Два раза в жизни моя кошка напугала меня до чёртиков. Это, кстати, была довольно интересная кошка. Я подобрала её котёнком, ещё не зная, что это именно кошка, а не кот – в свои семь лет я в таких материях не очень разбиралась, да и нужды не видела.Мои родители не были горячими сторонниками содержания животных в городской квартире, и от моего приобретения в восторг не пришли. Масти кошка выросла тигровой, нрава неласкового, привычек привередливых.
Помню, когда я её только притащила, папа сказал, что тигровые кошки очень переборчивы в еде. «Вот дай ей хлеба с молоком – и увидишь: она не будет это есть. Чем мы вообще станем её кормить?» - выдвинул он свой аргумент.
Я налила в блюдце молоко, покрошила хлеб и поставила перед котёнком. Найдёныш метнул всё в мгновение ока. Думаю, сделал он это исключительно, чтобы подольститься к папе и заставить взять его в дом, потому что это был первый и последний раз, когда моя киска ела хлеб. С тех пор её рацион состоял только из свежей жареной рыбы или консервов «минтай в собственном соку» - с минтаем в масле можно было не обращаться.
Но я отвлеклась.
Когда мне было шестнадцать, и я заканчивала школу, после тяжёлой и продолжительной болезни скончалась моя бабушка. Как и полагается по обычаю, тело уложили в гроб, поставили на табуретки и оставили так до похорон для прощания родных и близких.
Родных и близких было немного – бабушка переехала из другого города, да и пролежала последние десять лет, не выходя из дома, так что гроб с телом стоял себе и стоял в одиночестве, источая густой аромат свежей сосны и свечного воска.
Честное, слово, я нисколько не боялась. Бабушку я любила, мы с ней прекрасно проводили время, и после смерти она оставалась всё той же бабушкой, ничуть не окутанной таинственным и зловещим ореолом. Да и комната, в которой стоял гроб оставалась нашей с ней общей комнатой – светлой, солнечной, выходящей окнами на юг. На крашеном полу лежали прямоугольники света из окна, был март, темнело уже довольно поздно, и ранний вечер – около пяти часов – даже ещё и не намекал на сумерки. Дома я была одна, дверь в комнату с телом покойницы закрыта.
Мне понадобилось взять что-то из школьных принадлежностей из ящика письменного стола, и я спокойно зашла в комнату, даже не уводя взгляд от бледно-воскового лица мёртвой бабушки с бумажной полоской на лбу, тоже полагающейся по обряду.
И вот, как только я отвернулась к столу, за спиной у меня раздался тихий скрип. Вздрогнув, я обернулась. Дверца платяного шкафа, только что бывшая плотно закрытой, едва заметно колебалась, как будто оттуда, из шкафа, на неё дунул лёгкий ветерок. Притом, никакого сквозняка в комнате в помине не было – воздух стоял неподвижно, даже язычки свеч не колебались.
Мне сделалось реально страшно: дома никого, я одна в комнате с покойницей, а из шкафа явно собирается вывалиться в наш мир нечто такое, о чьём пребывании в шкафу в раннем детстве мы все знаем абсолютно точно, но отчего-то – видимо, по глупости – взрослея, отмахиваемся от этого знания.
Итак, я стояла ни жива, ни мертва и ожидала встречи с потусторонним, что называется, фейс ту фейс, а дверца поскрипывала и всё больше приоткрывалась. И наконец, оттуда, из шкафа, вылезла на мягких лапках моя поганка-кошка. Непонятно, как и когда она туда просочилась, но, похоже, что в темноте ей хорошенько вздремнулось, а потом она решила вылезти и напугать меня до лёгкой уссачки.
Другой случай произошёл годом позже. С двумя моими подружками мы решили в крещение поворожить. Делалось это так: около полуночи в тёмной комнате нужно было зажечь свечу, поставить на столик перед зеркалом два прибора и сесть за этот столик, повторяя «суженый мой, ряженый, явись мне принаряженный, ряженый мой суженый, садись со мной ужинать». В гадания я не верю, но таинственная забава показалась увлекательной. Важно при этом было оставаться в одиночестве, так что мы дождались, когда родители уснут в своей комнате, включили в зале потихоньку телевизор а в смежной с ним спальне – между прочим, той самой комнате, где стоял гроб с телом бабушки – устроили, собственно, гадальню.
На правах хозяйки квартиры я должна была гадать первой. Было жутковато, но весело. Я вошла в комнату, села перед зеркалом и стала повторять вышеуказанную мантру, не особенно надеясь разглядеть в темноте даже своё собственное отражение.
И вдруг из глубины зеркала на меня сверкнули зелёные зрачки.
Слава Богу, я не умею визжать, не то перебудила бы весь дом. Вскочив и опрокинув стул, я бросилась к выключателю, не сразу с перепугу нашарив его на стене, щёлкнула рубильником и при вспыхнувшем свете увидела спешно тырящуюся под диван мою кошку – невесть как пробравшись в комнату, она, выходит, вскочила на подлокотник дивана почти напротив моего зеркала, и света свечи как раз хватило, чтобы её зелёные глаза отразились в стекле.
Подружки тоже ворвались в комнату на шум, и мне пришлось рассказывать им о произошедшем казусе.
А замуж я вышла только через десять лет. Но – хотите верьте, хотите нет – до сих пор чудится мне иногда в круглом и курносом лице моего мужа что-то неуловимо кошачье.