В первом-третьем классе я занималась спортивной гимнастикой. Юношеские разряды остались позади, замаячили взрослые. И тут девочка из нашей группы сломала шею, и мама меня быстренько оттуда забрала. Сына маминой приятельницы, с которым мы дружили, отдали в балет (надо упомянуть, что его папа преподавал в Академии искусств сценическое движение и фехтование). Детей в балетную школу брали в мае, все лето дрессировали , ой, то есть натаскивали, а в сентябре зачисляли в первый класс. Меня пошли показать в октябре. В то время я была довольно гуттаперчивая и сильная, что привила мне спортивная гимнастика. Один из балетных педагогов, который меня смотрел, одобрил мои данные и взял в свой класс девочек-первоклашек.
Я была удивительно дремучей во французских терминах (у нас на гимнастике была хореография довольно сильная, но на русском языке), но если мне толково объяснят, могла сделать практически все. Первый же экзамен определил среди малышей лидеров - оценки оказались выше у меня и моей соперницы Нонны - ужасно примерной и исполнительной девочки, дисциплинированной до кончиков пуантов с бледно-голубыми, чуть раскосыми от натяжения косичек, глазами. Я же, еще не отрастив длинных волос, была довольно лохмата и мечтала, что вот волосы отрастут, и я тоже соберу их в гладкую прическу и завяжу их специальной балетной резинкой со скромными бантовыми рюшами. А пока другая балетная резинка с белоснежным платочком угнездилась на моей талии.
Школа балета, тем временем, готовилась ставить балет "Щелкунчик". В заглавных ролях были девочки старших классов - примы, еще чуть-чуть, и они уезжали поступать в балетное училище в Пермь или в Питер. Младшие ребята исполняли роли мышей, - в том спектакле не было другой массовки. Мне же была поручена трагикомическая роль "самой маленькой мышки", которая подразумевала сплошной экспромт. Репетиции были в полном разгаре, и к Новому году мы дарили свой спектакль жителям города. Это, кстати, не отменяло основных занятий - по 4 часа 4 раза в неделю.
Я была по детски влюблена в своего преподавателя и поэтому, придя домой после занятий балетом и школы, еще до самого сна тренировалась сама у секретера, а спала вообще в шпагате к стене, раз в ночь меняя ногу. Я радовала преподавателя, как умела, например, могла по мановению его руки перемещать центр тяжести в голову (это было несложно, попы у меня тогда почти не было) и зависать в прыжке на бесконечные секунды. Он растил из меня "летающую балерину".
И вот однажды он поправлял девочку, сделавшую не так пассаж, а меня девчонки шепотом попросили сделать "ружье" (шпагат, верхняя нога в своей же руке поднята вертикально), что я и исполнила без больших усилий. Но когда учитель повернулся в нашу сторону, все девочки стояли как положено, потупив очи долу, а я - с одной ногой вверх. Он вызвал меня в центр зала, отругал, что его не слушала, и показательно наказал - такой залепил щелбан с оттяжкой в мой лоб, что я еле удержала равновесие, стоя уже на двух ногах…
Я убежала в раздевалку и, давясь собственными слезами, стала одеваться, - инцидент произошел за 10 минут до окончания занятия и надо было спешить на другой край города в свою гимназию. Я успела одеться и выйти из балетной школы до того, как все девочки пришли в раздевалку, - не хотелось лишних расспросов, сочувственных или неискренних фраз девочек, которые меня подставили под расправу вспыльчивого тренера. «Как он мог!» – постоянно крутилось у меня в голове, - «Как он мог!»...
Чтобы попасть на автобусную остановку, надо было перейти широченную улицу. Я никогда не могла это сделать за один раз, и на этот раз застряла в центре, дожидаясь следующего зеленого сигнала светофора. Я никак не могла его поймать, мешали слезы, и когда я уже совсем было собиралась идти, свет менялся на красный и мимо ехали нескончаемым потоком машины.
Спасла меня с этого перекрестка Лолита - девушка из старших классов нашей гимназии, говорили, что из Прибалтики, истинная блондинка с зелеными внимательными глазами. Она в нашей школе занималась фортепиано. Мы иногда с ней ездили в школу в одном троллейбусе, она казалась мне очень красивой и немного грустной, и я никогда не решалась подойти к ней… И вот она молча взяла меня за руку и перевела на другую сторону, посадила в наш правильный троллейбус и даже дала свой носовой платочек, где нерусскими буквами было что-то вышито.
Как я училась в тот день – совсем не помню, весь день я проплакала и вечером выдала родителям решение - больше на балет ходить не буду. В этот день я похоронила «самую маленькую мышку». Уговоры мамы и папы, да и самого учителя, который ловил меня по дороге в школу, извинялся и даже раз встал на колени на тротуаре, умоляя простить его и ходить дальше на занятия, ничего не изменили – в балет я больше не вернулась.
Прошло много времени. Несколько лет назад, военно-полевые хирурги питерского госпиталя собирали мою впервые сломанную ногу. Операция длилась часа два под полным наркозом, в который я погрузилась после вопросов анестезиолога, который подбирал мне дозу наркоза и мешал сосредоточиться на необычных ощущениях.
Когда я пришла в себя в палате, ко мне заглянула операционная сестра и спросила:
- Ну как, удалось? Я недоуменно:
- Что?
- Ну, твой «заказ» в наркоз?
- А я что-то заказывала?
- Еще как! Чего только не наслушаешься, когда люди погружаются в наркоз: одни ругаются, иногда даже матом, другие плачут, но ты изумила всю хирургическую бригаду вместе с анестезиологом… После укола ты сказала: "Заказываю балет "Щелкунчик", партия самой маленькой мышки!" и отплыла в небытие.