В одни самые прекрасные летние каникулы мои собственные родители отправили тринадцатилетнего меня в далёкий посёлок, погостить у своих старых знакомых.
Старых в прямом смысле. Тётушка Марта и дядюшка Анвар годились мне в бабушки-дедушки. А поскольку настоящих бабушку и деда я не знал, то был очень рад гостеприимству и заботе этих стариков.
Я помогал рыбачить дядюшке Анвару, ведь без меня он ни за что бы не справился. Я помогал тётушке Марте в саду. Жимолость и клубника спели как бешеные, и, чтобы не допустить перелимита ягод на единицу площади, мне приходилось усиленно их поедать. Даже иногда прямо с куста, к великой радости тётушки. Ведь ей не угнаться за мной со своими вареньями и компотами.
Все были довольны, но в один из прекрасных июньских дней на дачу к старикам привезли младшую внучку.
Ангельскому созданию было всего четыре годика. Звали её Юнна и походила она на белый, пушистый одуванчик. Я даже боялся подходить к ней и дышать. Казалось, её тонкие золотистые волосики-пушинки тут же улетят от любого резкого движения.
Юнна любила сидеть в песочнице, пересыпать в ладошках тёплый песочек. А её светлые волосы искрились на солнце.
Она часто улыбалась. Вернее, она редко хмурилась и ещё реже плакала. Но с ней было невероятно скучно.
Когда я перестал бояться подходить к ней, дни наши заполнились лепкой куличиков, понарошным их поеданием и рассаживанием кукол для песочного чаепития.
- Не грусти, - говаривал мне дядюшка Анвар, - скоро Юнку заберут. Привезут нашу среднюю внучку.
- А почему нельзя их вместе привезти? - спросил как-то я.
- Не бывает всё вместе, - усмехнулся старик, - всё по порядку должно быть. Скоро уже.
Всё и правда произошло очень быстро, не успел я оглянуться.
В то прекрасное летнее утро я проснулся от невероятно сладкого, знакомого и дурманящего голову аромата.
- Липа зацвела, - догадался я, выглянув в окно. И тут же обомлел. На лужайке перед домом играла в бадминтон... девчонка! Моя ровесница! Я невольно залюбовался её стройной фигуркой в голубой футболке и белых шортах. Волосы, цвета старого золота, собранные в небрежный хвост, спускались до поясницы.
Высунувшись почти по пояс в окно, я долго наблюдал, как девчонка легко, словно пушинка подпрыгивает, как изящно тянет ножку, как её руки взмахивают, беспрестанно отправляя в полет белоснежный воланчик и тут же ловят его ракеткой, сделав два-три прыжка и высоко запрокинув голову. И сердце моё будоражил сладостный, медовый и свежий аромат.
- Липа зацвела, - в комнату зашёл дядюшка Анвар, - и Юлька приехала...
- Июлька... - мечтательно повторил я.
Теперь помощи в поедании ягод от меня было не дождаться. Мы с Июльской тоже сидели в Юнкиной песочнице, но посудка и куклы-мишки давно были убраны. Июлька рисовала песком... Я только зачарованно смотрел, как разбегаются линии от её тонких пальцев, как на золотисто-кварцевой россыпи проявляются картины. Настоящие картины. Вот огромное озеро и одинокий плот под победно реющим флагом, а над ним грозовые облака; вот опоры высоковольтной линии - металлически-воздушные решетчатые ели; вот среди настоящих елей и сосен яростно мчится зверь, похожий на кабана с пастью крокодила. Лёгкий взмах руки и впереди виднеется берёзовая роща, стога сена с острыми шестами, ещё взмах и под пальцами появляется корзинка полная ягод...
- Нравится? - от яркого солнца Июлька щурится, а я разглядываю на её носу задорные янтарные веснушки. А в ярко-синий глазах собран весь-весь небосвод.
На то время, что Июлька собиралась погостить здесь, у неё были грандиозные планы. Ни много, ни мало: пересечь на плоту Атлантику, покорить вершину, поймать загадочного Крокабана, найти клад и так ещё кое-чего по мелочи. О чём она и сообщила мне в первый день знакомства.
