непобедимый ушак-паша

                Сергей Каширин
                НЕПОБЕДИМЫЙ  УШАК-ПАША

                ИСТОРИЧЕСКАЯ  БАЛЛАДА

    О судьбе и славе непобедимого русского флотоводца

                Возлюбиши искрянняшего твоего, яко самого себе.
               
                Мф.22, 39

      В день 200-летия представления святого воина адмирала Федора Федоровича Ушакова Богу его  бюст установили в Петербурге при храме Военно-медицинской академии.  В связи с этим доктор медицинских наук Александр Евгеньевич Коровин доверил мне написать документальный очерк  под девизом «Возьми себе в пример русского героя». А мне, заметим, в свое время довелось побывать возле могилы этого выдающегося русского человека. Да только было это в пору иудео-большевистской инквизиции, и написать о том я тогда не смог. Тема, стало быть, все равно давно зовет.
    Сразу же нельзя не обратить внимания на необычную значимость имени. Федор, от греческого - Теодор, Феодор означает Божий дар. Невольно благоговеешь. А у него еще и отчество - Федор Федорович.  О чем при советском воинствующем атеизме лучше и не заикайся. Хотя учеными признано, что между именем человека, его характером и судьбой существует некая тайная связь. Это знали еще далекие наши предки. Свято верили, что судьба государства, города, человека предопределена именем. Моряки, например, и доныне говорят: «Как корабль назовешь, так он и поплывет».
     Да и   само латинское слово «фатум» означает – судьба. О том писал ученый психолог Борис Хигир - «назовите ваше имя, и я скажу вам, кто вы». Более углубленно исследование провел выдающийся русский религиозный философ, священник Русской православной церкви Павел Флоренский. К великому сожалению, его объемный научный труд остался лишь в рукописи, а он за свои убеждения расстрелян  чекистами. Хотя существует версия, что работал еще засекречено в гулаговской «шарашке».
     Сам я, к сожалению, дневника не вёл, поэтому не назову точно дату, когда побывал на месте захоронения Ушакова. Помню - осенью. Погодка подгадала – на небе ни облачка, и мне довелось с экскурсией посетить старинный Санаксарский монастырь.
    Монастырь этот открыт был в далеком 1695 году. При безбожной иудейско-большевистской власти в 1929-м  его закрыли. Да меня, по тем временам закоренелого атеиста, туда, по правде сказать, и не влекло: монастырь! Да еще – мужской! Я же в монахи не собирался. Х-хе-х…
   Это уже в наше время  там пролег маршрут «Золотое кольцо России», а тогдашняя глубинка Мордовии была местом ссылки злостных антисоветчиков. Просто знакомые за кампанию затащили. Края, дескать, редкостно благочестивые. И мне совершенно неожиданно, прямо-таки невзначай подфартило.
    От столицы Мордовии Саранска до небольшого районного городка Темников - 150 километров. Автобусом, что называется, с ветерком. А от Темникова рукой подать – три километра пешочком, после тряской дороги вроде разминки. И пейзажи, действительно,  редкостно  чарующие. А уж место, где находится монастырь, - истинно благодатное. Но… 
     Еще в 1901 году в Темникове при всячески охаиваемом большевиками царизме был открыт народный краеведческий музей, так ведь и музей закрыли. Так что откуда я мог узнать,  что там, возле монастырской обители в далеком 1817 году погребен именитый адмирал. Словом, сказать, что в первый момент, едва подойдя, я застыл в недоумении, - ничего не сказать. Одинокая, огороженная ржавой решеткой, могила выглядела сиротливо заброшенной. Красовалась над ней когда-то часовня – увы, тоже разрушили.  И внутри ограды, и вокруг - густющая, побуревшая  трава. Ни стежки-дорожки, никакой-такой народной тропы.
    Это-то и повергло меня в смятение. Надо же, а?!  Великий русский флотоводец, - и вдруг  такое забвение...
    А у меня, между прочим, дед мой Кондрат Антонович в молодости военным моряком был. Участником мятежа на  броненосце « Потёмкин», вошедшего в историю как «потемкинское восстание» 1905 года. О морских баталиях он просвещал меня, когда я еще только в пятый класс ходил.
      - Пушки льют не для того, чтобы на них пахали, корабли – не телеги! – задиристо перед деревенскими мужиками хорохорился. И как разохотится, - заслушаешься. Особо адмирала Ушакова превозносил. Вот, мол, флотоводец был! Всем флотоводцам флотоводец!  И князь Потемкин, а затем и Суворов Ушакова высоко ценили.
    И представал в моем воображении гордый адмирал на  капитанском мостике флагманского корабля. В морских ботфортах, в треуголке и непременно с подзорной трубой. Вскинет дальнозоркую трубу, вглядится в морскую туманную даль, увидит там вражеский корабль, укажет адмиральской дланью: - Огонь! – и от вражьего корабля только ошметки да смерч воды и дыма. Знай наших!..      
   Ну и я не мог не интересоваться историей русского военно-морского флота. А во время войны в 1943 году товарищ Сталин учредил орден Ушакова. Портретов адмирала не сохранилась, так по велению вождя государственная комиссия  вскрыла могилу. По эксгумированному  черепу  восстановили лицо. А в пятидесятых годах на экраны вышли кинофильмы «Корабли штурмуют бастионы» и «Адмирал Ушаков».  Наш русский адмирал выиграл 43 морских сражения, не потеряв при этом ни одного корабля. Никто из флотоводцев в мире не одерживал столько таких побед! 
   А тут вдруг стою я, значит, возле захоронения великого русского адмирала, а в душе щемящая печаль. Как же так?
    Видя мою озадаченность, и какой–то мордвин проникся : «Ну, так это же адмирал царский…»  И поучающе пояснил: «Да и флот-то в те времена  каким был? Парусным..»
    Демонстрируя свою эрудицию, он даже пушкинскими строками щегольнул:
                Дела давно забытых дней,
                Преданья старины глубокой…
   Дескать, старинный парусный флот был не таким уж и могучим. Ну, ведь и я когда-то так рассусоливал. Что моего деда-потёмкинца аж передергивало:
    - А ты знаешь, что такое ставить паруса!?  А ты знаешь, что такое крепить паруса? А ты знаешь, что такое абордаж? Эх, ты!..
   И начинал объяснять, какой это требовало храбрости, мужества, героизма. Сорвешься с высоченной мачты - либо о палубу гроб, либо за бортом тебя сожрут акулы. А если абордаж, так это ж на палубе вражеского парусника рукопашная. Турки с ятаганами, мы – с кортиками. Сцепимся борт к борту, и пошла резня…
    И еще этак с язвецой хмыкал:
   - Залп «Авроры», залп «Авроры»…А ты знаешь, что  первая «Аврора» парусником
 была?
    - Ну и что?
    - А то! Наш русский капитан Изылметьев на фрегате «Аврора»   с юго-востока на северо-запад когда Тихий океан пересек? Еще в начале Крымской войны. А ты представляешь, что это значило? Долгое плавание, зной, штиль, океанский шторм,  парусник с борта валило на борт, морская болезнь, но боевая задача была выполнена. При нападении англо-французов на Петропавловск-Камчатский их встретили залпы сорокапушечного фрегата.
   - Вот твои большевики и придумали залп «Авроры». А в 17-м  с твоей «Авроры» и всего-то одна шестидюймовка бабахнула, да и та холостым. Она что же, этим все наше былое русское затмила?
     Мне, советскому комсомольцу, непотребным было такое. Я по-свойски подкусывал:
    - Ты, дедуля,  революцию поднимал?
    - Ну?!
    - А теперь что, в контрреволюционера переделываешься?
    - А ты, гляжу, из молодых, да ранний. Переделаешься с тобой…
    Но дедом-потёмкинцем нельзя было не гордиться. Захватывала романтика. Интересно же.Даже на таком огромном корабле, как линкор «Потёмкин» матросы спали, оказывается, на привязанных подвесных койках. Потому что во время шторма все не привязанное  вверх тормашками.
    А морская болезнь - это что?  А то, что от океанского шторма перед глазами чертики роем, голова как свинцом налита, а к горлу клубком такая тошнота, что выворачивает наизнанку.  То есть уже сама флотская служба – это мужество, героизм. 
     И вообще все в моем воображении путалось любопытным стечением событий и житейских передряг. Особо обескураживала связь времен. Русско-турецкая война казалась какой-то бесконечной, поскольку была затяжной войной с могущественной в те времена Османской империей.   Участником той войны был дед моей мамы Денис.
    То бишь, это мой прадед. Только я даже его отчества не помню. Знаю только из семейных разговоров, что после турецкой войны  он  себе в жены турчанку привел:«Здрастье, прошу любить и жаловать!»
    Да, да, пешочком, пешочком. Транспорта-то тогда никакого. А  может и преднамеренно. Красавица турчанка до него в гареме самой младшей женой была – тринадцатой. Из-за невезучего числа очереди в любви не дождалась. Так они по дороге под каждым кустиком целовались. Изголодалась бабёнка без мужской ласки.  И были у нее жгучие глаза, иссине черные волосы и надменно сжатые губы. А уж злаяя– не приведи Господи! Детишек за малейшую провинность, как половики выбивала – аж пыль столбом! В деревне ее  жидовкой звали.
   А после Крымской войны мой дед по матери Терентий Денисович себе в жены украинку привел. И тоже пешком. Можно было  волов купить, но их кормить надо. А мужики в нашем роду  были пылкие, влюбчивые.  Да и украинка оказалась веселой. В деревне, помню, за доброту да лирический нрав ее хохлушкой звали. Голосистая была, песельница. Дед на баяне, а она рядом – соловушкой: «Я Ванятку так шаную, а де встрену, там целую» Тоже, значит, под каждым кустом…
   А есть сведения, что командующий Черноморским флотом адмирал Ушаков таким вот военно-полевым бракам не перечил, хотя сам держался иных правил. По семейным преданиям, дед-прадед Денис видел такое, чего нам вовек не видать. Дорога отступавшей турецкой армии была на семь верст завалена трупами янычаров. А у каждого, согласно мусульманской вере,  по дюжине  жен. Гарем на гареме. Даже взятые в плен, они обязаны были до гроба блюсти  преданность мужьям. А хозяева гаремов – бездушные кастрты- евнухи  по рублю штука спекулировали. А русский солдат Денис  смотрит– одна така хворенька, в чем душа жива. Ну, сжалился, выкупил. А тут, как на грех, адмирал со свитой.
   - Зачем тебе турецкая баба?
   - Так жалко же.  Хворая. Помрёть…
   А Ушаков говорил, что для него служба  на флоте  дороже всякого бабья. А в захваченном турецком лагере трофеев – видимо-невидимо. Верблюды, навьюченные тюками богатства,  золото, пиастры, дукаты – лопатой греби. Ну, наша братва и айда. Лишняя копейка карман  не трет. А Денис – щедрая русская душа! - из своего жалованья пятерку за турчанку отвалил. Х-хе-х…
    Что адмиралу однако по нраву пришлось. Для русского воина, говорил ,  дороже всего два металла – сталь штыка да свинец в пулях. Правда, все же попенял:
    - А веры-то она - бусурманской.
