Антонелла, женщина-пират

Виктор Нам
Пышная африканка. С тюрбаном, в шелковых роскошных платьях ярких тонов. Она часто появляется на улочках приморских небольших городов со свитой, одетых почти цивилизованно, своих бойцов. Человек пять-шесть. Они рассаживаются за соседние столики в кафешантанах, в которых она решает отужинать. Она любит бои. Петушиные, собачьи, человечьи. Кровавые схватки боксеров и поединки борцов греческого стиля. Их потные мощные торсы и напряженные мышцы. После азарта и суматохи, царящей вокруг арен, она уходит в затихающие, остывающие от дневного зноя улочки, ведущие в порт.
Эти удивительные южные вечера.  Склоны гор, витиеватые тропинки вокруг вилл, домиков, бунгало. За кажущейся такой мирной их жизнью часто таится опасность, грех, преступление, здесь торгуют людьми, нанимают убийц, плетут мошеннические проделки,  здесь могут держать в плену рабынь и наложниц, издеваться над детьми и пытать должников. Сколько кровавых тайн таит тяжелая зелень платанов и апельсиновых рощ за коваными заборами этих красивых домов.
Антонелла это знает. Она выросла в одном из таких убежищ. Маленькая девочка прислуживала семье ростовщика. Убирала в комнатах, питалась объедками и остатками, кормила собак и птиц, была не раз бита палкой и веревочной плеткой линьком. Ее изнасиловал впервые сын хозяина, а потом за нее взялся старший надсмотрщик, который приходил в ее коморку почти каждый день. Лет с пятнадцати, наверное, когда округлилась ее приятная на ощупь попка и налились бедра. Старшие служанки презирали и никогда не жалели. Потом у нее был выкидыш, Она стала после этого события излишне пышной и тяжелой. Поклонников ее тела поубавилось. Тем более, что в доме хватало других девчонок с талией потоньше и плечами поуже. Миг удачи пришел, когда ее поселили на островной маленькой вилле. Хозяева туда наведывались нечасто. Свободного времени была побольше. И она смогла найти способ как оттуда сбежать, прихватив пару хозяйских золотых побрякушек.
Она уплыла с острова на маленькой лодке, которую нашла однажды, бродя по берегу. Лодку прибило к песчаной отмели. Она была почти целой, немного пробит был только левый борт. Она починила ее и иногда выходила на ней в тихое море. Бросала якорь из связки больших камней и плавала голышом около нее. Море обнимало ее. Делало тело легким, почти невесомым, заставляя мечтать, пробуждая надежды, навевая смутные планы. Это были мгновения счастья. Дерзкая мысль о побеге пришла внезапно. И уже через неделю она собрав все необходимое, поплыла на своей лодке на север, оставляя за спиной остров, скорбную жизнь, полуденное солнце. Оказавшись на берегу, она пробралась в Марсель, там продав ювелиру за пару десятков франков уворованные кольца и браслет и нанялась в какую то таверну мыть посуду. Потом стала подавальщицей. Бумаг у нее не было. Но глаза и уши были. Матросня много пила и много болтала, рассказывая про свои подвиги и скитания, про всякие промыслы и похождения. Хлопали ей по попке и даже пытаясь прижиматься к ее пышным бокам и груди. Странно, но ее привлекали эти рассказы. Про пиратские ужасы, про удачу, про жестокость, про позорную смерть. Говорили здесь и про женщин, не только про девок и певичек, но и о тех, которые становились вожаками пиратских ватаг. Но это были странные истории, почти сказки, про далекие южные моря за океаном. В грязном Марселе, пахнущем рыбой и гнилыми отбросами, пираты не водились. Как ей тогда казалось. Но зато были ставки на бои. Это ее невероятно увлекало. Ей нравились мощные мужчины, бойцы, кровь, страсть и азарт. И однажды ей сильно повезло. Поставив на тщедушного маленького боксера, она выиграла почти пятьсот франков. Сумела разглядеть его умные глаза, тренированные ноги и быстрые движения. Он стоял против мощного англичанина, наверное, беглого матроса, который часто в последнее время выходил на ринг и всегда побеждал хорошо поставленным прямым ударом. Но на этот раз юркий противник оказался ему не по зубам. Николя, так звали малыша с ловкими кулаками, несколько раз хорошо приложил его в челюсть и постоянно бил в правый бок. Силач же ни разу его не достал. Наконец, в прыжке ловкач нанес удар в ухо и мощная гора мышц рухнула под восторг публики. Оказалось, что в этот