Перво-наперво мы решили готовиться к трансатлантическому плаванию. У дядюшки Анвара во дворе были припрятаны сухие доски. Июлька заставила меня сколотить из них подобие плота. Потом мы нашли несколько пластиковых бутылок, пенопласт. Тетушка Марта великодушно разрешила нам взять бельевую верёвку. Отвязывая её от столба, Июлька задумчиво прищурилась, цокнула язычком, подняв указательный палец, и я понял, что в её списке приключений появился ещё один пункт. Но секрет пока остался секретом.
Мы целый день провозились с плотом и ещё полдня следующего. Связывали и перевязывали бутылки и пенопласт, водружали флагшток с привязанным ярко-красным, старым платком тётушки Марты, потом искали подходящей длины шест, выбирали маршрут для плавания и придумывали, как нам дотащить наш плот до берега моря-океана.
Дядюшка разрешил нам взять тачку и даже помог погрузить плавсредство. До берега было всего-ничего, полкилометра по песочной дороге, тут же прозванной Июлькой "Великими песками забвения". Пустыня кончилась ровно в тот момент, когда мы вышли к берегу.
Деревенское озерцо имело неправильную форму, с заводями, островками и даже впадающим неспешным ручейком.
Разувшись, мы с трудом спустили на воду плот. Чуть отогнали от берега и одновременно с противоположных сторон запрыгнули на него. Плот закачался, поочередно погружаясь в воду то одним, то другим краем, но вскоре выровнялся, и мы поплыли. Наш супердлинный шест почти целиком ушёл под воду, когда мы оказались недалеко от первой по маршруту заводи. Тёмно-зелёная вода скользила мимо нас, из сумрачной глубины следом за движением плота поднимались мелкие пузырьки, разбуженные вторжением шеста в царство ила и торфа. Над головой нависали ветви ольхи с чёрными и зелёными шишечками, с дырявыми листьями, проеденными какими-то тёмно-синими, блестящими жучками. У берега торчали из воды склизко-зелёные коряги. Здесь было тихо и сумрачно. И мне захотелось назвать это место бухтой Спокойствия.
Следом по курсу была небольшая песчаная отмель. Шест вынырнул из воды почти на всю длину. Здесь было видно, как на светло-песочном дне метались испуганные серебристые рыбки.
Берег то отдалялся, тревожно шумя камышами, то приближался, приманивая изумрудными покрывалами низкой травы под сенью высоких вётел.
Впереди возвышался косматым зелёным шаром островок с застывшей в причудливом па сухой корягой.
Июлька велела мне причалить здесь. Хватаясь за жёсткие волосы осоки, мы подтянули плот к бережку. В один широкий шаг девчонка оказалась на острове.
- Тебе чего здесь надо? - посмеялся я, сидя на плоту и смотря, как подружка выискивает что-то в коряжистых недрах.
Она снисходительно промолчала, только потрясла в воздухе выуженным откуда-то пёстрым мешочком.
Лишь прыгнув обратно на плот, она соизволила ответить:
- Это мои сокровища, - и припрятала мешочек в рюкзак.
Солнце, что так не щадило нас в песках Забвения, вдруг стыдливо укуталось сливочными облаками, и по воде побежали лёгкие волны.
- Атлантика щедра на шторма, - серьёзно заявила Июлька, разглядывая в подзорную трубу из собственных рук, зависшее над ближним лесом тёмно-синее облако, - право по курсу наблюдаю рождение бури. Спустить паруса!
Но парусов у нас не было, поэтому мы просто отвязали Мартин платок. И вовремя, потому что ветер усилился и даже слегка засвистел на тонком прутике флагштока.
- Переждём шторм в бухте Спокойствия, - крикнул я и ловко начал править к берегу. Туда, где меж двух высоких берегов в озеро неспешно впадал ручей с поэтическим названием Каменный ключ.
Насчёт местной топографии меня уже успешно просветила Июлька.
- Нет, - девочка категорично остановила моё налегание на шест, - я разгоню шторм!
