Домашний философ, Юрка Акулов обожал афоризмы, Диогена и ... квашеную капусту.
Алкоголя боялся, как огня. Избегал умных женщин и сильных духом мужчин.
Был поклонником тибетского грибка, томатного сока и тв-шоу «Точь-в-точь».
Любил подъебнуть ближнего и нехорошо подумать о недалёком дальнем.
Библию когда-то зачитал до дыр. Даже в секту харизматов ходил два года.
Разочаровался. Прозрел и стал доморощенным философом-гностиком.
Дофилософствовался до того, что однажды записал в общей тетради:
— Тишина — не паузы между словами, а то, что было до слов и будет
после них.
— Где гарантия, что мы — настоящие? — подумал однажды Юрка и запостил эту ересь на Фейсбуке.
И насчитал аж пятьдесят шесть «умных» ответов, - один другого острее.
Пользователь с ником «Блаженный пофигист», ляпнул: - А ты загони себе иголку под ноготь - и узнаешь.
Через пяток минут Юрка парировал: — Не Кащей ли заметил: «Что наша жизнь? — Игла.» Пофигист ретировался, но другой умник с погремухой
«Колесо тёти Сары» ляпнул: — Можно сделать робота, записать в него этот вопрос, и он будет его повторять, так что сам вопрос не гарантирует реальности того, кто его задаёт. Но тот, кто создал робота, реален.
Некая Марина Кравченко выдала: «Стрессами это проверяется : если удаётся сохранить свою постоянную самоидентификацию, то значит - настоящий.»
Полный тёзка известного пародиста, Александр Иванов, загнул и вовсе полную херь: — Оставайся с тем, что тебя нет. А всё своё бабло переведи мне. Я уж воспользуюсь им, как оно того заслуживает, пуская от имени Пустоты, то бишь тебя, их в благое для жизни дело. НУ КАК, ТЫ ЕЩЁ УВЕРЕН ЧТО ТЕБЯ НЕТ???
Ещё один знаток, Мартын Духан выдал: — Все очень просто, если возник такой вопрос о настоящем, найди сначала «не настоящее», вот когда обнаружишь, вот тогда и поговорим...
— Поговорим, как же, зло подумал Юрок и не дочитав комменты, кинул умникам ссыль на видос в Ютубе, в котором рассказывалось о том, какие мы — «настоящие». В ролике утверждалось, что человека некогда, очень давно из так называемого «праха земного»(из обычной обезьяны), создали инопланетяне в своей лаборатории. Только к генному набору шимпанзе добавили ещё 243 хромосомы, которых не было ни у одного живого существа на планете. Эти недостающие гены отвечали в теле новоявленного Франкенштейна за речевые и мыслительные способности.
Фейсбучные братья по разуму приутихли, но некий Кнехт Сен-Сир таки сморозил: — вроде Батюшков: «Человек в обществе раб. В пустыне - свободный!» «Быть настоящим - это абстрагироваться от всего того, что нас окружает. Но это не реально! Необитаемые острова из прошлой жизни.»
Акулов вспомнил о том, что в середине 90-х служил в секте, у харизматов и даже однажды проповедь «прочёл», о Спасении. Стало гадливо на душе.
Обидно за френдов по разуму, напустивших туману, но так и не давших вразумительного ответа на простой вопрос: — Где гарантия, что мы — настоящие? Раз нас слепили инопланетные родители по своему образу и подобию, то кто же тогда Бог? Юрке стало не по себе. Живо представился Карабас Барабас с огненной плетью, загоняющий послушных марионеток в вертепчик.
Стоял тёплый октябрь. Кокер-спаниэль Крис жил с Акуловым в Боровичах.
В уютной двухкомнатной квартирке, доставшейся от родителей.
В двадцать Юрка связался с тёткой, которая была старше его лет на семь.
