Сестра по изгнанию

Дина Новая
                Мари и ЛУНИН В окрестностях УРИКА.
           На горизонте синеют горы. Пространство луга и поздние цветы на нем.
Волконская с Мишей гуляет по лугу. Темнеет опушка леса. Миша рвет цветы и отдает их матери.
   У опушки леса показался Варка, большой добродушный пес, приветливо махая хвостом. Вслед за ним вышел с ружьем и Лунин.
   -  Мама, Лунин вернулся. – весело крикнул Миша.
Лунин на ходу срывал стебли с крохотными цветами и, затем, протянул букет Марии Николаевне.
   -  Благодарю вас. Мы встретили Пущина в Иркутске. Сегодня вечером он будет у нас.
   -  Я вспоминал л нем.
   -  Лунин, сколько же уток ты настрелял! – Удивился Миша.
  -  А уток я вам отдам. Пусть Серж займется их приготовлением.
   -  О, да, - кивнула головой Волконская, - он это обожает.
   -  Пройдемтесь немного. Я отвык от людского общения. Я был только в обществе Варка все это время, - он оглянулся на собаку.
    ГОЛОС ЛУНИНА.
«В каземате мой сон был полон поэтических видений, теперь он покоен, но лишен волнений и образов.
Для полноты жизни мне не хватает также возбуждения опасностью. Здесь опасностей нет. Я переправляюсь через Ангару в челноке, но воды ее спокойны. Я встречаю в лесах разбойников, но они всего лишь просят милостыню. Спокойствие, происходящее от этой…»
                Он подал ей руку, когда они поднимались по склону холма.
          Они стояли на вершине, пораженные красотой земной, лежащей у их ног.
По горизонту контуром темнеют горы, и вьется Ангара. Было что-то возвышающее душу в этом просторе.
      ГОЛОС ЛУНИНА
«Сын ее красоты Рафаэлевской резвился перед нами. Невидимое совершенство Создателя видимо чрез рассматривание творения. Но красоты природы слабели при моей спутнице. Она  существила мысль апостола и стройной наружностью и нравственным совершенством…»
              Миша бегал, висел на деревьях и вдруг устал, подбежал к матери.
    -   Мамочка, Лунин, мы пойдем домой?
   -  Отдохни, Миша, а я расскажу тебе легенду, которую когда-нибудь ты прочтешь на греческом  у Плутарха.
                Они все расположились на траве. Миша положил голову на колени матери.
   -  «Алкивиад, афинский полководец, преследовался властями и был предательски убит. Вот как это описано у Плутарха: «Войти в дом убийцы не решились, но окружили его и подожгли. Заметив начавшийся пожар, Алкивиад собрал все, какие удалось, плащи и покрывала и набросил их сверху на огонь, потом, обмотав левую руку хламидой, а в правой сжимая обнаженный меч, благополучно проскочил сквозь пламя, прежде чем успели вспыхнуть брошенные им плащи…Никто не посмел преградить ему путь или вступить с ним в рукопашную, - отбежав подальше, они метали копья и пускали стрелы.
   Наконец Алкивиад пал, и варвары удалились».
                Миша заснул, положив голову на колени матери.
   -  Предчувствую и я такой конец.  «Спаситель, освятив все в себе, кроме греха, освятил и смерть».
   -  Вы желаете смерти?
   -  Напротив, только тело мое страждет в Сибири от холода и лишений, но дух странствует по равнинам вифлеемским, делит с пастухами их бдение и вместе с волхвами вопрошает звезды.  Всюду нахожу я истину и всюду – счастье. Не следует думать, будто жизнь христианина  печальна. От радостей мы отрекаемся лишь для иных, высших радостей.  Semper gaudete, iterum dico  gaudete. (Радуйтесь всегда, и еще говорю радуйтесь). /Фил. 1V.4/
   - Я просила у Бога только одного: чтобы он вывел из Сибири моих детей.
   -  И что есть наша жизнь, отданная богу, как ни жертвоприношение? Жертвоприношение продолжается всю жизнь и кончается смертью…
Я столько раз видел в лицо смерть на охоте, в поединках, в сражениях и в политической борьбе, что это сделалось моею привычкой, чем-то необходимым для развития моих способностей.