Нисколько не страшась, Июлька встала в полный рост на шатком плоту, воздев руки к небу. А там уже клубился фиолетовый вал, пугал набрякшими седыми веками градовых облаков.
- Заклинаю тебя именем святого Эльма! Пролей свои слезы в Песках Забвения!
К моему удивлению ветер сразу сменил направление и даже вроде бы немного стих. Туча, словно неповоротливая баржа, накренившись всем корпусом, завернула вправо, и за серебристым войлоком раздосадовано проворчал гром. До нас долетела лишь лёгкая водяная пыль, а над песчаной дорогой, над Песками Забвения пролился оглушительный дождь.
Но стоило Июльке опустить руки, как из самого края грозового облака, из этого косматого пёсьего хвоста, вдруг ливануло так, что мы моментально промокли, отяжелели и продрогли. Но сильнее я похолодел и по спине поползла волна мурашек, от того, что наш корабль тоже промок и начал тонуть. Я с отчаянной яростью толкал дно шестом, но плот наш опускался всё быстрее, и мы стояли на нем уже по колено в воде, не чувствуя твердой опоры, а лишь что-то зыбкое, ускользающее и увлекающее за собой вниз, в малахитовую глубину. Причаливать, если можно было подобрать название нашему занятию, пришлось в камышах, в коричнево-зелёной тухлой жиже. Но здесь было всех ближе до берега и даже до дядюшки Анвара, что встревоженно ждал нас под деревом. С зонтиками и дождевиками, и с тачкой, которую мы бессовестно бросили на том берегу.
Дождь ещё не совсем закончился, с неба летела холодная, сверкающая пыль, а ветер победно трубил в кронах исполинских тополей.
- Жаль, что плот утонул, - простучал я зубами, пытаясь вытереть о траву слишком грязные ноги.
- Ну кто ж в бурю на плоту катается? - укоризненно вздохнул дядюшка.
Июлька, едва успев стряхнуть с пальцев ног комочки ила, подбежала к нему.
- Деда, ты представляешь, мои сокровища сохранились!
Сокровища?
Я недоверчиво посмотрел на грязноватый мешочек в руках прыгающей от счастья Июльки, и на дядюшку Анвара, что по-стариковски прищурился.
Наверняка какие-нибудь девчоночьи штучки.
- Я прошлый год их на острове спрятала, и они сохранились, - от души радовалась Июлька.
- А нельзя их было оставить дома? - неуверенно спросил я, уже убедившись, что Июлька всегда знает лучше, как надо поступить.
- Ты что? ОНИ же их сразу бы нашли!
При этом Июлька сделала такие глаза, что мне стало стыдно, что я не понимаю таких элементарных вещей и знать-не-знаю кто такие ОНИ.
Закутанные в дождевики, мы уместились в широкую тачку, как в чашу, и дядюшка отвёз нас домой.
А на чистой и уютной кухне тётушка напоила нас горячим клюквенным киселем с корицей, немного отругала за безрассудность. По её мнению, для трансатлантического переплыва у нас не было самых необходимых вещей, как то: резиновых сапог, плащей и зонтиков.
Зонтиков! Можете себе представить? С зонтиками на плоту и в резиках.
Июлька только хитро посмеивалась, но я уже видел по её ярко-синим глазам: она обдумывает новое приключение.
Я не ошибся.
На следующее утро Июлька ворвалась в мою комнату словно Эль-Ниньо.
- Сегодня мы должны покорить Пик Коммунизма! - категорично заявила она.
- А почему не Эверест? - спросонья я потирал глаза.
- Потому что Эверест - это банально. А ещё он старее, чем Пик. Собирайся.
После завтрака и напутствий от тетушки Марты, (хотя она и не догадывалась, что её внучка затеяла на этот раз), мы отправились на покорение. Да что там тётушка, я и сам не догадывался, что пришло в голову Июльке.
Мы долго поднимались в гору по единственной на всю округу асфальтированной дороге. А она не давала нам ни малейшей поблажки, становясь всё круче. Но тяжёлый подъём вознаградил нас сердцезамирательным видом с вершины. Это, конечно, было красиво, но всё же на покорение пика чего-бы-то-ни-было не тянуло. Пока я глазел, разинув рот, на это загоризонтное великолепие, моя подружка решила исчезнуть.