день кто-то поставил крупную сумму на британца и десять франков Антонеллы превратились в круглую сумму в каморке у маклера. Отдавать их женщине никто не собирался. Он, хоть и неробкого десятка, уже отчаялась получить выигрыш, как за спиной вдруг послышался шум, негромкое шуршание. Она обернулась. Это был Николя. Он слышал их перепалку. Он подошел к маклеру, лысоватому с бегающими глазами за стеклами пенсне, человечку в перчатках и с маленькой острой бородкой,  и что-то шепнул ему. Тот побагровел, пятнами на бледном лице, но вытащил из ящика пачку банкнот и передал ее боксеру. Усмехнувшись, боец подошел к ней, и вложил в ее ладонь деньги. Антонелла была немного выше него. Он обошел ее как фонарный столб и пошел к выходу. Она мгновение стояла и молчала, хотя в душе раздавались неведомые раньше барабаны и литавры. Но уже в следующую секунду, слегка семеня, она, торопливо вздыхая, шла вслед за ним, едва поспевая за его упругим и быстрым шагом. Он остановился. Может, услышав ее частое дыхание. А, может, гулкое содрогание земли за спиной показались странным и любопытным. Их глаза выбросили навстречу друг другу стремительные взгляды, ее нескрываемое ничем обожание пронзило и обволокло его прохладное сердце. Как говорят в красивых книжках. Она показалась ему облаком счастья, которое неслось к нему как грозовая туча, неминуемая и полная силы и страсти. Со страстью он не обманулся. Они сняли в домик в селении, что ближе к Сан Тропе. С небольшой террасой и видом на море. Им привозили каждое утро свежий сыр и красное вино, фрукты и пироги. Они не покидали свой рай более месяца. Болтали, вспоминали, обнимались. Он любил ее жаркие щеки, ее теплую, тяжелую грудь, крупные соски, пряди плотных струящихся волос, волнистых и прохладных. А она ласкала его спину, в шрамах и набухших буграх мышц. Его короткие волосы, его серые большие глаза с длинными густыми как у женщин ресницами. Ночь и день перемешались у них. Они глядели, как завороженные, на ночное звездное небо или спали обнявшись в единый клубок в утренний час, когда солнце, пробиваясь сквозь ставни, пыталось вразумить их своими лучами, заставляя выйти за ворота, чтобы встретить зеленщика, который раз проезжавшего на своей тележке, запряженной черным осликом с красными бантиками на жесткой гриве за ушами и на хвосте, с нелепым розовым алжирским ковром на спине. Зеленщик был корсиканец, едва говорил по-французки и носил широкополую шляпу, тоже украшенную красным бантом из атласной лионской ленты. Это было блаженное время.
Николя погиб. Тонкий и острый стилет вошел в его бок справа в печень на узкой марсельской улочке уже в сентябре. Наверное, нанятый маклером убийца. А ее столкнули с берега. Когда она с потухшими глазами стояла на их любимом обрыве. Она не слышала из-за ветра и шума волн подкравшихся сзади. Падение было быстрым. Камни, о которые разбивалась мерно волна, приняли ее грузное тело, замершее нелепо на их мокрой ноздреватой поверхности, на которой заалела кровь из разбитой головы. Волны накатывались и стягивали ее тело в глубину.
Верно, ее посчитали мертвой. Но пышное тело ей помогло. Очнувшись, она выползла из моря и спряталась в небольшом бунгало, заброшенном неведомыми рыбаками.. Здесь иногда они с Николя отдыхали после купания и нежностей.
Лука. Его звали Лука. Бестолковая и толстая девка-поломойка, африканка с короткими волнистыми волосами под которыми был виден длинный розовый шрам через весь лоб, не могла бы привлечь его внимания, если бы не глаза. Наполненные яростным безумием. Сверкавшие в полутьме скромного кабачка в неаполитанской глуши. Ночерра. Город среди гор. Пропахший дымом коптящих пекарен, жаренной рыбы, ароматом цитрона и вонью грязных канав. Лука забрел сюда от скуки. Ему надоела портовая рутинная жизнь. Пьянка, девки. кости, драки – набор развлечений был убог и, главное, мало привлекали порой Луку и его внезапные покаянные метания. Он захотел в горы. По старой дороге он увязался за торговцами водой и от одной горной деревушки к другой, от одной церквушки с темными алтарями до другой вскоре добрался до этой Ночерры. Здесь он нашел ночлег на маленьком постоялом дворе. Комнату и кувшин вина с плошкой масла и солидным ломтем свежего хлеба на прикроватном столике.
