала, спрашивала какие-то советы. Он открывал свой клюв. Пасть. И выплевывал черный кубик. Мама вставляла в отверстие своего большого гребня и закрывала глаза. Потом, будто проснувшись, начинала готовить еду и мастерить мне игрушку или одежду. Крылья дракона мерцали. И в холод мы могли видеть друг друга, играть в игры и танцевать. Мама очень любила танцевать. Она снимала свой гребень, говорила ему волшебные слова, и он начинал звучать. Иногда громко, иногда тихо и красиво. Отец смотрел на нас в эти мгновения и улыбался. Эта улыбка до сих пор перед глазами. Медвежонок, маленький урса, нашелся неожиданно. Я уже довольно далеко отошел от нашей скалы. Деревья стали гуще, кусты поредели. Мох был уже повсюду. Синий щетинистый. Упругий под ногами. Он не мешал, даже немного помогал ходьбе. Ноги давно устали, но еще терпели мое неспешное перемещение. Надо было уже искать место для отдыха. До дальних гор еще очень далеко. Булонь была давно мне послушна, и ее серая круглая плашка высвечивала положение «вверх». Значит, надо идти прямо.
Направление я задал на среднюю из трех дальних гор. С острой черной вершиной. И вот, в тот момент, когда глаза почти нашли место, где можно присесть на отдых, прицеливаясь на поваленный ствол большого дерева и серый бугорок старого мха, появился медвежонок. Черный, с розовным носом. Розовоносик. Мне он понравился сразу. И я сказал: «Здравствуй, урса». Он был юн. И еще плохо говорил. Его рычание было полно непонятных видений и страхов. Он тоже потерял отца и мать, и тоже не знал, что делать и как выживать. Но постепенно мы с ним настроились на контакт. Он рассказывал про прекрасные рощи, в которые водила его мама. Там росли кусты с синими ягодами, которые они тоже любили. Он вспоминал теплую пещеру, где они жили ночью и как он слышал сопенье отца, который спал всю эту ночь весь мягкий и уютный. Я дал ему зерен. Они очень сытные. Пять, шесть штучек разбухают в животе до размера тарелки каши. Мы смотрели в розовое вечернее небо и вспоминали, каждый свою семью. А потом мы затеяли вместе идти на дальнюю черную гору. Вместе веселей и не так страшно. Его урчание вызывало во мне видения, пестрые, немного беспорядочные, но понятные. И ему, и мне. Дорога стала легче. Ночлеги стали легче, медвежонок почти не спал, а мои засыпания стали легкими и недолгими. Гора приближалась, вырастая и нависая над нашими головами. Что искать, я не ведал. Булонь уже перестала нас направлять. Цель была достигнута. Гора была крута. Каменистые склоны не позволяли подняться. Надо было искать пологий склон. Вдруг медвежонок выдал видение пещеры. И я обернулся к нему. Меж камнями в зарослях был проход узкий для крупного зверя, но для нас вполне проходимый. Мы заглянули в него. Проход вел действительно в какую-то пещеру. Усталость и отчаяние придали нам смелости, и мы прошли внутрь пещеры. Она была большая. Даже огромная. Наверху, вероятно, были тоже проломы, и свет проникал в нее. У ног журчал ручеек. Или может дождевая вода, накопленная в камнях, вытекала откуда-то. Медвежонок лизнул, и ко мне пришло видение реки. Горной большой реки. Быстрой, холодной, среди валунов и кустарника. Значит, где-то есть большой водоем. В котором - пресная вода. Это радовало. Рядом с водой должны расти плоды и ягоды. Для нас это важно. Припасы кончались. Мы пошли вдоль ручья. В него стекали другие потоки воды или он сам сливался с более крупными ручьями. Пещера наша давно превратилось в узкое ущелье с розовато-серым небом над головой, оно было для нас совсем не тесное и мы с медвежонком повеселели. Он урчал о синих ягодах, о солнечной поляне. Я ему поддакивал, насколько это получалось. Все-таки ему дар создавать видение знаком с рождения, а мне мама показала всего пару приемов. Закрыть глаза, увидеть желаемое, представить какое-то свойство и помычать протяжно, запоминая. Получалось не очень. Меня сбивали беспокойные быстрые мысли. Нос почешется. Волосы на глаза полезут. Медвежонок не всегда понимал. И оттого веселился, бросая мне картинки с разноцветными брызгами и летящей листвой. Он был смешной и добрый.
Ручей падал вниз. Уже довольно большой, он низвергался водопадом вниз. В бесконечную пропасть. Путь наш закончился. Не будет реки с синими ягодами. Вокруг были камни. И в небе стояло только одно солнце. Яркое. Теплое. Медвежонок загрустил. Я достал булонь и направил ее вниз. Просто так. Без какой-либо мысли. Но булонь повела себя странно. Она заискрилась, ее круглая панель заиграла красками. Вспыхивая пестрыми блестками. Никогда я этого не видел. Внизу появился свет и снизу начал подниматься стержень, похожий на ствол большого дерева. Ствол застыл перед нашими глазами. Он был гладкий, серебристый по нему стекала вода. Булонь пощелкивала и издавала звонкие звуки. На стволе появилось светлое пятно, которое увеличивалось и становилось прозрачным. Откуда-то пришло чувство, что я это уже видел, что это в моей жизни уже было. И что мне надо коснуться этого пятна. Оно манило. И я шагнул вперед. Рука не почувствовала сопротивления. Она прошла внутрь как в туман. Все вдруг исчезло. Свет погас. Наступила тишина. Я закрыл глаза. Мыслей и видений не было. Медвежонок тоже молчал. Когда пришел свет. Мы стояли на холме. Этот холм был не наш. Не синий мох, а зеленая трава. Всюду были люди. Летали драконы. Слышалась музыка похожая на мамины танцевальные мелодии. Было легко. Медвежонок давал видения большого леса и шумящей листвы. И мы пошли вниз к людям. Страха не было. И, верно, никогда больше не будет