- Куда ты? - успел крикнуть я Июльке, что уже почти спустилась в придорожные заросли. Над бурьяном виднелась только её макушка, ярким соломенно-блестящим пятнышком.
Даже не повернувшись, она небрежно махнула рукой. И я послушно последовал за ней.
А Пиком, которому была уготована судьба покорения, оказалась опора высоковольтной линии электропередачи.
Нет, не из тех, что держат на своих плечах провисающие низко над полем ожерелья проводов. Моя подружка всё-таки не сходила с ума.
Эти опоры стояли чуть поодаль. И провода не держали. Может быть, когда проектировали линию обсчитались с количеством вышек, или привезли запасные, или они оказались бракованные, или кто их знает, зачем три металлических, решетчатых ели выставили на склоне крутого холма. Их было видно издалека. И с дороги из города, и от лесополосы, и от деревни. Но пока Июлька не позвала меня сюда, я словно и не замечал их.
- Смотри, - Июлька махнула рукой в их сторону, - первый - Этна, второй - твой любимый Эверест, а третий... - Бинго! Пик Коммунизма!
Неяркое солнце делало дали размытыми, наполняло их мягким, сливочным свечением. Словно в воздухе висела невидимая бриллиантовая пудра, поблескивающая в спокойных тёплых лучах. По склону холма гулял ветер, расчёсывал длинными пальцами кудрявую люцерну. Нежно дул в глаза Июльке, на что она смеялась и морщилась. Совсем невысоко над нами, он же гудел в нависших широкими дугами проводах. Когда мы проходили прямо под ними, я взглянул наверх. Тонкие, чёрные линии расчертили глубокий ультрамарин неба. С каждым шагом они двигались, перемежались, иногда две линии сливались в одну. И я вдруг понял, каково это, оценил всю мощь и красоту непреложной истины, что параллельные линии не пересекаются. Никогда. И эти провода над полем и есть непересекающиеся параллели. Параллели, опоясавшие землю. Волосы мои вдруг решили зажить отдельной жизнью и зашевелились.
То ли моё внезапное осознание так повлияло на них, то ли слишком низко провисающий провод до предела наэлектризовал воздух над нашими головами.
Вышки скромно ждали нас. Подножья их крепко-накрепко засели в земле, обвились сухими травами, заросли низкими кустиками тальника.
Июлька первая ухватилась за нижнюю перекладину, легко дотянулась до следующей балки. Ещё один рывок и она уже была в пяти метрах от меня.
Но я, конечно, не стал просить её подождать. Я рванул следом, так быстро и проворно, чтоб обогнать и оказаться на самом верху раньше. А Июлька со смехом приняла это соревнование.
Руки пахли железом. А ноги чуть-чуть занывали. Огромная вышка едва заметно покачивалась, неслышно стонала от ветра. По металлическим ветвям шла вибрация, и мы слушали её ладонями.
На самом верху ветер кружил голову. Высота вышки совместно с высотой холма открыли такой обзор, что мы замерли с тихим "А-ах". Но ненадолго. Июлька вытянула из кармашка маленькое фиолетовое стёклышко.
- Моё сокровище номер раз! - засмеялась она и поднесла его к глазам, повернулась в сторону бескрайних полей. Она сосредоточенно разглядывала мир через фиолетовое стекло, а на её губах светилась нежная, таинственная улыбка. Солнце заглядывало через маленькое цветное оконце, оставляя на щеке Июльки розовое пятнышко. И его нестерпимо хотелось коснуться губами.
- Есть! - радостно воскликнула девочка, - Смотри! - и подставила стекло к моим глазам.
Небо стало мутным, пыльно-розовым, деревья вдалеке почернели, а огромные стога сена на покосных лугах вдруг стали серебристыми.
- Смотри-смотри, какая яркая, - зашептала мне в ухо Июлька, - прямо у подножия третьей.
