В одиночестве смысла нет рассказы из книги

                Тамара Катковская







                В ОДИНОЧЕСТВЕ СМЫСЛА НЕТ

                Рассказы










Омск – 2019
 
УДК 821.161.1-3
ББК 84(2=411.2)6-44
К 29

Катковская Т.А. В одиночестве смысла нет: рассказы. – Омск: Издательство ОмГМУ, 2019. – 239 с.


ISBN 978-5-94689-206-3




©Т.А. Катковская, 2019
 












                РАССКАЗЫ
                ПРО ВОЙНУ И ЛЮБОВЬ

Ветеранам Великой Отечественной войны и тем, кто оставался в тылу, помогая и сохраняя нашу страну для будущей жизни после Победы, я посвящаю эти непридуманные истории.








«Трудно ли пойти на подвиг правый!
Подвиг – это миг, но жизнь прожить
Так, чтоб быть своей достойным славы,
Тяжелей, чем подвиг совершить!»
Расул Гамзатов.








                Господи, куда же ты смотрел?



В наших головах заложено генетически, что человек, как и всякая прочая тварь на земле, должен выживать, борясь за своё существование. Природа борется за своё право на сезон: весна с летом; лето с осенью, а осень свои права чаще всего плавно уступает зиме. Может быть, в жарких странах все перепады межсезонья более согласованы или их вообще нет. А у нас вот как-то так. Человек же, вступая в осознанный возраст, понимает, что если он не будет бороться сам со своими жизненными трудностями, то его существование станет безрадостным. Здоровье, которое тоже нужно беречь смолоду, как и честь, всегда находится почему-то в самом потаённом месте сознания, и пока оно есть, за него бороться не надо. А уж если приспичило, то человек обращается к Богу, веря в него или нет, и просит его о помощи. А что он, Бог, теперь может? Посмотрит Бог на него сверху, да и спросит: «А где ты раньше был?»
Редко какому человеку удаётся прожить без проблем со здоровьем до глубокой старости. Узнав про такого счастливчика, мы ему завидуем, но в суете мирской чаще всего надеемся, что нас такая кара, как болезнь, минует. Народная мудрость гласит: «Здоров будешь - всё добудешь». Так мы все живём (или большинство из нас): ради семьи, детей и общего благополучия. Годы летят быстро, и наступает болезнь, которую в народе называют простым, но ёмким словом – старость! И все внутренние и наружные изменения в твоём организме - хронические и, как правило, трудноизлечимые! И тогда ты вспомнишь, что вся твоя жизнь – борьба! Просто это её новый этап. Теперь нужны силы, оптимизм и деньги - на лекарства и врачей. Прощай, хорошая еда, здравствуйте, лекарства! Приехали!
Во многих сельских поселениях и деревнях отменили медицинские пункты. Проживающим в таких местах болеть не то что сложно, а просто нельзя! А если непогода? «Скорую помощь» из города можно и не дождаться. Печально, но факт!
Осень в этом году решила не бороться с зимой. Появились северные ветры, которые стали всё чаще навещать нашу Сибирь именно в начале ноября. Устойчивые ночные заморозки и снежные заносы ослабили силы осени. Деревья моментально сбросили оставшуюся листву и тихонько потрескивали ветками, как бы жалуясь людям на невыносимую болезненную ломоту. Поднялась небольшая метель, и сразу же потемнело на улице. В частных домах срочно затопили печи.
В доме Левицких ждали машину «скорой помощи». Елизавете Ефимовне становилось всё хуже. Прошло почти три дня после того, как она почувствовала боль в животе. Лекарства и отвары трав уже не помогали. Пожилая женщина упорствовала, не разрешая вызывать врачей, но когда за стеной послышался страшный крик, вызванный приступом боли, сын Сергей вызвал «скорую», понимая, что это может плохо кончиться.
Сергей с семьёй живёт во второй половине дома. Летом мать потребовала прорубить дверь к ним прямо из своей спальни. Когда дверь поставили, Елизавета Ефимовна сказала:
- Спасибо вам. Мне через месяц будет 83 года. А вдруг не успею с вами проститься!
- Мама, ты о чём? Даже думать об этом не смей! Своего любимого внука Ваньку пока не женишь, должна жить! Ещё что удумала! – сын обнял мать. - Я ведь тоже пока не смогу без тебя. Как мы все будем без «полководца»?
- Уговорили! И то правда! Только мы до полка не дотягиваем таким составом. Но за звание генеральское отдельное спасибо!
Метель на улице усилилась, а телефонная связь прервалась. Сергей долго всматривался сквозь снег вдаль, но время шло, а «скорой» не было. Мужчина решил поехать навстречу врачам.
- Я завожу машину, а вы собирайтесь. Мама, никаких возражений и сопротивлений, Катя поможет тебе одеться! Не забудьте плед и документы. Поедем им навстречу, – распорядился сын. - Всё будет хорошо!
Машину «скорой помощи» они встретили, только отъехав от деревни почти 5 километров.
Елизавета Ефимовна Левицкая пользовалась огромным авторитетом в своей деревне, и не только. Работая зоотехником, она была отличным и требовательным руководителем и человеком огромной души. Односельчане за глаза называли её «вечный двигатель», а чаще всего «батарейка». Сильный характер помогал ей во всех её начинаниях, а требовательность к себе и семье помогла вырастить детей достойными людьми. Даже когда внезапно умер муж, женщина не замкнулась на своём горе, а по-прежнему помогала всем своей организованностью и активностью. Сама Елизавета Ефимовна за помощью обращалась очень редко. Кто-то называл её гордячкой, а кто-то просто завидовал ей. Почётная гражданка села, да и к пенсии в 80 лет приличную прибавку дали. Но так устроен наш мир, что враги есть у всех! Эта неугомонная женщина относилась ко всему с мудростью, которой наградили её природа и книги. До сих пор в её доме было два больших книжных шкафа с книгами знаменитых авторов. Елизавета Ефимовна могла и компанию поддержать, и спеть, и сплясать, и совет дать, если попросят. А ещё после смерти мужа она начала писать стихи, но это было её личной тайной.
Однако даже самые мощные батарейки садятся, а двигатели тоже подлежат ремонту. После реанимации Левицкая два дня с трудом приходила в себя. Много спала, но плакала и бредила во сне, а ночью сильно кричала, хотя врачи держали её состояние на контроле. Сердобольные, но уже оклемавшиеся от своих бредов и болей женщины помогали ей как могли, разговаривали тихо и старались меньше шуметь. Ждали возращения женщины из небытия.
Окончательно Елизавета Ефимовна пришла в себя на пятые сутки. Она с трудом встала, поздоровалась и, спросив у соседок по палате, кого и как зовут, сказала, чтобы её называли просто – баба Лиза.
Не самое лучшее место на земле - больничная палата. А когда в этой палате, кроме тебя, ещё пять человек, то приходится смириться и терпеть. Но  когда боль отпустит, нет лучшего места, чтобы не только пожаловаться, но и рассказать о себе. Времени более чем достаточно. Желание жить дальше возвращается.
Прошло два дня. В палате было тихо. Все дремали после обеда, а Елизавета Ефимовна крепко спала. Только Елена читала какой-то журнал, шелестя страницами. Вдруг раздался плач, даже рыдания. Все задремавшие моментально проснулись, но не сразу поняли, кто плачет. Баба Лиза спала на животе, уткнувшись в подушку лицом, и плакала. Решили её разбудить. Проснувшись, она не сразу поняла, где находится.
- Ой, простите, а что случилось? – спросила баба Лиза.
- Ты просто рыдала, а не плакала! У тебя что-то болит? - спросила Лена и протянула ей бокал с водой. – Вот, попей водички.
- Вы мне не поверите, но я сейчас видела во сне свою первую любовь - Ивана! Хороший парень был: тихий, робкий и красавец писаный, – оправдывалась баба Лиза. - Моя душа пела рядом с ним! Но Дмитрий настойчивее и ласковее оказался. После того, как Иван подрался с Дмитрием из-за меня, Ваню я бросила.
- Нельзя кулаками невесту себе выбивать! - сказала я ему. - Ударил Димку - значит, и жену с детьми сможешь ударить.   
Вот такая я правильная была. А Ваню часто во сне вижу до сих пор: хоть и помер он больше 20 лет назад, а отпустить и простить меня не может.
Мучилась я долго. Любовь моя к Ване была первой. Наверное, первая любовь почти всем людям  дана как испытание, чтобы в дальнейшем попытаться быть счастливыми. Замуж я вышла за Дмитрия, хотя влюблена по уши не была. И только после рождения второго ребёнка поняла, что он для меня стал самым дорогим мужчиной на свете.  Счастливо мы с ним жили. Прожили 52 года. Любовь ведь как болезнь. Ты становишься старше, а любовь – сильнее. Муж меня ни разу в жизни пальцем не тронул. Теперь я понимаю, что мой властный характер тоже вытерпеть нужно было! Другой бы мужик на его месте, может, и побил бы меня даже. Гонору было столько, что, как говорят, в карманы не входило. Помню, пойдём сено косить для своей скотины на луг, а он литовки и котомку на плечо положит, а меня как маленькую за руку ведёт. Придём на деляну, я сразу в руки косу, а он отберёт её у меня и говорит:
- Лизок, ты сначала поспи и отдохни. Я ведь с тобой долго жить собрался, да и дети у нас малые, а я четверых один не потяну. Полежи в тенёчке. Поможешь, если не справлюсь сам.
Лежу я под кустиком, а сама моим высоким и красивым Димычем любуюсь. Культуристом он не был, но фигура у него была им не чета! Помер тоже, а ко мне не приходит даже во сне. А Ванькина душа  до сих пор мается! Я ведь тоже в этот раз чуть на тот свет не отправилась. Хорошо, что у хирургов корпус отдельный, а то бы вся больница оглохла от моего крика. Я такой боли за всю свою длинную жизнь не испытывала. Не пойму никак, то ли от наркоза отошла, то ли мне его вообще не давали. Эвтаназию у врачей просила. Рассказала мне медицинская сестричка, что они смеялись надо мной. Если я старая и деревенская, то таких слов не должна знать?  Четверых детей без наркоза родила, клянусь, а такой боли не было! Простите меня. В ноябре привезли на «скорой», и уже май - а я опять здесь. Вторая операция была для меня труднее.
