Б.Мельник. Часть вторая, раздел одиннадцатый. Перевод с польского Т.Цыркуновой.
Лёжа в тёплой постели после утреннего пробуждения, я слушал, как мама с волнением рассказывает отцу о своём сне. Рассказывала она его с такими подробностями, как бы это происходило в действительности.
Сонное видение происходило в Телеханах, и даже касалось нашей улицы. Мама шла по улице Костёльной в направлении станции железной дороги, но вместо нормальной дороги были какие-то вертепы. В ямах с грязной водой плавали какие-то лохмотья. Царил какой-то полумрак, наполненный страхом. Когда мама дошла, наконец, до станции, то увидела на пустыре со стороны леса, возносящиеся вверх высокие горки свежего песка. Они были хорошо видны на фоне неестественно тёмного неба, на котором вместо месяца светила холодным светом огромная, шестилучевая звезда Давида.
Мама проснулась, вся облитая потом, в висках ощущала сильное биение. Прошло немало времени, пока она пришла в себя.
Этот странный сон вызвал у мамы необычное волнение, она рассказывала его многим людям на протяжении нескольких дней. Все они считали сон необычным, грозным, возможным вестником чего-то страшного.
Старые вдовы Васильевны, слушая рассказ мамы, осеняли себя набожно широким знаком креста. Выслушав маму, сказали, что на Телеханы, без сомнения, упадёт какая-то божья кара. Больше всего их беспокоила эта звезда Давида.
«Господи Боже, помилуй» – шептала то одна, то другая старушка. Однако проходил день за днём, и в местечке ничего не случалось необычного. Люди, как муравьи, ползали вокруг своих ежедневных забот, превозмогая трудности, которые принесла оккупационная действительность.
Так прошёл конец июля. Сразу в начале августа в Телеханах появился очень большой кавалерийский отдел войск СС. Его сопровождал обоз из нескольких десятков подвод.
Отдел, въехав в местечко со стороны Пинска, с марша свернул на улочку, которая вела на канал Огинского. Там на бульваре и на ближайшем лугу он стал размещаться. Одновременно все дороги, ведущие в местечко, были тщательно обставлены немецкими постами. Прошло не более часа после прибытия отдела в Телеханы, и на улице Костёльной появилось около десяти конных верховых. Это были офицеры и младшие офицеры формации СС. Среди них выделялся полный, похожий на скворца, офицер. Отец сказал, что это полковник.
Они ехали медленно, оглядывая домовладения. Напротив нашего дома задержались, и полковник отдал одному из офицеров какой-то приказ. Тот слез с лошади, открыл калитку и вошёл в палисадник. Внимательно осмотревшись, шагами измерил газон, на котором вес- ной бушевало белое море колокольчиков ландыша. Затем возвратился к калитке, высунулся из неё и, показывая полковнику газон, спросил:
«Герр, здесь?»
«Да, очень хорошо» – с явным удовлетворением в голосе сказал полковник. Офицер сел на лошадь, верховые повернули своих коней и уехали.
Не прошло и часа, как на улице перед домом остановился лагерный воз. В мгновение ока на газоне выросла большая серо-зелёная палатка, а возле неё другая, совсем маленькая. Вскоре появились полковник с адъютантом. Оба вели себя так, как будто бы давно уже здесь жили. Адъютант, прислуживая полковнику, двигался быстро, и казалось, бесшумно. Каждое его движение было целенаправленным, выполнявшим какую-то задачу.
По всей видимости, полковник явно предназначил послеобеденное время для глубокого отдыха. Офицерский мундир сменился расшитой золотым шнуром коричневой тужуркой, а высокие блестящие сапоги были заменены тапочками в клетку. Эсэсовец сидел, развалившись в шезлонге из искусственной кожи, самовольно взятым его адъютантом с нашей веранды. Курил сигару и просматривал какие-то бумаги, делая в них время от времени отметки.
Вскоре он съел обед, приготовленный адъютантом на примусе, после чего удалился в палатку. Был там более часа, очевидно, дремал после сытного обеда. Позже, уже до самого вечера просидел в шезлонге, что-то читая и помечая.
Ещё перед вечером по Телеханам разнеслась весть о новой сенсации. Пополудни по улицам местечка прогуливался немецкий офицер в форме войск СС. Это был уже немолодой человек в звании майора. Вёл он себя странно. Многократно проходил по одним и тем же улицам, останавливался, внимательно оглядывал всё вокруг, как бы чего-то искал. Много времени провёл, оглядывая церковь, рассматривал её с разных ракурсов, обходя её со всех сторон и делая при этом фотоснимки. Фотографировал также костёл и не- которые дома.
Проходя по одной из улиц, внезапно остановился и стал пристально присматриваться к женщине, которая шла ему навстречу. Это была жительница Телехан, почти сорокалетняя женщина. Звали её Зинаида Толстяк. Приблизившись к немцу, она почувствовала его пристальный взгляд. Замедлила шаг и стала беспокойно приглядываться.
«Зина»? – вполголоса спросил немец, обращаясь то ли к женщине, то ли к самому себе.