     На что наш Денис и тут не оробел:
    - А мы ее у нас крестим…
    Словом, шут его знает, что там и как, но такой вот был с русско-турецкой войны драгоценный трофей. А потом пошли у них детки с иссиня-черными кудряшками и взрывным, как порох, темпераментом. Чуть что – и в драку. В деревне их так и звали – драчуны. Это мне потом уже мой дядя Петя объяснял. Даже мой  двоюродный братишка, разбитной деревенский гармонист Володя таким залихватским иссиня-черным чубом форсил. Увы, на  Второй мировой при штурме Гомеля головушку сложил.
   А мне вот остается только раздумчиво вздыхать. Не зря русская народная поговорка  бытует: «Мама – турок,  папа –грек, а я русский человек…»
     Такое вот переплетение судеб, характеров и связь времен, когда далекое прошлое сливается в одно непрерывное, как бесконечное вечно живое. Разве в житейской колготне хронологию исторических событий помнишь?  Но когда случай привел к позабытой-позаброшенной могиле великого русского человека, и себя причастным к истории  сознаешь. Тут и грусть, и волнение, и хочется многое сказать, и нужных слов не найти…
    В сумбур моих грустных раздумий вплелось пушкинское:
                Певец любви, певец богов,
                Скажи мне, что такое слава?
                Могильный гул, хвалебный глас,
                Из рода в роды звук бегущий,
                Или под сенью дымной кущи
                Цыгана дикого рассказ…
    Конечно, хотелось бы, чтобы это была из рода в роды, от прадедов к потомкам, из поколения в поколение передающаяся  бессмертная память. Увы, глядя на позабытую-позаброшенную могилу, в памяти иное: «Вот так проходит земная слава…» 
       Если же о русской морской славе речь, то память обращается вглубь еще более дальних времен. Старинные летописи сообщают, что русский князь Олег с прозванием «вещий» весной  907 года снарядил в поход к Черному( тогда – Русскому) морю на Византию 2000 парусно-гребных лодей. Каждая из которых вмещала до 60 человек. То есть там было около 80 тысяч воинов, и они осадили Царьград(Константинополь). Византийцы перегородили вход в бухту Золотой Рог железными цепями.  Тогда Олег велел поставить лодьи на колеса, и под парусами двинул свою армаду по суше. Перепуганные защитники послали сказать Олегу:
   «Дадим тебе любую дань, какую захочешь, только не губи…»
    Этот эпизод  включен в учебники истории, а тактический маневр парусного флота в 1704 году повторил Петр 1 у мыса Гангут. Хотя и тут изрядное сомнение. С достопамятного петровского ботика, Российскому военно-морскому флоту 300 лет. А почему бы не вести отсчет  с 907 года? 
     Петр 1 заслуженно считается основателем нашего регулярного Военно-морского флота, но и тут некоторые замечания. Жители Новгородчины и Русского Севера задолго до того занимались мореплаванием по Балтике -Варяжскому морю, по Белому и Студеному – Северному океану. Семен Дежнев совершил великое Географическое открытие, пройдя из Северного океана в Тихий. То есть он открыл Северный  морской путь.
   А ведь Ушаков тогда уже на Балтике служил.  Гардемарином в плавание ходил, затем мичманом был. А потом вон как обернулось: на Черное море он уже капитаном 1-го ранга прибыл и  стал основателем Черноморского военно-морского флота. С Петром 1 не сопоставить, тут же в сословиях вон какой контраст. Петр 1 – наследственно царь, а Федор Ушаков родился в бедной мелкопоместной семье в захолустном сельце Бурнаково. Отец его Федор Игнатьевич Ушаков –всего лишь отставной сержант лейб-гвардии Преображенского полка. Мама Прасковья Никитична из местных селян. Из четырех сыновей Феденька у нее младшенький.
    Истинно, Феодор – дар Божий. Родился и рос – моря в глаза не видел, а стал военным моряком, адмиралом и великим милостью Божьей флотоводцем. Истинно, все его 43 блистательных морских сражения по Промыслу Божию совершены. В истории военного и военно-морского искусства его имя стоит рядом с именем Суворова. То, что Суворов делал на суше, Ушаков делал на море. Русский адмирал Ушаков вошел в число лучших флотоводцев всех времен и народов. Его служение России, его русский патриотизм, его воинский путь и победы – пример для многих поколений русских воинов.
    В числе 43 морских побед адмирала Ушакова самым потрясающим считается сражение при мысе Калиакриа в ходе русско-турецкой войны в 1791 году. Турецкий флот – 78 кораблей,
Русский – 37, соотношение орудий – 1800 против 980 в пользу турок. Ушаков, командуя с флагманского линейного 80-пушечного корабля «Рождество Христово»,  разгромил турецкую армаду, которой командовал Али-паша, обещавший султану  привести Ушакова в кандалах.
   От артиллерийской пальбы над морем густым туманом навис пороховой дым.  Орудийные залпы сливались в одуряющую канонаду. Пожар за пожаром буйно охватывали снасти, взрывались пороховые бочки, вражеские парусники горели, раскалывались и  тонули. В замешательстве турки кидались в волны, бурлящее море запестрело от голов утопающих и красной от крови золы.
    В победоносном этом  сражении русская  эскадра уничтожила превосходную армаду Турции, которой командовал
талантливейший турецкий флотоводец. Одноглазый фаворит(попросту говоря – любовник) Екатерины Второй  князь Потёмкин с гордостью слал депешу :
   «Сражение было жестоко… Контр-адмирал  атаковал противника  вдвое сильнее себя, разбил и гнал до ночи…»
    Остатки разгромленного турецкого флота  разметал ночной океанский шторм. Султан, получив известие, что его флот полностью разгромлен, подписал Ясский мирный договор, по которому земли правее Днепра (обширнейшие Таврические степи - нынешняя Новоросссия) отходили к России. Со страхом  и преклонением турки прозвали Ушакова Непобедимым Ушак-пашой.  Потёмкин получил титул князя Таврического.
    Европа вздрогнула.  Победа Ушакова при Калакриа вошла во все учебники истории. А когда Павел 1 заключил с Турцией союз против якобинской Франции, Ушаков был назначен командующим объединенной  Русско-турецкой эскадрой. Через запертые до того турками Босфор и Дарданелы  он в  1797 году вывел союзный флот в Средиземное море и начал освобождать от французов Ионические острова.
    Корабли штурмовали бастионы. Русские десанты атаковали так, чтобы расположенные там французские гарнизоны сдавались в плен. Но некоторые бежали на остров Корфу, где находилась неприступная по тем временам мощнейшая европейская крепость.  А тут неожиданно резко для этих краев испортилась февральская погода. Стало холодно, повалил снег. Из-за отдаленности от базы русским не хватало продовольствия, теплой амуниции, денег. Ушаков выделил свои личные средства на провиант, но теплых вещей для покупки в нужном количестве не нашлось. Адмирал повелел закупить женские теплые халаты  и начал усиленную подготовку десанта.
     19 февраля русские матросы взяли неприступную крепость штурмом. Потёмкин доносил: Катеринушка Великая, опять Виктория! Победа! Виват!   
      А захваченный в плен французский гарнизон  Ушаков посадил на баржи и отправил…домой. К женам. К детям. К семьям. С рыцарским условием против русских больше не воевать! Проявил себя не только как флотоводец, но и как стратег, политик, дипломат и государственный деятель. Здесь была  образована независимая Республика Семи островов. Ушаков дал республике Конституцию. Эта Конституция была признана самой демократической  в Европе. И это в то время,  когда в России о конституции и не помышляли.
   А еще такой исторический факт, о котором мало кто знает. Мы знаем, что русские войска под командованием графа Салтыкова освободили Берлин. Александр 1 освободил Париж. Ушаков освободил Рим.
    Суворов в это время освобождал Северную Италию. В своей реляции он писал:
    «Ура Русскому флоту!..Я теперь говорю: «Зачем я не был на Корфу хотя бы мичманом!»
    События однако развивались не столь благосклонно. Военный министр Милютин признал: «За блеском побед Суворова как-то забыт блеск побед Ушакова». По Тильзитскому мирному договору император России сделался союзником Наполеона. Ионические острова были переданы французам.  Можно только догадываться, каково было пережить такое бескомпромиссному адмиралу. Ушаков подал прошение об отставке, был  уволен «с мундиром и пенсией», и уехал из Санкт-Петербурга в далекую провинциальную глушь. Прямо скажем – в изгнание.
    Остаток жизни отставной адмирал провел в деревне  близ Санаксарского монастыря в деревне Алексеевка Темниковского уезда Тамбовской губернии. По свидетельству владыки Тамбовского жил Федор Федорович «по седмицам уединенно в келии». Семьи у него не было,  всю свою жизнь он посвятил флоту, детьми своими называл офицеров и матросов.  Отписав долю поместья племянникам, значительные средства выделил на устройство военного госпиталя. И все, в благодеяниях жертвуя «от усердия своего», раздал  вдовам погибших офицеров, матросов, солдат, бедным и нищим. Погребен по его пожеланию в Санаксарском монастыре.
   При похоронах гроб с телом покойного адмирала морские офицеры хотели поставить на подводу, но народ не позволил и нес на руках до самой Санаксарской обители. Так благодарные односельчане, родные и близкие, население окрестных деревень, массово, любовно провожали героического русского адмирала Федора Федоровича Ушакова в последний земной путь –в вечность, в бессмертие.
     В 1991 году Санаксарский монастырь возвращен Русской православной церкви. В 2001 году Федор Федорович Ушаков официально причислен Русской православной церковью к лику местночтимых святых Саранской и Мордовской епархии. А уже в 2004 году – к лику общечтимых святых. Такая канонизация  есть свидетельство Церкви земной о том, что данный святой  предстал перед престолом Божьим в Царстве Небесном и получил дерзновение молиться за весь мир.
     ЗА ВЕСЬ МИР!..
     Уста немеют!
    Перед нами  величие русского святого в адмиральских погонах до святости вершинно-небесной. Преклоняясь, переадресую Ушакову дифирамб Маяковского:
                Я бы жизнь свою, немея от восторга,
                За одно б его дыханье отдал!..
    А девиз нашего журнального очерка  дерзновенный завет  Суворова – «Возьми себе в пример героя!» Кто рискнет взять примером Ушакова? Мыслимо ли?!
    Представьте - мыслимо! Сказано: не вдруг Москва строилась. Так и здесь. Дорогу осилит идущий. А под лежачий камень вода не течет.
   Осмысливая становление и формирование характера человека, вспомним Пушкина. Старик Гринев, провожая сына на армейскую службу, назидал:
     «Прощай, Петр! Береги честь смолоду! От службы не отказывайся, на службу не напрашивайся, служи честно, кому присягнешь…»
    Задумаемся: при всем величии что главное в облике, в характере великого флотоводца? Что помыслит, так сказать, простой, обыкновенный, любой читатель? На первом плане потрясающе великие воинские подвиги Ушакова, самоотверженность, честь и честность. При всем том меня в монастыре случайно услышанное до глубины души озарило :
    « «…чтобы мы от него научились, как жить, какой любовью любить, как забывать себя и помнить бесстрашно, жертвенно радостно всякую нужду другого человека».
    …помнить жертвенно  НУЖДУ ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА!