- Все мы такой страх пережили и тоже иногда кричим. Всё нормально, будем жить! – успокоила бабушку Вера.
Через день Елизавету Ефимовну навещала дочь, которая жила в городе. Остальным она запретила ради неё бросать свои дела. Мать и дочь не обсуждали семейные проблемы при людях, а деликатно удалялись в фойе.
Все женщины в палате были моложе бабы Лизы, и только две из шести - жители деревни. Как ни обидно, но они, деревенские, более внимательно и дотошно относятся к прошлому, чем городские, больше знают о своих предках и тайнах их семей. Но из всех только Елизавета Ефимовна родилась до войны, в 1938 году. Выглядела она моложе своих лет, ходила прямо и без тросточки, а голову держала так, как будто корону боялась уронить. Рассказывала свои незатейливые истории подробно, грамотно и не торопясь. Собеседников слушала внимательно, не перебивала и не спорила.
На день Победы неожиданно для всех волонтёры подарили пациенткам тюльпаны и разноцветные воздушные шарики. Прочитали стихи о войне и, пожелав всем здоровья, ушли. В палате долго стояла тишина. А потом женщины  дружно и  быстро накрыли стол и устроили чаепитие из того, что у кого  было. Помянули фронтовиков, поговорили. Только баба Лиза сидела молча. Вышла из-за стола первой и сразу, так и не проронив ни слова, легла на кровать. Все слышали, что Елизавета Ефимовна тихо плачет, но тревожить не стали. Она  вскоре уснула, но всё время стонала. Не сговариваясь, женщины все свои тюльпаны поставили в один большой букет ей на тумбочку.
- Спасибо, дорогие мои, но пусть они стоят на общем столе. Ещё раз спасибо! - поблагодарила баба Лиза всех, проснувшись, и перенесла букет на обеденный стол. – Ваши отцы и деды тоже заслужили того, чтобы о них помнили.
После ужина в фойе собрали всех, кто мог самостоятельно прийти. Поздравили с днём Победы и рассказали про 1418 дней войны и омских героях тех боёв. Из 300 тысяч солдат домой вернулось только 146 тысяч. Лектор озвучил фамилии тех семей, которые потеряли более трёх человек за годы войны. В их числе были названы имена четырёх братьев Короленко. Елизавета Ефимовна даже вскрикнула от неожиданности и резко встала с кресла.
-  Это мои братья! А как вы узнали? - заплакала она.
- Родина помнит и знает своих героев-земляков! – ответил лектор. - Мы готовились к этому значимому событию и узнали, что вы хоть и маленькой были, но наравне с взрослыми несли тяготы жизни в тылу.
Заведующая отделением преподнесла ей букет цветов, а представитель военкомата – книгу памяти.
- Спасибо всем! - еле проговорила от волнения бабушка.
Всей палатой весь вечер женщины рассматривали подарок. А на следующий день, после ужина, попросили рассказать всё, что она помнит о своей семье. Баба Лиза согласилась. Устроившись поудобнее, кто сидя, а кто лёжа, соседки по палате приготовились её слушать.
- Что я знаю о своей семье? Знаю я немного, и то потому, что моя старшая сестра (окончившая в своё время 7 классов школы) вела записи. – Начала баба Лиза свой рассказ. -  Родилась я в многодетной семье в сибирской глубинке, в селе Князевка. Это северный, Тарский район. Сейчас этой деревни давно нет: говорят, что последний её житель умер. Я с сыновьями ездила на столетний юбилей села - еле добрались. Губернатор прежний приезжал, обещания давал, а вскоре в деревне свет обрезали - и сто домов за год остались пустыми. Екатерининская церковь, построенная на средства фонда императора Александра III в 1903 году, рухнула. Деревянная красавица столько лет была не только украшением деревни, но и местом покаяния и утешения. Страшно проезжать мимо таких запущенных и брошенных мест! Две войны наша деревня пережила, а перестройка её погубила. Ну да ладно, горюй не горюй…
У нас в семье до войны было тринадцать детей: девять сыновей  и три дочки. Меня мама родила в 50 лет. Моя мама была необыкновенной красавицей. Её отец был настоящий молдавский цыган. В Сибирь деды приехали как переселенцы из Вятской губернии. А мой отец - потомок то ли украинцев, то ли белорусов. На нём весь дом держался. Да все деревенские мужики в те годы, наверное, были трудоголиками. У нас было большое хозяйство и огород. А рыбы в реке немерено!
Когда война началась, мне исполнилось всего 3 года. Самому старшему брату Богдану - уже 34 года, у него были жена и дети. Двойняшкам Петру и Борису - по 31 году, они тоже были женаты. Парни сами записались добровольцами, а потом ещё через год и брат Василий ушёл. Геннадий и Михей не прошли по здоровью на фронт и остались (а может, их оставили) в городе работать на заводе. Николаю и Федору (тоже двойняшкам) возраста для призыва не хватало, а остальные ещё меньше были.
Первым из братьев Васю убили. Молодые и сильные, им бы жить да жить! Я, помню, под стол залезла от того, что такой страшный ор дома стоял, когда мама первую похоронку получила. – Баба Лиза замолчала. - Извините, давайте помянем их чаем. Надо передохнуть. Да и вы, поди, устали.
Вскипятили чай. Разговаривать долго не хотелось.
- Как же вы выжили в своей глухомани? Сейчас, говорите, до села не добраться, а тогда грунтовка была, - спросила Наталья Викторовна. - Мои бабушка с дедушкой близко к  городу жили - и то голодали. Никаких излишеств. Всё для фронта было.
- Видишь в чём дело, я ведь тогда малая была. В колышке до трёх лет спала. Так и не выросла высокой и длинноногой, – улыбнулась баба Лиза. Если бы наша сестра Дария не писала свой дневник, я бы даже всех имён не  вспомнила.
Деревня наша среди болот да урманов стояла, но люди в ней жили добрые и психически здоровые. Помогали друг другу. Война - беда, она у всех одна была. Родители  мои ещё до 44 года три похоронки получили. Борис погиб в конце войны. Врачей  в деревне не было, сил работать у людей - тоже. Самое страшное, это когда в доме еды нет. Какова еда и питьё, таково и житьё. Отец тоже мстить Гитлеру за сыновей уехал. Почему его в 50 с лишним лет на фронт взяли, до сих пор загадка. Сестра говорила, что он себе 5 лет как-то уменьшил в документах. Нашей опорой осталась мама, которая из  женщины в теле превратилась в подростка лет 14 с виду. Нас ведь оставалось десять ртов. Измождённая непосильным трудом, перенёсшая смерть четверых сыновей, она знала, что без неё мы, оставшиеся дети, не выживем! Какой палец ни отрежь - боль одинакова. А рай и ад начинаются на земле.
Каждый хозяин имел только наделы земли и мелкую живность, редко  кто держал корову или лошадь. В деревне они были  наперечёт, а к концу войны осталось только две коровы. Работали взрослые по 12 часов. Мальчики и девочки работали до 10 часов вечера и выполняли любую работу, даже мужскую. Пахали землю на быках плугом. За быками и лошадьми следили строго. На места парней, ушедших на фронт, закрепляли подросших парнишек. Поговорка Дашей записана: солдаткиным детям вся деревня – отец! Так и было. Женщины мешки зерна носили на себе в любую погоду. На ногах летом лапти, а зимой чуни. Помогали друг другу бескорыстно. А по вечерам вязали носки и варежки, делали кисеты для посылок на фронт. Уставали работать и ждать, но умели и то, и другое без лишних слов и жалоб. Дом вести - не задом трясти. Мама ещё снох и внуков из виду не выпускала и, как могла, им помогала. В домах со свечкой, правда, не сидели, был керосин. Жили все впроголодь. Я даже сейчас представить не могу, как выжили! Дария и про еду в своём дневнике писала, и что вечерами ещё на фронт посылки собирали. Значит, спасала всех картошка! Если до весны не дотягивали, собирали по полям картошку, не выкопанную с осени.  Делали из картофеля крахмал. Ели песты – ростки полевого хвоща; тошнотики – лепёшки из мороженой картошки с яйцом и мукой; берёзовую прослойку; завариху из ячменя; хлеб с клевером и лебедой; преснушки… Больше не знаю.  Для маленьких в мохотке кашу варили. Лакомства тоже были самодельные – сухой мох поливали берёзовым соком (берёзовая конфетка) и «петушки» из живицы сосны и ягоды. Летом в тайге собирали грибы и ягоды. А на речке корзинами и решетом мальчишки ловили пескарей и щучек. Руки работают, а голова кормит!
В больших семьях, как наша, не было мыла. Щелоком мылись раз в месяц и по религиозным праздникам. Спали на соломенных матрасах, а в подушках был камышовый пух. Он к зиме прессовался, тогда его и солому меняли. Мама каждую неделю устраивала «шпалеру» - мытьё головы с вычёсыванием вшей и снятием гнид, хотя всех сама потом подстригла под горшок. Я была самая кудрявая. Мне эта самая «шпалера» запомнилась с малолетства. Намажет чем-то голову, завяжет, а зуд такой начинается! Я в рёв, а Катерина меня держит со всех сил и отвлекает. Перед каждой процедурой я пряталась от мамы на полатях или под столом.
Зимой дети спали на полатях, прижавшись друг к другу, и на одном боку почти всю ночь. Короче, и холодно, и голодно! Да ещё и мама заболела зимой ангиной. Диагноз поставила местная травница. Врачей не было, да и до забытой Богом и заваленной снегом деревни в мороз –50 градусов не добраться. Пока мама болела, за зиму в нашей семье умерло трое детей: Екатерина (15 лет), Федя (12 лет) и Коленька (9 лет). Трупы их всех дети заворачивали в тряпки и ставили в холодные сени. Не было у них сил ковырять мёрзлую землю зимой. И только весной, с трудом выкопав неглубокие ямы, ребята сами похоронили сестру и братьев. К концу войны у нас в семье осталось шестеро детей и мамочка. У многих в эту лютую зиму умерли дети. Никто не разбирался по поводу их смерти и после войны.
