Наши родители помешаны на безопасности. Хотя, если б я ляпнула слово «помешаны» при них, то, наверное, получила бы по губам. Оно считается очень грубым. Слово «ляпнула», кстати, тоже. Вокруг нашего поселка высокий забор с колючей проволокой. И камеры по всему периметру. На входе вооруженная охрана, все машины тщательно проверяются при въезде в город. Смешно, но в мои 16 я не могу поехать в город, да и вообще выйти куда угодно за пределы поселка. Не то что одной, даже с сопровождением. Для своей же безопасности! Так говорят нам предки (еще одно запретное слово). В городе твориться невообразимая жестокость.
Родители построили этот поселок, когда разочаровались в мире и смогли позволить завести детей только с соблюдением всех мер безопасности, на которые они решились. И вот так мы теперь живем. Иногда кажется, что это остальной мир защищен от нас. Я читала про тюрьмы и наша жизнь не сильно отличается от какой-нибудь колонии-поселения. Хотя нет, им там можно выходить хотя бы раз в месяц, у нас колония строгого режима.
На уроках истории нам рассказывают про образование нашего поселка. Идея создать такой поселок пришла Михаилу Андреевичу Дроздову – нашему Старшине, и его другу, а теперь заместителю - Виктору Николаевичу Алешину. У каждого из них были свои причины. В общих чертах, Дроздов и Алешин придумали идею, поделились с женами, и пошли в администрацию области просить ненужную землю. Хотя нам говорят, что власти просто не могли отказать, потому что были восхищены этой идеей. Я много читаю, и представляю, что это врядли было именно так. Тогда были то ли выборы, то ли еще что-то, поэтому им так просто выделили землю с пометкой для «восстановления деревни». Они с Алешиным провели пропаганду среди знакомых, и еще несколько семей заинтересовались. В итоге на это место приехало пять семей, среди которых были и наши мать с отцом. Они продали свои квартиры и все имущество. На вырученные средства построили первые 10 срубов. Дроздов был человеком не бедным, все остальное он сделал за свой счет, поставил по периметру забор, построил ферму и закупил скот. А также семена для первых посадок. А чуть позже еще и оружие, чтобы защищаться от нападений, которое используются до сих пор. Говорят, у нас в поселке шесть автоматов Калашникова.
Вначале жизнь в поселке была очень сложной, дома отапливали дровами, есть было практически нечего. После первой зимы о поселке стало широко известно, и сюда потянулись люди. Уже следующим летом приехало еще пятнадцать семей. В тот же год был создан Совет Старших, куда вошел и мой отец. Кто-то занял уже построенные дома, кто-то занялся строительством новых, появился магазин и медпункт. Один из новеньких был врачом. Это было большим облегчением, и способствовало дальнейшему развитию поселка. Сюда с еще большей охотой стали стекаться поселенцы. Уже через пять лет были построены пятьдесят домов, и каждый из них был занят. Тогда Старейшина решил, что больше людей принимать не будут. У каждой семьи свой отдельный бревенчатый домик, у некоторых, как и у нас, дом двухэтажный.
Кстати, сейчас в поселке живет двести два человека. Большинство семей переехали сюда в первые годы после основания, но не все. Новеньких принимают неохотно, но все же принимают. Например, когда освобождается дом, если кто-то умирает. Или если кто-то согласен поделиться. Так недавно в поселок приехала двоюродная сестра тети Оли Лукашиной с семьей, они поселились на втором этаже в лукашинском доме. Строить новые дома нам негде, ведь территория строго ограничена.
Вернемся к истории. С увеличивающимся потоком людей денег в поселке прибавилось. Были поставлены камеры, закупили еще скота, даже несколько лошадей, для облегчения работы в поле. Несколько молодых мужчин назначены охранниками и получили на руки оружие. Спустя пару лет открылась школа, так как подросли дети первых поселенцев.
Были закуплены солнечные батареи, благодаря которым мы иногда можем пользоваться электричеством. В основном оно нужно для функционирования камер и компьютеров у охраны. У них же есть телефон для экстренной связи с городом. Старшина был против телефонизации, но городские власти настояли, грозясь прикрыть поселок. Улицы освещаются фонарями, которые днем набирают свет. Несколько лет назад нам провели газ, и теперь намного проще готовить и отапливать дом.
