Наш дорогой Тирасполь от красавицы-Одессы отделяла всего пара часов езды в переполненном дизеле Кишинев-Одесса.
В те далекие , послесталинско-хрущевские времена , тётя Чарна с дядей Муней жили на Островидова шестьдесят семь, в старом, колодезного типа, одесском дворе с аркой у входа.
Там присутствовали гудящие железные лестницы, неизменная водопроводная колонка в центре двора с решеткой на стоке , заваленной арбузными корками, а также скопище деревянных благоухающих туалетов на окраине.
Зато добираться до морских пляжей оттуда было проще простого.
Большой парк с огромным фонтаном, шумящим свежестью и детскими криками, мы проходили пешком. Затем усаживались в знаменитые трамваи - пятый или двадцать восьмой.
Выслушивая по дороге все одесские новости, потрясающие по эмоциям скандалы с бесценными интонациями и неисчерпаемым словарным запасом, мы быстро оказывались в Аркадии или Ланжероне.
За более продолжительное время , добирались в соблазнительную Черноморку. По старой памяти, ее называли Люстдорфом.
По воскресеньям, особенно совпадавшим с Днём Военно-Морского флота, Строителя или другими знатными Праздниками, трамваи так переполнялись разгоряченными потными телами, рвущимися к прохладной соленой морской водичке, что, бывало, сходили с рельс и переворачивались на поворотах.
Из всех пляжей выделялась Аркадия. Она была самой аристократичной и благоустроенной. Над песком и морем, легкими ажурными балюстрадами, нависал широкий променад со снующими обнаженными торсами и едва прикрытыми аппетитными женскими ягодицами , озабоченно летящими в разных направлениях.
Репродукторы надрывались от модной, но не очень содержательной «Улла-Тэрулла-Тэрулла-Тэрулла», прерываемой крикливыми объявлениями о потере очередного ребенка.
После каждого такого обращения, я немедленно начинал внимательно вглядываться в лица пробегавших мальчишек и девчонок
- А вдруг, узнаю? - Затем, сладостно представлял, как меня, вернувшего потерянное чадо, обнимают растроганные родители и,- Чем черт не шутит!,- фотографируют вездесущие местные корреспонденты.
Мечтания быстро рассеивались раздражённым диалогом отца и матери. Они никак не могли обнаружить на песке ни одного мало-мальски пригодного просвета.
Вся поверхность, до самого распоследнего лоскутка, была полностью окупирована телами отчаянных курортников, обожженных солнцем и распластанных по всей раскалённой сковородке самого модного Одесского пляжа.
Зачастую, нам доставалось крохотное пространство, плотно зажатое деревянной кабинкой раздевалки с выломанными прорехами и мусорной урной, уже с утра переполненной арбузными корками. Здесь, роем кружились наглые и злющие, под стать отдыхающим, одесские осы.
- Пшенка-пшёнка-пшёнка,- наперебой соблазняли варёной кукурузой резкие хриплые крики торговок, ловко лавировавших между разнообразными, зачастую, экзотическими фигурами и позами загорающих.
- Казинаки! Купите! Сладкие! Шоб я так жил! Вкусные, как моя жизнь! Лучшие в мире, Казинаки,- раздавалось в ответ предложение конкурентов.
У нас в программе,« Для Сначала», был завтрак из ароматных помидор и огурчиков, купленных на одном из многочисленных открытых уличных прилавков. Они располагались в тени раскидистых платанов, у зеленоватых сетчатых контейнеров, заполненных громадными полосатыми херсонскими арбузами.
До знаменитого ОдесскогоПривоза было далековато, а «кушать» хотелось всегда.
Завтрак украшался вареной картошкой, обильно сдобренной вкусным сливочным маслом. Неотразимое пиршество разворачивалось прямо на газете с очередной пламенной речью Никиты Хрущева или фоткой радостно-бородатого Фиделя, энергично угрожавшего всему империализму.
Еда азартно поедалась под слегка пугающее жужжание целых эскадрилий назойливо-наглых ос, пчел и мух, все норовивших, чего-нибудь, таки, да откусить из бесчисленных сахарных разломов вкуснейших южно-украинских помидорин.
Всех раздражали песчинки, скрипевшие на зубах. Они щедро залетали от пробегавших мимо толп, упорно стремившихся протиснуться, просунуться, проскользнуть к узкой прибрежной полоске синего моря.
Оно, под самую завязку, было забито мокрыми плавками, купальниками и обычными, но , часто безразмерными, домашними лифчиками, надетыми на прелести, трясущиеся, колотящие, гребущие и завидущие
Важных дел было невпроворот. Предстояло и самим сбегать, протиснуться, окунуться, освежиться и приобщиться. Сначала, сквозь непроходимые скопища народу, пытавшиеся, хотя бы вступить в мелкую волну, у самого берега. Затем , искусно лавируя в морской воде, важно было не нарваться на копну холоднющих брызг от рьяных купальщиков, бешено молотивших ногами.