А весной новая беда – сыпной тиф. Опять бабка Лукерья диагноз поставила. Меня и братьев отправили к старшей маминой снохе – жене Богдана. С мамой Дария осталась. Истощённая голодом и болезнью мама держалась мужественно, но никто уже и не надеялся, что она выживет. Лягушек, как только они появились, ловили все. Написано в тетрадке, что бабка вылечила мать лягушачьей икрой, а как её готовили, не знаю. Позже травница, приметив, что наша Дария очень внимательно вникает в её советы, передала ей секреты врачевания.
От папы долго не было вестей. Мама после перенесённого горя стала совершенно равнодушной и ничего хорошего уже от жизни не ждала. Но в  начале 1946 года неожиданно приехал папа! Зашёл в дом, а  на звук открывшейся двери из разных мест выползло пять скелетов в обмотках. Он долго вглядывался в их лица, но никого не узнал, кроме Даши.
- А где мама, дети? – спросил он охрипшим от спазма голосом.  – Где все остальные? Даша, где мама?
Мама сделала шаг вперёд и потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то, рыдая, упала перед отцом на колени и сказала:
- Прости меня, Ефим! Не сберегла! Это все дети, которых я смогла сберечь. А Гену с Михеем в город забрали, работают на заводе. А я теперь вот такая стала! Внуки и снохи живы, слава Богу! Виновата я перед тобой!
- Встань, родная моя! Виновата не ты, а проклятая война! Господи, куда же ты смотрел?! - отец бросился всех обнимать и плакал, не стесняясь и не вытирая своих слёз. - Ничего, были бы кости, а мясо нарастёт! Живы, родные мои! Даша, умница моя! А малявка-то моя, выходит, самая живучая! - Он крепко прижал меня к себе. – Солдатики мои стойкие! Не узнали? Толик, Федюня, вы так испугались! Идите все сюда. Аннушка, всё потом расскажешь. Я от вас теперь никуда не уеду и вас никуда не отпущу!
Весть о возвращении Ефима Короленко облетела всю деревню. И через час во дворе стоял сплошной гул голосов. Обнимались, плакали, смеялись, а бабы торопливо накрывали столы с угощением. Из еды - кто что принёс, даже самогонка нашлась. Пришли и оставшиеся в живых фронтовики, снохи с детьми. Сели за длинный стол.
- Война – это бой, кровь, страх, вой, а мы упорно шли домой. Мы победили и теперь должны жить с новой силой и надеждами на лучшее. Чему быть, тому не миновать. Всё прошло, дорогие мои, земляки. Вот, смотрите, кто станет жить счастливо без войны проклятой! – папа встал и поднял высоко над столом меня и внука Павлика. - Наши  дети и внуки больше никогда не будут знать войны! Не сунутся фашисты к нам больше! Всё у нас будет хорошо!  Спасибо вам, односельчане, и низкий поклон за то, что выжили! Спасибо вам и за то, что детей сохранили! Будут наши потомки жить и нас за жизнь благодарить. За вас, родные!
Потом отец, плача, рассказывал о своём впечатлении от первой встречи с семьёй: «Смотрят на меня тощие скелеты в каких-то лохмотьях, а глаза у них большие, как у испуганных совят»...
Рассказчица задумалась и горестно вздохнула:
- Забыла совсем вам рассказать ещё одну страшную сказку-быль на ночь. Это событие спасло жизнь всей деревне. Весной 1944 года стали приходить к людям медведи. Все знают, что весной они особо опасны. Нам даже на улицу запретили ходить одним. Поздно с работы по одному взрослые тоже не ходили. Я уже говорила, что в  деревне осталось две коровы по кличке Ночка и Модница. Их молоком кормили детей до трёх лет. Хоть по рюмочке, но каждый день! С Ночкой не было проблем: она сама открывала и закрывала ворота рогами, когда приходила с пастбища, терпеливо ждала хозяев в сарае и плакала, когда её поздно доили. А чёрно-белая Модница была со строптивым характером. Как все красавицы на земле, она требовала к себе повышенного внимания и даже любила целоваться со своей хозяйкой. Но если эта корова возвращалась с пастбища и её вовремя не запускали во двор, то она разворачивалась и убегала в лес.
Скотину водить – не разинув рот ходить. Однажды хозяйка Модницы Мария задержалась. Вернувшись с работы, она поняла, что корова опять ушла блуждать по лесу, несмотря на открытые ворота. Схватив хворостину попрочнее, хозяйка побежала в лес искать свою кормилицу. Модницы нигде не было. Уже стемнело, когда Мария наткнулась на лежащую в кустах корову. Изо всех сил она хлестнула животное по спине. Но это оказалась не корова, а большой медведь! Он встал на дыбы и тут же рухнул обратно на землю. Женщина громко закричала со страху и  упала рядом без сознания.
Соседка видела, что Мария с хворостиной в руках убежала в лес. Уже стемнело, но та так и не вернулась. Тогда соседка подняла народ на поиски. Люди, вооружившись вилами, топорами и ещё чем-то, ринулись в лес. Нашли не сразу. Женщина и медведь лежали рядом. Привезли их в одной телеге. Бабка Лукерья долго колдовала над пострадавшей женщиной, приводя её в чувство.
Медведь, оказывается, умер от разрыва сердца. А перед смертью со страху опорожнил свой кишечник - лежал весь грязный. Весом он был 300 или чуть больше килограммов. Тушу вымыли, освежевали и поделили. Каждая семья получила медвежьего мяса по числу едоков. Домой эту добычу несли всей семьёй как драгоценность. Об окончании войны ещё не объявили, надо было жить и кормить детей. А тётка Мария потом долго лечилась от испуга. Вся деревня после этого случая следила за коровой, приводили её домой. Вот ведь как бывает! – баба Лиза примолкла. - Утомила вас, но такую важную историю не могла не рассказать.
- Плохо мы, городские, дружим с природой и мало знаем о деревенской жизни. Вы совсем другие: и философия вашей жизни, и привычки. Спасибо, баба Лиза! Какая вы умница! - Вера подошла и обняла пожилую женщину. - А что дальше?
- А дальше… Папа, хоть и пришёл весь израненный, вместе с мамой нас сумел выучить и поставить на ноги. Мы все получили образование, а Даша даже институт закончила и стала учительницей. Через 5 лет наша семья переехала в село Сухое Горьковского района. Директор местного колхоза был папиным фронтовым другом. Переехали всем кланом, забрав вдовых снох и внуков. Мы до сих пор там живём. Отец жил со мной и до самой смерти меня Лизуньей называл.
Сейчас в живых я одна. Но у меня родня большая, есть три правнука. Знаете, кто вернул меня к жизни после первой операции? Мой правнук Ванечка! Это моя самая последняя любовь. Он самый маленький в нашей большой родне, ему всего 5 лет. Начала я приходить от наркоза в сознание и чётко вижу, как Ванюша бежит за машиной «скорой помощи». Вроде бы снег идёт, но у него курточка расстегнута и шапка набекрень, а на ногах тапочки! Бежит, руки впереди себя тянет и громко кричит: «Моя баба Лиза заболела! Бабушка, я тебя жду! Верните мне её!». Слезы зависли, как две бусинки прозрачные. Я просто была обязана вернуться с того света!
- А моему внуку тоже 5 лет, в городе живёт. Увидел впервые в сарае корову и зашёл один на неё посмотреть. Вышел с обидой и в слезах и говорит: «Нет там никакой коровы! Вы меня обманули! Там слон!». Он хвост коровы принял за хобот! - рассмеялась Нина.
- Говорю вам как бывший зоотехник: корова очень умное животное и её большое сердце всё чувствует, даже свою смерть. И она предана тому, кто за ней ухаживает. Мы их приручаем, а они нас начинают любить. А любовь должна быть взаимной. Это животное нельзя проклинать и обижать. Моя соседка Асия проклинала свою корову Красавку на чём свет стоит. Корова её хвостом била, когда та ей боль при доении причиняла. Плохая она была доярка, доила долго и грубо. Ну у её Красавки вдруг хвост и отвалился - от её проклятий. Так корова потом её при дойке культёй стала бить по голове! Асие пришлось её доить в мотоциклетном шлеме. Бодливая корова хоть шишкой да бодает! - Елизавета Ефимовна замолчала.
- Тяжелые были времена! Я на 10 лет моложе, но помню и очереди за хлебом, и покупку копеечного ливера. У родителей денег на мясо не было, так мы ели рубец, лёгкое, печень и хвосты. Нас четверо было. А папа от стресса слух потерял. Врачебная комиссия его на работу машиниста тепловоза не допустила. Работая потом столяром в домоуправлении, он получал очень мало денег для нашей большой семьи. Отец тоже был фронтовиком. Всегда говорили, что деревня город кормит. Да и сейчас куда мы без вас, в городе-то! - сказала до сих пор молчавшая Валентина.
Ночью поднялся сильный северный ветер. Хвойная ветка застучала в окно. Пошёл лохматый и густой снег, стал налипать на стекло. Странно как всё: днём яркое солнце и почти летняя погода, а ночью метель.
Все в палате уже уснули, а баба Лиза, растревоженная рассказом о войне и семье, ещё долго ворочалась. Она тихонько поставила стул возле окна и, накинув теплое полотенце на плечи, стала смотреть в заляпанное снегом окно. Стекло плакало. Потоки тающего снега стекали со стекла быстро, но так же быстро налипали новые снежинки.
«Вот так и в жизни: кто-то умирает, а в эту же минуту на свет появляется новый человек, - подумала Елизавета Ефимовна, смахнула набежавшую слезу и мысленно обратилась к внуку: - Ванечка, я буду жить! Не знаю, доживу ли до твоей свадьбы, но в первый класс провожу точно!».
Пожилая женщина вспомнила строчки прочитанного в журнале стихотворения: «А юным не понять в начале жизни, как дорог каждый миг, оставшийся до тризны». Плачущее окно успокоило её. Начало светать.
 «Царство им всем небесное! А тебе, Господи, спасибо, что подарил мне ещё один день! Надеюсь, ты отодвинешь мой уход!» – прошептала баба Лиза, глядя на серое небо. Встала со стула, перекрестилась, легла в кровать и через несколько минут уснула.