    Вот ведь чем велик прежде всего непобедимый русский адмирал! Внимательный, пристрастный читатель данного очерка не может не видеть этого на фоне массовой олигархической эпидемии нынешнего генерал-губернаторского казнокрадства, коррупции и  ограбления народа. Комментарии излишни. 
   В свете этого очевиднее очевидного кому подражать и кому противостоять, кого брать себе в пример для жизни и борьбы.

                ***
    Причисление адмирала к лику общечтимых святых – случай беспрецедентный. Это вызвало бурную волну обсуждений и вопросов. Правильно писал Вильям Шекспир, мелкий люд любит обсуждать дела великих. Позвольте мол, в чем же его такая особая святость? В кровопролитных сражениях? А как же главная христианская заповедь – «Не убий?!»
   Однако же характером, поведением, всей  многотрудной жизнью своей Федор Федорович Ушаков был смолоду не так-то прост, чтобы судить о нем мелкому люду. В годы учебы в Морском корпусе его, мягко говоря, недолюбливали кадеты из семей богатеньких дворян. Когда они, охмуряя петербургских дворянских фифочек, предавались азартным  картежным играм, забулдыжным попойкам и прочим холостяцким юным утехам и потехам, Федя усердно грыз гранит науки, блистал успеваемостью в учебе. Особое пристрастие к навигации, астрономии и математике питал. Дворянчики исходили завистью и злобой: « Выскочка! Зубрила! Карьерист!..» Посредственность одаренных не любит.
    После 5 лет учебы гардемарин Федор Ушаков был удостоен чина мичмана и приведен к присяге. И надо было видеть, как он был при этом взволнован, с какой искренностью присягал;
    «Клянуся нелицеприятно и верно служить до последней капли крови не щадя  живота своего…»
    Он не был баловнем судьбы, не был знатен, рос в семье, где едва сводили концы с концами, что и наложило благородный русский отпечаток на его характер. А жизнь выпала на тот век, который в России назвали бабьим. Как вздохнул поэт, времена не выбирают, в них живут и умирают. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
    «Скиптр никак не мог достаться в руки пряслицей, что правят,» сатирически обронил вольнолюбивый Радищев, поскольку после смерти Петра 1  царский трон пять раз  переходил в руки женщин. Престол оседлали властолюбивые, да еще не в меру темпераментные  дамочки, окружавшие себя смазливыми любовниками - фаворитами. И не Ушаков время, а само время выбрало его, чтобы противостоять живым укором имперскому разврату своей великорусской святостью.
   Среди царствующих особ первой выделилась личность царевны Софьи. Особость в том, что она явилась первой женщиной из рода Романовых, которая встала у руля государства. Правление её было недолгим. По словам В.О. Ключевского, властолюбию она пожертвовала совестью, а темпераменту стыдом. По ее интригам и подстрекательству вспыхнул стрелецкий бунт, Войска, оставшиеся верными царю, подавили мятеж. Сам Петр 1 участвовал в подавлении мятежа и рубил головы бунтовщикам. Причем 900 стрельцов были казнены в один день. Не гавкай, цепной кобель, из-под бабской юбки!..
   После чего, можно попросту сказать, и пошло и поехало. Победивший Петр 1 в 17-летнем возрасте был обвенчан с Евдокией Лопухиной, но связался с  немкой Анной Монс, а та изменила ему  с прусским посланником. Петр 1 за измену  и ей голову отрубил. Чтоб другим изменщицам неповадно было! Затем, не затрудняясь поисками, отобрал у Меншикова его экономку Марту Скавронскую, которую тот перед тем отобрал у Шереметева, подобравшего ее из прачек разгромленной шведской армии.
     Распутная Марта Скавронская без раздумий согласилась креститься в православную веру и стала называться Екатериной Алексеевной. Сама пленница, женским обаянием своим она обаяла, проще говоря, пленила Петра 1, но – надо же! - вскоре  и ему изменила с его личным секретарем братом Анны Монс Вилемом Монсом.
   Да, да, представьте себе. Это Пушкинская Татьяна «русская душою» наотрез показала от ворот поворот ловеласу Онегину. «Я вас люблю, скрывать не стану. Но я другому отдана, и буду век ему верна». А эти немки и прочие иноземки искони вертихвостки.
    А Петр 1 на расправу был скор. Колесовать похотливого немчика! - повелел. Причем непременно в присутствии Марты-Екатерины. Смотри, стерва, любуйся! Однако же  та и бровью не повела. Не хватало еще за каждого кобеля переживать.
   Петр 1 простил. Тем паче, что и с  первой законной  женой его Евдокией катавасия приключилась. Он ее в монастырь сослал, а она там с  неким майором Глебовым спуталась.  Император велел Глебова казнить, а ее заточить в монастырь с более строгим режимом.
   Только он вдруг  скоропостижно умер. Возле Лахты в заливе потерпело крушение судно с рыбаками. Императору было всего лишь 52 года, он был полон сил и здоровья, и лично спасал утопавших, более часа ныряя в холодную воду. А дело было в морозном декабре, от жестокой простуды он получил жестокое воспаление почек, и самого его от смерти не спасли. Даже не успел написать завещания, кого оставить наследником.
    Вы где-нибудь видели в мире такого царя, такого великого самодержавного государя, такого великого властителя, который  подобно русскому императору Петру Великому ради спасения жизни своих подданных самоотверженно пожертвовал бы своей?! Я не знаю. У него было 6  сыновей, но 5 из них в младенчестве Бог прибрал,  а взрослый за измену по его же приказу осужден был. Так подобранную им  шведскую солдатскую потаскушку  Марту Скавронскую в 1725 году провозгласили императрицей  как Екатерину 1.
   Истинно, не родись красивой, а родись блудливой. Блудницам больше везет. Да только ведь и сама через два года окачурилась в возрасте 44  лет. Божий Промысел?!
    Про последующих царствоваших на святой Руси красоток и вспоминать горько. Счастливый выбор после Екатерины 1 выпал 37-летней вдовствующей герцогине  курляндской Анне Ивановне. Историки именуют ее на немецкий манер – Анной Иоановной. Она меньше всего занималась государственными делами. Балы, маскарады, торжественные обеды и ужины, иллюминации и фейерверки – вот ее стихия. Фактическим правителем при ней состоял ее фаворит   курляндский немец  обер-камергер Эрнст Иоганн Бирон.
      Советниками при ней – тоже  немцы: Бурхарт Миних и Генрих Остерман. Миниха она сделала генерал-фельдмаршалом, Остермана – генерал-адмиралом. Началась кровожадная бироновщина. За 10 лет такого правления было казнено, отправлено в тюрьму и в Сибирь на каторгу свыше 20 тысяч русских людей.
    Особенно жестокой была расправа с талантливым русским князем Артемием Волынским, выступившим против немецкого засилья. Клевета, доносы, предательства, казни. Князь Артемий Волынский говорил: «Нам, русским, и хлеба не надо, мы друг друга едим и тем сыты бываем».(Эх, горькая русская правда!).  Он тоже был казнен. Был отправлен в ссылку бывший первый любовник Екатерины, баловень судьбы безродный, по словам Пушкина, полудержавный властелин князь Меншиков.
      Разнузданную жестокость Анны Иоановны прервала тяжелая болезнь. Правительницей при двухмесячном наследнике царевиче  Иване Антоновиче с поддержкой  немцев объявила себя ее племянница Анна Леопольдовна. Она тоже любила  веселье и пьянки, в день ее восшествия на престол пили так, что передвигались на четвереньках. Своего мужа Антона Ульриха она возвела аж в генералиссимусы.
    Бирона и всю эту немецкую шайку свергли восставшие офицеры гвардейцы. Малолетний царевич Иван Антонович, которому не исполнилось и двух лет,  был арестован и далее всю жизнь(24 года) содержался под усиленной стражей в неприступной Шлиссельбургской крепости. Анна Леопольдовна и «генералиссимус Антон»  были тоже отправлены в в ссылку на Север, в село Холмогоры, где их содержали в доме за высоким забором и не давали никаких книг, даже Библии.
    В 1741 году императрицей провозгласили Елизавету Петровну. При ней тоже пили до упаду. Она не любила ночью спать, участвовала во всех забавах, пиршествах и  балах, ложилась спать лишь в  5 утра. Ее называли «веселая Елизабета».
   В исторической своей работе «О повреждении нравов в России» М.М.Шувалов писал:
    «Взирая на нынешнее состояние Отечества моего с позиций строгих старинных русских правил, не могу не дивиться, сколь повредили повсюдно нравы в России».
    Простой старорусский люд выражался проще:
    - Не дай Бог свинье рог, а бабе царства!
  Парикмахеры, парикмахерские(и слова-то немецкие) и пышные прически в те времена еще не вошли в моду.  Мужикам Петр 1 бороды  ножницами для стрижки овец стриг самолично, но баб не тронул, они чистоплотно прятали свои длинные косы под капот. И до сегодня сохранилось пренебрежение:
   - Волос долог -  ум короток.
   А рогоносцами числят всех мужиков
   Дикая страна, дикия нравы, со страхом заключали «культурные» европейцы. И самое там дикое – императрица Екатерина Вторая. Словно мозги у всех отшибло, что ее настоящее немецкое имя – Софья Фредерика Августа Анхальт Цербсткая.
    - Нахалка Церберская!  - ярились дворянские завистницы.
   Жестокий век – жестокие сердца!  -с горечью писали историки.
   Само собой напрашивается:
   Развратный век – развратные сердца!
   Самые невероятные слухи и сплетни о том с особой горячностью обсуждались и в  Петербургском морском корпусе молодыми, впечатлительными кадетами. Когда Екатерину Вторую упрекали, что она осыпает своих любовников  слишком щедрыми дарами, она пренебрежительно кочевряжилась:
  - Ослов надо сытно кормить.
  - Не ослов, а жеребцов, - сквозь зубы цедил главный ее фаворит Гриша Потемкин.
   - Ах, солнышко мое, человеческая природа слаба. Каждый желает богатеть, ни черта ни делая.
   - Богоподобная  ослица! – нежно отвечал Потемкин. - Это при тебе-то не делать? Осел Платон Зубов жалуется, что после исполнения своих обязанностей в твоем гареме он неделю потом в изнеможении валяется.   
   -Мужики, -саркастически возгласила царевна «киргиз-кайсацкия орды», - лишь тогда чего-то стоят, когда мы, женщины, их ценим.
   - Это почему?
  - Да хотя бы потому, что не нашелся ни один хахаль, который осмелился бы мне отказать.
    Фаворитизм – явление для монархий распространенное, но только  Екатерина Вторая(кстати, европейка, немка по происхождению) не постыдилась возвысить торговлю своим  женским телом до государственного значения. По неполным усредненным данным  у нее было свыше 200 (двухсот!?) любовников. А может, и побольше. По слухам - едва ли не кажинный день – новый.( Аппетит приходит с едой).
   Просторечно выражаясь, невольных и добровольных куртизанов. Разумеется, завуалированных фиговым листком именования – фавориты.  Да и кому же не в гордость с самой царицей трапезу разделить! Вкусно – не вкусно, не суть. Главное – царица! Любить – так королеву, воровать –так миллион!  А тут тебе и королева, и не миллион, а – миллионы!