И правда в серебристом меху исполинского спящего монстра, там, где он сложил могучие лапы, в самом низу, переливалась пурпурными и ярко-сиреневыми огнями звезда.
- Это упавшая звезда! - совершенно серьёзно заявила Июлька. Я повернулся к ней. В глазах, обычно всегда озорных, сейчас не было и тени насмешки. Она забрала стекло, - Запомнил место?
Я снова посмотрел на стог сена. Ни малейшей искорки, ни отсвета.
- Завтра мы будем её спасать, - Июлька уселась на перекладине, свесив ножки вниз.
- Завтра? Спасать? Звезду?
Июлька только кивнула и достала из рюкзака пакетик с белыми сухариками. Их вчера с избытком насушила тётушка Марта. Я последовал примеру подружки и подсел рядом.
И это было здорово. Вот так сидеть на самом верху, грызть сухарики, скармливая крошки ненасытному тёплому ветру и мечтать о завтрашнем спасении звезды.
Когда наши тени, сидящие на сетчатой вышке, доползли до заросшей пижмой колеи, Июлька решила, что пора домой.
На обед у тётушки был потрясающе вкусный сырный суп с этими самыми сухариками. А после Июлька попросила дедушку вернуть на место бельевую верёвку, только повесить чуть пониже.
- Давай будем канатоходцами!
И до самого вечера мы, смеясь и соскальзывая, спрыгивая в траву, пытались удержать тонкую, упругую верёвку под своими ступнями. У Июльки даже немного получалось, а я... Я просто любовался её воздушным счастьем в янтаре закатного солнца.
- Мы не просто так вчера по верёвке ходили, - заявила Июлька, на следующее утро, когда мы после завтрака отправились на спасение звезды, - мы тренировались. Хоть совы и спят днём, нужно быть начеку. Звезда у третьей, самой большой и самой главной.
Мы миновали сырой лог и по опушке рощицы дошли до покосных лугов. Здесь в торжественном затишье выстроились в строгом, но не совсем понятном порядке, высокие стога.
Июлька прижала палец к губам. Достала из кармашка стёклышко.
- Смотри, - едва слышно шепнула она.
Я глянул сквозь него и оторопел. Это были не стога. Передо мной стояли огромные, будто до самого неба спящие совы. Их серебристые перья чуть топорщились, внизу виднелись блестящие когти, крылья были плотно прижаты к телу, а веки крепко сомкнуты. Чёрные крючки клювов прятались в сенном пуху. У самой большой, третьей совы сквозь когти просвечивал ярко-розовый огонёк.
Июлька торопливо развязала свой сокровищный мешочек. Быстро достала клубок серой бечёвки и бросила его вперёд, по направлению к той самой большой сове. Клубок размотался, прочертив тонкую дорожку в полусухой стерне, загнутый кончик бечёвки остановился в паре сантиметров от её подножья.
- Идём осторожно, ровно по бечёвке, - тихо сказала Июлька, - и убери осколок, не смотри на НИХ, а то разбудишь.
И мы, как профессиональные канатоходцы, двинулись по тонкой верёвочке, ни на шаг не ступая мимо.
Проходя второй стог, я всё же не удержался, поднёс стекло к глазам, чтоб хоть на секунду увидеть, что это действительно совы, и они действительно спят. Серо-зелёное сено моментально превратилось в пёстрые перья, а над клювом, словно покрытым чёрной эмалью, вдруг прорезались два огненно-рыжих полумесяца. Через эти узкие щёлки как будто сочился свет закатного солнца.
А под ногами нашими разверзлась настоящая пропасть с острыми уступами скал, растущими из непроглядно-серого тумана. И через эту пропасть мы шли по тонкой-тонкой нити.
- А же сказала, не смотри! - резко дёрнула мою руку Июлька, и от неожиданности я потерял равновесие. Неуклюже размахивая свободной рукой, я пытался устоять на бечёвке. И каждый камешек под моими ногами был огромной и далёкой скалой.
Июлька покрепче ухватила меня за руку, я выровнял положение тела и поспешно спрятал стёклышко в карман. Но стога вдруг вздохнули, зашевелились, щёлки глаз расширились, заливая всё вокруг светом раскалённой лавы.