 

;
                Последние мгновенья счастья



                «У любви не бывает возраста,
                она вечно нова»
                Б. Паскаль

Полина Яковлевна давно похоронила мужа. Прошло более 30 лет. Выросли не только дети и внуки, но уже и правнуки стали вполне самостоятельными и взрослыми людьми. Теперь она всё чаще вспоминает прошлое. Сейчас жизнь пожилой женщины ограничена пространством, в котором она вынуждена находиться из-за болезни. И общение с новыми людьми становится всё реже. Не ориентируясь в дне сегодняшнем, она чётко помнит всё, что происходило с ней много лет назад, и с удовольствием рассказывает о своей жизни, стоит только её попросить. Её рассказы длинные и подробные, но и жизни Бог ей отмерил немало! Особенно бабушка любит немножко нравоучительно рассказывать о своих любимых. Вот и сейчас она, удобно усевшись в кресле, поведала мне про свою позднюю любовь.
- Владимир Ильич вернулся с войны в 1946 году, а через год мы поженились. Он вытеснил своим упорством всех моих кавалеров. Выйду из проходной завода, а он стоит в своей военной гимнастёрке в сторонке и курит. Мы были незнакомы. Я знала, что этот парень ждёт меня, подружки говорили. А я его увижу, «вильну хвостом» и подцеплю кого-нибудь. Но от судьбы не уйдёшь! Смотрел Володя на мои выкрутасы, смотрел, а однажды, набравшись смелости, подошёл и, взяв меня за руку, сказал: «Хватит меня дразнить! Зовут меня Владимир, завтра мы с тобой идём в ЗАГС. У тебя один день на размышление, но отказ я не приму. Полина, я же вижу, что ты не легкомысленная девушка! Подумай хорошо».
Если честно, я растерялась. У меня были кавалеры и воздыхатели, но никто из них не смотрел так робко и влюблённо! Замужества тоже ни один из них не предлагал. Так, покрутить любовь. А фронтовики ребята порывистые и быстрые. Мы их, если честно, побаивались. Многие фронтовики к тому же тогда выпивали, а этот, Володя, тихоня. Через неделю мы поженились. Не помню почему, но жили мы много лет без регистрации. Спустя два года в знак верности сделали на запястье рук наколки: у него «люблю Полю», а у меня «люблю Володю». Вместо обручальных колец…
Моя мама была очень рада, что ещё одну из дочерей взяли замуж. С ней оставались ещё четыре дочери из семи и сын. Мой отец умер рано, в 43 года, от воспаления лёгких. Мама мужественно тянула всю многочисленную семью, работала не покладая рук. Вырастила всех, а вот образование было только у меня и самой младшей сестры. У меня - курсы счетоводов, а Светлана закончила десятилетку. Все сёстры и брат работали на обувной фабрике.
В семье Володи тоже было шесть детей. Отец и двое его старших братьев не вернулись с войны. Я не сразу полюбила Володю. И неважно для меня было тогда его образование, потому что ему хватало мудрости и трудолюбия, а главное, он был надёжным. Муж мой, обладая здравым умом, сам учился тому, что ему было интересно. Одарённый от природы человек! Жили мы дружно. Он прощал меня всегда. Дети, а потом и внуки любили его больше, чем меня. Я это чувствовала и иногда просто бесилась.
Заболел он внезапно. Человек, который никогда не обращался в поликлинику и даже не имевший там медицинской карты! И сразу ужасающий диагноз. Врачи щадили пациента, но болезнь - нет. Поздно обратились. Муж терпел боль и не жаловался. Я не позволяла себе плакать, всё время разговаривала с ним, утешала, как могла. Когда он сам понял, что не поднимется, сказал, что счастье не обошло его и он всех любит. Попрощался одними глазами, и такая в них была обида! Володя хотел жить. Ему было всего 63 года...
Похоронили достойно. Я даже не подозревала, что мой муж любим и уважаем таким большим количеством людей. Дорога от дома до шоссе была застелена живыми цветами. Только через 40 дней я осознала, что Володи  больше нет.
Дети буквально сняли меня с могилы, заметив, что я на грани срыва. Я ездила на кладбище каждый день и подолгу разговаривала и советовалась с ним, как с живым. Я всегда возвращалась домой до прихода детей с работы. А вдруг проверят меня? Кто им сказал про кладбище, не знаю до сих пор. Я заболела, потому что не хотела жить без него. Долгая болезнь привела меня к мысли покаяться перед Богом. Тайком от детей я отправилась в церковь. Покаяния не получилось: затмение в моей голове не прошло, а на вопросы батюшки я говорила только да. Грешна – да, не грешна – да! Отец Лаврентий, так звали священника, привёл меня в трапезную. Там добрые верующие люди за обедом и тихой беседой помогли мне успокоиться и понять, что я осталась не одна.
Ветры кручины не размывают, а тоскою горю не поможешь. Я стала посещать церковь, и тяга к жизни вернулась. Жизнь приобретала новый смысл! Я прошла данное мне свыше Богом испытание достойно, а самое главное, поняла, что человек дважды не рождается! Зато у меня есть дети и родня на земле, а не на небе.
Через год врачи порекомендовали мне реабилитацию и отдых, а профсоюз выделил путёвку в заводской санаторий-профилакторий в пределах области. От дома недалеко, а лечение и моральная обстановка - другие.
Мне исполнилось 60 лет. Я ещё работала, но уже подала заявление на увольнение. На лечение приехала уже без страха одиночества. Скажешь, а как же дети? Взрослые дети! Будни засасывают так, что выкроить выходной день для мамы проблема. Это сейчас телефон у каждого в кармане, а тогда? Тогда 20 лет на установку связи в очереди стояли. Очередь была и для участников войны. Мой Ильич не дождался льготы. Отдыхая, я завела новых подружек и просто знакомых. Большинство из них были наши, заводские. В город мы приехали перед праздником. Как ветерану мне дали пригласительный билет на концерт в заводской дворец культуры. После торжественного собрания и концерта, посвящённого 7 ноября, ко мне в фойе подошёл Дмитрий Давыдович Угрюмов, с которым мы познакомились в профилактории.
- Здравствуйте, Полина! Вам понравился концерт? А вы остаётесь на танцы? – спросил он.
- Нет, извините. Мне далеко добираться до дому, а фонари на наших улицах не горят. Бережёного бог бережёт. Темно, да и автобусы редко ездят вечером.
- А можно я вас провожу? Где вы живёте?
- А вас что, не ждут дома?
- Ждут, но утром. Я заступаю на ночное дежурство через два часа. Должен успеть.
Я согласилась. Через полчаса  мы стояли у ворот моего дома. Прощаясь, Дмитрий Давыдович сказал:
- Когда я увидел вас в санатории, то понял, что именно такую женщину искал всю жизнь. Да, я женат и детей у меня много. Когда-то я пообещал своему другу Ивану, держа его, умирающего, на своих руках, что помогу его жене и детям. Моя жена не дождалась меня с войны, детей мы завести не успели. Может, оно и к лучшему. Я затаил обиду на всех баб, уехал из Перми, чтобы ничего не напоминало мне о жене. Родители мои умерли в блокаду. До войны я работал на Урале, а сам коренной ленинградец. Вот только… Жене Ивана я привёз документы и медальон. Мария после этого два дня лежала в постели, а я не знал, что мне делать с её детьми. Худые, кожа да кости, огромные от страха глаза, оттопыренные уши - такими я запомнил их на всю жизнь. Стоят, взявшись за руки, и тихо плачут. Не стонут, не орут, а тихо плачут. Схватил всё, что у меня было, и бегом на рынок. Никогда не забуду! Они не ели, а глотали, захлёбываясь и давясь. Врачи помогли их мать на ноги поставить.
Я жил тогда в общежитии завода, куда устроился  рабочим на токарный станок, и через день ездил к ним, навещал. Мария старше меня на 5 лет, красивая, статная и очень робкая. Хозяйка, правда, хорошая. За два года нашего знакомства она ни разу мне не улыбнулась - радость не возвращалась в её дом. А к детям я привязался всей душой. Однажды самый маленький, Коленька, заглядывая мне в глаза, сказал при всех, что я буду его папой. Когда я собрался уходить, он, вцепившись в полу моей шинели, заплакал. Сердце моё дрогнуло, а он плачет и причитает: «Есть у меня папа! Я не  беспапник! Мама, скажи, чтобы он не уходил! Папа Дима!» – и прижался, обхватив мои ноги ручонками.
Полина, понимаешь, я думал, что любовь убивает время, а оказалось, что время убивает любовь!
«Дмитрий Давыдович, я понимаю, что кольцо должно быть по пальцу, а невеста по душе, но дети вас ждут и скучают. Или не приходите больше, или приходите к нам насовсем. Я умею быть благодарной! – сказала однажды Мария. - Я не хочу, чтобы дети обо мне плохо думали, когда вырастут…».
В следующий раз я пришёл к ним с вещами. Мы вместе уже 30 лет, у нас двое взрослых совместных детей. Сейчас мне 66 лет, а влюбился в вас - и разум мой исчез. Я понимаю, что не становлюсь моложе, но прошу позволить вас видеть и хотя бы изредка общаться.
- Знаю, как человеку плохо одному, но обижать женщину из-за вашего каприза не буду. Мы можем общаться и дружить, но только семьями, - ответила я.
- Как это? – не понял мужчина.
- Очень просто. Вы знакомите меня со своей супругой, и я буду другом вашей семьи. Не обижайте свою жену. Вам было тяжело на войне, а нам несладко в тылу. Я в войну не была замужем, но в нашей большой семье и голод был, и туфли с валенками на всех девчонок одни! Голубь с кукушкой не дружат. Слышали такую поговорку? Спасибо, что проводили. Теперь вам придётся бегом бежать, чтобы не опоздать на смену. Вы хороший, добрый человек, верните свой разум обратно, пожалуйста. До свидания, вам пора!
Не помню, сколько прошло времени, но, по-моему, перед Новым годом Дмитрий Давыдович с женой пришли ко мне домой. Он сказал ей, что нашёл меня через военкомат как вдову ещё одного друга. Я промолчала. Так он выполнил моё условие. Его Мария оказалась мудрой и проницательной женщиной, сразу поняв, что он врёт. Мы, женщины чувствуем мужскую ложь  мгновенно, особенно если мужчина любимый. Иногда и я приходила, кстати, по её просьбе, к ним домой, и мы понимали друг друга.
Мария заболела внезапно, как когда-то мой муж. Просила ничего не говорить Дмитрию.
- Поленька, он мне признался, что полюбил тебя. Я знаю, что чем любовь позднее, тем она страстнее. Дима останется совсем один. Он всё умеет делать сам, даже готовить, но будет совсем один. Ты и сама знаешь, как трудно заманить взрослых детей к себе. Мои дети от Аркаши считают его своим отцом, а наши совместные – боготворят, но он-то будет одинок! Прошу тебя, если это возможно, продли жизнь этому хорошему человеку. Врачи молчат, но я показала анализы подруге. Она мне соврала, но ужас в её глазах и резинкой не сотрёшь.
- Маша, может, это твои фантазии? Выглядишь ты хорошо, а врачи лукавят часто. Нужно ещё раз всё проверить, -  утешала я её.
- Спроси у Дмитрия: он точно знает всё, но отводит глаза.
Угрюмов мне сам сказал, что врачи отвели его жене срок в полгода. Мужчина  был убит горем. Пока она болела, он перешёл на другую работу, чтобы помогать ухаживать за женой её сестре Груше. Мария умерла через три месяца в страшных муках. После её кончины Дмитрий два дня дежурил, а два дня пил, заливая своё горе. Меня он тогда не хотел видеть.
Единственное, что я для него сделала, - уговорила его начальство пока его не увольнять и помочь восстановится от такой потери. Через два месяца Дмитрий  вышел на работу.
На 8 марта, соблюдая ранее установленную семейную традицию, все мои дети со своими семьями пришли в родительский дом. Сноха и дочери суетились, накрывая стол, а мужчины беседовали во дворе да за детьми приглядывали. Благо погода выдалась почти летняя. Ждали мою сестру с мужем.
- Семеро одного не ждут! Мама, давайте садиться, все проголодались, – попросил сын.
Только мы подняли рюмки, раздался требовательный стук в оконное стекло. Дочь Наталья вышла встречать опоздавших.
- Мам, здесь к тебе гость. Сказал, что к Полине Яковлевне, – она посторонилась, пропуская мужчину впереди себя.
- Пусть заходит, раз ко мне. Мы всем рады!
Дмитрий Давыдович зашёл в комнату с большим букетом цветов и коробкой. В парадной офицерской форме, с орденской планкой на кителе, с медалями и орденами на груди. Следом за ним зашли и сестра с мужем.
- Здравствуйте все. Разрешите представиться: Дмитрий Давыдович! Мы давно знакомы с Полиной Яковлевной, но теперь хочу познакомиться и с её семьёй. Извините, если нарушил вашу компанию, - он поклонился всем, прижав руку к сердцу.
Я опешила, а он, как ни в чём не бывало, протянул мне огромный букет и торт.
- Проходите, Дмитрий Давыдович. Садитесь рядом со мной, – подвинулся сын.
Компания зашумела, и наши мужчины начали нас поздравлять с праздником. Дмитрий выбрал момент, когда разгорячённая спиртным публика вновь уселась за стол, и попросил слова.
- Поздравляю милых дам с женским праздником! Извините ещё раз за вторжение. Хочу вам всё объяснить, чтобы не было никаких недомолвок. Я чувствую, что вы уже обсудили моё появление! Ваша мама отличная и приличная женщина. Я пришёл сам, без предупреждения и приглашения, и явно смутил её и вас. Но как фронтовой разведчик уверяю вас, что даже если вы прогоните меня и задраите все двери, ворота и щели, я найду способ, чтобы увидеть Полину. Не думайте о ней плохо! Вы молоды и, может, вам трудно понять меня, но я искал всю мою жизнь именно такую необыкновенную женщину. Я признаюсь вам всем, что люблю её! Да-да, люблю! Жизнь заканчивается, а я влюбился! – его рука с рюмкой задрожала от волнения. – Не осуждайте! Мы с Полиной Яковлевной только друзья, а не любовники, но если… – он не договорил. Его перебил муж моей дочери Геннадий:
- Товарищ полковник, давай выпьем, а то инфарктом пахнет. Предлагаю всем выпить за тёщу, которая ещё нравится мужчинам! Ну, старики, вы даёте! - Смерть любви не испугает? За женщин и за любовь!
- Мог бы на два тоста разделить! – сострила Наташа.
Я знаю, что молодые ретивые зятья и сын осуждали меня, но дочери встали на защиту. Девчонки сказали, что составят им график заботы о пожилой женщине, согласно которому, они, невзирая на обстоятельства, будут носить воду с колонки, рубить дрова, таскать уголь, делать мелкие работы, которыми занимался  до своей смерти папа. Бунт утих.
Угрюмов ушёл вместе со всеми. Его обещали проводить. Через два дня он вернулся с извинениями.
- Прости меня, Полина. Умирая, моя Маша успела сказать, чтобы я не оставался один. Я ведь рассказал ей, что полюбил другую женщину. Тогда ещё не подозревал, что она больна. Теперь себя казню: зачем? Кому нужна была эта правда? А теперь новая проблема! Столько смертей видел, друзей хоронил, но так душа не терзалась! – Дмитрий схватился за голову. – Не могу я в доме Марии находиться, не могу! Ты понимаешь? Она ушла, а я остался, остался доживать. Глаза закрою, а спать не могу! Полина, забери меня к себе! Я не требую от тебя взаимности, пойми. Зачем я тебя встретил? Жизнь моя теперь – сплошной перевёртыш! Я не обижу тебя, только дыши и говори, только будь рядом. Подумай! Ты становишься моей болезнью. Полина, что мне делать?
Мы долго сидели молча. Было грустно и страшновато. Он ждал, что я скажу.
- Дмитрий, послушай меня внимательно и без эмоций. Мне тяжело даётся это решение, но я согласна, если ты переедешь жить ко мне. Я хозяйкой чувствую себя только в своём доме. Но тебе сначала надо успокоиться. Я сегодня была в церкви, поставила свечку за упокой Машиной души. Хочешь быть со мной - загляни в свою душу. Может, в чём-то она сомневается? Ты мне нравишься, но я так давно живу одна, да и про любовь уже перестала думать. Давай отложим твой переезд на месяц. С детьми поговорим, чтобы не было упрёков и нервотрёпки. Ревнивцы они, да ещё какие! Мои сыновья и дочь, хоть и своих детей уже имеют, всё-таки очень любили отца, моего мужа. Понимаешь?
- Почему через месяц, Полюшка?
- Через месяц будет полгода, как от нас ушла твоя Мария. Я не хочу тревожить её душу, грех это. Решать будем мы с тобой, но к мнению близких людей надо хотя бы прислушаться.
- Хорошо. Но чай-то пить сегодня вместе будем? – спросил Дмитрий. – Может, это последние мгновенья счастья. Возьмёшь и передумаешь!
-  Типун тебе на язык, Дима, надо думать, о чём говоришь! Чай будем пить, как  всегда, из самовара с бубликами. Мы с тобой всё обсудили, а мрачные мысли до добра не доводят, – недовольно проворчала я.
Я была приглашена на полугодовые поминки Марии.  Дмитрий  Давыдович всем всё про меня  рассказал.
- Полина, завтра с утра я поеду на кладбище, - сказал он, провожая меня домой. - Детям опять некогда. Надо было заранее предупредить, чтобы с работы кто-нибудь отпросился. Ну да ладно, поеду один. Дождь обещали, погода плохая, поэтому ты будешь ждать меня у себя дома. Вернусь часа в три дня.
Мужчина всегда был очень пунктуален: никогда не опаздывал и даже гордился этим. Но он не вернулся в 3 часа и на следующий день тоже. Я съездила к нему домой, но никто его не видел. Его нашли на кладбище через 2 дня: Дима умер на могиле жены, упав лицом вниз возле погребального креста. Он, наверное, даже не догадывался, что Мария любила его сильнее, чем он думал. Она не смогла отдать его другой и забрала к себе.
Вот тебе и последние мгновения! Они и для меня, похоже, тоже последние. Хороший был человек. Сказал, чтобы ждала, а сам… Я до сих пор, приходя в церковь, молюсь и ставлю свечи за упокой их душ.
 