От звука своего имени, исходящего из уст эсэсовца, женщина замерла. Она вжала голову в плечи, ладони прислонила к щекам. Глаза её внимательно разглядывали лицо немца. Тот стоял неподвижно, не спуская с женщины глаз.
«Бооожеж ты мооой, это тыыы, Хельмут»? – выдавила женщина. Как будто бы молния ударила в эсэсовца. С криком:
«Да, да, я – Хельмут»! – он подался вперёд на несколько шагов. Обхватил двумя руками женщину за плечи, и легонько потряхивая её, засыпал потоком немецких слов, одновременно смеясь.
Женщина безрезультатно пыталась освободиться из рук немца, повторяя: «Хельмут, отпусти меня, ну, отпусти меня, Хельмут… Хельмут, отпусти меня…» С её лица, однако, постепенно стирались удивление и испуг. Овладел собой и офицер, убрал руки с плеч Зины.
Встреча этих двоих не длилась долго. Окружённые толпой любопытных, они разговаривали на чужих для каждого из них языках. Она произносила немецкие слова, а он – русские. Слова дополнялись жестами.
Немец явно приглашал женщину на совместную прогулку, она же озабоченно отказывалась. Вскоре они расстались. Зина оставила немца, который всё ещё на прощание что-то ей ласково говорил, и поспешно отошла с низко опущенной головой. Майор стоял неподвижно с улыбкой на лице и смотрел на удалявшуюся женщину, пока та не исчезла в одной из боковых улиц.
Ничего не было удивительного в том, что встреча этих двоих вызвала такую сенсацию. Люди старшего возраста припомнили, что во время Первой мировой войны, когда в Телеханах было немецкое офицерское казино, Зинаида работала в нём официанткой. Пожилой майор в то время был подпоручиком кайзеровской немецкой армии и по казино знал Зину. Как же удивительно перекрещиваются пути людских судеб!
Т. Цыркунова «Наши Телеханы»
Так сложилась моя судьба, что я, вероятнее всего, унаследовала некую часть маминой обострённой интуиции, хотя возможно, что обладание этим даром не только мамина заслуга, а корни такой особенности уходят в далёкое прошлое её семьи. Унаследовала я от своей матери и ещё одну способность: удивительное чувство времени, мама просыпалась рано утром без всякого будильника.
В нашем студенческом общежитии тоже не было будильников, жили тогда студенты бедно, не у всех были даже наручные часы. И если кому-то из студентов надо было встать пораньше, чтобы не опоздать на ночной или утренний поезд, то всегда просили меня, чтобы я их разбудила. И не было ни одного раза, чтобы я ошиблась и кого-то подвела. При этом до назначенного времени я спала сладким сном младенца, а в нужное время просыпалась, минута в минуту, будила человека, просившего вечером разбудить его, опять укладывалась спать и засыпала мгновенно. Студенты шутили:
«Таня «работает» у нас будильником».
Эта особенность сопровождает меня и поныне. Где бы я ни находилась, в каких часовых поясах, или на каких материках я ни была, когда бы ни легла спать, мой внутренний «часовой механизм» работает безукоризненно. Откуда появились у меня эти способности, передались ли они мне непосредственно от моей матери или от более отдалённых предков по материнской линии, мне судить трудно. Какие-то и иные особенности я, вероятнее всего, тоже унаследовала от родственников по материнской линии. Им даже трудно дать определение, не знаю, что это такое, я только хочу рассказать о некоторых своих сновидениях, которые оказали существенное воздействие на мою жизнь. Описанный Богданом Мельником сон его матери навеял мне эти размышления.
Что мы вообще знаем о снах?
По большому счету ничего, я не согласна в вопросе расшифровки сновидений ни с известными психоаналитиками, ни с современными толкователями снов, ни с сонниками, не верю безоговорочно ни теориям Зеемана, Лемана, Фрейда, ни Юнга, я думаю, что природа этого явления гораздо глубже и тоньше. В своё время я тщательно изучила работы великих психоаналитиков прошлого: «Миф о сне» Зеемана, «Магия сна» Лемана, «Значение функции и анализ снов» Карла Густава Юнга, «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. Отрицать полностью их научные теории, не имеет смысла, безусловно, какое-то рациональное зерно в каждой из них есть.
Я отдаю себе отчёт в том, что отрицательное отношение к теориям известных психоаналитиков может вызвать шквал критики в мой адрес, но я ведь не специалист в такой тонкой сфере науки, я – только обыватель и просто высказываю своё мнение, в праве на которое никто не может мне отказать.
Возможно, что кому-то моя собственная теория расшифровки сновидений покажется слишком примитивной, наивной, лишённой научного обоснования, ну, что же, я и не претендую ни на какие научные лавры, и не жду ни от кого одобрения.