Лука привычным движением прихватил руку поломойки, развернул ее к себе и поцеловал пухлую щеку. Тугую и горячую. Особенно и неожиданно горячую. Жаркую. Это его удивило. Она попыталась вырвать руку, но это не удалось бы и более сильному созданию. Свою хватку он знал. Тем более он ожидал это движение. Опытный в рукопашных схватках он давно уже чувствовал противника нутром. Предугадывал как в танце действия партнера. Так было и в этот раз. Он бы уломал девку на поцелуй и объятия. А может и на кое-что посерьезней. Несколько подзабытое воодушевление начало его разбирать. Он вполне понимал себя и то в себе, что пышные форму южных девок ему всегда были милее худосочных северянок, которых ныне слишком много стало в тавернах.
Но сверкнули снова глаза африканки. Она откинула голову и вдруг ударила его в нос. Своим лбом. Своим розовым шрамом. Это было неожиданно и неприятно. До слез, мгновенно выступивших на уголках глаз, и во рту стало солоно от крови. Рука ослабла и девка вырвалась. Но не побежала, как он это ожидал, а встала в бойцовскую позу, упершись босыми ногами в каменные плиты пола. Стояла уверенно. Держала правильную диагональ, упершись руками в бока. Готовая к бою.  Лука поднял руки вверх, показывая, что не собирается драться. Он улыбнулся и сказав шутливое «Баста», повернулся к ближайшему столу и сел на лавку. Возбудившаяся поначалу публика затихла. Девка исчезла. Хозяин таверны прислал прислугу. Подали вина, брускетту, сыр.  Он попросил воды. Вода в этом городе отменная. Ее вкус напоминал ему родину. Горы в Каталонии, где отец и братья пасли овец,а он бегал по траве со своей собакой, лохматой овчаркой Бруто.
Наутро он понял, что покаянное настроение прошло и быстро уходящее лето с его непроницаемыми, темными и короткими ночами заканчивается .А значит, скоро купцы заспешат к родным берегам с набитыми золотом карманами и сундуками. Товарищи его, промотав весеннюю добычу, уже ждут команды своего альвара собираться на дело. Наскоро поев сыра и свежего хлеба, выпив кружечку крепкого и душистого кофе, он вышел на порог таверны и взглянул почти восхищенно на яркое синее небо и легкие облака у вершин таких близких здесь гор, как бы продолжая завтрак поглощением этой красоты. Лука постоял немного на пороге и пошел по булыжной мостовой вниз в сторону дороги, что вела в порт.
Антонелла сидела на каменной лавке у городских ворот. На коленях она держала пестрый узел. Они встретились взглядами. Он кивнул и они пошли дальше вместе. Дорога была не долгой. На полдня. Но остановились они скоро. Старые башмаки Антонеллы быстро истрепались на каменистой дороге. В деревне недалеко от дороги нашелся сапожник, который взялся за починку. Причмокивая, он намекал на желательность новой обувки, но сговорились на новую подметку и каблук. Попутчики присели перекусить у хозяина мастерской. Им подали свежей ветчины и пасту с аппетитным грибным соусом. За это не жалко было отдать парочку сольди. Немного разговорились. Он узнал ее имя, она узнала, что у него много имен и разных прозвищ. Что живет он случайным заработком и никогда не имел семьи и дома. Впрочем, такого добра не водилось и у нее. Она плохо знает эти места. Сюда добралась из Марселя. Хочет устроиться в городе. Очень надеется на его помощь, потому что считает, что синьор Лука – человек многоопытный и серьезный. Все что у нее есть немного денег, да женская благодарность для благородного господина. Он много шутил, не распространяясь про свое ремесло, но пара слов выдавали в нем знатока такелажа и навигации. Лука был пират. Она поражала его байками про бойцовские поединки, про секреты этого темного ремесла, про грязное золото, какое вращается вокруг него.
Как они не старались поспешать до темноты, все-таки пришлось заночевать почти у границ города. Благо на окраинах хватало мест для ночлега. Решили взять общую кровать. Забытое волнение первого свидание посетило его. Она ни в чем ему не отказывала и принимала горячо и искренне.  Как говорится, стороны остались в полном удовлетворении. Сон навалился почти одновременно. Непривычно было для него единственное обстоятельство.  Она заполняла все его пространство. И, погруженный в это облако, он чувствовал почти детскую защищенность.