    От некоторых, по-русски говоря, проститутов  остались лишь фамилии: Архаров, Стоянов, Страхов, Стахиев, Ранцов, Левашов и прочие. Римский-Корсаков, отлученный из этой своры, публично обличал  «отвратительные картины своих бывших обязанностей», когда у него «от напряжения семь потов ручьем, и аж ногти синели». А офицер Повало-Швейковский от позора и ей на позор зарезался у нее под окном. Да, прямо  говоря, и стоят ли они того, чтобы их хотя бы упоминать. Разве что – с презрением. Даже и ныне о том, прямо скажем, стыдно открытым текстом писать, а с нее как с гусыни мелкие брызги.
    - Ты бандерша, - намекали ей завистницы.- Бесстыжая альковная разбойница. Буйнопомешаная.
    - Я просто женщина, которая безумно хочет любить.
    - А ты знаешь, что про тебя в Европе говорят?
   - Плевать я хотела на Европу! – и без того постоянно коверкая русскую разговорную речь,  перестаралась в просторечии: - Хоть дай, говорять, хоть не дай, говорять. Пускай говорять,  буду чаще давать.
    С тех пор на Руси говорят, что блудница своего счастья не проблудует. И чем азартнее вертихвостка вертит хвостом, тем азартнее бросаются на нее кобели. А сучка не захочет – кобель не вскочит.
    И прейскурант на мужчин  менялся. В царствование Елизаветы Петровны помещик Рогожин из города Темникова продал шесть крепостных душ всего за 15 рублей. При Екатерине в ее «золотом веке » цены возвысились. За одного здорового парня  брали по 30 рублей. Екатерина и тут всех до умопомрачения превзошла. Она безоглядно швыряла своим любовникам бриллианты, деньги, воинские звания, земли с крепостными крестьянами. Самого желанного – богатырского сложения унтер-офицера(сиречь -сержанта)Гришку Потемкина, хотя и был одноглазым, сделала генерал-фельдмаршалом, князем. Дважды дарила ему Таврический и Аничков дворцы, которые он вскоре продавал обратно казне, постоянно нуждаясь в деньгах.
    А сама более всего любила преклонение и славу. Известности ради затеяла переписку с величайшим философом Вольтером, называла себя его ученицей. Писала так коряво, с таким множеством грамматических ошибок, что хоть в руки не бери. О чем, конечно,  никто ей не осмеливался сказать. Только ехидный Вольтер, явно в издевку, возвращал  российской царице ее письма, исчирканные исправлениями. Чтобы его задобрить, она за большие деньги, купила у него его личную библиотеку. Которая, кстати, хранится в Эрмитаже.
    Жалко, что ли, раскошеливаясь из  государственной казны! И милых ее любвеобильному сердцу милостями  на ту же стезю направляла. Секретаря своего, холостяка Безбородко  сделала канцлером. А тот с ее одобрения содержал еще итальянскую певичку Давию. И тоже не бесплатно. Он ежемесячно платил ей 8 000 рублей. А когда она уезжала в Италию, подарил ей 500 000.
   Все это давно не секрет, любой сомневающийся может прочесть в книге Ю.М. Сокольского «Цари и министры»(СПб. 1998), да и в учебниках истории.
    Да и в те времена  о таких вещах распространялись самые невероятные слухи и стократ преувеличенные сплетни.  Федор Ушаков, будучи тогда кадетом Петербургского морского корпуса, от подобных разговоров брезгливо отстранялся. Меж тем смазливенькие гардемаринчики упивались мечтой примазаться фаворитом к богатенькой дворяночке с квартиркой в Питере.  А он вдруг «ни к селу, ни к городу» сгоряча обронил с осуждением о стеклянных банках в Эрмитаже, где заспиртованы две головы – мужская и женская. Как-то так, в компании невзначай сорвалось с языка. Красивые, мол, были люди, а вот…
    Как? Почему? Чьи? Одна фрейлины Гамильтон, другая – Вилли Монса. Мария Гамильтон была  фавориткой Петра Первого. Он  отрубил ей голову за измену, потом отсек и голову камергеру Монсу, который был любовником его жены – Екатерины Первой. Вот злонравия достойные плоды! Вот к чему ведет  неуемная разнузданная похоть.
    За что Федор и поплатился. Не зря сказано: язык мой – враг мой.  А слово – не воробей, вылетело – не поймаешь. Служил нелицеприятно, преданно, в звании капитан-лейтенанта   командовал уже императорскими яхтами. Перед ним широко открывались двери к высокой карьере, но с Северного  Балтийского флота его вдруг сплавили на далекую от Питера Азовско-Донскую флотилию. Понял, мальчик? Прикуси язык!..
  Да и  на юге тоже столкнулся с  неприязнью. Не прошло и нескольких месяцев, как вышестоящему флотскому командованию последовала кляуза, что Ушаков распускает нелепые вымыслы, порочащие высоких особ. Криминал!
    Жалоба легла на стол князя Потемкина. Светлейший к малейшим нарушениям относился нервно:
    - Явить Ушака!
     Является Ушаков. Глаза – звезды. Молодцеват, строен, лихо отдает честь,  браво вздернув подбородок, «глазами ест начальство», рапортует. Аккуратно подстрижен, чисто выбрит,  мундир поношен, но ни лишней складочки, ни пылинки, на флотском ремне – длиннющая острая шпага.
   - Что вы любите, кроме шпаги?
   - Длинная шпага матросу для форсу. Она при абордаже только мешает. Сподручнее кортик. Книги еще, ваша светлость, люблю.  Тысячи сражений не принесли человечеству пользы, между тем как творения великих людей всегда будут источником чистейших наслаждений.
    - Провозглашенная истина в тысячу раз ценнее всех военных  кампаний, - подхватил Потемкин цитату Вольтера. – Так?
   - Так точно! У вас отличная память, ваша светлость. Хлеб всухомятку ешь, но правду-матку режь.
   Потемкин знал, что Ушаков не знатен, но он всегда верил в то, что ему виделось или что видеть хотелось.
   -  Хм! Востёр! –хмыкнул. – С лица тебя к аристократам не причислишь. Ишь, скулы-то - булыжины, губы –хм! - подошвы в ботфортах. Кремень мужик! –Нагнулся, общупал ботфорты: - Ну-у, нищета. Не сафьян.
    - Ну… Не из паркетных шаркунов.
    - Водку пьешь?
    - Продай кальсоны, но выпей после бани, -  Суворов сказал.
    - Сплетни! Трезвость еще не добродетель, но отсутствие порока. Ладно. Чего от жизни взыскуешь?
   - Службы настоящей! Чтобы для пользы.
   - М-м-м… Мыслишки, по глазам вижу, шевелятся. Черепок варит. Побольше бы нам таких прытких! Чтобы ум острее шпаги.  Чего  ж в этой мелководной Азовской луже на мель сел ? Хочешь на Черное море?
   - Так точно, ваша светлость! Давно уже о том рапорт подал. Ответа нет.
    - Будет. Жди. Вместе комаров херсонских покормим.
   У  жалобщиков и глаза на лоб. Зависти  не было границ:
  - Ну, Федя, везуньчик ты! Светлейший в настроении был…
    Им и невдомек, что Потемкин в настроении был тогда весьма мрачном. До них еще не дошел страшный слух, что в  России уже буйствует чума.  Мор косил  тысячами. Мертвецы валялись на улицах. Гробокопатели в  черных капюшонах с прорезями для глаз(сама смерть!)  крючьями волочили их на похоронные дроги, вывозили за околицу, зарывали без отпевания. И гигантские амбары Симонова монастыря были переполнены трупами. Епископ Амвросий  распорядился перед клиром епархии:
   - Покойников класть в гробы, не обмывая и не давая им последнего целования.
    Разбегающиеся в панике москвичи разносили заразу далеко окрест.  Черная смерть распространялась по Смоленской, Нижегородской, Казанской, Воронежской и другим губерниям. Неожиданно захандрил и князь Потемкин. Лекарь Гензель поставил диагноз – чума! Светлейший, веря и не веря, кинулся к своим ординарцам – запорожцам Пискуну и Самодрыге:
   - Лечите, братцы, как  знахари русские лечат!  Выручайте…
   Была уже промозглая осень. Запорожцы раздели князя догола, вывели во двор и стали окатывать из ведер ледяной водой. Давали чару русской водки с золой и порохом, вечером перед сном  поили  крепчайшей водкой с лошадиной мочой, и хворобу как рукой сняло. Проснулся богатырский русский аппетит(«волка съем!»), князь снова ел, что попало, хрупал репу, хрустел  свежей капустой и пил, где придется.
    Я ничего не преувеличиваю и не выдумываю, проницательные мои цивилизованные читатели. Если не читали, читайте двухтомник писателя историка Валентина Пикуля «Фаворит»
(Пикуль В.С. «Фаворит».Роман-хроника времен  Екатерины Второй в двух томах. М.,Современник, 1992,т.1,стр.460).
    А Москве не везло. Амвросий требовал закрыть общественные бани и базары, которые называл рассадниками заразы. Непонятливый народ взбунтовался: ты зачем бани и базары закрыл? Ты нас грязью и голодом уморить хочешь? Толпа ринулась на него с дрекольем. Архиепископ в слезах взмолился:
  - Господи! Остави им, не ведают бо, что творят.
   Его трясли за бороду, выдирали с головы патлы, избивали дубинами. Москва была в зареве пожаров – горели дома, где не осталось жильцов, одни трупы. От Амвросия осталась бесформенный комок. Положение спас фаворит Гришка Орлов. Примчавшись из Петербурга по велению императрицы, беспощадно перевешал убийц.  А чума  с наступлением морозов переметнулась на юг России – в теплые края.
   -Ученых этих  лекарей, яко псов, перевешать бы! - выбранился сквозь зубы Потемкин. – Русский человек не болезней, а больниц  боится.
    Вмах - на коня  и - на юг. «В самое гноище», где  от моровой язвы  «страшен бысть мор на людех». С мая по октябрь эпидемия выкосила около 12 000 человек. Сам смерти не страшился:
     - Помру, но не сейчас. Язва в Херсоне не так свирепа, как в Москве.
     Сам в чумном Херсоне мужественно инспектировал казармы, склады, верфи, велел убирать и закапывать трупы, есть чеснок. Прикатил и в лагерь Ушакова.
     - Здравствуй, Федор!  Покажи гальюн.
     - Вам по быстрой, ваша светлость?
     - По быстрой. Давно дерьма чужого не видел.
    А  лагерь - какой тут лагерь. Поодаль  одна от другой  крытые камышом землянки. На жердях сушится стираное матросское бельишко. Сам Ушак все тот же чистюля, франт, аккуратист, щеголь. Кругом дымятся можжевеловые костры, дым глаза ест. Сухопутный гальюн – аккуратно сколоченный нужник – тоже можжевельником крыт. Осмотрел, проверил  все вокруг,  заглянул в выгребную яму – хм, глубоко, чисто, песочек желтый..
     - А мертвяки где?
    - У нас нет.
    - А вакантные? К лекарям?
   -  Никак нет. Которых заподозрили, сами можжевеловыми вениками в бане выпарили, переодели в чистое. Для них отдельно землянку  вырыли, еду и воду им туда носим.  Чтобы с заразными  лишний раз не общаться. Бочки с уксусом, чтобы руки мыли, обтирались.