;
                Друг друга тяготы несите
                «Старость – это та же юность,
                только в другой одежде».
                Лонгфелло

Василий Иванович шёл последним за небольшой похоронной процессией. Он только что похоронил жену. Внезапно начался дождь. До автобуса было ещё метров сто. Загремел гром, а затем молния с грохотом разорвала небо на две части. Кто-то взвизгнул от неожиданности. Народ побежал, расплёскивая моментально образовавшиеся лужи. Уже сидя в автобусе, после долгого молчания, всю дорогу плакавшая сватья Нина сказала:
- Могла бы ещё жить. Говорят, что если хоронят хорошего человека, то Бог обязательно отметит его приход в мир иной дождём. Мы же подругами были, дружили со школьной скамьи. Подруженька моя любимая!
- Почему же ты, тётя Нина не помогла ей, когда ещё было не поздно? Знала же всё про её страсть! – возмутилась старшая дочь Галина.
- Не все войну да горе пережить смогли. Сломалась она. Каково было ложную похоронку получить и выжить, когда тебе ещё нет 30 лет, с тремя детьми и в полной нищете! Не смей мать свою и меня осуждать! Слышно, как песни поём, но не слышно, как воем! Тогда вроде бы мы все вместе были, а горе у всех разное. Все мы смертны.
- Прекратите! – возмутился до сих пор молчавший Василий Иванович. – О покойниках нельзя плохо говорить: или хорошо, или ничего. Труднее всего понять и разобраться, а осуждать - самое последнее дело. Я и то не имею на это права. Большое несчастье происходит от малых причин. Финал у нас всех один, а жизнь – всего лишь спектакль. И постановщик, и режиссёр этого спектакля - ты сам. Наша совместная семейная постановка закончилась драматически. – Он отвернулся к окну, скрывая от посторонних слезы.
- Папа, ты сделал всё, что мог! Что дальше? – спросила дочь.
- Жить. Не для того мы воевали, чтобы стать безвольными и умереть, не исполнив до конца свой долг на земле. А у меня есть ещё незаконченные дела, да и вас одних не оставишь, - отец горестно вздохнул. – Давайте помолчим.
…Симельников Василий Иванович ушёл на войну в 1942 году, а вернулся только через 6 лет. Так получилось. Нет, он не остался в чужой стране, не завёл новую семью, но о том, где он был, точно знали только в военкомате. А похоронку на него жена Зинаида действительно получила в 1944 году. В том же военкомате перепутали одну букву в фамилии, и большой кусок горя достался молодой женщине, сделав её вдовой. Месяц горя и безумия в большой семье! Тогда, говорят, Зинаида впервые начала выпивать. И только когда пошли оформлять документы, оказалось, что погиб Василий Иванович, но с фамилией Синельников. Им и до войны почтальоны нередко приносили письма для другого адресата. Синельников жил этой же улице через три дома. А Зинаида Тихоновна Симельникова позже получила совершенно другое известие, что её Василий Иванович пропал без вести. Не жена и не вдова! Она ждала и боролась за свою жизнь и жизнь детей, как могла.
Люди говорили, что-то перемкнуло в её голове и она нашла утешителей и сочувствующих. Начиная работать поваром в столовой, Зина через два года стала уже посудомойкой. Её трое детей жили вместе с ней. Старшая дочь, которой было 13 лет, научила младших никому не рассказывать про маму, которая приходила почти всегда пьяной и поздно. Дети, несмотря ни на что, ждали папу и не верили в его смерть.
Василий Иванович приехал в родной город поздно вечером. От вокзала до дома было недалеко, и пока он шёл, не смог сдержать рыданий. Дойдя до дому, мужчина окончательно обессилел. Долго курил, сидя на завалинке. Сквозь щели в ставнях Василий Иванович увидел только край стола и склонённую над книгой голову девочки. Он вошёл во двор и дважды осторожно постучал в двери.
- Кто там? – спросил звонкий девичий голос.
- Это я, – прохрипел он. Спазм сдавил горло.
- Дяденька, приходите завтра, мамы нет дома, - ответил голос.
- Катюша, меня зовут Василий Иванович Симельников. Я ваш папа.
- Не открою! Наш папа пропал без вести на войне, а мамы дома нет. Скоро она придёт, тогда и приходите!
Мужчина слышал, как девочка заплакала. Запнулась за что-то в сенях, забежала в дом и сразу выключила свет.
Он опять долго сидел на завалинке и почти замёрз. На его счастье, соседка вышла выплеснуть помои из ведра. Василий Иванович почти побежал, боясь, что та уйдёт.
- Здравствуйте! Не пугайтесь, – прохрипел он и пригляделся. – Здравствуйте, Шура! Вот приехал, а хозяйки дома нет, Катюшу напугал. Вы меня не узнаёте? Я Василий Симельников. Вот, вернулся.
Женщина вгляделась, выронив пустое ведро, бросилась ему на грудь и зарыдала.
- Здравствуй, Вася! Темно у нас на квартале, ни одного фонаря! Слава богу, может, ещё успеешь, пошли в дом. А Зинка придёт, но во сколько, не знаю. Завтра выходной, может и не прийти. Господи, счастье-то какое! – торопливо причитая и плача, Шура завела его в дом. - Петя, иди скорей, посмотри, кто к нам пришёл! Вася, проходи. Живой! Слава богу!
Из комнаты вышел  сосед. Левый рукав его рубашки был пуст и заправлен в брюки. Они обнялись и, не стесняясь, оба заплакали.
- Вот, как-то так, Вася! Раздевайся. Александра, давай что есть на стол, надо мужика накормить. Почти ночь на дворе. Что, тебе не открыли? Да, дела! Саш, достань по сто грамм. Сильно тошно!  – попросил Пётр жену.
- Да что случилось? Где Зинаида моя? В ночную смену ушла?
Наступило неловкое молчание.
- За стол садитесь. Сначала, Василий, поешь, а об остальном потом. Давно борща не ел? Господи, какое счастье! Давайте выпьем за возвращение! - засуетилась женщина и первая подняла стакан. - С возвращением, Вася! Ты ешь, не стесняйся, у нас переночуешь. А утром вместе к вам пойдём, чтобы никого не напугать.
Василия Ивановича спрашивали, а он отвечал.
- Пётр, помоги мне! – позвала Шура мужа в комнату и прошептала: – Василий сильный и справедливый. С поезда, устал, да ещё в дом не попал. Лишнего не говори, сами разберутся, дети же у них. Петя, умоляю, всё в пределах разумного, понял? Разбить семью - невеликое завоевание.
Они вышли из комнаты, но женщина за стол больше не села. Подложив еды, она сказала:
- Теперь всё будет хорошо! Я спать пойду, да и вы долго не засиживаетесь. Спокойной ночи! Вася, постель мы тебе постелили, Петя покажет.
Соседка ушла спать. Василий достал бутылку беленькой из своего сидра и поставил на стол.
- Не томи, Пётр, говори про моих и Зинаиду, что сам знаешь, а не то, что молва несёт.
Пётр рассказал, что знал. Слишком много накопилось невысказанного за годы разлуки. Уже светало. Василий уснул прямо за столом, а пьяного Петра увела в спальню Шура. Соседа она не стала будить. Ночи и сил для разговора им не хватило.
Проснулся Василий от давно забытого запаха пирогов. Соседка заставила его опохмелиться и попить чаю.
- Вместе пойдём. Может, все уже проснулись. Вдруг Зинаиде плохо станет. Вот, пироги возьмём, радость в дом с пирогами приходит. Если что не так пойдёт, девчонок не пугай! – предупредила она.  – Катюша за эти годы лет на 5 повзрослела. А тебе совет хочу дать, можно?
- Говори. Всё равно наговорят полные уши, – мужчина горестно вздохнул.
- Вот и я думаю о том же! Вася, не всё то правда, что люди говорят, а бабьего вранья и на свинье не объедешь. Война добрее людей не сделала. В тылу тоже не мёд пили. Оттаивают все, но медленно!
На вопрос, кто там, ответила Шура. Дверь открыла Катя.
- Здравствуй, Катюша! Я к вам гостя привела. А мать где? – она заглянула в комнату. – Что, так и не пришла? Катя, это ваш папа! А девчушки где?
- Спят ещё.
- Да не пугайся ты, солнышко! Это действительно твой папа Вася. Успокойся! Я вот вам пирожков принесла. Поставь на печь, чтобы тёплые были. Что мать не пришла? Ты знаешь, где мама?
- Наверное, у тёти Липы. Сходить?
- Катюша, сходи и обязательно приведи маму домой. Только не говори про отца. Мы подождём, -  успокоила её соседка.
Зина с дочерью пришли только через час. Александра, увидев их в окно, сразу засобиралась домой. Она поздоровалась с удивлённой женщиной и прошмыгнула мимо.
- Шура, да что случилось? – крикнула Зинаида ей вслед. - Катя?
- Сама увидишь. Дома спать надо, а не шляться! – ответила соседка, закрывая калитку.
Зинаида вбежала на кухню. В комнате стоял полумрак.  За столом, прикрыв глаза, сидел мужчина, и что-то неуловимо знакомое было в его облике. Он встал из-за стола и пошёл к женщине навстречу. Прищурившись, она наконец-то  разглядела его.
- Вася?! Ты? - она сползла на пол, хватаясь за него руками, и забормотала: – Живой! Вася! Откуда? Помог мне Господь!
Комната наполнилась стойким запахом перегара. Мужчина осторожно усадил Зинаиду за стол и сел напротив. Катя, наблюдавшая за происходящим, убежала в комнату, заплакав навзрыд.
- Не надо выть, отец с войны вернулся! – зло прокричала мать ей вслед и вдруг захохотала: - Что-то поздновато явился ты, без вести пропавший! А мы здесь совсем пропавшие! Что, не нравлюсь? Простите, милорд, что плохо встречаем! Я вот такая теперь! Ждала, ждала и… Смотри и вспоминай Зинку Ковалёву. Что, постарела? Насмотрелся баб заграничных! А твоя жена Зинка – вот такая теперь!
Женщина встала, крепко держась за край столешницы. 
- Хватит юродствовать! Дети смотрят! - одёрнул её муж. - Сначала пойдёшь спать, а потом будем разговоры водить. Катюша, помоги мне отвести маму!
Все три его дочки стояли в дверном проёме комнаты и плакали. Маленькие, бледные, худенькие, как тростиночки, в старых застиранных маечках, босоногие... Девочки с испугом наблюдали за происходившим.
Жена проснулась только вечером. Вкусно пахло едой. Семья сидела за кухонным столом. У младших девочек на коленях лежали красивые куклы, Настоящие, не тряпичные. А у Катюши на плечиках - красивый платок. Они мирно беседовали с отцом и пили чай с пирожками.
- Девочки, вы наелись? Если можно, идите в комнату, а я теперь буду кормить вашу маму. Нам нужно поговорить, – попросил отец дочек.
Василий в упор разглядывал свою жену. Женщина, о которой он мечтал, возвращаясь домой, изменилась до неузнаваемости. Куда девалась красота? Его весёлая и изящная Зиночка превратилась в неопрятную старуху: с испитым лицом, потухшим взглядом, морщинами вдоль и поперёк, давно немытыми волосами, висящими как пакля у исхудавшего лица…
Мужчина молча налил супа и пододвинул пирожки. Налил в стопки водки жене и себе. Она выпила её одним глотком, а суп ела с такой жадностью…
- Как же так, Зина? Ведь тебе всего 34 года? А девчонки?  Зачем ты это делаешь? Не ты одна ждала мужа с войны. Я не мог написать оттуда, где был. Лучше бы замуж вышла, чем водку глыкать! - сказал он с горечью и закурил. - Я не буду тебя пытать, не бойся! Объясни мне, пожалуйста, как и что, и мы с тобой больше никогда не вернёмся к прошлой жизни. Обещаю, что упрёков и побоев не будет. Ты только не ври!
- Явился не запылился! Наливай ещё, может, и покаюсь! - хихикнула Зинаида. – Мне 34 года, а посмотри на меня! Брезгуешь старухой? Поговорить хочешь? Спрашивай, пока я хочу беседу вести! Все давно дома, а он… Нагулялся?
Супруги разговаривали всю ночь. Водку жена пила как воду, спьяну упала на пол и уснула. Василий Иванович отнёс её в постель, а сам всю ночь переваривал услышанный пьяный бред. Он понял, что Зинаиду нужно лечить, но процесс предстоит долгий и трудный. Его любимая больна, но как быть, если у неё не в глотке дырка, а в голове?