В моём представлении о снах Вселенная является единым информационным полем, в котором одновременно присутствует и прошлое, и настоящее, и будущее, в нём вообще нет такого понятия, как «время». Это единое информационное поле чем-то сродни «всемирной паутине» – Интернету, только «устройство» его гораздо сложнее и тоньше. Если провести образное сравнение, то это как показ диафильма и современные компьютерные технологии, причём нынешний Интернет и представляет пока собой такое же примитивное устройство, как диаскоп, то есть находится на самой низшей ступени познания и развития этого пока неизученного человечеством и недоступного ему огромного информационного пространства.
В определённые моменты бытия мозг человека как бы «подключается» к этому информационному полю, и происходит это в то время, когда сознание человека выключено: во время сна. Только для того чтобы «подключиться» к подобной тонкой сфере, человек должен иметь или какие-то определённые личные качества или какую-то серьёзную «подготовку», то есть в его подсознании уже должно быть заранее «сформировано место» для «подключения». Или же он должен стать своеобразным «проводником» или же «приёмником» для восприятия такой информации.
Мне представляется, что ни один символ сна не может рассматриваться отдельно от личности человека, видевшего какой-либо сон, точно так же, как нет, и не может быть единой и однозначной интерпретации любого сна. Каждый человек в силу своих индивидуальных особенностей настолько отличается в выборе путей, которыми его бессознательное дополняет или компенсирует сознание, что совершенно невозможно быть уверенным, что сны и расшифровка их символики могут быть хоть как-то классифицированы или «унифицированы». Один и тот же символ сна для разных людей может и должен быть истолкован по-разному. Мне представляется, что даже один и тот же человек в разные периоды своей жизни может истолковать одно и то же сновидение совершенно по-разному, так как и психика его с течением времени претерпевает весьма значительные изменения. А приобретённый за многие годы жиз- ненный опыт неизбежно накладывает свой отпечаток и на его сны, а также и на их расшифровку.
Я также уверена в том, что образы и идеи, которые содержатся в снах, не могут быть объяснены только теми сведениями или ощущениями, которые сохранились в нашей памяти из предыдущих лет жизни или из нашего внутриутробного «существования». Я в принципе не согласна с таким распространённым толкованием снов, что сон – это всего лишь новая комбинация старых забытых нами впечатлений или полученных некогда нами знаний. Очень часто по необъяснимой пока причине сны выражают совершенно новые мысли, идеи, «подсказывают» решения сложнейших задач, которые ещё никогда до этого не достигали порога нашего сознания.
Таким своеобразным «подключением» мозга спящего человека к огромному информационному вневременному и непознанному пока человечеством пространству и объясняются многие описанные в литературе, так называемые, «вещие» сны. Вспомним хотя бы Дмитрия Ивановича Менделеева, который именно во сне «увидел» свою пери- одическую систему химических элементов в виде разложенного пасьянса. Ведь его мозг уже был заранее хорошо подготовлен, «место было сформировано», оставалось только придать «законченность» его великому открытию. Точно так же знаменитый химик Фридрих Август Кекуле, длительное время «бившийся» над графическим изобра- жением формулы бензола, неожиданно «увидел подсказку» во сне. Ему приснилась змея, которая держала во рту собственный хвост, и, проснувшись, Кекуле сразу же понял, что графическая формула бензола имеет форму замкнутого вытянутого кольца.
Французский математик Пуанкаре тоже обязан своим важнейшим открытием внезапно полученному им «откровению» из области бессознательного мира. Декарт – французский философ,– именно во сне «осознал» «Порядок всех наук», а английский писатель Роберт Льюис Стивенсон, потративший долгие годы на поиски истории, которая могла бы проиллюстрировать его «сильное чувство двойственности человеческого бытия» неожиданно во сне «увидел» сюжет «Доктора Джекиля и мистера Хайда». Таких всемирно известных примеров можно привести великое множество. И Гай Юлий Цезарь, и Александр Македонский, и Авраам Линкольн и многие-многие другие выдающиеся личности оставили в Истории подлинные свидетельства о своих «вещих» снах.
Так же поступали и жрецы Древнего Египта. Они сознательно засыпали в своих храмах, задав перед этим какой-то вопрос богам, и во сне на уровне подсознания «получали ответ» от «небожителей», от разных египетских богов.
Приведу ещё два ярких примера получения «сверху» информации, которые заслуживают внимания. Один из них впоследствии был претворён в жизнь, но вначале стал только своеобразным «источником» для зарождения реализовавшейся через многие годы мечты, а другой был символическим предупреждением случившейся вскоре небольшой неприятности.
Нет необходимости рассказывать читателю, кто такой известнейший писатель Ян, автор «Чингиз-хана», «Батыя», «К последнему морю», «Юности полководца» и многих других широко известных произведений.
Василий Григорьевич Ян (настоящая его фамилия – Янчевецкий) в одном из своих многочисленных рассказов, который называется «Голубые дали Азии», «Записки всадника» так описывает один из вещих снов:
«… Эта новогодняя ночь, морозная и тихая, какой начался год, оказавшийся роковым для России, стала знаменательной и для меня. В ту ночь, под утро, я увидел странный сон.
Мне приснилось, что я сижу близ нарядного шатра и во сне догадываюсь, что большой, грузный монгол с узкими колючими глазами и двумя косичками над ушами, кого я вижу перед собой,– Чингиз-хан.