Пробуждение было неприятным. Его нашли кредиторы. Точнее, люди, которые таковыми себя считали. Узкое лезвие дуэльного ножа царапало кожу на шее. Их было двое. Третий стоял, вероятно, за дверью. Антонеллу они затолкали в угол комнаты и она натягивала там на себя свои платья, похожие на балахон. Они говорили на местном диалекте и пара раз проскакивало слов «коморра». Монолог кредитора, несколько затянутый, наконец кончился и начался монолог Луки. Недолгий, с поплевыванием и ругательствами. Путра да мадре. Посетители неправильно расставили свои фигуры. И поэтому. в момент, когда пират резко отклонил свое тело назад и в сторону, уходя от ножа, державший его на мушке револьвера итальянец был не в состоянии произвести выстрел. Быстро и неожиданно приблизившись к нему, Антонелла одним ударом кулака в челюсть снизу перевела его в бессознательное состояние. Владелец же ножа мгновение спустя уже хрипел, хватаясь за горло. В руках Луки непонятным образом оказался широкий, похожий на тесак, нож и нож этот творил кровавую работу, учащенно опускаясь на тело бандита. Выскочив за дверь после расправы, Лука никого там не обнаружил. Третий сбежал. Происшествие это поторопило их выйти в город пораньше и уже к полудню они приводили себя в порядок в небольшой квартирке на верхнем этаже с видом на Везувий недалеко от центра. На площади Меркатьело.
Луку нашли на пятый день после исчезновения. Альгамбры принесли его на корабль. Все пятеро сидели на длинной лавке. И молчали перед телом альвара, накрытом белой тканью. Удар справа сзади рассадил ему печень. Крови было мало. Узкий похожий на стилет нож. Антонелла знала убийцу, знала чей это удар. Она преследовала этого человека второй год. Этот верткий человечек имел много имен, связей, агентов. Он устраивал бои по всем портам, торговал бойцами и женщинами, на его совести  договорные бои и манипуляции со ставками. В ее памяти навеки запечатлен этот узкий череп с редкими волосами, большой рот с пухлыми губами и речь скороговоркой. Она называла его Маклер. Она жаждала его смерти. Она жаждала мести.
Сегодня она сожалела о том дне, когда рассказала про Маклера Луке. Дне, когда в нем зародилась мысль о налете на этого пройдоху. Лука чувствовал тяжесть золота этого проходимца. Они его выслеживали по всем портам. Их корабль уже забыл, что такое преследовать турецкие и алжирские фелюги, испанских каботажников, торговцев Ливорно и Генуи. Они с пустыми трюмами и с пустыми карманами стояли неделями в портах, пока Лука выискивал следы Маклера. Альгамбры – его земляки, с пиренейских предгорий, лучшие знатоки рукопашного боя этой части света, скучали, терпели. Ворчали на Антонеллу, хотя признавали ее за почти равного им воина. А остальной люд, пришлый и непостоянный,  из команды понемногу уходил. На крупный куш ватаге уже трудно было надеяться.
Они настигли Маклера в Вибо. Это небольшой порт в Калабрии. Здесь обиталище крутых парней из местных банд. Они известны своей сплоченностью, тайной и жестокостью. Бандиты там живут, как одна большая семья, и все они преданы только ей. Возможно, в этом была смертельная ошибка Луки, он был неосторожен. Его, верно, заманили в ловушку в темных улочках местных городков. Где верхние этажи нависают на грязными мостовыми и отбирают у них солнце. И это солнце, жаркое южное солнце, высветило Антонелле простую истину. Маклер – не одинок, Маклер это спрут, вездесущий монстр. У него огромные средства, он богат безмерно, количество денег у него бесконечно. Чтобы победить его, хотя бы создать ему трудности, нужно иметь собственное воинство. Или найти такое воинство и встать в его ряды.
Альгамбры приняли ее в свой круг. Антонелла давно поняла, что в отсутствие Луки они доверялись всегда ее чутью и приказам. С их помощью она собрала команду преданных лично ей бойцов. Она была строга и жестока. Если, сидя в шлюпке, она говорила: «Всем за борт», то вся команда бросалась за борт мгновенно, несмотря на погоду и время суток. У нее уже был не один быстрый катер с многосильной паровой машиной, а многочисленная их флотилия. Они загоняли в свои засады не одиночные суда, а всех, кто находился в окрестных водах. Она всегда была с добычей, ей завидовали. Ее боялись. А она ожесточалась день ото дня. Ее армия росла медленно. Ее армия не имела единства. Ее армия существует, пока ее не оставили силы. И главное, ее армия также жаждет наживы и благ, как и армия Маклера.
И только Вера была с ней. Вера, что есть на свете воинство Света, которое ведет вечный бой с вездесущим дьявольским спрутом вселенского Маклера. И придет час, когда она вольется в ряды воинов Света и сокрушит своего врага.