Надо было жить дальше. Первое, что сделал Василий Иванович, это заставил жену уволиться с работы. Придя её встречать в столовую, он обнаружил её уже пьяной. Зина с двумя собутыльницами горланила песни и домой явно не спешила. Они схватили его за рукава и усадили за стол. Объяснять им что-либо было бесполезно, в ответ - смесь слёз, пьяного бреда и обиды на судьбу. Налили и Василию, но он понял, что если выпьет с ними один раз, вряд ли  ему удастся спасти Зинаиду и увести её из этой компании. На следующий день она подала заявление на увольнение. Муж сам отвёл её в отдел кадров. Долгие уговоры лечиться добровольно не дали результатов. Её озабоченный мозг не понимал: а зачем?! Поэтому две недели Василий Иванович заставлял жену и сам ей помогал наводить порядок в доме. Караулил каждый её шаг, даже в уборную провожал.
Зинаида дала обещание, что бросит пить сама. Но стоило мужу один раз отлучиться из дому, напилась вдребезги. Девчонки сказали, что тётя Липа с друзьями приходила. Ох, и досталось той Липе! И всё-таки Василий сумел найти нужные слова: убедил, уговорил и отправил жену лечиться. Лечение в клинике и полгода дома дало результат. Семью надо было кормить, и он устроился обратно на завод, на котором работал до войны.
Дочки воспрянули духом: мама дома трезвая, папа хороший и добрый! Отец за лето перекрыл крышу, построил новую баньку и начал делать пристройку к дому. Вроде бы и жена успокоилась и постепенно становилась той Зиночкой, которую он оставил дома, уходя на фронт. Он всё ещё любил её. «Нельзя же караулить день и ночь, совсем лишу доверия», - думал Василий Иванович.
Уже три года прошло. Зина поправилась, похорошела, улыбаться начала, вроде не пьёт. Катюша окончила школу и поступила в медицинский институт,  Вера училась в торговом техникуме, а Галинке исполнилось 10 лет. И тут Зинаида стала проситься на работу:
- Вась, ведь всё хорошо! Девчонки взрослые и самостоятельные, уже невеститься начинают, а Галка сама всё умеет делать. В магазин пойду работать, и с продуктами станет легче! Обещаю тебе, что не вернусь к пьянке.
Поверил Василий Иванович жене. Да забыл, что в торговле «праздников» слишком много. Галинка тогда училась в школе. Катерина окончила институт и уехала работать на село по комсомольской путёвке. Вера задружила не на шутку и была влюблена по уши; она уже работала и считала себя независимой. Василий Иванович очень боялся за Веру. Её парень был из неблагополучной семьи, а в посёлке у него сложилась не самая лучшая репутация: ни одной драки и ни одной юбки не пропускал. Но казалось, что в семье всё наладилось: девчонки выросли, Зинаида старалась в компании даже на праздник не пить, в доме появился достаток.
Неприятности начались с того, что Вера сказала, что беременна и собирается  ребёнка рожать, но отца у него не будет! Родители её успокоили и сказали, что рады малышу. Дочь часто плакала, закатывала истерики, но когда пришёл срок, родила здоровую и красивую девочку. После роддома Вера заявила отцу и матери, что дарит им внучку.
- Мне она не нужна! - прокричала она через три месяца родителям и перестала кормить дочь грудью. А потом и вовсе бросала её при малейшей возможности.
Зинаида уволилась, чтобы заниматься малышкой. Вера стала  часто приходить поздно пьяной, а потом исчезла. Василий Иванович искал её повсюду. Её непутёвый кавалер был под следствием. А закадычная подруга сказала, что она к кому-то уезжает на электричке, но куда – не знает. Отец  подал заявление о розыске в милицию. Там пообещали найти Веру, но прошёл год, а никаких результатов поиск не дал.
Говорят, что если сломалась хоть одна спица в колесе, нет гарантии, что после ремонта телега будет ехать, как и раньше! Стал Симельников замечать, что его жёнушка снова часто весёлой становится без видимой причины. А однажды, вернувшись с работы, застал её пьяной, а внучку Наташу - сидящей в грязной луже во дворе. Зина радостно сообщила ему, что Верку нашли убитой, а она её выродка, Наташку, убьёт, если та орать будет ночью. Почему такая беда случилась с Верой, Василий Иванович понял позже. Созависимость, слабый контроль и нелюбовь матери, его недогляд – так он считал.
Веру похоронили, а Наташу забрала Катерина. Своих детей с мужем у них пока не было. Потом Василий Иванович оформлял опекунство на внучку, бегая по инстанциям. Зинаида начала пить пуще прежнего. Преодолеть свою созависимость трудно, а зависимость  алкогольную и вовсе не преодолеть. Нельзя что-то переделать или пересоздать! Началась новая «кампания против пьянства». Василий испробовал травы и наговоры, выливал водку, закрывал дома, лишал денег, связывал – бесполезно! Зинка и окна разбивала, и в форточку деньги подавала, и подкоп в сенях делала. Ведь не зря говорят, горбатого могилой исправишь. Сам мужчина в доме даже спиртного не держал и связанных с выпивкой мероприятий избегал. Взялся спасать утопающего, значит, должен свои силы рассчитать так, чтобы до берега обратно добраться. За дочек боялся больше, чем за себя. Но иногда, доходя до полного отчаянья, Василий Иванович готов был уйти или тоже напиться как свинья. Вечером придёт с работы, а жена или сбежит, или пьяная вдрабаган. Из  клиники, в которую он с трудом достал направление, женщина тоже сбежала, разбив стекло в палате. Как он ни боялся психушки, но пришлось отдать жену туда. Дочери настояли, видя её пьяное безумие. Вот там она и умерла. Не уследили - повесилась Зинаида. И записку оставила: «Фашисты! Я вас ненавижу! Всех вас! Войну ненавижу, тебя, Василий, видеть не могу, детей, врачей! Ненавижу всех! Прощайте»...
Прошло 2 года. Незаметно пролетело время. Василию Ивановичу исполнилось 57 лет. Не годы старят, а горе: он постарел, осунулся. Наташа, внучка, росла девочкой смелой и независимой, как две капли воды похожей на свою мать. Училась хорошо и домашнее хозяйство помогала вести, но сидел в ней вольный чертёнок! Ей уже было 12 лет. Василий не за себя теперь переживал, а за неё, даже больше, чем за внуков от Кати и Галины. Он к тому времени стал многодетным дедушкой.
Под Новый год «скорая помощь» увезла  мужчину с сердечным приступом. В больнице он провёл долгих 3 месяца. Через месяц он как фронтовик и опекун получил благоустроенную квартиру, однако переезжать пока отказался. Пообещал всем, что к весне обязательно съедет. Но новоселье и его юбилей справили лишь через 3 года.
 В новой квартире Василий Иванович растерялся. Сидеть на пенсии стало тяжело материально, но ещё больше страшило ничегонеделание. Вспоминались война, Зинаида, работа. Тянуло в огород, но Катерина воевала с ним каждый раз, когда находила на участке. Пытался ходить на рыбалку, но понял, что не всякая рыбка в сеть идёт, да и терпение нужно адово. У Петра клюёт да в садок идёт, а на него, Васю, рыба из озера плюёт! Сосед, хоть и остался одноруким, а с удочкой так управлялся, что к нему учиться пацаны бегали. Дока, да и тока!
Наступила осень. Василий любил эту пору года, его радовали разноцветье и пестрота осенних красок. День выдался теплый и солнечный, поэтому на душе тоже было спокойно. Мужчина не спеша подошёл к светофору. Рядом стояла немолодая женщина и вытирала платочком слёзы. Загорелся красный свет. Женщина рванула с тротуара. Симельников едва успел подхватить её под руку и дёрнуть обратно с проезжей полосы. Та испуганно посмотрела на своего спасителя, но руки не выдернула.
- Извините, но я вас вынужден перевести на другую сторону дороги. Вы могли бы попасть под машину, бесстрашная моя! Калекой стать захотели?
Женщина молчала, вытирая свободной рукой невольные слёзы.
- Я могу помочь вашему горю? Да что случилось? Где вы живёте? Да не ревите вы! – наконец возмутился Василий Иванович, повысив голос. – Разве забыли, что слезами горю не поможешь! Что вы, бабы, такие… Сейчас садимся на скамью, вы мне всё рассказываете, и только потом, как говорится, скатертью дорога.
Василий Иванович почти толкнул незнакомку на скамейку. Достал валерьянку, которую теперь всё время носил с собой, и протянул ей пузырёк. Женщина молча выпила большой глоток лекарства.
Так встретились Василий Иванович с Зоей Михайловной.
Василий уже несколько дней мучился и почти не спал ночами. После откровений случайной знакомой он вдруг осознал, что ещё остались на земле сильные духом женщины. Одинокие, но не несчастные, умеющие переносить свою боль и потери достойно. Мужчина решил разыскать её и на следующий день сразу отправился на поиски. Улицу он запомнил, а на дом не обратил внимания.
 «Найду. Язык до Киева доведёт! В частном секторе жить проще и искать тоже, – размышлял Василий Михайлович, шагая решительной походкой. – Ну а если найду, что я ей скажу? На улице никого! Такое впечатление, что здесь днём никто не ходит».
Он стоял посреди квартала и не знал, в какой дом постучаться. Что ж, придётся немного помёрзнуть. Из-за угла весёлой стайкой вынырнули трое мальчишек со школьными портфелями. Василий окликнул их:
- Ребята, вы на этой улице живёте?
- Ну и что! – ответил самый маленький.
- Мальчик, а ты не знаешь, в каком доме баба Зоя живёт?
- А бабушка старая или молодая? У нас их две, - уточнил пацан.
Василий Иванович растерялся.
- Молодая, конечно. Зоя Михайловна.
- Так это старая! - вступил в разговор другой мальчик, смешно махнув рукой. – Вон её дом, с голубыми ставнями. Третий дом отсюда.
- Спасибо, мальчики, помогли. Подставляйте свои ладошки.
- Зачем? – маленький спрятал руки за спину.
- Подставляй, не бойся! - рассмеялся Василий Иванович. – Вы мне помогли, а я вам гостинец хочу дать.
Мальчишки дружно протянули руки, собрав их в лодочки. Мужчина насыпал им полные ладошки леденцов.
- Спасибо, дяденька! Пока! – дружно крикнули они и убежали.
«Значит, что мы имеем? Старая баба Зоя живёт в доме с голубыми ставнями. Ну что, фронтовик? Сдрейфил? Женщина не танк, на таран не возьмёшь!» - разволновался вдруг Василий.   
Он подошёл к дому и только собрался постучать в окно, как калитка распахнулась и вышла женщина с двумя пустыми ведрами в руках. Она даже вскрикнула от неожиданности.
- Вы? Господи, как вы меня напугали! Как вы меня нашли? -  спросила Зоя Михайловна.
- А вот! – словно хулиганистый мальчишка, Симельников показал ей язык. -  Он меня довёл, правда, не до Киева, а до вас! Вы по воду? Так, где у нас водопроводная колонка? Что, некому помочь?
- В этом доме я давно живу одна, – тихо и смущённо ответила его случайная знакомая.
Мужчина ещё три раза сходил на колонку, наполнив водой полный бак. А Зоя Михайловна накрыла стол, чтобы угостить хоть и незваного, но гостя.
- Спасибо, Василий Иванович, теперь воды на неделю хватит. Раздевайтесь и проходите, будем пить чай. А может, что-нибудь покрепче? Садитесь за стол, а то я холодную еду с войны ненавижу.
Мужчина был смущён таким приёмом, но так уж у нас, русских, принято  - угощать гостей.
- Одну минуточку, Зоя Михайловна! Я там гостинец для вас нёс, но не всё донёс. Мальчишек пришлось за «шпионские данные» угостить. Сейчас, минутку!
Он выпотрошил карманы и выложил на стол оставшиеся конфеты.
- Спасибо! Так как, вам покрепче? – спросила ещё раз женщина. – Я сама не пью, но держу на всякий случай: вдруг что-то починить придут или праздник какой-то.
Василий Иванович заметил её смущение и с облегчением подумал: «Не пьёт!». Спокойно вздохнула и Зоя Михайловна: «Слава богу, похоже, непьющий!». Она волновалась и всё время машинально передвигала на столе посуду.