Он сидит на пятке левой ноги, обнимая правой рукой колено. Чингиз-хан приглашает меня сесть поближе, рядом с ним, на войлочном подседельнике. Я пересаживаюсь поближе к нему, и он обнимает меня могучей рукой и спрашивает:
«Ты хочешь описать мою жизнь? Ты должен показать меня благодетелем покорённых народов, приносящим счастье человечеству! Обещай, что ты это сделаешь!...»
Я отвечаю, что буду писать о нём только правду.
«Ты хитришь!... Ты уклоняешься от прямого ответа. Ты хочешь опорочить меня? Как ты осмеливаешься это сделать? Ведь я же сильнее тебя! Давай бороться!...»
Не вставая, он начинает всё сильнее и сильнее сжимать меня в своих могучих объятиях, и я догадываюсь, что он, по монгольскому обычаю, хочет переломить мне спинной хребет!
Как спастись? Как ускользнуть от него? Как стать сильнее Чингиз-хана, чтобы ему не покориться?... И у меня вспыхивает мысль: «Но ведь всё это во сне! Я должен немедленно проснуться и буду спасён!...» И я проснулся. Надо мною ярко сияли бесчисленные звезды.
Пустыня спала. Наши кони, мирно похрустывая, грызли ячмень. Не было ни шатра, ни Чингиз-хана, ни пронизывающего взгляда его колючих глаз…
И тогда впервые появилась у меня мечта – описать жизнь этого завоевателя, показать таким, каким он был в действительности, разрушителем и истребителем народов, оставлявшим за собой такую же пустыню, как та, где спал наш караван…
Но ещё много суждено было мне странствовать, видеть и пережить после этого рокового сна, прежде чем – только тридцать лет спустя – я смог осуществить эту свою мечту!...» Конец цитаты.
И ещё один известный случай. В своём интервью, показанному по телевидению, Владимир Спиваков рассказал об одном из своих сбывшихся снов. Он был на гастролях в Дрездене и ночью увидел сон:
«Мне приснилось, что я дирижирую оркестром. И вдруг с ужасом замечаю, что на середине моей дирижёрской палочки появилась чёрная змея, она извивалась на этой палочке, принимая разные позы. Я в ужасе проснулся. Позвонил своей жене Сати, рассказал ей этот сон, она меня успокоила, сказала, что змея – это символ мудрости, и ничего плохого в этом сне нет. А вечером того же дня на концерте у меня наполовину разломался смычок». Конец рассказа Владимира Спивакова.
Может быть, я и не совсем понятно изложила своё собственное представление о снах, но то, что это «работает», не вызывает у меня сомнений. Таково моё мнение, и чем дольше я живу и размышляю на эту тему, тем больше нахожу подтверждений тому, что эта область бытия и знания до сих пор находится для человечества за семью печатями, во всяком случае, рациональное объяснение таким снам отсутствует.
В моей жизни столько раз происходило удивительное совпадение сновидений с реальностью, что я не могла не сделать таких выводов. Описывать все эти случаи не имеет смысла, так как они носят слишком личный характер, а в данном конкретном случае я приведу только ту часть моих снов, которая, как мне представляется, напрямую связана с тем, чем я сейчас занимаюсь.
Я не писала бы об этом, так как с детства воспитывалась в атеистических принципах моего отца, но с течением времени я могла воочию убедиться, что его твёрдое атеистическое мировоззрение претерпело значительные изменения. Может быть, он и не пришёл к Богу, в обычном нашем понимании, но то, что он поверил в некие Высшие силы, не вызывает у меня сомнений. Работая с его рукописями, тщательно их изучая и подвергая постоянному анализу, я не могла не сделать подобного вывода… В зрелом возрасте он часто по утрам обращался к маме с просьбой объяснить, что может означать то или иное его сновидение. Началось это после того, как ему приснился сон, в котором папа, застёгивая свое пальто, заметил, что в этот момент у него на глазах оторвалась самая нижняя пуговица и куда-то пропала. Сколько он ни искал во сне эту пуговицу, так и не смог её найти. Пуговица бесследно исчезла. Папа никогда не называл пуговицу по-русски, он всегда называл её польским словом «гузик». Рассказывая сон моей матери, он тоже по обыкновению употребил это привычное для него слово. Мама сразу же сказала отцу, что его ждёт какая-то
потеря, безвозвратная утрата, что это очень плохой сон…
Прошло какое-то короткое время после того, как отцу приснился этот сон, и у него внезапно умер младший брат Иван. Вот и оторвался самый нижний (младший) «гузик» и исчез навсегда…
Я хорошо запомнила этот случай, как и то, что после возвращения с похорон брата, папа включил радио, чтобы по своему обыкновению послушать последние известия. По радио вдруг зазвучал вальс «Амурские волны», и мама горько заплакала, она вспомнила, как часто танцевала с папиным братом под музыку именно этого вальса…
Сон матери, о котором написал Богдан Мельник, был пророческого содержания. Откуда могла эта обычная женщина знать о предстоящей казни евреев, ведь тогда никто и предполагать не мог, что такой кошмар придётся пережить. Сведения о «санации» населённых пунктов от евреев, так нацисты изощрённо называли Холокост, не доходили до Телехан. Связи между населёнными пунктами не было, газеты не печатались, радиоприёмники не работали, да карательные отряды эсэсовцев и не рекламировали заранее свои действия, наоборот, они до последнего момента скрывали свои намерения.