Татьяной, преданой секты «Ананда-марга». Духовное имя у неё было нехилое — Тарака Према, что в переводе с санскрита означало — Несущая Свет. Встречались два года. Тарака продавала книжки на лотке в центре Боровичей. Так и познакомились. Юрка как раз был в активном поиске смысла бытия после разочарования в харизматах.
Набрёл на этот лоток Тараки, как зомби и купил у неё первый том книжки Нила Дональда Уолша «Беседы с Богом». Так и залип. Понравилась книжица.
А лет через десять она появилась на Рутрекере в озвучке Никошо, в разделе «Нетрадиционные религиозно-философские учения Востока».
Почти все книжки этого раздела Юрка переслушал, но так и не поумнел.
Тем более, что выяснилось: ум —зло и от него нужно освободиться.
Ум равен мысли. Мысль равна прошлому. А прошлое и будущее обуславливают. Нужно жить в моменте «здесь и сейчас» — и будет тебе счастье. Вся эта хрень называлась адвайта. Учение о недвойственности.
Акулов серьёзно на него подсел. Позже пересмотрел кучу видосов на ютубе. От просветленцев, учителей этой самой адвайты.
В девятнадцать и двадцать один год Юрка загремел в дурку.
Провёл в Питерской психушке полгода. Дали статью. Наглотался галоперидола и циклодола с аминазином. Узнал на собственной шкуре, что такое смирительная рубашка и электрошок. Родоки потом признались, что упрятав его в дурку, хотели уберечь от службы в армии. Ещё лет пять Акулов принимал лития карбонат, чтобы стабилизировать процессы возбуждения и торможения в организме. Так сказала родителям профессор Анна Кайдан. Так что первые свои практики по просветлению Юран провёл в доме скорби. И ему в общем с товарищами по поискам себя повезло. Габи Васадзе, бывший сиделец, замочивший из ревности жену, подарил Акулову книжку Элгуджи Амашукели об архитектуре Грузии.
Он же, Габи, стал в печальной больничке Юркиным наставником жизни.
Настоятельно советовал ему выбросить всякую околодуховную чушь из башки и найти бабёнку с неслабым передком.
Юрка соглашался и сорил афонаризмами собственного сочинения.
В палате на спор отжимались от пола. Меряли друг у друга пульс и ржали, как подорванные. Васадзе одной левой подымал скамью с сидящими на ней шестью психами. Демонстрировал Акулову бицепс, похожий на торпеду, зашитую в ладную кожанную капсулу с голубоватой вздутой жилой на борту. Васадзе обучил Акулова волевой гимнастике Засса, легендарноого цирковрого атлета начала 20-го века, железного Самсона.
Юрка крыл завотделением, Веру Семёновну Кульчицкую, отборным матерком. Плевался в санитаров сухой слюной. А по ночам ему грезилось, что он философ Спиноза, которого через отшлифованную Карабасом Барабасом линзу рассматривает Зигмунд Фрейд.
Прошли годы. Тарака ушла в мир иной в конце девяностых. Рак желудка. Юрка окончил истфак Питерского универа с отличием. Но
загрустил не на шутку. Работа в краеведческом музее Боровичей, в фондах с тремя скучными тётками в летах явно не доставляла. Татьяна собирала его афонаризмы в отдельную тетрадь. По алфавиту. Когда-то работала в райбиблиотеке Боровичей. После её ухода восхищаться Юркиными происками сознания было особо некому и он стал подумывать о том, что пора и ему к Карабасу, на вечные каникулы духа.
Затем из музея уволился и кое-как, уже после смерти родителей( автокатострофа в 2000-м), подрабатывал по охранам, то на одной стоянке, то на другой.
Дружище Крис погиб нелепо в 2002-м, угодив под «Камаз».
В апреле. Рванул к дворняге и оказался в собачьем раю в возрасте 11-ти собачьих лет. Было у Юрана ещё пару «романов» с чокнутыми «девами».