А волнующий процесс поедания знаменитого Ленинградского мороженного с тонкой-претонкой шоколадной глазурью ?
А обжигавшие перченые мититеи по пятьдесят пять копеек за пару с кусочком серого хлеба и острым томатным соусом на маленькой тарелочке из фольги?
А холодный ароматный " Вишневый Напиток" по одиннадцать коп., который продавали из больших желтых полу-цистерн с надписью "Квас"?
Многотысячное людское море вдребезги разбивалось на бесконечные очереди и группки у сотен киосков, где крикливые торговцы продавали миллионы пар солнечных очков, шапочек и купальных костюмов.
Тысячи шариков, обёрнутых блестящей фольгой, бодро прыгали на тонких желтоватых резинках. Бесчисленные калейдоскопы переходили из рук в руки, маняще крутились и оседали на руках обгоревших на солнце, но счастливых малышей с облупленными носами.
Особую группу на балюстраде составляли важные люди в солидных темных солнечных очках. Многие из них были вооружены настоящими морскими биноклями. Прижавшись к ограждению, они задумчиво смотрели вдаль.
- А ну брысь отсюдова, малявка ! - с одесским пришепетыванием пуганул меня один из них, когда я пытался, было, втиснуться и полюбопытствовать,- А шо они там такое выглядывают?
- Поцы! Бесстыдники!,- вдруг , крикнули им с нижнего уровня. Оказалось, что непосредственно под сворой этих возрастных наблюдателей, располагались многочисленные кабинки для переодевания, открытые их жадно-похотливым взорам.
- А я ж себе раздеваюсь, раздеваюсь , таки, и думаю, шо ж они там целый день стоят? Та, куда ж они все время лупают и лупают своими бесстыжими зенками ?!
- Та ещё очки темные на морды свои наглые натянули для прикрытия! Шоб они, зенки ваши бесстыжие, та повыскочили! - кричала из кабинки, ничуть не стесняясь, абсолютно голая ярко крашенная блондинка . Стояла она, расставив ноги, в боевой агрессивной позе, потрясая поднятыми вверх кулаками и полной грудью, колыхавшейся в такт ее бурным энергичным движениям.
- Вот , щас-щас, как поднимусь, как всех бесстыдников позкидаю с балкона! ,- она стала быстро одеваться, а толпа наблюдателей, очарованно смотревших на соблазнительную боевую амазонку, быстро рассеялась, заспешив по очень важным и неотложным делам.
- Завтра, наверное, лучше будет на Лузановку поехать, - лениво произнёс отец, обсуждая с матерью ближайшую программу
- Там, и песка больше, и людей поменьше, и волнорезов нет,- вставил я свои пять копеек
- Да! Море в Лузановке намного чище, да и деревьев полно. Можно в тени отдыхать,- оживилась мама.
- Мой мальчик,- обратился ко мне отец,- сядем-ка на катер, рванем в порт, поднимемся наверх по Потемкинской лестнице и на Дерибасовской заглянем в наш любимый букинистический? Вдруг, повезёт купить что-нибудь интересное?
- Через десять минут теплоход "Ванкувер" отправляется в Лузановку с заходом в порт,- важно, и как раз вовремя, произнёс хриплый репродуктор.
Лихорадочно собравшись , мы ввалились на теплоход и, быстро рассевшись по скамейкам, смогли расслабиться. Катер отвалил от пирса, отошёл подальше от берега и взял курс на порт. Здесь царствовал свежий, слегка волнующийся, ослепительно синий бесконечный простор.
Мир, впрочем, как всегда на моей детской памяти, был почти на грани войны. Наш непредсказуемый Никита Хрущев грозно декламировал " Кузькину Мать", непостижимую для тупого жирного Запада. Эта женщина, наверное, очень глубоко засела в его башмаке, отчаянно стучавшем по трибуне Генеральной Ассаблеи ООН.
Но , несмотря на это, внутри у нас все было спокойно и радостно. Присутствовала, какая-то, на первый взгляд, непостижимая, ничем не объяснимая, но абсолютно твёрдая уверенность, что все-все будет хорошо. Она светилась в каждом взгляде, каждой улыбке, каждом разговоре.
Все шутили, смеялись и знали точно, что темные облака обязательно рассеются и , как в доброй-предоброй сказке, солнечные лучи счастья, своим золотистым искрящимся радостным потоком, хлынут в доверчиво раскрытые объятия наших бессмертных душ...