И ещё нам следует учесть тот факт, что казнь евреев Телехан по воспоминаниям моего отца, произошла 7 августа 1941 года, то есть, в самом начале войны, когда сведения о массовых убийствах евреев в других местах Белоруссии не успели дойти до Телехан. А это означает, что никакие сведения о Холокосте мать Богдана обычным путём получить не могла. Почему же матери Богдана примерно за одну-две недели до массового расстрела евреев приснился её страшный сон? Откуда пришла к ней подобная информация? Почему над Телеханами в этом жутком сне светила не луна, как это обычно бывает, а шестиугольная звезда Давида? Почему эта женщина увидела во сне и ямы с грязной водой и какими-то лохмотьями, и горки свежего песка, почему она шла по дороге к железнодорожной станции, то есть именно по тому пути, по которому на «Голгофу» шли и евреи в своём последнем земном пути? Практически она увидела во сне все «атрибуты» предстоящего злодеяния эсэсовцев. Почему так произошло? На эти вопросы пока нет правильного, рационального, научно обоснованного ответа. Наука всё ещё очень далека от толкования сновидений. Увы, но это так.
Мне в течение многих лет часто снился один и тот же сон. В этом сне я внезапно отчётливо осознавала, что мною не достроен дом, все права на который у меня есть. Причём выяснялось, что посторонние, совершенно чужие мне люди, без зазрения совести пользуются этой, принадлежащей мне по закону, собственностью.
Иногда снилась другая модификация этого же сна. Снилось, что в нашем коттедже я не закончила строительство второго или третьего этажа. И во сне я с удивлением и досадой спрашивала у себя, что же мешает мне завершить это строительство, ведь для его окончания у меня есть и силы, и денежные средства.
Никогда эти предполагаемые незавершённые стройки не касались ни моего мужа, ни моих детей, ни моих сестёр или брата, никого из моих близких, они в моих снах не присутствовали, речь шла только лично обо мне.
Я долго думала, что же означают эти сновидения, которые повторялись и повторялись… Многократно пыталась «расшифровать» свои сны.
Когда ушли из жизни один за другим мои родители, я связала эти повторяющиеся сновидения с тем, что мне следует восстановить родительский дом. Этот вопрос мы обсудили сначала с моим мужем, потом с младшей сестрой Нелли, которые одобрили такое решение.
Мария, наша старшая сестра, живёт в России, в Ярославле, заниматься этими делами она не хотела, да и не могла. Сколько раз в год можно приехать в Белоруссию?
Саша, наш младший брат, имеет большую семью, у него пятеро детей, которых надо поставить на ноги, дать им образование, обеспечить жильём, он тоже не мог заниматься строительством.
Я подумала, что нам надо брать это на себя. Так мы и сделали. Основную роль в этой стройке сыграл мой муж. Помогал ему муж Нелли – Фурс Володя. Работали физически и мы с Нелей, и Неллины сыновья. Особенно мне хочется отметить старшего её сына. Денис Фурс – большой труженик, в его руках все дела спорятся, работу он выполняет очень аккуратно, работает с настроением, быстро, точно. И самое главное, – он часто проявляет инициативу в улучшении нашего родительского гнезда. Денис родился в Телеханах, так же, как и мой старший сын Максим, и очень привязан к этому дому. Помогали и мои сыновья, и младший сын Нелли – Павел, если и не физически, в силу уважительных причин, то материально. И даже мой внук Вова, который был ещё совсем маленьким, участвовал в этой стройке. Рано утром он надевал свою рабочую «униформу», маленькие хлопчатобумажные перчатки на руки, и всех подгонял, чтобы скорее начать работу, приговаривая при этом:
«Глазам страшно, а руки свою работу делают»! Вова очень трудолюбивый мальчик.
Вова однажды сказал мне:
«Бабушка, мы все работаем на стройке, а ты в этих работах не участвуешь. Сегодня ты тоже будешь работать с нами»!
Я согласилась с ним и стала переодеваться в рабочую одежду.
Вдруг Вова опять обратился ко мне:
«Погоди, бабушка! Ты будешь работать с нами, а кто же приготовит обед? Ведь наступит время обеда, а ты скажешь, что ничего не приготовлено, так как я работала вместе со всеми. Нет, оставайся-ка ты, бабушка, дома и приготовь нам что-нибудь вкусное на обед»! Так мой внук, которому тогда не было ещё и пяти лет «освободил» меня от «трудовой повинности» (на фото мой внук Вова, ул. Ленина, 49, 2009 год).