Пенсионеры проговорили до самого вечера. Зоя Михайловна секретов не держала и сама рассказала об умершем от болезни муже-фронтовике, своих детях, внуках, зятьях и снохе. А Василий ей поведал про свою семью. Они смеялись и плакали, не стесняясь. Им оказалось друг с другом легко и спокойно. Когда мужчина предложил новой знакомой своё покровительство, она согласилась. И Симельников стал приходить к ней в определённые дни, помогать по хозяйству. А возвращаясь домой, не переставал думать о Зое: «Удивительная женщина! Лишь бы не прогнала… Поздняя встреча, поздняя любовь. А если любить никогда не поздно, то как к этому отнестись? Если одиночество становится страшнее смерти и деменция повышенная? Если помнишь всё лучшее, которое было только в прошлом? Если хочется жить, а не вспоминать, ощущать заботу и уважение живущего рядом с тобой человека? Если сердце молодо, а старость пока для тебя только слово? Сколько же этих «если» - условностей и установок, изобретённых счастливыми людьми! Да, это Божье испытание, но ведь одним смирением не хватит уже времени дождаться любви. Сколько жизни той осталось? Ему, Богу, может, и известно, а мне? Война всё сгубила. Да, я счастлив, что есть дети и внуки, но у них своя жизнь. Уже давно забыл, что я мужик, совсем «одичал», а ухаживать и говорить комплименты и подавно разучился!».
Дружба Зои и Василия продлилась почти 2 года. Между ними всё как-то сразу пошло по согласию. Женщина оказалась не скандальная, но привыкшая жить одна. Иногда Василий Иванович даже боялся ей возражать.
«Сам себя не узнаю! – думал он, возвращаясь к себе. – Прошёл всю войну, ни бога ни чёрта не боялся, а перед Зоей робею, как пацан! И, главное, подчиняюсь ей с удовольствием! Вот ведь как...».
Василий понял, что полюбил эту женщину. Он робко предложил ей жить вместе. Мужчина был счастлив! Он почувствовал себя лет на 10 моложе. Своей заботой и неунывающим характером Зоя Михайловна сумела отодвинуть страх перед будущим, познакомила его с роднёй и друзьями. Они вместе стали ходить не только в гости, но и на рынок, в кино, в парк и даже на рыбалку. Её дети были только рады, что в жизни матери появился помощник, снявший с них уйму обязанностей. А его дети отнеслись к этому равнодушно, лишь бы дед под ногами не болтался. Конечно, были и проблемы, но «поздняя любовь» Василия умело их регулировала.
- Зоенька, ты совсем меня замотала! Давай накопим денег и поедем в Минеральные воды. Водички попьём, на природу южную посмотрим, на горы. Согласна? Ты была на море, на юге? – спросил однажды Симельников.
- Нет, конечно. Мой муж тоже мечтал на юг поехать. Но семья большая, то одно, то другое. Копили два года. Заболел внезапно, а в марте помер! - женщина заплакала. - Прости, Василий Иванович, но давай куда-нибудь поближе поедем. Суеверная я стала.
- Ты только не плачь! Завтра схожу в профсоюз. Зима на дворе, может, горящие путёвки есть.
- А кто печь топить будет? Кота и собаку кормить? – возразила Зоя.
- Наймём или найдём кого-нибудь. Выход всегда есть!
Всё сложилось как нельзя лучше: нашлись и путёвки, и желающие подомовничать.
В сосновом бору, где расположился санаторий,  снегу было по колено. Гулять на свежем, пахнущем хвоей воздухе пришлось только по протоптанным тропинкам. Чуть свернёшь - и полные валенки снега. Мороз стоял щадящий, как по заказу. Еда на отдыхе была вкусной, лечение - полезным. Пожилая пара много гуляла по лесу, кормила обнаглевших упитанных белок и синичек. А по вечерам они словно возвращались в юность на танцах. Зоя была не только самой модной, но и самой красивой, легко со всеми знакомилась. Есть такие женщины, которые в любом возрасте привлекательны. Такие же престарелые кавалеры приглашали её танцевать, а Василий сидел в сторонке и ревновал безумно!
- Хватит ревновать! – заявила она, вернувшись в номер с очередного вечера танцев. - Я, Вася, научу тебя танцевать танго, и тогда никто не осмелится ко мне подойти.
- Тебе не кажется, что поздновато «медведя» танцам обучать?
- Глупости! В молодости я так любила танцевать! На танцы с сестрами по очереди ходили, потому что одни на всех туфельки были. Сидишь вечером дома впотьмах и чуть не плачешь от обиды. Ты у меня сам не раз спрашивал, сколько нам той жизни осталось. Хоть кусочек да успеем откусить! Вставай, «мишка косолапый»!
С тех пор больше и правда никто не приглашал Зою. Не успевали! Василий выводил её на круг с первого аккорда.
Дома отдохнувших стариков встретила его внучка Наташа:
- Зоя Михайловна, дед, вы как будто молодые! Как отдохнули?
- Не завидуй! - проворчал Василий, занося чемоданы в дом. – Надеюсь, ты нас ничем не огорчишь?
- Дед, ты когда перестанешь ждать неприятности? – поцеловала внучка мужчину в щеку. – Зоя Михайловна, он и там ворчал?
- Нет, Наташенька! Отлично мы отдохнули! Он лечился, ленился и вечерами танцевал! - смеясь, ответила женщина.
- А я для вас приготовила ужин. Соскучилась по вам!
«Как она похожа на Веру!» - подумал Василий. Стало немного грустно, да и устал он с дороги.
Ужинали долго. Наташа осталась ночевать. 
Зима задержалась. Март был снежным и вьюжным, а прохладный апрель никак не хотел уступать место тёплому маю. Привезли дрова, и пенсионеры целый день провели на улице, убирая их в дровник. Ночью у Василия резко поднялась температура. Едва рассветало, Зоя побежала к ближайшему телефону-автомату и вызвала «скорую помощь». На следующий день в больнице лечащий врач сказал, что есть подозрения на воспаление лёгких и что Василию Ивановичу срочно нужно провести полное обследование.
Из детей к нему прибегала только внучка, дочери же ссылались на занятость и ни разу не пришли. Если бы не любимая женщина, Василий вряд ли бы смог так оптимистично настраивать себя на выздоровление. Зоя Михайловна приходила в больницу как на работу - каждый день без опоздания. Когда кризис миновал, Василий Иванович, жалея её, запретил ей приходить каждый день. А сам тосковал и ждал, прислушиваясь к шагам в коридоре.
Врач при выписке пригласил для беседы самих близких. Катя и Галя вышли из кабинета заведующего отделением в слезах. Катерина сказала женщине, что отцу практически вынесли приговор, а на жизнь отвели полгода. Зоя плакала вместе с ними, но договорилась, что будет ухаживать за Василием и чтобы его перевезли в её дом.
- Ну что ж, будем бороться! Ваш отец и так настрадался, а он очень ранимый человек, не говорите ему ничего, – сказала она женщинам, вытирая слёзы. – Ему у меня будет лучше, чем целыми днями сидеть одному взаперти.
Василий Иванович стойко переносил боли и не жаловался. Но Зое Михайловне казалось, он догадывается, что болезнь смертельная. Через 2 месяца приехала его старшая дочь и сказала, что забирает отца к себе.
- Зачем? – растерялась Зоя. – Я же за ним ухаживаю. Не забирайте, ему будет плохо!
- Что, Зоя Михайловна, квартирка нужна благоустроенная? Конечно, папа наш завидный жених, у него ещё и дом с усадьбой! Да вы аферистка! - Катерина с шёпота перешла на крик.
- Ты о чём?! Мне от вас ничего не нужно. Пусть дед остаётся у меня. Ты разве не заметила, что у меня есть свой дом? Перестань кричать! Отец услышит, а он только уснул, - как можно спокойнее ответила Зоя.
- И так пенсию всю тебе отдаёт! Жируешь за чужой счёт! - ещё сильнее возмутилась Катя, переходя на «ты».
Женщины не слышали, как из комнаты вышел Василий Иванович:
- Не смей трогать эту женщину! Катя, ты меня слышишь? Разоралась! Я никуда не поеду! Что, вороньё, о богатстве трухлявом вспомнили?! Забирайте всё, а Зою не трогайте! Что же вы за 2 месяца даже яблочка отцу не принесли, у моей кровати не посидели? Вон отсюда и не… - он не договорил и медленно стал оседать на пол.
Не послушали дочери Зою и через две недели, захватив с собой мужей, силком увезли отца к Кате навсегда.
- Чтобы тебя рядом с домом моим не было! – прошипела старшая дочь Зое Михайловне, вынося последний узел с вещами.
- Зоенька, прости их, если можешь! Я люблю тебя! - заплакал Василий Иванович. -  Прощай!
- Васенька, всё будет хорошо, не переживай! Будешь выходить на улицу, и мы встретимся! – тут они оба заплакали и обнялись, не обращая внимания ни на кого.
Зоя Михайловна проплакала два дня. Одной плохо, но жить надо. Через какое-то время на рынке она случайно встретила Наташу. Та сообщила, что выходит замуж. Женщина спросила про деда.
- Дедушке стало хуже. Его тётя Катя стала запирать в квартире, потому что он бунтует и каждый день просит, чтобы его привезли к вам. У меня они забрали ключи от  квартиры, чтобы я деду не помогла сбежать. Тётя Зоя, он очень по вам скучает! Плачет и что-то пишет, а потом рвёт.
В апреле неожиданно пришла подруга, которая жила напротив дома Катерины.
- Здравствуй, Зоя Михайловна. Вот, служу почтовым голубем. Вася твой в форточку меня окликнул и выкинул записку.
Женщина протянула листочек из школьной тетради, в котором было написано: «Зоенька, родная! Я тебе написал письмо, но хочу, чтобы ты сама его получила. Подойди вместе с Ларисой, она знает, к какому окну. Я так хочу тебя увидеть! В два часа завтра. Они уедут на дачу.  В. И.».
- Ну что, пойдёшь на свидание? - спросила «почтальон».
- Спасибо, Лариса. Конечно! Погубят они Василия раньше срока… Говорят, друг друга тяготы несите, а они его закрывают, как арестанта. Зачем забрали? А кормят или нет? Он для них теперь обуза, хотя при живой жене был для своего «женского батальона» и папой, и мамой в одном лице. Да только сердце его дочерям досталось от матери – жалости в нём нет!
- Какое сердце?! – возразила Лариса. – Жадность и корысть!
На следующий день женщины стояли напротив нужного окна. Мужчина выглянул в форточку и прокричал:
- Зоенька, дорогая, ты пришла! Я тебе всё написал. Я бы ещё раз пошёл на войну, лишь бы ты была рядом!
- Как ты себя чувствуешь, Васенька?
- Я сегодня счастлив! Как же я хочу жить, милая моя!
- Василий Иванович, я тебя не узнаю! Всё будет хорошо: я жду тебя, а ты должен поправиться. Не хандри и слушайся врачей!
- Я не могу больше говорить, боюсь упасть. Ловите! - мужчина сбросил сложенное треугольником письмо, помахал рукой и задвинул шторы.
Зоя опять заплакала. Было понятно, что земной путь Василия Ивановича заканчивается: от крепкого, упитанного мужика остались кожа да кости. Она не смогла пойти домой, и Лариса забрала её к себе. Пока подруга накрывала на стол, Зоя, усевшись в кресло, развернула письмо.
«Здравствуй, моя запоздалая любовь, моя Зоенька! Вот видишь, как всё обернулось... За что? За что мне судьба счастье по кусочкам выдаёт? Кусочек любви до войны и кусочек - после. Умирать мне не страшно, боюсь тебя оставить одну. Самое лучшее, что было в моей жизни, – это ты. Где же ты раньше была? Как поздно сбылись мои мечты! Я не умею говорить красиво. Я стеснялся старости, но не надо стесняться её, если ты не один и счастлив. Я скоро умру. Не плачь по мне сильно, но приходи в гости. Буду тебя ждать. Спасибо за то, что ты есть! Помоги Наташке, дочери мои её не любят. А я люблю и буду любить только тебя! До встречи! Твой Василий».
- Ну что ты опять ревёшь?! Можно посмотреть? – спросила Лариса.
Зоя Михайловна только смогла кивнуть головой. Та прочитала, а потом и говорит:
- Счастливая ты, Зойка! Саша твой любил тебя до смерти и Василий тоже. Стоящие и настоящие мужики! Мне же и кусочка любви не досталось, а ведь много у Бога и не просила никогда. Хватит слезами умываться, пошли обедать!
Через три дня неожиданно приехали Катерина и Наташа.
- Зоя Михайловна, простите нас, если сможете. Я ушла на работу, а отец разбил окно и выбросился. Вот, записку нам оставил.
Катерина протянула ей записку: «Я не хочу никого мучить. Дорогие мои дочери, прошу вас, на моих похоронах должна быть моя любимая З.М.! Прощайте все, я так решил. Василий».
Похоронили Симельникова Василия Ивановича с почестями на том же кладбище, где и мужа Зои Александра. Теперь она ухаживала за двумя могилами и была уверена, что покойные её слышат и помогают в трудную минуту жизни.

