В начале февраля мы покинули Нормандию, вернулись в Париж, где король…черт бы его побрал, начал расходовать одолженные ему великодушной королевой Англии деньги, устраивал никому не нужные балы, развлекал, как только можно своих новых фавориток. Снова я отошла на второй план, и, наверное, это было в чем-то естественно. Возможно, Виктория изначально была права и роль королевы мне просто не уготовано по судьбе. Я тоскливо бродила по коридорам Версаля, и вслушивалась в шепот, что скрыт в холодных стенах. Мне казалось, что единственный понимающий меня человек была Бека. В ее глазах скрыта печаль, но только за этой истинно королевской улыбкой таился настоящий пожар скрываемых чувств. Странно, но она совершенно не похожа на придворных женщин. Ребекка скромница, хотя в прошлом и была частью того самого знаменитого «летучего эскадрона Екатерины Медичи». Смешно, но именно от этой робкой девчонки наш любимый король получил неуверенную пощёчину, когда силой хотел сделать ее новой фавориткой.
Я прошла в зал, где вечером король собирает пышные пиршества, и застала малышку Беку за чтением английской книги о любви. Она подняла свои карие глаза услышав шорох, издаваемый мною по глухому камню, и уголки ее небольших губ приобрели форму мягкой улыбки. Я кивнула ей, и девушка, закрыв книгу с закладкой встала, чтобы приветствовать меня поклоном, но только я успела остановить созданный месяцами никчёмный фарс. Фарс…именно так…блажь, которой можно охарактеризовать все мое существо. Наверное, стоило отступиться и позволить судьбе вершиться по всему канону. Так смешно, но ведь я, возомнила себя настоящей Французской королевой, возомнила себя женой короля и любящей матерью, но только…нужны ли мне дети, если они в будущем ничем не будут отличаться от крестьянской черни?
-Габриэль, о чем Вы задумались?-Бека вопросительно склонила свою голову на бок и ее мягкие, пшеничные волосы заблестели в лучах тусклого, солнечного света.-могу ли я помочь?
-Ах, милая Бека,-я грустно улыбнулась. Протянув ладонь к ее волнистым локонам, я нежно убрала спадающую на щеку прядку.-проиграла в игре сильных, разочаровалась в собственных силах и если честно, то рада, что вышла из игры более хитрых. Знаете, я так любила его…-слезы предательски скатываются с глаз и закрывая ладонями лицо, я не могу остановить этот дождь из соленых слез.-я так хотела помочь ему сделать страну великой, сделать его могущественным, что глядя на этот маскарад…-вздох.-я обжигаюсь о собственную слабость. Я обжигаюсь об эту горечь.
-Маскарад. Знаете, я слышала, что король ходит по домам своих поданных и новая фаворитка целует его каждый раз, когда на пороге появляется хозяин дома. Фаворитка срывает с него игриво маску, и целует, как жена в губы.-Бека нервно посмотрела в сторону арки.-говорят, что Франции не выиграть войны.
-Да, новая глупышка висит у него на руке и при чем не стесняясь задирает юбки, чем смущает знать.-вздох.-такое нашему королю по вкусу, и боюсь, что ничего не в силах его исправить.-холодок побежал по коже, когда я почувствовала прикосновение горячей ладони Беки.-да и он сам не хочет меняться. Ему это просто не нужно. Быть разгильдяем куда приятнее, чем быть достойным королем. Это факт. Габриэль, Вы слышали, что Виктория вернулась в замок?
-Серьезно?-удивилась я.-впрочем, неудивительно, что я ничего не слышала об этом. После проведенного года в весельях и танцах, я мало замечаю мелочей. Пойду навещу ее.
Мне смотреть в ее голубые глаза будет так же больно, как и чувствовать проникновение острого клинка в живот, что режет острым лезвием мягкую кожу. Поэтесса оказалась в своих покоях, и, наверное, еще не успела увидеться с королем. Впрочем, это было бы естественно, ибо он еще не вернулся после утренней охоты, на которую позвал с собой новую фаворитку. Я стояла за дверью, что разделяет нас несколько секунд, и словно провинившаяся прислуга боялась сделать первый шаг на мудрую дорогу. «Вы так и будете сотрясать сквозняк или все же войдете?»-послышался в спальне голос Виктории и я выдохнула, робко приоткрывая скрипучую от времени дверь. Она стояла напротив окна, и развернувшись, загородила своей головой яркое солнце, и словно святой нимб возник над ее волосами ослепляя своим ярким светом. Виктория улыбнулась мне, от этого мурашки пробежались по моей спине. Желание разреветься на плече этой девушки, как на плече родной матери были сильнее меня. Несколько молчаливых секунд, и спальню заполняет мой громкий, бессильный рев. Она не осуждает, и только нежно гладит по волосам позволяя чувствам бить фонтаном. Она позволяет мне не быть скованной. Она позволяет себе понимать меня. Обвив ладонью ее затылок, я неожиданно отпрянула.
-Виктория?-взгляд прикованный к ней становился до неприличия стыдливым.-что случилось? Что происходит?
-Это Вы у меня спрашиваете?-улыбнулась поэтесса.-я ждала, что именно Вы расскажите мне, что Амьен взят испанцами. Как оказалось, сейчас возникла реальная угроза Парижу, а тут, впрочем, ничего удивительного, но все еще царит блуд и разврат, бесстыдство и паника. Что же, трусость короля мне понятна. Оставить пустую казну, и покинуть Францию – самое логичное его поведение.