   - Миша, просыпайся, родной.
   -  Ну, теперь мы можем идти, - поднимается Лунин и протягивает руку Волконской.
   -  Сейчас, сейчас, -  нехотя  встает Миша.

                Они идут обратной дорогой через лес.
    Им навстречу бредет пожилая женщина, бедно одетая, с мешком в руках. Она собирает корни мукыра (дикого лука).
   -  Доброго вам здоровья, господа.
   -  На что ты собираешь эти коренья? Спросил Лунин.
   - Дети мои будут пить их вместо чаю, которого у нас нет.
   - Возьми это от нас своим детям, -  подала ей деньги Волконская.
   -  Благодарю бога, барыня, доброго вам здоровья и мальчику вашему.
        ГОЛОС ЛУНИНА.
«Встретив изгнанницу в лесу, она должна была найти помощь своему семейству: как Агарь, увидев ангела в пустыне, нашла воду для своего сына».
                Женщина издали посмотрела им вслед.
         ПЕТЕРБУРГ. ШТАБ КОРПУСА ЖАНДАРМОВ.   Приемная  Ш отделения.
Сидят два моложавых жандармских офицера за шахматной доской, передвигают небольшие  шахматные фигурки.
   -  1-й Офицер.  Ну, что там пришло сегодня?
      2-й Офицер.  Все  то же. Глупейшие  аттестации из Сибири. Что пишут обыкновенно: «Занимается  книгами или домашностью, поведение скромное». Или…»занимается хлебопашеством, образ мыслей кроткий».
      1-й Офицер. И это все?
      2-й Офицер. Вот, еще одно послание.
      1-й Офицер. В стихах?
      2-й Офицер. Нет, в прозе. Хочешь послушать?
      1-й офицер. Кто пишет?
      2-й Офицер. Государственный преступник на поселении, Михаил Лунин.
Ссылка. 3 ноября 1839 год.
«Любезная сестра!» – Ну, это не интересно. Вот, отсюда. – «Ошибки е проходят даром в политике. От повреждения одного корня в общественном дереве увядает вся растительность, как от одной неверной ноты разрушается стройность аккорда».
      1-й Офицер. Дело 14-го декабря?. Любопытно. Хотя, это старо как живое предание.
      2-й Офицер. Распространяется в списках. Это еще не все. Слушай.
«Мы не страшимся смерти на поле битвы, но не смеем сказать слова  за справедливость и человечество». ..«Тайный союз  первый прервал молчание».
Каково? – Он отрывает взгляд от текста.
   1-й Офицер.  Фанатики идеи.
   2-й Офицер. Однако,  слушай.  «Мы исповедовали культ закона, вы исповедуете культ личности, сохраняя в церквах одежды государей, как реликвии нового рода».
                В приемную входит Александр Христофорович Бенкендорф.
Офицеры вытягиваются с листами в руках.
   -  Что это? Что вы держите в руках? – Произнес он грозным голосом.
   -  Это, распространяемые в письмах, ваше сиятельство, возмутительные противозаконные сочинения.
   - Дайте сюда. – Читает. -  «Отделались от людей , но не отделались от их идей. Желание нового поколения стремится к сибирским пустыням, где знаменитые изгнанники светят во мраке, которым стараются их затмить».
Чья сия мерзость? – Его глаза сверкали.
   -  Государственного преступника, находящегося на поселении, Михаила Лунина.
   -  И это давно здесь?
   -  Пришло с утренней почтой, ваше сиятельство. – Отчеканил 1-й Офицер.
   -  Что они там смотрят, ослы. А вы смели молчать?
   -  Я собирался доложить, ваше…- продолжал 1-й Офицер.
   -  Pendard! Негодяй! Он смеет распространять подобную смуту.
   -  Мы нашли еще в копиях к другим лицам. -  Протягивает листы 2-й Офицер.
   -   Видно ему мало Сибири. Извольте подготовить  на доклад к императору.
   - Будет исполнено, ваше сиятельство. – Подтвердил 1-й Офицер.
                Бенкендорф, взбешенный, уходит.