Так, спустя семь лет после образования поселка жизнь потекла как нужно и течет пор сих пор без каких-либо перемен и неполадок. У нас в поселке нет преступлений, нет страданий, нет тунеядства, нет лжи.
Мои мама и папа, как и все остальные взрослые, работают в поселке. Надо признать у нас тут развитая инфраструктура, почти все есть, и работа для взрослых тоже. У нас есть сельскохозяйственные поля, ферма, магазин с хлебопекарней, библиотека, медпункт, школа, клуб досуга, спортивный зал. Моя мама тренер, а папа работает в полях. еще у меня есть младший брат Максим, ему четырнадцать лет. Он, как и все младшие братья, доставляет кучу неудобств мне, но не режиму, он примерный мальчик. Да и я, в общем-то, примерная девочка, кроме пары неудобных вопросов и моих мыслей и чувств по поводу этого всего. А с братом все-таки мы довольно хорошо ладим.
Но давайте обо всем по порядку. Меня зовут Алла, мне шестнадцать. Приятно познакомится!
***
В пятницу утром я и четверо моих одногруппников расселись в кабинете и приступили к подготовке. Мы решали тесты, время от времени прося помощи у учителя, тихо переговаривались между собой.
У нас в школе учится сорок шесть детей, а учителей целых пять, каждая из которых ведет уроки в одной из возрастных групп. Наша группа выпускная. Нам предстоят экзамены в этом году, чему я несказанно рада, потому что мне предстоит выехать для этого в город! Нет, только бы не сглазить. Даже подумав об этом, я скрещиваю пальцы. Возможно, предстоит. Наши родители активно это обсуждают на собраниях поселка и хотят нам запретить, но городские власти настаивают и грозятся признать поселок незаконным. Меня устраивают оба решения. Если они запретят, нас закроют, и мы наконец-то сможем переехать в город. А если не запретят - мне хватит и нескольких выездов на экзамены. И мне не страшно! Какие бы кошмары там не творились, это все-таки лучше добровольного заключения.
Не подумайте, я люблю наш поселок, люблю родителей и всех жителей. Мы живем как одна большая семья. Но иногда здесь становится до жути скучно. Так скучно, что хочется выть. А еще очень интересно, что же там, за забором.
Полина Романовна, как и мы, хочет, чтобы нам разрешили сдать экзамены, поэтому сегодня она нервничает, как и мы. Я думаю, ей просто хочется официального подтверждения наших знаний. Утереть нос, так сказать, городским учителям.
После школы каждый из нас планировал сидеть как можно тише. Кто-то собирался учить уроки в своей комнате, кто-то убрать дом. Я приготовила ужин, вымыла весь первый этаж.
На шесть вечера назначено собрание Совета, где решат судьбу наших аттестатов. В актовом зале клуба досуга собралось все взрослое население поселка. На сцене за длинным столом из светлого дерева восседали Старшина, его заместитель, мой папа и еще семь других членов Совета.
Как ни странно, но нас пятерых выпускников тоже позвали на заседание. Мы в сопровождении учительницы вошли в зал и скромно сели на лавочке в последнем ряду. Я, как и все мои одногруппники, впервые присутствовали на собрании.
Когда все были в сборе, Старшина откашлялся, встал и произнес вступительную речь: «Дорого вечера, дорогие односельчане! Сразу к делу. В этом году у нас складывается непростая ситуация. Первые ученики заканчивают нашу школу, и городские власти настаивают под угрозой закрытия поселка, что они должны сдать Единый государственный экзамен. К сожалению, лицензию нашей школе не дают, да и по их правилам здесь все равно нельзя было бы сдать экзамен. Поэтому встал вопрос о возможности вывоза детей для сдачи экзаменов в город.»
Зал загудел.
- Тихо, тихо! Мы сегодня собрались, чтобы обсудить и проголосовать, допустимо ли такое попущение. - Произнес Михаил Андреевич. - Если мы их отпустим, как это отразиться на нашем будущем, наших принципах. Если не отпустим то, как мы сможем отстоять наш поселок и право на нашу автономию.
Зал снова зашумел. Старшина поднял руки. Шум мгновенно стих.
- Я хочу, чтобы высказался каждый из членов совета.
Он махнул своему заму, приглашая говорить, а сам сел. Алешин встал, зачем-то отряхнул рубашку. И странно кивнул, видимо в знак приветствия.