-Покинуть Францию?-опешила я.-что Вы хотите сказать?
-Знаете, сегодня утром,-Виктория наполнила серебряный кубок водой.-Генрих узнал, что испанцы щекочут ему затылок, и знаете, что он сказал?
-Что?-я нащупала ладонями стул и бессильно рухнула.-не тяните кота за хвост. Что он Вам сказал?
-Если дословно, то «Побыл королем Франции, теперь пора становится королем Наварры».-Виктория отпила глоток.-оставил наш любимый Париж, захватил казну, несколько верных людей, и новую фаворитку, вскочил в седло своей новой войны и умчался к чертовой матери прочь.
-Боже…-мои глаза становились круглее.
-Нет.-поэтесса улыбнулась.-Отче здесь не при чем.
-Виктория, я виновата, я знаю это.-слезы скатывались по моим покрасневшим щекам.-позвольте же мне искупить хотя бы небольшую часть этой вины за поражение и всю войну.
-Искупите, можете даже не сомневаться, но искупите.-поэтесса улыбнулась.-я, Клод, госпожа Лепаж и мои верные придворные дамы уже вложили все свои деньги в строительство «Второго Парижа».
-Второго Парижа?-опешила я.-простите?
-Да, «Второй Париж под стенами Амьена». Сейчас там небольшая армия, что не имеет артиллерии сейчас не может атаковать, и собственно, наши горячо любимые испанцы, что обладают значительным количеством ресурсов, но в силу нашей договоренности с испанской принцессой, они не станут наносить нам удар.-Виктория взяла сочное, красное яблоко и бросила мне в руки.-поэтому, мы разбили небольшую ярмарку у стен захваченного Амьена, где есть все. Вплоть до борделя и страстных жриц любви, что не против обслужить горячих испанцев. В конце концов, наш план прост. Мы заставим деморализованный и обессиленный испанский гарнизон сдаться.
-Я буду молиться святой Марии за Вас.-улыбнулась робко я.-Виктория, как такое только пришло в Вашу голову?
-Может быть, потому что по натуре я воин?-улыбка становилась миловиднее с каждой секундой.-шучу. Волевой женщине все равно, как держать оборону. Силой, духом или же хитростью. Если король потерпел проигрыши, то я не позволю Франции смешать свое имя с грязью.
Я не позволила бы Виктории в одиночестве отправиться в военный лагерь, и поэтому, собрав полсотни тысяч ливров, я с большой радостью внесла их в казну, что потерпела убытки, а ночью, тронулась с места, чтобы составить поэтессу компанию, подставить плечо и побыть опорой на этом поприще раздутых протестантов, что обожглись об вранье и безрассудство короля. Многие говорили, что мой отъезд из Франции напоминал бегство, да он и был таковым, но только я не позволю слухами оклеветать мое имя. Поступки скажут обо мне больше, чем ядовитые языки молвы. Я предпочла делить трудности с солдатами, а не развлекать парижскую знать, что продолжала кутить дни и ночи напролет. Знамена горделиво были подняты лично Викторией, и испанцы, что наблюдали с высоких стен графства ухмылялись этакой женской смелости, какую ранее и видеть не могли.
Мы с Викторией оставались под одной палаткой, где и расположился наш небольшой совет из одних только женщин. Впрочем, моей появление в лагере вызвало небольшой конфуз. Солдаты предпочли сочинять похабные стишки обо мне, пускать нелепые слухи, и один из командиров, увидев меня в лагере, не стесняясь завопил: «Надо же, теперь наш лагерь превратиться в бордель!». Какого же было мое удивление, когда на подобного рода замечание обернулась Клод. Женщина, что терпеть не могла фривольности, позволила себе улыбнуться единожды, но только позже, наблюдая, как обнаженного солдата пинками выпихнули к воротам, с высоты которых все наблюдали испанцы, приказали смешного юмориста выпороть розгами на подобные шутки. Солдаты баялись Клод, и ее дисциплину, как священного огня.
Второй Париж построенный под осажденным Амьеном становился больше похож на передвижную ярмарку, но только этим и удивляло противников. В нашем лагере было все: парижская кухня, кабаре, таверна и дом любви. Окрестное население толпами сбегалось сюда с самого утра, и ночью, даже сами испанцы не стеснялись в желании познать любовь обаятельной госпожи Лепаж, что была для них настоящей обольстительной, рыжеволосой ведьмой с самым сладким голоском. Впрочем, множество девиц хотело позабавиться с солдатами и их желания были взаимными. Такой образ жизни из нескольких недель перерос в месяцы. Шесть долгих месяцев, где каждый день был похож на предыдущий – утомлял.
Со временем, сюда стали съежатся и аристократы, их женщины, дети и даже обычные рабочие, коим было интересно почувствовать дух осады. Я водила их по кварталам, рассказывала про солдат и их должности, обмундирование, рассказывала, как действуют пушки, угощала пайком для солдат, а после приглашала в нашу штаб-палатку на скромный обед, который казался гостям вкуснейшим из всего, что они пробовали ранее. В некотором роде, светская жизнь продолжалась и только месяц спустя испанцы сдались.
Париж не встречал своих спасительниц, как героев, но только я думала о святой Пасхе, что хотела встретить в следующем месяце….