- Поздно, - сокрушённо прошептала девочка, - бежим, они проснулись!
И мы рванули обратно, по тонкому мосту бечёвки, натянутой над бездонной пропастью. А позади нас темнело небо, наливаясь грозовым цветом совиных крыльев. Глаза их открылись потоками молний, и глухой смех грома раскатился над полем.
- Бежим, бежим, - задыхалась Июлька, - ещё чуть-чуть.
Как только мы добежали до начала бечёвки, она достала из рюкзачка прозрачное пластиковое яйцо.
- Плащ-невидимка! - крикнула она, разламывая скорлупу пополам и выпуская наружу шуршащий, прозрачный китайский дождевик. Ветер, что хлопал вокруг нас огромными крыльями, вздыбил куполом Июлькин плащ, с силой рванул, но не смог отнять. Я подхватил его, и вместе мы успели завернуться, став невидимыми для дождевых стрел, пронзивших пространство вокруг.
Мы бежали до дома не оглядываясь, утопая ногами то в грязи на дороге, то в мокрой и скользкой траве. А исполинские совы метались над полем и деревней, выискивая нас, громоподобным хохотом, словно эхолотом, обшаривая окрестности. Но нас надёжно укрывал китайский плащ-невидимка.
Отдышалась Июлька только на крыльце.
- Видел ИХ? - в голосе ни грамма злости, - хорошо, что успели убежать. Жалко только звезду не выручили. Придётся Крокабана ловить.
- Кого?!
Моя подружка никогда ничего не рассказывала мне заранее. Уж такая она, сюрпризулька-Июлька.
Утром я узнал, что нам нужно немедленно отправляться в лес, искать клад. Ничему не удивляясь, я проглотил завтрак и с корзинкой подмышкой побежал догонять нетерпеливую подружку-выдумщицу.
Ближняя берёзовая роща радостно встретила нас птичьим концертом и аплодисментами листвы.
- Не бери красные, если он хоть одну съест, то не сможет победить ИХ, - строго предупредила Июлька, когда я нагнулся к кустику малины.
Я уже понял: ОНИ - это совы-похитители розовой звёзды. А кто тогда "он"?
- А какие брать?
Июлька невозмутимо ответила:
- Чёрные, зелёные, жёлтые, все в которых есть "Ё".
- Понятно... - хоть мне и было жутко непонятно всё это.
Странно, но в нашу корзинку попала и недозрелая малина и белобокая клубника, хоть эти ягоды традиционно считаются красными.
Июлька терпеливым и ласковым тоном объяснила мне несмышлёнышу, что они зелЁные. И в них полным-полно витамина Ё - жизненно необходимого вещества для Крокабана.
В корзинку также отправилась черника, вороний глаз, глянцево-чёрный, опасно красивый, но очень ядовитый воронец, крушина, черёмуха. Последняя особенно щедро была насыпана.
- Чёрная черёмуха, - весело пояснила мне Июлька, - двойная доза витамина. Это настоящий клад.
- А жёлтое? - каверзный вопрос сам вырвался, я-то знал, что Июлька выкрутится.
- В огороде есть сортовая жёлтая малина и белая смородина не такая уж и белая на самом деле.
Ягоды Июлька убрала в холодильник.
- Теперь нам надо... - подружка непривычно задумалась, словно бы припоминая список дел на сегодня, - набрать каменной воды.
- Какой? - вздохнул я, уже порядком устав удивляться.
- Вот ты и придумай! Крокабану нужна не только еда, но и вода. Но не простая...
- А золотая, - съязвил я вполголоса.
- Каменная! - беззаботно рассмеялась Июлька.
Я слонялся по огороду, в задумчивости грыз крыжовник, соображая есть ли в нём витамин "Ы". Хотя на самом деле, должен был думать о каменной воде. Июлька-хитрюлька лежала в гамаке и сочно хрустела недоспелым яблоком.