   - Продай кальсоны, но выпей после бани? – поморщился князь, напомнив давнюю сплетню. – Водку пьют?
   - Ни в коем разе! Это и здоровому надо меру знать. Хворь легче предупредить, чем потом лечить. Великий врач Гален в страхе бежал из чумного Рима, другой великий врач Парацельс в чумном Риме страха не ведал. Для профилактики причину чумы Деллебар в микроскоп разгадал.
   - Имеешь такой?
   - Откуда же…
   - Достану. Из Парижа выпишу.
   - Благодарствую вашей светлости. Дозвольте низкопоклонно на колени не падать, штаны помну.
   Гордец, однако! Задира! Эх, молодо-зелено. Однако же в его команде не умер ни один человек. Молодец! Люблю дерзких. Сам таков. С высоты своего почти двухметрового роста склонился всей своей богатырской тушей, облапил приземистого Ушакова, по-русски трижды расцеловал в обе щеки. По-мужски, не чинясь, тряхнул за плечи:
   - Смотри у меня, Аника-воин! И немятые штаны спущу – выпорю!
   - Палка, князь, о двух концах.
   - Ладно, ладно, Ушак-воин, не дуй губы. Свои люди - сочтемся…
   А от верфей - тревожная дробь  барабанов. На мачту фрегата угрюмо полз черный флаг, - в экипаже объявилась чума.  С форта грохнули пушки, грянули оркестры.  Это командующий Марко Войнович отпугивал чуму  одуряющими звуками. Потемкина начал отвлекать сведениями о том, как султанская эскадра Гасана, пока плыла Тамань брать, все море покойниками закидала. От моровой язвы все кругом, как мухи от мухомора, табунами мрут.
    Не стерпел – обиженно пожаловался. Ушаков своевольничает, в госпиталь никого своих не отпускает.  Лекарем себя возомнил. Сам, говорит, с Божьей помощью лечить буду. Тоже мне эскулап выискался. Опасно же. Прикажите…
    Потемкин со всего маху – хрясь!  - как из пушки - пощечину: Богу –Богово, кесарю – кесарево! В команде Ушакова чумы нет . Он свою баню построил, матросов держит в чистоте, обложил лагерную зону можжевельником, окутал можжевеловым дымом. Руки мыть и обтираться заставляет уксусом. Вот так все действуйте!..
    Екатерине писал, что Федора Ушакова за проявленное усердие и бесстрашие в борьбе с чумой поощрить  особливо. Ушков был повышен в чине, награжден орденом Владимира четвертой степени, где было выгравировано: польза – честь – слава! Это был новый в России орден, вручаемый за гражданские доблести. Так первую высокую награду Федор Ушаков получил не за военный подвиг, а за сбережение жизней в борьбе с чумой.
                ***
    Чудны дела Твои, Господи! Воистину,  Божий промысел, направлял Ушакова на путь добра и мира.  Немало есть таких чудес на свете, что и не снились нашим мудрецам, - писал   Шекспир. Или, как говорят в наше цивилизованное время,  судьба играет человеком,  а человек играет на трубе.
    Ушаков не на трубе – на флейте фиоритуры любил. От деревенского детства пошло: флейта – вроде пастушьей  дудки. (Доброго человека - искусного дудочника на святой Руси называли Божьей дудкой). Красиво так грает, думает о чем-то своем, словно его флейта с Самим Богом разговаривает, размышляет, вдруг – депеша: срочный вызов к светлейшему! Да ведь не в ближний свет – в Яссы. Ладно, приказ должен быть выполнен точно и в срок. Заботливо флейту продул, аккуратно в футляр уложил - пусть отдохнет, поехал…
    И пока уставший музыкальный инструмент отдыхает,  предоставим слово писателю историку Валентину Пикулю:
      « - Контр-адмирал Ушаков прибыл, - доложил Попов.
    - Проси. Да скажи, чтобы со мной не чинился...
    Воспитанный в пуританской скромности, Федор Федорович попал в большой зал, сверкающий убранством: стены были обиты розовым шелком, в хрустальных курильницах дымились аравийские благовония. После морозной ночи флотоводцу было странно видеть легко одетых красавиц, которые живописными группами сидели на качелях, укрепленных на  лентах славного  Андреевского ордена. Потемкин валялся на тахте, облаченный в бараний тулуп, обшитый сверху золотой парчой, под тулупом была надета на голое тело рубаха до колен, из-под нее торчали босые ноги…Он сделал  знак рукою, и все покорно удалились.
   - Ты помирать где собираешься?
   Вопрос не с потолка. Ушаков пожал плечами:
   - Если не в море, так, наверное, в деревне.
   -А что у тебя там, в деревне-то?
   - Да ничего. Ни кола, ни двора…
   Светлейший спустил ноги с тахты, от медвежьего окорока отрезал  адмиралу  жирный ломоть:
   - Ешь. Ты же с дороги.
   Ушаков не был знатен, а Потемкин, давая жестокие уроки титулованным гордецам, с простыми людьми вел себя просто…
   - Ваше превосходительство, - титуловал он Ушакова, - с сего дня будете командовать флотом из Севастополя… (Пикуль А.С. «Фаворит», Лениздат, 1984, Т.2, стр.480).
    Или вот еще:
    «Одна из светских дам, состоявшая при Потемкине писала: «Волшебная азиатская роскошь доходила до крайней степени…Екатерина Долгорукая не покидала князя Потемкина. Госпожа  С. Витт бесилась при этом, играя роль наивной простушки. Ужин разносили кирасиры  высоченного роста с огромными воротниками; на головах у них были  черные меховые шапки с султанами, перевязи серебряные. Во время ужина прекрасный оркестр Сарти исполнял  самые лучшие европейские пиесы»( там же, стр.515).
     Право, не остановиться в цитировании, но неловко же документальный очерк перенасыщать  цитатами. Да и слишком уж подробно, многословно  и велеречиво повествует популярный беллетрист. И он не один такой. В преданьях старины глубокой трудно избежать путаницы и домыслов. Не зря нынешний высокообразованный обыватель высокомерно ёрничает: «сей отчерк меня не задеёт».
    Пытаюсь продолжить  более сжато и просторечно. В затянувшемся деловом монологе князь предложил  адмиралу, не стесняясь, просить, что необходимо для флота. Перечисляя материальные потребности – якоря, канаты, паруса, пушки, ядра, провиант, Ушаков завел речь о скудости флотской казны.
   - Проси у матушки-императрицы. Эта бешеная немецкая матка всем щедро дает. Русских мужиков особо ценит.  А они ее дойной коровой зовут. Французы врут, что женщины любят ушами.  Русские мужики не хуже французов знают, чем бабы любят.
    («Во время правления Екатерины Второй ее фаворитами было немало выдающихся личностей, но среди них ни одного иностранца»-История России, учебник,( М.Русское слово, 1910, стр183). Что называется, губа  не дура. Вкус имела!).
    -Греческие вакханки не робели устраивать вакханалии. Об этом  писали греческие классики. Эротическое влечение всегда было неизбежной(и к сожалению, наикратчайшей) фазой любви. О тех, кто уверяет, что это состояние им неведомо, либо имеется серьезный генетический дефект, либо они лгут. Потому что такое состояние есть даже у безмозглых одноклеточных инфузорий. 
    - Греческие вакханалии – это же собачьи свадьбы.  Но  мне об этом зачем?
   Ушаков не побледнел – позеленел. Далекий от аристократических политесов, не имея высокопоставленной родни и опыта общения с  придворными дамами, этот мужественный человек с экзальтированными женщинами не якшался, был скромен. Пробормотал, что попрошайкой отродясь не был и не желает.
    - За прямоту - люблю. Но от прямоты сыт не будешь. Земли в Крыму хочешь?
    - На кой она мне  – моряку?
     - Ну, я сам не на мешке с золотом сижу. Ласковое телятко двух маток сосет, гордое – ни одной.
     Вон пиит Державин. Государыня милостиво велела: чего хочешь – проси. Так он и глазом не моргнул. Деревни, говорит, и полковника! И тут же Екатерина пожаловала ему  поместье, 300 душ крестьян, чин коллежского советника. Затем назначила наместником Олонецким и Тамбовским губернатором. Он женился на 17-летней девице Катьке, и одна пуговица на его кафтане стоит 80 тыщ. Вишь, что выпиликивает:
                А я, проспавши до полудня,
                Курю табак и кофе пью
     А твои финансы поют романсы. Не дери нос – проси.  Ты мужик импозантный. Умей пользоваться моментом.
    - Еще чего! У Фелицы не счесть фаворитов, а я не пиит, для  прихоти не товар, - мрачно нахмурился Ушаков. И с вызовом продекламировал:
                Минуй нас пуще всех печалей
                И царский гнев, и царская любовь!..
    Фаворитом Федор Федорович не стал. Зато вместо предлагаемых миллионов светлейший от императрицы передал  Ушакову приказ:
   - С УТРА СЛЕДОВАТЬ ВПЕРЕД, ИСКАТЬЬ ФЛОТА НЕПРИЯТЕЬСКОГО И ОНЫЙ АТАКОВАТЬ!   
   Атаковать! Атаковать с утра! С утра и сцепились во встречном бою. Самое добротное и прочное в Османской империи – Турецкий флот был тогда одним из лучших в мире. Плавучие  парусные громады несли на своих палубах тысячные оравы  экипажей из отборных головорезов Турки,   имея тройной  перевес, шли тремя кильватерными колоннами, но русские бесстрашно ринулись в лобовую. Над палубой «Рождества Христова» раскатился зычный приказ Ушакова:
   - Православные, с нами Бог!  Не посрамим Флота Русского! С Богом  - вперед!
   И произошло ранее невиданное. Эскадры до того строились так: авангард - кордебаталия -  арьергард. По канонам английским с их вековым морским авторитетом  эскадры  неприятельские сходились  в кильватерных линиях параллельно, каждый парусник старался сделать большее число залпов. Против 550 пушек русских турки имели 1500. Армада грозных плавучих батарей, к жерлу жерло ощеренных орудий. Ужас!
   И опять  мужественные, отрывистые команды Ушакова:
  - Смерть или победа! Ядра зря не тратить! Стрелять редко, но метко. Выходи на залп картечный!
    Боже упаси в те годы нарушить линию! Таких нарушителей на всех флотах судили. Таких вешали. Но тут вдруг вместо  соблюдения линейного кильватерного порядка русские врезались между кораблями противника, напоминая клинья, всаженные  в глубину вражьего строя, и метко били пушечными залпами сразу с двух бортов.
    Дрожало море. Дрожало небо. Дрожала, содрогалась в ужасе Османская Порта.
    Скопище парусников, сцепившихся в поединках, неслось на всех парусах. Впереди грузно надвигался громадный «»Мелеки Бахри»(Владыка морей). «Рождество Христово»  вынудило турецкого флагмана круто менять галс и на повороте залпом - в упор. Там как дубы, сломленные бурей, с треском рухнули сразу три мачты. Но не в море, а завалились на борт. Ветер вздыбил высоченную волну, раздутые паруса, черпнув воду, отяжелели, увеличивая крен, стали валить парусник на бок. Издали было видно, как на трехэтажной палубе, в панике поднимая руки, заметались  турки.