Моя сестра Нелли в то же лето рассказала мне такой случай. Она стала
выкорчёвывать старый гнилой пень дикой сливы, который ещё оставался в нашем дворе. На это обратил внимание мой внук. Он подошёл к Нелли и сказал:
«Такую тяжёлую работу девочкам делать нельзя, это сделаем мы, мужчины»!
И забрал из её рук лопату. Нелли потом шутила, что больше всего в этой истории ей понравилось то, что мой внук назвал её «девочкой». Когда все работы по восстановлению родительского дома были завершены, мне вдруг опять приснился тот же сон, ну что за наваждение? Что ещё я не достроила в своей жизни?
Этот сон снова и снова повторялся в разных модификациях, но суть его была одна – я должна что-то достроить, что-то, на что у меня есть все необходимые права и документы.
В какой-то день я купила в нашем гродненском книжном магазине «Ранiца» книгу «Тайна сна», первоначально изданную в г. Харькове в 1995-м году под редакцией Е.В.Медреша, фирма «ШВН», в которой среди прочих толкований снов были помещены и работы Карла Густава Юнга и Зигмунда Фрейда. Напрасно тщательно изучала я опять работы великих психологов, конкретного ответа в них так и не нашла, однако некоторые умозаключения Юнга показались мне более-менее «созвучными» с тем, что я хотела найти.
Приведу небольшую выдержку из книги
«Значение функции и анализ снов» Юнга:
«…символы сна – важные посланники от инстинктивной к рациональной составляющей человеческого разума, а их интерпретация обогащает нищету сознания, так как она учит его снова понимать забытый язык инстинктов…
Нет ничего уязвимого более чем научная теория; она – всего лишь эфемерная попытка объяснить факты, а не вечную истину.
…Повторяющийся сон – явление особое… несколько лет подряд я сам видел во сне мотив, в котором я «открывал» в своём доме жилые пространства, о существовании которых и не подозревал… Сам дом являл символ моей личности и область её сознательных интересов, а неизвестная пристройка представляла собой предвос- хищение новой области интересов и поисков, о которых сознание в тот момент ничего не ведало…» Конец цитаты.
Приводить дальнейшие рассуждения Юнга мне представляется излишним, они очень пространны, я постаралась ниже кратко их сформулировать.
Таким образом, у Юнга я нашла некое подобие своего сна. Речь шла о какой-то неизвестной Юнгу части его собственного дома, и он истолковывал это сновидение так, что человек, которому снится подобный, многократно повторяющийся сон, в будущем будет заниматься таким родом деятельности, который ему совершенно не свойственен.
Я прочла это толкование «старика» Юнга, иронически улыбнулась и подумала:
«Ну, это точно не обо мне»!
К тому времени у меня была высшая категория провизора, я была награждена нагрудным знаком «Отличник здравоохранения Республики Беларусь», имела в своём активе все мыслимые и немыслимые Почётные грамоты, которыми была награждена за свой труд, начиная с Министерства здравоохранения, Областного совета депутатов, Облисполкома, и заканчивая районным Советом трудящихся. Успешно руководила одной из крупнейших аптек нашей Гродненской области, которая неоднократно была признана
«Лучшей аптекой года» по результатам работы, и менять свою любимую профессию провизора на какую-то иную не собиралась.
А между тем навязчивый сон продолжал мне сниться в разных вариантах, но суть его всегда сводилась к одному и тому же: у меня на руках имеются все документы, а кто-то чужой, посторонний, живёт в том доме, который должна была достроить я.
Время шло, в Ивацевичском районе велась большая и нужная работа. Авторитетная комиссия готовила документальные материалы для издания самой главной, по моему мнению, книги нашего времени – книги «Память», в которой представлены и политиче- ское, и культурное, и социальное развитие родного для меня района. Не буду вдаваться в подробности, но эта книга, может быть, самое главное издание, которое вышло в Республике Беларусь за постсоветский период. Мне кажется, что последующие поколения по достоинству оценят ту колоссальную работу, которую выполнили составители этого издания, и с благодарностью будут пользоваться замечательными книгами.
Когда-то Анатоль Франс сказал такие слова:
«Дар воскрешать прошедшее столь же изумителен и драгоценен, как и дар предвидеть будущее». Конец цитаты.
Не могу с этим не согласиться. Определённую лепту внёс и мой отец в это издание. Пока папа был жив, я не вникала в эту его работу. Была занята своими делами. А вот когда отца не стало, я невольно стала читать и эту книгу, и какие-то статьи папы из районной и иных газет. Что не нравилось мне часто в книге «Память» Ивацевичского района? Уважаемые люди беззастенчиво использовали его текст, не ссылаясь при этом на моего отца. Это меня глубоко возмутило. Да, в те годы мощный интеллект моего отца уже был частично утрачен в силу его преклонного возраста, но мне представляется, что несколько некорректно использовать чужой материал без единой ссылки на автора. Вот в этой книге я же указываю переведенный мною текст Богдана Мельника и постоянно ссылаюсь на него в своих комментариях. Это ведь элементарное уважение к его авторским правам.
