Б.Мельник. Часть вторая, раздел двенадцатый. Перевод с польского Т.Цыркуновой
Ранним утром бесшумный адъютант побрил полковника, помог ему умыться и полностью привести себя в порядок. Полковник развалился в шезлонге, а адъютант поставил перед ним на раскладном столике чашку с только что сваренным на примусе кофе.
Вскоре на улице появилась группа немецких верховых. Перед нашим домом офицеры слезли с лошадей и, отдав поводья сопровождавшим их солдатам, предстали перед полковником. Тот, развалившись в шезлонге, и не прекращая пить кофе, отдавал приказы стоящим перед ним офицерам. Они, получив ещё какие-то бумаги и откозыряв полковнику, отъехали рысью.
Не прошло и часа после этого, как несколько солдат доставили группу евреев, не более пяти человек. Это были еврейские старшины, люди обеспеченные, всем в Телеханах известные и пользующиеся всеобщим уважением. Перед тем, как ввести их в палисадник, один из эсэсовцев рявкнул: «Шапки снять!»
В палисаднике солдаты построили их в шеренгу, в значительном удалении от развалившегося в шезлонге полковника. Тот, продолжая курить сигару, внимательно рассматривал стоящих перед ним склонившихся в поклоне с шапками в руках людей. Затем взял из папки какой-то документ и громко зачитал его содержание. Евреи, услышав это, ужаснулись, начали громко говорить, перебивая друг друга, нервно жестикулировать.
Рычание полковника заглушило разговор евреев, которые мгновенно замолчали и отступили ещё на несколько шагов назад. Стояли растерянные, с опущенными головами. Кто-то из них ещё пробовал что-то сказать, выступил на шаг вперёд, откашлялся. Он не успел произнести ещё ни одного слова, как эсэсовец сорвался с шезлонга и прорычал:
–«Молчать! Ты, грязный еврей! – затем повернулся к солдатам, пренебрежительно махнув рукой в сторону евреев:
–«Выпроводить это еврейское дерьмо!»
–«Вон, вон!» – кричали эсэсовцы, выталкивая евреев на улицу и подталкивая их прикладами.
Евреи сгрудились в просвете калитки, поспешно выбегая на улицу. Надевая на головы головные уборы, отдалялись в полном беспорядке почти бегом.
Никем не замеченным свидетелем этой сцены был мой отец. Когда он увидел через окно, что эсэсовцы привели к полковнику еврейских старшин, потихоньку вышел на веранду. Оттуда, невидимый за зелёной стеной оплетавшего веранду винограда, он слышал каждое слово разговора полковника с евреями.
Отец, взбудораженный этим происшествием, содержание разговора сразу же передал маме. Полковник вызвал к себе представителей телеханских евреев, чтобы сообщить им о наложении на них контрибуции. Условия её были невероятными. До наступления темноты каждый еврейский дом должен был доставить немцам по сто килограммов овса для лошадей и по одной тысяче долларов. В случае невыполнения условий контрибуции евреи должны были подвергнуться тяжёлым репрессиям. Каким, об этом эсэсовец не сказал.
Сцена, которая разыгралась в нашем палисаднике, глубоко поразила родителей. Отец сказал, что столько овса евреи никогда не соберут, но это задание ещё смешное, по сравнению с такой суммой долларов, которую хочет получить немец.
Родители говорили об этом ещё какое-то время, после чего отец пошёл с этой новостью к дяде Стефану. Моё вечное любопытство понесло меня за отцом. Я шёл за ним огородной тропинкой, на безопасном расстоянии. Он увидел меня уже у дома дяди и только вздохнул с разочарованием.
–«Тысяча долларов! Тысяча долларов! Это около пяти с половиной тысяч злотых на один дом! Так это ж имение! Этот немец сошёл с ума!» – кричал дядя Стефан.
Я никогда не видел дядю таким взволнованным. Он даже на дикие выходки тётки Мани реагировал только жестом руки, отгоняющей назойливую муху. А сейчас лицо и шея его покраснели, а глаза из-за стёкол очков неестественно блестели. Движения его стали нервными, не характерными для него.
Состоянием дяди обеспокоилась даже тётка Маня. Сладким голоском спросила, не подать ли ему для успокоения валериановых капель. В ответ получила полный презрения взгляд дяди. Поспешно, чуть ли не на цыпочках, она удалилась в другую комнату.
–«Стаху, может быть, ты что-то не расслышал насчёт этих долларов?» – всё ещё допытывался дядя.
–«Мой дорогой, одна тысяча всегда означает одну тысячу. Ведь я был на веранде, всего в нескольких шагах от них» – возмутился отец.
–«Факт – сказал дядя, наморщив лоб – что вскоре после войны, евреи получили помощь в долларах из Америки. Но ведь местечко было в пепелищах, и за эти доллары они построили новые дома, две синагоги, баню, дома помощи для общины… К тому же не все эти доллары получили. Только посмотри, Стаху, сколько в Телеханах еврейской бедноты! Посмотри на их хибарки! Эта беднота не имеет даже представления о том, как выглядят те доллары!» Дядя Стефан знал о долларах, которые евреи получили из Америки после окончания Первой мировой войны. В те годы он был единственным в Телеханах адвокатом, имевшим юридическую контору. С его помощью евреи были вынуждены улаживать всякие формальности, связанные с получением этой помощи.