    - Аман, урус! –  заорали сдаваясь. – Аман! Пощади! Помилуй…
    Ушаков приказал спустить спасательные шлюпки. Русское правило: лежачего не бьют, повинную голову меч не сечет.
    Турки с воплями тащили на себе своего адмирала и  как  мешок швырнули к ногам Ушакова. Добрый, милосердный, Федор Федорович, видя его возраст, как-то сразу остыл от боевого гнева.
   - Эх, Саид,- сочувственно вздохнул.- В твои-то годы. Сидел бы ты лучше у жены под юбкой...
    Посреди моря рокотал-клокотал вулкан за вулканом: пылали и взрывались турецкие корабли.  Пороховой дым навис чернее грозовой тучи. Подбирая тонущих турок, Русская эскадра повернула в сторону родных берегов. А навстречу под кейзер-флагом - наша бригантина. На палубе – светлейший. Через лоб, скрывая одноглазие, перетянута черная лента, через богатырскую грудь - андреевская. Нестерпимый блеск исходил от алмазов и  орденов. В гордой позе стоял он, широко от качки расставив ноги в морских ботфортах. Красавец! Орел!
   А  рядом - ослепительной красоты женщина.  Указывая на нее(рупоров тогда не было), светлейший издалека крикнул Ушакову:
    - В ее честь – салют!
   Это была красавица француженка Софья де Витт, которая пообещала, что будет принадлежать ему при победе русских над турецким флотом. Зная о тройном превосходстве турок, ехидно сощурилась:
   - Возможно ли?
   Каждую свою женщину светлейший любил так, словно она была у него первой и единственой. Он гордо ожег ее своим единственным  орлиным глазом:
    - Для русских ничего невозможного нет!
    И действительно, целый день продолжалось ожесточенное морское сражение, но Ушаков полностью уничтожил могучий флот Турции. Султанша  Эсма кулаком ткнула в бок потерявшему дар речи султану:
   -О Аллах!  Финита ля комедиа! Остается одно –  просить мира…
    По возвращении в родную гавань море было спокойно.  Ушаков устроил общий для матросов и флотских офицеров праздничный ужин. Раскошелился из личного кармана по-русски щедро,  денег не жалел. Крепко сколоченные, на три версты растянутые столы, ломились от богатырских разносолов. Громоздились румяные окорока, молочной нежности поросята, здоровенные куски ветчины, телятина, жареные зайцы и куры, рубиново мерцало  в графинах дорогое вино.
    Воевать – так воевать! Праздновать – так праздновать.  В морских походах натерпелись всухомятку сухарями да солониной. Пусть разговеются. Ушаков поднял хрустальную чару, возгласил торжественный тост:
   - Доблестное христолюбивое воинство Богом хранимого флота христианского!  От правил аглицких отвратясь,  мы по-русски викторию свершили славную, Россию славящую. Чтобы нашему русскому роду не было переводу! И чтобы в веках не увядала русская слава!  Матушке нашей Великой и непобедимой России - Ура!
   Где-то далеко-далеко от морей-океанов, под славным городом Ярославлем, почтительно внимая, притихла родимая деревушка Бурнаково, а здесь по-русски раскатилось троекратное русское моряцкое:
    - Ура! Ура! Ур-ра-а-а!...
   И грянул залп – салют! И грянул оркестр.
 « Гром победы раздавайся,
  Веселися, храбрый Росс!..»
   Щелкоперы Европы, лязгая в страхе зубами, вынуждены были оповещать о новых победах Великой Российской империи.  Историки заносили на скрижали славы: «Ушаков был из кремневой породы победителей. Острая мысль  философии  побуждала мыслить с остротой своего времени. Ушаков разрешил для флота  проблему новой победоносной тактики.»
    Новая тактика Ушакова была такова, что будь он адмиралом флота английского, болтаться бы ему на виселице в Тауэре, ибо Англия  такого нарушения никому не прощала. Да и свой военный министр Мордвинов  предупреждал: на рожон не лезь, нет то! И показывал петлю, обводя пальцем вокруг шеи.   
   - Кому суждено быть повешенным,  тот не утонет. Но вы-то, вы что в морских делах понимаете?! – вырвалось у адмирала.
    Багровея, министр вскочил, затопал, дико заорал:
   -Вон! Вон! Вон!
  Презрительно усмехнувшись, Федор Федорович смачно сплюнул ему под ноги и с достоинством удалился из кабинета. Знал, никому о том  министр не доложит и сатисфакции не потребует. Кишка тонка. Сам меж тем не мог не сообщить о неприятности светлейшему, но тот отмахнулся. Терпи казак – атаманом будешь! У самого не хватает кулаков, от завистников отбиваться. Бери пример с меня, уповай  на меня, а я на тебя уповать буду. Мы этих мордвиновых  и всяких прочих войновичей за пояс заткнем…
    Оставшись один в своей каюте, адмирал  музицировал минорно, доверял флейте сердечные тайны нежно, как родной и  единственно любимой. Но размышлял по-адмиральски сурово, придирчиво к самому себе, самокритично. Много, слишком много делает он такого, что не стал бы делать  никакой иной флотоводец. И сам себе (или неразлучной  флейте) озорно подмигнул: а не потому ли и побеждаю, что воюю гордо, ни перед кем не склоняя  головы и  не оглядываясь на всяких там нельсонов! Сам с усам и  умею мотать на ус! И циклоп рядом есть свой, русский, похлеще одноглазого Нельсона!..
    Нельсон тоже великий адмирал. Его многие превозносят. Однако же ряд сражений он проиграл. А главное – жесток. Бездушный. Кровожадный. Под Неаполем пленных французов и итальянцев всех перерезал. Пленных. Безоружных.  Живодёр!..
    Собственный «циклоп» - одноглазый князь Потемкин-Таврический докладывал:
    -Турецкий флот уничтожен. Потери турок - свыше 2000 людей. Наш флот не потерял ни одного корабля, ни один человек не попал в плен. На турецком флагмане «Мелеки-Бахри» сдались 560  человек, на «Капудине» спасли 18. Сам Саид-бей на «Рождестве Христовом» для сугрева русскую перцовку пьет. Ушаков  такого задал туркам  русского перцу, что им век не прочихаться.
    Императрица, открыв усыпанную бриллиантами табакерку и засовывая в нос проперченный, крепчайший русский табак-самосад, сразу в обе ноздри, так вкусно чихнула, с таким удовольствием, что в дворцовых окнах задрожали стекла. И не только в славном Санкт-Петербурге, но и в Стамбуле, и в Париже, и в Лондоне, и в Берлине. И сама - Софья Фредерика  Августа Ангальт  Цербтская – Екатерина Вторая сама себя  и поздравила:
   - Осподи Иисусе Христе, прости мя, грешную! Не зря я крестилась в православие! Зато и  прочихалась! Будь здорова,  великорусская владычица морей северных и южных! И чихала я  на всех моих хулителей!..
    Ради этого дня императрице сшили  адмиральскую форму. Ей понравился белый мундир, но штаны натянула с трудом. Портные спешно скроили «адмиральскую» юбку. Юбка была в обтяжку из прочного белого сукна, понизу обшита зеленым бордюром, но тоже от тесноты трещала по всем швам.
    - У-у-у, коровища! – ручным котенком мурлыкал  Потемкин. – Раздобрела – рук не хватает обнять. Сорок три годка – баба ягодка! Остается  только гладиатором быть – ягодицы твои гладить.
    - Неслыханный случай в истории флотов всего мира, - чертыхнулся Ушаков. – Даже у ирландцев нет адмиральской юбки.
    - Плюнь, - отмахнулся светлейший, - чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вякало.
    Фавориты в лицемерном восторге всплескивали пухленькими ладошками, томно закатывали осоловелые глазки:
     - О, богоподобная Фелица!  Адмиральский мундир с миниюбкой тебе так к лицу!
    - Весь царский сервиз  на виду, - плевался светлейший.
     Завистницы лезли из кожи вон: из-за такого пышного зада вряд ли кто разглядит могучий имперский флот. Уверяли, что десятибалльный шторм не в силах изодрать парусов ее простынь, где она, сгорая в объятиях фаворитов, извивалась, шипела, как гадюка во время случки, стонала, кусалась, визжала от неземной страсти, рыдала от  счастья.
    «Не выдержав напряжения политических страстей испанский посол в Петербурге  Нормандес сошел с ума. Екатерину это нисколько не удивило.
    - А что тут странного, - сказала она. – Близ моей персоны не всякий выдержит»(Пикуль В.С. «Фаворит», т.1, стр.399).
    Ах, злые языки страшнее пистолета!  Оттуда и пошла мода на эталон ее привлекательности:
    «Дамы чем плечистее и грудастее, тем привлекательнее. Бюст возвышенный должен опираться на массивный пьедестал, под которым  располагается внушающий уважение фундамент». Просторечно изъясняясь, чтобы были сисястые и жопастые. Прелестной прелести прелестный образец, - писал поэт.
    «Хоть ты и в новой  коже, да сердце у тебя все то же», - вздохнул баснописец. Народ не мог позабыть нашествие немецких крестоносцев, с времен Ледового побоища ко всему немецкому русские питали недоверие.  Не очень-то верили  и Фредерике Августе Ангальт- Цербстской. Креститься-то крестилась, да искренне ли?!  Не без оснований полагали, что к православию примазалась ради слишком явной корысти.
                ***
       А по случаю разгрома турецкого флота в Зимнем  дворце состоялось представление флотских персон первых рангов и бал с  расфуфыренными финтифлюшками из института благородных девиц. Всех закружило в вихре парчи, бриллиантов, роскошных, шитых золотом сарафанов и кружевных русских кокошников.  Русская столица слушала  торжественную канонаду 101 залпа - салюта в честь победы Черноморского флота. Гром победы раздавайся, веселися, храбрый Росс!
     «Невиданно экспансивный, француз Дени Дидро, бурно жестикулируя, больно хлопал Екатерину Вторую по колену.
      - Ах, простите, мадам! – говорил он при этом.
     - Не беда, - отвечала она. Если так вам удобно, можете лупить меня без пощады. Наверно я, великая грешница, только того и стою»(Пикуль В.С. «Фаворит», т.1, стр. 530).
    Федора Федорыча Ушакова там не заметили. То ли был, то ли не был, кто его ведает. Ходили слухи, соизволил манкировать, будто бы бальные танцы-шманцы у него оскомину вызывают. Князь Потемкин-Таврический подначивал:
    - Русскому ухарю - лаптём щи хлебать. Залихватски камаринского выкомаривать да вприсядку русского гопака. И плевать он хотел на ваши паркетные мазурки…
   «Негодяи  говорили, - писал Дидро матери в Париж, - будто я вымаливал у императрицы милости. Нужно зажать рот этой сволочи».  С появлением нового фаворита он закончил беседы с Екатериной. Всего их было шестьдесят. Она вручила ему на дорогу 7000 рублей»(там же, стр.545). Добросовестная  работа должна оплачиваться. Тем паче, если из государственной казны. Жалко, что ли?