Я стала просматривать разные газеты, которые хранились в нашем доме в Телеханах. То же самое, некоторые авторы использовали папины материалы, в лучшем случае поясняя это так: по рассказам одного знакомого мне партизана и т.д. А что же помешало просто указать фамилию этого хорошо знакомого вам партизана? И не было бы никаких претензий! Или же меняли в его материале только место происходившего события, а дальше писали от своего имени. А ведь именно ссылки на воспоминания моего отца в нашей районной газете «Ивацевичский вестник» и подвигли меня на издание всех его мемуаров. И я от всей души выражаю свою благодарность и авторам всех статей, которые в своих публикациях ссылались на моего отца, и руководству районной газеты. Так и должно быть в цивилизованном мире.
Я не хочу здесь приводить фамилии тех людей, которые использовали материалы моего отца, не ссылаясь на него, тем более, как я уже выяснила, многие из них ушли из жизни, Бог им судья.
А где же, хотелось мне спросить, не уважаемые мною авторы, ссылка на используемый материал моего отца? Во мне постепенно созревали эти «гроздья гнева», если выражаться стилем известного американского писателя – Джона Стейнбека.
И окончательно «созрела» я для того, чтобы обработать папины рукописи и «достроить» дом, который настоятельно требовало завершить моё подсознание, только в ноябре 2009 года. Вот как это произошло.
Мы с мужем приехали в Телеханы, чтобы проведать родные места. Навестили кладбище, это стало нашей традицией при каждом визите в Телеханы. Родители моего мужа тоже похоронены в Телеханах. И не так давно мой муж обновил памятник своим родителям. Ведь прошло немало лет после смерти его родителей, и старый памятник обветшал. Этот устаревший памятник был для нас безмолвным укором.
За что я уважаю своего мужа, так это, в первую очередь за то, что он всегда доводит начатое дело до конца, преодолевая все трудности. Так было и на этот раз.
Мы заказали в Пинске красивые мраморные плиты, которые надо было доставить из Карелии. При транспортировке одна из плит раскололась. Строители предложили заменить её чем-нибудь более простым, но муж отказался. Мы согласились подождать ещё какое-то время, но дождались доставки всё из той же Карелии нужной нам плиты. Памятник восстановлен, и нам не стыдно смотреть землякам в глаза. Родители моего мужа – фронтовики, уважаемые люди, они заслужили наше внимание. И мы с мужем доказали своё уважительное отношение и к ним, и к памяти о них, не красивыми словами, а делом.
В местной газете "Ивацевичский вестник" была опубликована в то время большая статья о судьбе известного партизанского командира - Алексея Петровича Черткова.
Рассказывать здесь о личности легендарного партизанского командира, с первых дней войны ставшего на путь активного сопротивления фашистам, мне представляется нецелесообразным. Этот человек заслуживает детального рассказа. Я только могу отослать заинтересовавшихся читателей к партизанским мемуарам отца, которые были изданы в 2010 году в Минске, называется его книга "Пока мы живы...".
В статье автор дважды ссылался на партизанские воспоминания моего отца – Лукашевича Гавриила Корнеевича.
После прочтения этой статьи меня словно осенило. Как будто чёрная пелена упала с моих глаз. Я поняла, что должна дать жизнь воспоминаниям моего отца. Сколько лет папа работал над своими мемуарами, сколько писем написал соратникам, сколько газетных статей! Как явственно представила я себе папу, сидящего за столом в нашей гостиной и пишущего заметки в самых разных тетрадях, блокнотах, помечающего что-то на полях своих записей! Сам он, к сожалению, не смог завершить огромный многолетний труд. Вот почему мне снился один и тот же сон! Ведь воспоминания папы были написаны им давно, как раз в то время они и были завершены, когда мне начал сниться навязчивый сон.
И замкнулся в моём сознании «магический» круг! Так вот какой «дом» я должна ещё достроить! Так вот какие «строительные» материалы и документы находятся в моих руках! Так вот какие чужие люди живут в том «доме», который должна была достроить я!
Говоря откровенно, а я и не предполагаю иного стиля общения со своим читателем, архив моего отца находился в то время в Барановичах. Нелли увезла его туда, надеясь разобрать когда-нибудь папины документы. Но ведь не ей постоянно снился сон о незавершённом строительстве, а мне!
Вот и вспомнила я мудрого Юнга, над которым раньше только посмеялась, вот и засела я за компьютер, вот и пришлось заняться несвойственной мне работой. Спрашивается, где моя фармация, а где труд, связанный с мемуарами? И всё-таки, не смотря на явное различие между моей профессией и литературной работой, которой я стала заниматься, не могу не отметить то общее, что их объединяет. Моя профессия провизора, как ни одна другая, требует полной собранности и самоотдачи. Любая ошибка в изготовлении лекарства или в его выдаче чревата самыми тяжёлыми последствиями. В этом моя профессия сродни работе сапёра. Ошибок не должно быть, потому что за каждой ошибкой могут последовать неотвратимые и необратимые последствия, и даже чья-то смерть. Моя профессия требует от человека наличия огромной усидчивости, хорошей памяти, точной формулировки, правильной организации труда, методичности, скрупулёзности, дотошности, постоянного проведения анализа и многих других качеств и навыков, которые так нужны и в литературном труде. Ос- новная черта людей моей профессии – это перфекционизм, постоянное стремление к совершенству, работа над собой, без этого в фармации не удастся состояться.