Новость о невыполнимых условиях контрибуции, которую немцы наложили на евреев, молниеносно разнеслась по местечку.
Весь день до позднего вечера еврейские старшины под надзором немецких офицеров считали выскребаемые из потайных домашних уголков доллары и взвешивали овёс. И чем ближе было до конца дня, тем быстрее тонули еврейские шансы на выполнение условий контрибуции. Евреи нервно бегали от дома к дому, собирались маленькими группами, что-то вполголоса обсуждали.
Зато полковник был воплощением покоя. Развалившись в шезлонге, курил сигары и читал какие-то журналы. Точно так же, как и в предыдущий день, пополудни съел приготовленный адъютантом обед, после чего удалился в палатку на отдых. Под вечер опять сидел в шезлонге, курил сигары и забирал у эсэсовцев какие-то бумажки. В течение всего этого дня по противоположной стороне улицы ходили два еврея с непокрытыми головами, но с мётлами и совковыми лопатами в руках. В их обязанность входило немедленное очищение от конского навоза проезжей части улицы, если на ней оправится какая-нибудь из лошадей эсэсовцев, приезжающих к полковнику.
Наступила тёплая августовская ночь. Откуда-то из центра местечка набегали волнами какие-то странные отголоски. Что-то похожее то ли на песни, то ли на крики. Время от времени лёгкий ветерок приносил что-то похожее на тоненькую ниточку музыки.
Позже выяснилось, что это пьяные немецкие солдаты согнали под Дом Культуры группу евреев. Там приказали им вытащить на улицу фортепьяно. Один эсэсовец играл на нём, а евреям было приказано танцевать вокруг костра, в котором горели книги из библиотеки. Эта пьяная варварская оргия длилась до поздней ночи.
Т. Цыркунова «Наши Телеханы»
Зная, о чём пойдёт речь в следующей главе, которую с огромной душевной болью написал Богдан Мельник, я хотела бы предварить его печальный рассказ небольшим историческим экскурсом.
Фашисты вообще, и эсэсовцы в частности, были большими демагогами.
Те исследователи, которые когда-либо знакомились с нацистской документацией, не могли не заметить особого, специфического жаргона, которым пользовались нацисты.
Так, например, очень редко в подобной литературе встречается слово – «уничтожение», зато сплошь и рядом идёт в ней речь об "особом обращении".
Трудно найти прямое выражение «расстрелять всех», зато повсеместно фигурирует учёное выражение «пацифицировать».
Различные инстанции Третьего рейха преуспели в поисках канцелярских терминов для сокрытия процесса уничтожения людей. Только в самых сверхсекретных документах употребляются слова «подвергнуть экзекуции» или «ликвидировать».
Так в одном из приказов по комендатуре г.Бреста за осень 1941 года имеется прямое указание немецкого коменданта города – ни в коем случае не употреблять глагол «ликвидировать».
Для нацизма процедура уничтожения человека стала нормой, главари Третьего рейха рассматривали это как нечто само собой разумеющееся, как самое обычное, рядовое явление.
Тот самый «обыкновенный фашизм», который пригвождён к позорному столбу в знаменитом фильме Михаила Ромма, занимался уничтожением мирного населения как обыденной работой. Для этого не надо было даже говорить о самой процедуре – она уже была ясна. Таково было чудовищное извращение нормального здравого смысла, самого человеческого языка: а ведь язык дан нам для общения, для совместной жизни, для постижения смысла бытия. Благодаря языку мы, люди разных национальностей, и отличаемся друг от друга, да и от мира животных, в котором нет места живой человеческой речи. Нацизм же вывернул смысл человеческого языка наизнанку.
За извращённой психологией зверей в человеческом облике следовал такой же извращённый язык, а, следовательно, и мышление. Когда специалисты из отдела «Т – 4» имперской канцелярии, возглавлявшегося обердинстлейтером (тогда было такое звание в НСДАП) Браком, и эсэсовского отдела «2 –Д», которым командовал оберштурмбанфюрер Рауфф, предложили использовать выхлопные газы грузовиков для уничтожения людей, они вовсе не хвастали тем, что изобрели наилучший метод уничтожения невинных жертв. Наоборот, оказывается, они лишь заботились о них:
–«Во-первых, при погрузке в машину человек и не подозревает, что идёт на казнь, во-вторых, из закрытого кузова не доносятся крики, и окружающее население не будет беспокоиться…»
А утончённый ариец Брак добавлял, что нервные, чувствительные по своей сути эсэсовцы, будут освобождены от неприятной обязанности смотреть на то, как гибнут люди…
Почти таким же образом объясняли свои новшества и палачи, соорудившие в Освенциме камеры смерти. Они говорили, что так удачно замаскировали их под душевые и даже гордились этим. Вот только сверху в этих «душевых» камерах лилась не вода, а сыпался «Циклон». Комендант Освенцима Рудольф Хесс даже хвастался тем, что в Треблинке жертвы всегда знали, что они умрут, а у него жертвы думали, что их подвергнут только санитарной обработке.