     Потемкин на радостях слал Ушакову депешу, что спешит в Севастополь сам. На флагманском линейном корабле «Рождество Христово» Ушаков приказал подновить для дорогого гостя лучшую каюту.  Однако Потемкин заехал сначала в Херсон и зачитал там недругам Ушакова письмо Екатерины Великой:
    «Победу Черноморского флота праздновали молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню.  Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо!»
    Веселой была баба, усмехался Потемкин.  Как сказали бы ныне – крутой. Фавориты назвали ее Великой, а век Екатерины золотым.  Меж тем ее приветливая улыбка таила натуру жестокую, злобную и беспощадную. Не зря народ говорил: одно слово – немка. Захватив власть в России убийством своего мужа Петра Третьего, она приняла титул самодержавной императрицы Екатерины Второй. По ее тайному приказу был зверски убит заключенный в Шлиссельбургскую крепость царевич Иван Антонович. Личная власть и личная, пусть дутая, но громкая слава были для нее дороже жизней и родных, и  близких, тысяч и  тысяч российских подданных.
   И нельзя сказать, что религия здесь ни при чем. «Вы слышали, что сказано древним: «Не прелюбодействуй»(Исход, 20,14). По христианским заповедям грехами числили убийство, зависть, злобу, лень, чревоугодие и блуд. А папа римский Григорий Великий взял да и вычеркнул из этого списка блуд. Не тем ли и руководствовалась немка Фредерика Августа Анхальт-Цербсткая?
    После смерти Потемкина фактическим правителем при ней стал ее фаворит Платон Зубов. Она увешала это ничтожество орденами и алмазами, дала ему высокий чин генерал-фейдмейстера. Он стал князем, генерал-адъютантом, членом Государственного Совета. Владычица миллионов крепостных рабов сама стала рабой похотливого жеребца с пухлыми ручками бездельника и сластолюбца, рабой неуемной похоти и разнузданного распутства.
    Имперский разврат удушливым мороком,  магической  аурой отравляя все окружающее, растекался во всей атмосфере  екатерининского  бабьего века. Его черное крыло распростерло мрачную тень и над Ушаковым. Эпидемия разврата страшнее эпидемии чумы.
   «Плохо было Ушакову в эти годы.  Умерла мать, умер отец… Посадили старшего брата Степана в смирительный дом. Позор. Жена же его, гулящая, приглашала себе в дом  ухажеров…На гулянье деньги надо, продала дом и землю и сама утопилась… И еще через одну  темную силу приходилось пробиваться Федору Федоровичу, через силу наветов, сплетен и слухов.»( Ганичев В.Н. «Ушаков», ЖЗЛ, 199, стр. 157).
     Фавориты, низкопоклонники, придворные лизоблюды и продажные борзописцы называли бабий век Екатерины золотым. Зря, что ли, она купала их в золоте, каждый при Государыне Екатерине «не только на серебре –на золоте едал»(Грибоедов). Хотя каким был век, ярче всего свидетельствует потрясшее созданную Петром Великим могучую Российскую империю крестьянское восстание под предводительством Емельки Пугачева. 
    Донской казак Емельян Пугачев объявил себя якобы спасшимся от предательских рук Екатерины императором Петром Третьим и собрал вокруг себя большую армию казаков и вооруженных крепостных крестьян. Вскоре восстание охватило Южный и Средний Урал, Западную Сибирь, Поволжье. Ядром повстанческой армии были казаки с их предводителями  Чикой-Зарубиным и Овчинниковым. Затем в армию влились рабочие отряды  во главе с Хлопушей и Белобородовым. С захватом уральских заводов у повстанцев появились пушки. К массе русских крепостных крестьян примкнули полудикие толпы калмыков, черемисов-марийцев, ногайцев, башкирская и татарская конница.
     А Екатерину сдуру дернул черт объявить себя казанской помещицей, что лишь подлило масла в огонь.  Казанской, видите ли! И дико воспылала ненависть к русским помещикам, и пошла такая резня, такая кровавая мясорубка, что у всех и волосы дыбом. Бунтовщики жгли дворянские поместья, беспощадно расправлялись с господами, суд над ними был короток –либо голову с плеч, либо в воду! -захватывали и делили между собой их земли и богатства. Так российский народ оценил правление сумасбродной и хищно властолюбивой немки Фредерики Ангальт- Цербтской. «Просвещенная императрица! Золотой век!»
     «Распущенность Екатерины в смысле чувственности производит впечатление какого- то особливого  явления…Своих любовников она не скрывала, а даже афишровала. Потемкина среди них следует назвать мужем гениальным» ( К.Валишевский. «Роман императрицы»,(репринтное издание  1989 г., стр.551).         
    Впрочем, четче всего свою подлую лицемерную натуру эта похотливая вертихвостка после смерти Потемкина выказала сама. Есть сведения, что они втайне венчались и у них был даже общий ребенок, но младенчика она безжалостно  куда-то навечно упрятала. Да и одного ли того! Где уж тут помнить о главной христианской заповеди  «Не убий?!» При ее детородной энергии ей рожать бы да рожать, ребяток родименьких нянькать да радоваться, - увы! Жажда личной славы даже жажду прирожденного материнства пересилила.
   Казалось бы, что о том ныне? Есть такая коварно хитрая ложь: о мертвом либо только хорошо , либо никак. А глядите, как аукнулось в наши дни.
    Наверно, крепко подивился бы непобедимый адмирал Ушаков, что в американском военно-морском флоте ныне насчитывается 78 адмиралов и несколько контр-адмиралов. Да  и в России уже давно не в новость женщина-офицер и женщина-генерал. Заместителем министра обороны Шойгу  назначена генерал армии Т. Шевцова. Где, когда и какой армией она командовала, неизвестно. Какие у нее иже с ней женщин генералов  семьи и сколько детей не сообщается, будто это не столь уж и важно. А так ли?
    «Русский профессор В. Снегирев выяснил, что женщина, чтобы быть здоровой физиологически и нравственно должна  родить  не менее 4 детей. Однако количеству абортов Россия вышла на первое место в мире. Согласно статистике каждая вторая семья распалась, каждая 5 бездетна. Смертность возросла в 1,4 раза, рождаемость упала в 1,6 раз. Такой демографической катастрофы в мирное время государство не знало. Она получила название «Русский крест»(еженедельник «Русская Федерация сегодня» № 2, 2013).
    На святой Руси искони замечено: коготку увязнуть – всей птичке пропасть. Венчанному с ней мужу Потемкину Екатерина Вторая клялась-божилась  любить и помнить до гробовой доски, увековечить  память о нем особо впечатляющим монументом, а после его кончины не пожелала и  вспомнить. Забыла? С глаз долой – из сердца вон? Чтобы скрыть, что государством, по сути, Потемкин правил и ее на русский путь наставлял.
    Загадывая наперед умереть и быть похороненным в Николаеве, как говорил о том Ушакову, светлейший добирался туда из Ясс  уже будучи  тяжело больным,  и умер в пустынной степи. Горько, конечно, прискорбно. Пушкин о том проникновенно вздохнул:
                И хоть безжизненному телу
                Равно где в прахе истлевать,
                А все же к милому пределу
                Хотелось ближе бы лежать.
    Да только кто знает, где тебя кондрашка хватит. Вон опять же как Пушкин заметил, Александр, впрочем, это уже который Второй, «всю жизнь провел в дороге, а умер в Таганроге…» Пути Господни неисповедимы. Но в Таганроге умирать, пожалуй, сподручнее, чем в той степи глухой, где замерзал ямщик, как поется в старинной русской песне.
      Суворов немало претерпел от Потемкина, но весть о кончине светлейшего повергла его в горькое уныние.
       - Великий был человек! – воскликнул он. – Велик ростом и велик умом…
    Пиит Державин написал на смерть Потемкина знаменитый «Водопад». Где первые же строки  говорят сами за себя о «милостях» Екатерины:
                Алмазна сыплется гора
                С высот четыремя скалами
                Жемчугу бездна  и сребра
                Кипит внизу, бьет вверх буграми…. 
    С высот! – понимать надо. С екатерининских. С  царских. Хотя в угоду Екатерине пиит противопоставил Потемкину идеального вельможу - трусоватого Румянцева.
    Денис Фонвизин, сатирически обличив Екатерину и ее двор в знаменитой комедии «Недоросль», изложил свою печаль  в «Рассуждении о суетной жизни человеческой». Адмирал Ушаков назвал гибель Потемкина бедой непоправимой.
   - Будто в бурю сломались мачты. На какой берег нас теперь выкинет? Осиротели.
   - Сдох, - обрадовался  Александр 1. – Одним негодяем на Руси меньше стало…
   - Побольше бы таких негодяев! – пригорюнилась ослепительная красавица Софья  де Витт. А она, хотя и француженка, а русских мужиков любила.
    Завистники и клеветники преследовали светлейшего даже в могиле. Трясущимися руками срывали с трупа  ордена и эполеты. Главного фаворита не раз переворачивали в гробу, таскали с места на место, даже сейчас не известно точно, где он зарыт.
     Екатерина щедро низвергала своим любовникам «алмазну гору  жемчуга и сребра», возводя в их честь статуи, триумфальные арки, украшала гранитными плитами даже могилы своих любимых  жеребцов. ( О чем и поныне распространяются  самые невероятные сплетни, вплоть до ее  случки с жеребцом). В списке выплат за 1792 год итоговая сумма составляет  92 миллиона 500 тысяч рублей. По тем временам  деньги баснословно умопомрачительные. Разумеется – казенные, из государственной российской казны. 
    Под конец жизни Екатерина сооружала мавзолеи  даже над трупами своих комнатных собачек, сочиняла слезные эпитафии котам, сдохшим от обжорства  на царской кухне. Какое кощунство! А вот память главного героя своего царствования императрица так и не почтила. Как же так!?
     Русофобы оправдывают это чрезмерной  занятостью войной с  Пугачевым. Для подавления восставших пришлось посылать регулярные войска во главе с боевыми генералами, в числе которых были генерал-поручик А.В.Суворов. Пугачев был схвачен, доставлен в Москву и по приказу императрицы жестоко казнен на Болотной площади. Перед тем как подставить голову под топор палача, Пугачев поклонился на все четыре стороны и попросил:
   - Прости, народ православный…
  Война с пугачевским войском шла на суше, Ушакова от участия Бог миловал. Народная молва доносит, будто бы он  сказал, что просить бы прощения у народа следовало не Пугачеву, но самой Екатерине.
    Пресыщенный легким чтивом и комиксами современный обыватель опять и опять досадливо морщится. Мол,  данный очерк – это тенденциозный  фрагментарный пересказ  великого множества литературы о святом в адмиральских погонах Федоре  Ушакове. Не станем  спорить. Даже краткий список посвященных ему книг занял бы  не  одну страницу, плюс перечень основных дат  его жизни и флотоводческой деятельности. Одна из наиболее полных о нем книг – биографическое повествование «Ушаков» писателя историка Валерия Ганичева, вышедшая в серии ЖЗЛ в 1990 году.  Так  это ведь это толстенный том объемом почти в полтысячи страниц мелким убористым шрифтом.