Выжимать воду из камня я не собирался, горсточку льда, что можно было наколупать в морозилке, я в расчёт тоже не брал, не Июлькин уровень, слишком просто. Загадала, так загадала.
Так я и лёг спать, не придумав ни одной мало-мальски годной идеи. А ночью мне приснилось наше трансатлантическое путешествие, песчаная отмель с серебристыми спинами шустрых рыб, бухта Спокойствия с торжественным сумраком ольшаника и прибрежными корягами и неспешный ручей... Каменный ключ! Открытие подбросило меня в кровати.
С силой обняв подушку, я снова заснул счастливый и спокойный. Моё открытие, моя догадка не могла уже ускользнуть от меня. Я крепко держал её за пуховые подушечные бока.
На завтрак были творожники. Со сгущенкой и свежей малиной. Красной. Тётушка всё удивлялась, куда это вся жёлтая пропала. Только вчера кусты стояли усыпанные, а тут - пустые.
Июлька благоразумно помалкивала, макая поджаристый сырник в малиновое пюре.
- Ну что, пошли за каменной водой? - подмигнул я.
- Догадался? Быстро ты. Я в первый раз два дня думала.
- Так ты уже делала так?
- Иногда так, иногда по-другому. По-разному бывало. Они хитрые.
Предупреждая мои вопросы, Июлька прислонила палец к губам. Я послушно замолк.
По бокам эмалированного бидончика в руках моей подружки скользили высокие метёлки травы и металлическое нутро посудины тонко-тонко, на границе слышимости позванивало в ответ. Мы пробирались к истоку Каменного ключа через густые заросли никогда некошеного травостоя. Под ногами уже начинало чавкать, и в воздух вместе с бесшабашно танцующей мошкарой поднимались душные испарения болота. По правую руку в гладко причёсанной осоке Каменный ключ неспешно тёк к большому озеру, манил сапфировой тьмой и можно было уже набрать этой пахнущей травяным настоем воды. Но нам просто необходим был его исток. Мы знали, что только так будет честно.
Внезапно я провалился ногой в круглую, незаметную на первый взгляд, прогалину в траве, словно в чашу, выстланную разноцветной галькой и наполненную жидким хрусталём. На дне подпрыгивали фонтанчики мелких камешков и песка. Дождавшись, когда травяной мусор с моей кроссовки унесет неторопливое течение, Июлька зачерпнула полный бидончик каменной воды.
- Теперь неплохо бы и отдохнуть. Дома. Выдвигаемся после обеда, - скомандовала девчонка и уверенной походкой направилась обратно.
После обеда наша с горкой набранная полусъедобная корзинка и бидончик каменной воды отправились в другой лес в заботливых руках Июльки. Через пару шагов я по-джентельменски забрал её ношу.
Другой лес - это вам не берёзовая рощица недалеко от дома. Другой лес - это огромная территория под сосновым покрывалом, где скрыты самые глубокие овраги, непроходимые чащи, погибельные болота. И где-то в самой глуши другого леса есть логово Крокабана.
И мы уже входили в этот лес. По обе стороны от узенькой тропинки стояли величественные сосны. Их стволы светились как рыжие угли в остывающей печи. По зарослям бересклета и рябины прятались осторожные шорохи, словно лесные хозяева присматривались к нам. А я пытался разглядеть их, гадая кто же из них похож на Крокабана.
- Я же тебе рисовала его, - укоризненный тон Июльки вынудил меня припомнить то жуткое существо, похожее на кабана с длинной, зубастой пастью крокодила.
- А он станет нам помогать?
- Вряд ли. Но с совами у него давняя вражда. Ещё с прошлого года.
Вот те раз... С прошлого года...
- А звезду ОНИ когда украли?
- Да каждый год крадут. В апреле. Но к августу её обязательно надо вернуть.
- А... - я забыл, что хотел спросить, потому что тропинка наша подошла к самому краю глубокого оврага. Внизу в перекрестьях упавших стволов, под седым инеем лишайников, ворочалось и фыркало что-то маленькое и мохнатое.