Нацисты очень пеклись о том, чтобы их, не дай Бог, не сочли бы врагами рода человеческого.
Во всей научно-популярной литературе СС («охранные отряды») чаще всего выглядят, как полицейско-карательный аппарат Третьего рейха. И все основания для этого есть, потому что именно на СС было возложено выполнение самых кровавых, самых чудовищных злодеяний, причём, глобального, почти «промышленного» масштаба. Именно это ведомство ведало индустрией смерти в десятках концлагерей и тысячах застенков фашистского государства. Но у СС были и более далёкие цели.
Это был по всем параметрам настоящий организационно-идеологический центр нацизма. Свою «охранную» задачу эти отряды выполнили в первые годы после прихода Гитлера к власти.
А после этого организация СС стала превращаться в своеобразный «мозговой центр нацизма», который теснейшим образом сотрудничал с деловыми кругами Германии.
Недаром Гиммлер придавал такое огромное значение своему «кружку друзей СС», объединявшему крупнейших деятелей промышленного и финансового мира Германии.
Гиммлеровское ведомство в своей деятельности преследовало две цели. С одной стороны, это был своеобразный средневековый орден, объединявший отборные кадры нацизма. С другой стороны, это был некий «закрытый элитарный клуб», в котором главари режима и их наиболее верные слуги с полной откровенностью могли рассуждать о своих целях и планах. Такое построение открывало немалые воз- можности: пока низшие чины СС исполняли карательно-полицейские функции на местах, эсэсовская элита могла беспрепятственно заниматься дальнейшим «перспективным планированием».
Одновременно шло тотальное обогащение верхушки СС. Многочисленные отряды этого ведомства, «прошерстившие» почти все дома богатых граждан оккупированных Германией стран, награбленные несметные сокровища направляли в «фатерлянд», а куда дальше шли эти богатства, нам остаётся только догадываться. При этом значительная часть награбленных ценностей неизбежно «прилипала» к рукам непосредственных исполнителей, выполнявших карательные операции на местах.
Вот почему я сделала небольшой экскурс в историю эсэсовских отрядов. Мне хотелось рассказать читателю, для чего давал неподъёмное задание по изъятию контрибуции с телеханских евреев эсэсовский полковник Густав Ломбард. Требуемый от евреев овёс предназначался для кормления лошадей кавалерийского отряда эсэсовцев, прибывшего «пацифицировать» Телеханы. А все остальные изъятые у евреев ценности концентрировались в его руках. Неважно, что они были обильно политы кровью невинных жертв, для этого вылощенного арийца, деньги и золото не пахли. Очевидно, что какую-то часть награбленных ценностей Густав Ломбард оставлял своим низшим подчинённым, иначе, за что они называли бы его фамильярно-ласково: «папаша Лом- бард», что-то отправлял по иерархической лестнице вверх, обеспечивая этим себе защиту и покровительство от вышестоящих начальников, да они-то и осуществляли его дальнейшее продвижение по службе. А львиная доля награбленных золотых изделий, так же, как и изъятых долларов, оставалась в карманах «папаши Ломбарда».
Именно этим награбленным кровавым богатством и объясняется активная деятельность папаши Ломбарда в деловых кругах Германии в послевоенное время. Золото и доллары убитых и замученных евреев Белоруссии, Польши, Украины, России, Литвы, Латвии, Эстонии и других государств, по которым прокатились кровавым Молохом эсэсовские отряды Третьего рейха и стали тем пресловутым «стартовым капиталом» для ставшего впоследствии генералом Густава Ломбарда и ему подобным.
Я не писала бы об этом в своей книге, если бы мне не вспомнилось изречение Бенвиля:
«Способность забывать, весьма сильная у отдельных людей, ещё сильнее у человеческих обществ».
А забывать о трагедии, которая произошла на нашей белорусской земле, в наших Телеханах в годы Великой Отечественной войны, мы не имеем никакого морального права. Я согласна с Богданом Мельником, написавшим о том, что эта трагедия навсегда изменила «лицо» наших Телехан. Трагедия холокоста лишила нас большой части наших бывших земляков, она подобна огромной беспросветной тени, навсегда затмившей солнце для бывших жителей наших Телехан.
Остаётся мне только вспомнить слова булгаковского Воланда, который «утешал» нас тем, что если бы не было на Земле тени, мы не знали бы и что такое солнце.
Мне только кажется, что эсэсовцы были слишком страшной и мрачной тенью, в сравнении с которой бессильно даже солнце. И никакие, самые мудрые и умные слова не могут вернуть к жизни тех безвинно убитых телеханских евреев, которые так никогда и не узнали, чем закончилась война…