Последней стала Марго. Художница. Её папаша, доктор филологии, встречался лично с Фиделем Кастро. Марго души не чаяла в Кастанеде и считала себя Воином Света. Акулова это раздражало. Встречались три года. Ритка в сорок шесть стала похожа на перезревшую грушу. Климакс. Все дела. Стала занудой. Разговоры о болячках и способном и мёртвого из могилы поднять зверобойном масле выбешивали поджарого Юрана.
Сам о себе он говорил так: — Ритка, киця, ёп-та, ты любишь ярчайшего представителя тупиковой ветви нордической школы аштанга-йоги.
И ржал, как псих. Заразительным смехом махатмы-Ильича, частенько пародируя его манеру разговора и выставляя вперёд ладонь, как Ульянов на броневике.
Когда появился тырнет, Юрка расцвёл. Пристроил свои афонаризмы на одном из околодуховных сайтов. Несколько блоков и подборок.
Хвалили. Пару раз даже обозвали гением жанра. В начале века Акулов попробовал некоторые из своих «откровений» зарифмовать. Вроде сносно вышло. Лишённый издательских амбиций Юран довольствовался роскошью человеческого общения в сети. Несколько ярких романов с дамочками, ищущими света, накрылись медным тазом.
Юрка вспомнил о своей первой любви, фотомодели Даше Белоруцкой, когда мир оказался заложником новой напасти — коронавируса.
В начале двухтысячных Даша удачно выскочила замуж, за сына жэ дэ узла Клермон Ферранда. Во Франции. Ещё в прошлом веке присылала Юрану фоточки из загранки. То из Италии, то из Англии, то из Испании.
Владела шестью европейскими языками. Но пару лет назад, в 2017-м, случилась беда. Анри, супруг Даши стал бисексуалом и запал на молодого Эжена, харизматичного двадцатидвухлетнего блондина в татухах и шипах, солиста рок-группы, в Клермоне. От него подцепил синдром приобретённого иммунодефицита и подарил его Белоруцкой.
В январе 2020 Даша появилась в Питере. Списались по электронке с Акуловым и встретились у него на квартире.
Долго молчали, вздыхали. Затем Юран притянул Дашу к себе, стащил с неё стрейчевые бежевые джинсы Lee, сорвал шифоновую розовую блузку и отнёс в спальню. В первый и в последний раз в своей жизни попробовал анал. Без средства номер раз. Правда Даша успела принять душ. Сладко стонала, а Акулов кончил так, как никогда не кончал в своей бедной на тантру жизни. Но это стоило ему этой самой жизни.
Через месяц Белоруцкая призналась в письме, что «забыла» с ним обо всем на свете. О чёртовом СПИД’е, о коронавирусе, о себе, о зябкой двушке, продавленном диванчике...
Юрка нуждался в дорогущей операции. Друзья и родственники отвернулись. Сестра давно жила с небогатым мужем и тремя детьми в Чехии. Знакомые советовали обратиться к фейсбучным френдам, но Акулов не стал этого делать. Через три месяца после его встречи с Дашей, скончался в инфекционной больничке Боровичей.
А Белоруцкая не удосужилась приехать на его более чем скромные похороны. Зато у неё остались его афонаризмы, пару фоток и рукопись вот этого стишка Юрана.
Я забываю вновь, что вечность нелюдима.
Браслет заветных уз оковами манит.
Твой зыбкий силуэт, как сон пронёсся мимо,
Младенческой любви таинственный магнит.
Букет капризных вёсн в роскошных одеяньях
Зачахнет и умрёт, - желанное дитя.
Разбитые сердца нуждаются в деяньях,
Мой друг, мне жаль до слёз, без глупостей, - хотя,
Что нет сейчас тебя, - отцвёл апрель кудлатый.
Прочь потаскуха-грусть! - Рубиновая сень.
Я в тридцать лет ходил шальной и неженатый
И в сорок лет брожу — и мне меняться лень.
Я — странник, пилигрим, по лезвию бредущий,
Браслет заветных уз стянул остатки жил.
Любимое дитя, вновь славлю миг грядущий:
— Я в жизни знал тебя. Я не напрасно жил.