Июлька уже снова достала свой сокровищный мешочек. Та самая бечёвка, что служила нам мостом над пропастью, теперь стала длинной лианой, спустившейся до самого дна. Июлька подёргала конец, словно бы удя рыбу или играя с кошкой и застыла.
- Есть, - тихо шепнула она и с радостной улыбкой начала вытягивать верёвку обратно. Дело шло не быстро. Я поставил бидончик и корзинку рядом и принялся помогать.
Наконец нам удалось вытащить из оврага маленького странного зверька, крошечного поросёнка с длинным носом, всего покрытого тёмной длинной шерстью. Он сердито фыркал, крутился и тыкался носом в мои кроссовки, всё больше уделяя внимания той, что промокла в Каменном ключе. Июлька быстро подставила ему под нос корзинку и ягодами. Громко чавкая и разбрызгивая тёмный сок, маленький Крокабан начал трапезу. Он стал расти на глазах, раздуваясь сразу во все стороны. Его холка со вздыбленной шерстью выгнулась, морда ещё сильнее вытянулась, выросли клыки. Обагренные соком ягод они смотрелись зловеще. Крокабан ткнулся мордой в бидончик, сопя и хлюпая, в три глотка втянул всю каменную воду. Поднял голову и принюхался.
- А теперь бежим! - Июлька схватила меня за руку и утянула в густой бересклет. Сквозь заросли я видел, как зверь взял след и рванул прямиком в сторону луга со спящими совами-стогами.
И мы бежали параллельно. Крокабан, оскаливший пасть, мчался среди разлапистых елей, точь-в-точь, как на рисунке. А по его следам, откидывая руками ветки кустов и путаясь ногами в траве, неслись мы.
На развилке у опушки леса Июлька остановилась перевести дух.
- Здорово, но мы его уже не догоним.
- Жалко, я хотел бы посмотреть на эту битву.
- О-о, ты всё увидишь.
И точно. Пока мы были в лесу над полем сгустились тучи. Посверкивая розовыми и оранжевыми сполохами, в небе ворочалась гроза. Или это совы, разбуженные Крокабаном, устроили переполох. В далёких раскатах грома мне уже слышался не хохот, а панические крики: Крокабан! Крокабан!!!
Не успели мы добежать до родного крыльца, как хлынул дождь такой силы, что по дороге уже через пять минут побежал грязный ручей, крутя клочки кремово-кофейной пены. А по крыше раскатился оглушающий грохот. В нём утонули крики перепуганных насмерть сов.
Гроза пронеслась над деревней, оставив на вечереющем небе рваные клочки сиреневых облаков, так похожих на пух и перья. А над самым горизонтом, переливаясь разноцветными огнями, в чистом, промытом воздухе дрожала огромная, розовая звезда.
Перед сном Июлька пробралась в мою комнату.
- Хорошо что успели.
- Ага.
- Ты только не грусти. Завтра я уезжаю.
- Как это?
- Месяц прошёл, теперь очередь моей сестры гостить здесь. Не переживай, она тебе понравится. Правда, как по мне, так она скучнущая. Целый день может книжки читать.
- Июль, мы ещё увидимся?
- Конечно, приезжай через год. А теперь - спи.
Она так ласково провела ладонью по моему лицу, что глаза сами собой сомкнулись. И стало так сладко, как будто я в бутоне цветка липы, и тепло под лучами июльского солнца.
Утром я, всполошились, что может быть, Июлька ещё не уехала, и я могу с ней попрощаться и даже может быть взять её городской адрес, выскочил на крыльцо, завернувшись в простынь.
На улице было прохладно. Как-то зябко и солнце смотрело уже с самого утра мягко и немного устало.
На крылечке на деревянной лавочке, пожав ноги и завернувшись в клетчатый плед, сидела девушка лет семнадцати. В горчично-жёлтой безрукавке, с каштановыми вьющимися волосами, прихваченными ободком. Она сосредоточенно читала книгу, чуть улыбаясь и проговаривая про себя слова.
- Ой, здрасьте, - наконец выдал я, закончив рассматривать старшую сестру моей Июльки.
- Здравствуйте, - она протянула мне худенькую загорелую руку, - Августина.