Писать любое произведение трудно. Каждый человек, написавший в своей жизни какую-то статью, сочинение, реферат, или даже небольшое личное письмо меня поймёт. Одно дело произносить какую-то речь. Слова связываются сами собой, логическая цепь выстраивается мгновенно, находятся и удачные сравнения, и яркие образы, и нужные цитаты сразу сами собой приходят в голову и эмоциональная составляющая при этом «работает».
А стоит изложить то же самое на бумаге, или на экране компьютера, как неизвестно куда девается эфирная лёгкость, эмоциональность, лаконичность, и логическая завершённость каждой, даже самой короткой, фразы. Слова тяжёлыми дубовыми колодами нагромождаются друг на друга, теснятся, постоянно норовят повториться, мгновенно утрачивают свой первоначальный смысл и красоту живого звучания. И немало усилий надо приложить, чтобы навести маломальский порядок в хаосе неподъёмных «дубовых колод».
Привязываешься к этой работе намертво, мысли о написанном, и о том, что ещё надо написать, преследуют постоянно, и днём, и ночью, как будто какой-то файл никак не может закрыться в твоём мозге. Писать отстранённо, холодно, находясь мысленно как бы «над излагаемым текстом», стараясь не испытывать при этом никаких эмоций, не получается. Текст почему-то становится «мёртвым», казённым, подобным текстам из передовых статей газеты
«Правда» времён Советского Союза. И я подозреваю, что и человек, читающий такой текст, будет испытывать только одно чувство, в лучшем случае – равнодушие, а в худшем, не будет испытывать ничего, кроме раздражения.
Особенно трудно мне работать с чужим текстом, обрабатывая его в своём литературном стиле. Это тяжелейший труд, каждую чужую фразу надо переписать несколько раз, чтобы придать ей достойный вид и убрать стилистические ошибки и явные логические отклонения. Сравнивая такие тексты и папины мемуары, я сделала вывод, что изложение материала моим отцом мне наиболее близко по всем параметрам, мы с ним «на одной логической волне».
Сказать, что мне легко дался тот первый мой труд, не могу. Работая над папиными рукописями, я сквозь своё сердце пропускала всё, что было им написано. Часто плакала, когда читала о расстреле телеханских евреев, о том, как сожгли заживо красивого белорусского мальчика на одной из лесничёвок. Я ведь знала, что это никакой не художественный литературный вымысел, не таким человеком был мой отец, чтобы что-то присочинить ради красного словца. Уж я-то хорошо его знала. Он был слишком прямолинейным, слишком категоричным человеком, чтобы что-то сочинять, всё им написанное – горькая жизненная правда.
Литературно обработать папины записи тоже было непросто. Он часто употреблял польские слова, а тогда я этим языком не владела. И ещё мне очень хотелось максимально сохранить и передать в тексте стиль моего отца. Я сидела за компьютером по восемь-десять часов в сутки, разбирая папины рукописи и печатая их, но довела дело до конца.
У нас с папой одинаковый почерк, образ мышления тоже схожий. Не один раз я только успевала подумать, что вот в этом месте хорошо было бы дописать это. И в тот же момент читала это «своё предполагаемое дополнение» в папиной рукописи. Это повторялось не один раз. Мне было психологически тяжело работать над его мемуарами, но работа над ними принесла и свой положительный результат. Я приобрела минимальный опыт в этом деле.
И с позиции этого крохотного опыта знаю, что нельзя доверять не подготовленный полностью текст ни редакторам, ни корректорам. Не стоит надеяться, что кто-то подправит или откорректирует твою работу, рассчитывать надо только на себя! Лучше всего, самой сто раз всё вычитать и исправить, и только после этого отдавать в печать.
И, наконец, с помощью Всевышнего я завершила тот свой первый литературный труд. Почему я написала с помощью Всевышнего? А потому, что хотя я и не глубоко верующий человек, бываю в Храме Господнем только время от времени, всё-таки вера в то, что над нами всеми господствуют некие Высшие силы, живёт в моём сердце.
И не могу не рассказать читателю о том, что когда вышли мемуары моего отца «Пока мы живы…» в издательстве «Мон литера» в г. Минске, мне приснился мой отец. Действие в этом сне происходило в нашем телеханском доме, на улице Ленина, 49.
Я увидела во сне отца, который стоя в нашей гостиной, держал в руках вышедшую недавно в свет свою книгу, перелистывал её страницы, внимательно вглядывался в текст и при этом говорил:
«Хорошая получилась книга, вот и останется всем вам память обо мне…»
А мама подошла в этом же сне ко мне и с обидой спросила:
«Что же ты, такая разумная моя дочь, ничего не написала обо мне?
На этот вопрос ни во сне, ни наяву, мне нечего было ей ответить…