Р.S. Эта история не вымысел, а рассказана самой Зоей Михайловной. Она жива до сих пор, ей уже 94 года. А рассказчица она, каких поискать! Вот и выходит, что до старости люди остаются молоды душой и умеют любить. А то, что «одежда старая» – полная ерунда!
Может, новое, молодое поколение (наши внуки и правнуки) забудет о войне совсем, когда этот мир покинут последние участники сражений за Родину и наше благополучие. А Россия постепенно сдаст в архив жизнь тех, кто погиб в сражениях, и тех, кто вернулся домой победителем. Но, может, мои переживания напрасны? Ведь до сих пор помнят сражения под Бородино, победы Суворова… Мы, послевоенные дети, знаем о Великой отечественной войне по кадрам кинохроник, спектаклям, книгам и рассказам наших отцов и дедов. Они были немногословны. Мужчины упрямо скрывали страшные эпизоды своей фронтовой и послефронтовой жизни, боясь разрушить хрупкую психику детей и женщин. Израненные душой и телом, фронтовики глубже, чем кто-либо, понимали разницу между жизнью и смертью. На кадрах старой киноленты - улыбающиеся лица, слёзы радости и боль в глазах у тех, кто вернулся живым, и у тех, кто их встречал.
Так, у моего отца, который воевал с Японией, до самой смерти был скрытый страх в глазах, когда его спрашивал о войне мой младший брат. А в тяжёлых жизненных ситуациях, которых и в мирное время в большой семье было достаточно, он, подумав, говорил всем одну и ту же фразу: «Не падай раньше выстрела!». Это была его жизненная позиция.
Фронтовики умели не только воевать, но и любить: быть верными, преданными, заботливыми и ответственными мужиками. Не всех с войны дождались жёны, матери, дети. Но любить они не разучились и помогли выжить тем, кто остался одиноким и потерянным в мирной жизни. Продолжая воевать во сне, стонать от ран и болей, они, тем не менее, не забыли, что есть на свете любовь! У многих ЛЮБОВЬ была запоздалой, как они думали. Но две потрясающие истории, рассказанные женщинами того поколения, дают мне право об этом рассказать.