     Словом, мне далеко не все удалось прочесть. Недавно, например, роясь в библиографии, с удивлением узнал, что знаменитый Радищев в свое время сочинил «Житие  Ушакова». Придворные борзописцы поспешили донести, что сочинение сие изобилует опасными намеками. После чего «Путешествие из Петербурга в Москву» она читала с большим пристрастием, нежели письма ехидного Вольтера. 
   Еще не прочтя до конца, вскочила как  ужаленная:
      - Бунтовщик! Злодей страшнее Пугачева!
      Писатель был арестован, приговорен к повешению. Помилования Александр Николаевич не просил. Испугавшись общественного скандала, Екатерина заменила  казнь 10-летней ссылкой в Сибирь,  но до объявления о смягчении приговора обрекла узника на пытку смертью. Больше месяца в ожидании казни он томился в Петропавловской крепости. Жестокосердая императрица надеялась, что Радищев не выдержит и умрет. Однако ни суд, ни такие издевательства, ни сибирская ссылка не сломили могучий русский дух бунтовщика. Прибыв в далекий Илимский острог, писатель тут же приступил к творческой работе. Там были написаны  философское сочинение «О человеке, его смерти и бессмертии» и ряд других сочинений.
     Спасла смерть самой Екатерины. Окаянная греховодница прощения у народа не попросила. На 67 году жизни ее хватил удар -  расшиб инсульт, и она в муках отошла  на Страшный суд.
      Взошедший на престол Павел 1  перевел бунтовщика из сибирской ссылки в  деревню Немцово под Москвой, однако же под строжайший надзор полиции. И здесь писатель продолжал  творить. Человек энциклопедической образованности, философ и социолог, историк и  поэт, Радищев  оставил огромный след в русской культуре. Его колоссальная фигура воплотила в себе итог   исторического и общественного развития  ХУ111 века. Радищевым открывается новая эпоха русской освободительной  мысли.
    Должное  внимание было уделено Павлом 1 и Ушакову. За победу на Корфу Павел 1 произвел Федора Федоровича Ушакова в полные адмиралы, да только сам царствовал недолго. Зная, что Екатерина была убийцей его отца Петра Второго, он с ней враждовал при жизни, и тотчас отстранил ее помощников от государственных дел. Что привело к заговору, во главе которого стоял его сын Александр. Сынок был воспитан бабушкой Екатериной, и коварством – в нее. Яблочко от яблони недалеко катится. 11 марта 1801 года ночью заговорщики ворвались в спальню Павла, били, плевали ему в лицо. Уже задыхаясь и хрипя, он молил  пощаде, но его зверски задушили.
   Символичная сцена! Вот так оплевывали, терзали, били, душили все русское, праведное, честное. Долго еще продолжалась инерция фаворитизма, продажности, доносов и душегубства. С воцарением Александра 1  царские чиновники пригрозили расправой и Радищеву. Не уймешься – пеняй на себя! По меньшей мере - снова Сибирь, каторга! Доведенный до отчаяния, 24  сентября 1802 года в 9 часов утра он принял яд и после долгих мучений ночью скончался.
     А Екатерине Второй в центре Санкт-Петербурга и ныне высится грандиозный монумент, возведенный в 1873 году. Величественную фигуру Екатерины в подножье окружают 9  верноподданных. Каждый из которых определенным жестом показывает, чем был ценен для ненасытно любвеобильной развратницы. В центре – раболепно  воспевший ее личный одописец Гаврила Державин.
    Замечательного русского писателя Радищева там нет. Великого и непобедимого русского флотоводца Федора Ушкова там тоже  нет. Словно они в те годы и не жили.  А если и жили, то  недостойны даже упоминания.
     Что в общем-то элементарно. Царедворцы – и герои, и тем паче – фавориты, во всем ей потакали, да и хитрили, и лицемерили, и ублажали ее похоть, дабы проводить свою политику, чем и снискали ее благосклонную щедрость. А  неподкупный Радищев пороки их продажной шайки обличал. Уже в мае 1790 года «Путешествие из Петербурга в Москву» продавалось в книжной лавке Гостиного двора, а затем распространялось в рукописных экземплярах. Очень даже вероятно, что о том был осведомлен и любознательный Федор Ушаков.
   Впрочем, мужественный, безоглядно храбрый, закаленный в ожесточенных сражениях адмирал и без того кривить душой  не умел. Вернее - не мог. Не хотел! Праведный воин – воинственным характером, честью, честным русским духом не  придворный лизоблюд и не имперский фаворит. Имперский разнузданный разврат,  фаворитизм, алчное казнокрадство вызывали у него такое омерзение, что хоть на фок-мачту лезь. Бессильный в гневе против врагов внутренних, он выплескивал ярость русской души в битвах с врагами внешними, хотя бы во  время боя испытывая некоторое удовлетворение.   
   Служба на парусном военно-морском флоте – не  прогулка на комфортной парусной яхте. В книге того времени «Люди, корабли, океаны» немецкий маринист Хельмут Ханке повествовал:
    «В хорошую погоду еще сносно. Когда же налетал шторм и рангоут начинал скрипеть и охать, когда верхушки мачт кружились, а палуба, окатываемая волнами, становилась, будто смазываемая мылом, а судно  вдруг давало резкий крен, тогда начиналась битва с морем не на жизнь, а на смерть. И барахтались люди в хлещущей их, словно плетьми, путанице такелажа, как мухи в паутине, и раскачивались между небом и землей на этих сатанинских качелях отчаянные ползуны, цепенея от ужаса и выкрикивая прямо в тучи богохульные проклятия.
Усилия тут требовались нечеловеческие. Но никто не мог покинуть свой пост, если только ураган не распоряжался по-своему. За трусость полагалась смерть. Таков был суровый закон палубы.»
   На русском флоте порядки были несколько иные, но в целом почти  такие. Ибо ничто не могло изменить характер моря, неистовство урагана и ненадежность корабля с деревянными мачтами для парусов. От богохульных проклятий Ушаков воздерживался, но от ожесточенного презрения к фаворитизму, который приходилось, по сути, защищать, подчас вырывались такие трехэтажные словеса, что в ужасе обмирал  десятибалльный шторм.
     Между верхушечным екатерининским фаворитизмом и низами простого народа была непроходимая пропасть. Воодушевлял непобедимого русского адмирала русский неукротимый дух, побуждала даже в самые горькие минуты не опускать рук неистощимая вера в родной народ и премудрость простонародных глубин. Для русской истории знаменательно, что уже в те времена простой русский человек Иван Иванович Ползунов( 1728-1766) разработал проект универсального парового двигателя, да были еще не изготовлены двигатели, заменявшие паруса. Другой русский  механик-самоучка Иван Петрович Кулибин(1735-1818) изобрел множество различных механизмов, и не его вина, что они еще не были изготовлены для парусных кораблей.
   Книг о мужестве, силе, ловкости и мастерстве русских военных моряков и  флотоводческом искусстве Ушакова поистине не счесть. Для интересующихся можно назвать: Скаловский Р.»Жизнь адмирала  Федора Федоровича Ушакова(СПб, 1856) ; Метакса Е. «Записки флота капитан-лейтенанта Егора Метаксы»(СПб,1902); Снегирев В.А. «Адмирал Ушаков»(М., 1943); Андрушенко А.И. «Адмирал Ушаков»(М.,  1951); Тарле  Е.В. «Адмирал Ушаков в Средиземном море»(М., 1959) и многие, многие другие.
   Биографы и историки, и документалисты, и беллетристы вполне правомерно всячески подчеркивают русскую доброту и щедрость Федора Федоровича Ушакова. Даже на провиант и одежду для подчиненных он жертвовал личные сбережения. Даже за тем, как кормят пленных французов, лично проверял. Но было бы глубоким заблуждением считать его этаким рассиропленным добрячом,  который  только гладит всех по головке. Вот, скажем, один из примеров обратного тому.
   «…матроса 1-й статьи Абрама Петрова за утрату самовольно мундира , за пьянство и воровство и весьма худое поведение  понизить во 2-ю статью и рекомендую наказать его при команде шпицрутенами через 1000 палок…»( Ганичев В.Н. «Ушаков», М., ЖЗЛ, 1990, стр. 426).
  Комментарии излишни. Дисциплина и исполнительность там, где приказ нужно понимать с полуслова, жестоки.    Екатерину Вторую(Великую!?) «за весьма худое поведение» наказать шпицрутенами  Ушаков не имел полномочий, иначе наверняка «рекомендовал» бы и поболе 1000 палок. Не представляю, кто возражал бы. Ибо революционные вопли взывали колесовать, четвертовать – как Пугачева. Одна современная певичка его фамилию даже взяла себе псевдонимом. Право, чего не придумаешь ради личной славы! Как говаривали беглые каторжники, не имей сто рублей, а имей нахальную морду.
    Времена Екатерины Второй  - это тоже русская история, хотя ее личность и личности ее окружения нельзя оценивать однозначно, - изворачиваются велеречивые русофобы. – Там рыцарство уживалось  рядом с подлостью, блестящие бонвианы и мудрейшие философы, где мудрец  казался  наивным чудаком, борцы против тирании не гнушались подносить тарелки коронованным развратницам, а те осыпали золотом борзописцев, которые их воспевали.
    Что ж, вычеркнуть из истории ничего не вычеркнешь, но попытаться умолчать, сделать вид, что не помнишь, оболгать, фальсифицировать  - можно. Однако же как на святой Руси искони говорят, сколько веревочке ни виться, конец найдется. Шила в мешке не утаишь. Прогрессивный мир в конце концов всегда воздает людям, показывающим образцы исполнения  нравственного и патриотического долга, людям честным, неподкупным, самоотверженно храбрым.
    « Не только приемами военно-морского искусства, своей революционной тактикой тех лет дорог нам, современным людям, Федор  Федорович Ушаков. Давно ушли в прошлое кильватерные колонны, паруса, ядра, но в нашей памяти остались решимость и настойчивость, выдержка и стремительность, беззаветное служение Отечеству и полная самоотдача  делу военного флота… Возможно, Ушаков и не разделял теоретических воззрений французских энциклопедистов, но на практике он революционизировал отношения  между капитаном и моряком. И именно это приносило ему победы»(Ганичев В.Н. «Ушаков», М, ЖЗЛ, 1990, стр. 440-441). 
    Статуи Ушакова в подножии монумента Екатерине в Санкт-Петербурге места не нашлось, но памятников ему по пальцам не перечесть. Один из величественных – в центре Севастополя на площади Ушакова, хотя смущает год установки – 1991 к 250-летию Федора Федоровича Ушакова.  В то время как памятник  русскому адмиралу Ушакову на о. Корфу в Греции возведен в 2002 году, на о. Видо в 2004,  на о. Занте в 2013, памятники в Саранске в 2006, Кронштадте, Санкт-Петербурге в 2015-м.  А главным памятником великому и непобедимому русскому флотоводцу святому в погонах адмирала является славный русский город Севастополь.
   Севастополь – город русских моряков, город Славы. ( «История Севастополя»,СПб, 1872). В переводе с греческого Севастополь означает  «ДОСТОЙНЫЙ ВСЕОБЩЕГО ПОКЛОНЕНИЯ».
   Что с полным тому основанием следует адресовать и праведному воину общечтимому святому в адмиральских погонах Федору Федоровичу Ушакову.
     Достойному всеобщего поклонения.
    Святому общечтимому!