- Дорогие односельчане! – Начал он. – Также рад приветствовать вас на собрании! На мой взгляд, образование очень важно для развития наших детей, для возможности дальнейшего развития нашего поселка. Но, когда мы с Михаилом Андреевичем создавали это место, мы договорились и обещали нашим первым поселенцам, - он махнул в сторону остальных членов совета, - что мы сведем к минимуму контакты с агрессивной внешней средой. На мой взгляд, позволив нашим детям выезжать в школу, мы развяжем им руки! Это будет начало конца нашего жизненного уклада!
Послышались одобрительные возгласы, большинство кивало головой. Алешин сел. Встал мой отец.
- Добрый вечер! Я приехал сюда одним из первых. И моя дочь в числе выпускников. Я всеми ногами и руками против контакта с агрессивной средой.
Отец глазами нашел меня в толпе и строго посмотрел, будто я спорила с ним. Я опустила взгляд и разочаровано вздохнула.
- Я не хочу, - продолжил он, - чтобы моя дочь выезжала за пределы поселка, чтобы она подвергалась опасности, училась дурному за нашим стенами. Однако, я не вижу другого выхода. Как нам избежать вмешательства городских властей, если мы не дадим детям сдать экзамены?
Следующие члены совета высказывались кратко, и в целом были солидарны либо с Алешиным, либо с отцом. Лишь один из членов совета – дед Макар, старый одинокий добродушный дед с конца Продуктовой улицы, высказался по-другому.
- Добрый вечерочек! Я лично не против, чтобы дети сдавали экзамены как положено. И не только из-за угроз в адрес нашего поселка. Если экзамены сдадут положительно, то это будет только плюс в нашу пользу. Значит, наша школа работает хорошо.
Полина Романовна кивала в знак согласия после каждого предложения. Дед Макар заслужил аплодисменты, большинство поддержали его мнение. В зале поднялась рука, и один из работников фермы (не помню, как его зовут), спросил:
- А почему нужно ехать сдавать экзамены именно в город? До Александровки здесь ближе.
Я поморщилась. И кто его просил задавать этот вопрос. Я хотела посмотреть именно на город, Александровка представлялась мне такой же, как наш поселок, только без забора.
- Я, - ответил ему Старшина, - конечно же, спросил об этом представителя комитета по образованию, с которым мне пришлось вести беседу. Он объяснил мне так. Ученики сдают экзамены не в своей школе. Одни едут сдавать в другую школу, а те - в первую. То есть меняются учениками. В нашей же школе сдавать нельзя, да и учеников у нас слишком мало для обмена. Поэтому нас присоединят к городским школам, где лишние пять учеников, в отличие от Александровской школы, не почувствуются.
Алешин недовольно вставил:
- А мое мнение, что они просто хотят поглазеть на наших детей.
- Точно, - поддакнул ему один из членов совета.
Потом шло долгое обсуждение былых времен, и наших принципов. Тут я немного отвлеклась и позволила себе помечать о том, что можно увидеть в городе. Я вздрогнула, когда Ева толкнула меня в плечо.
- Нас зовут., - прошипела она.
Я закрутила головой. И правда, Старшина звал нас на сцену. Я заволновалась. Что я пропустила? Когда мы поднимались на сцену, отец почему-то снова строго на меня посмотрел.
- Итак, вот наши выпускники. Пять почти взрослых членов поселка. Игорь, Алексей, Алла, Марина и Ева. – Михаил Андреевич по очереди указывал на нас рукой. - С ними их учительница Полина Романовна.
Мы все неловко кивнули, улыбнулись, кто-то еле-еле помахал ладонью в знак приветствия, кое-где раздались жидкие аплодисменты и быстро стихли.
- Я позвал вас, чтобы спросить. Если будет принято решение отпустить вас в город на экзамен, сможете ли вы вести себя ответственно, достойно, согласно нашим принципам и законам?
Каждый из нас ответил «да», не задумываясь. Мы воспитаны в соответствии с этими принципами и соблюдали их каждый день. Единственный принцип, который мы нарушим, это выйдем за территорию.
- Отлично, - сказал Старшиина, - А теперь подождите на улице. Мы вас позовем.
Мы вышли, Полина Романовна осталась там.
Все взрослые, за исключением двоих охранников, были в зале, остальной поселок целиком принадлежал детям. Даже матери оставляли младенцев на попечение старших детей, чтобы присутствовать на собрании.
Мы ждали результатов голосования. Всем хотелось побывать в городе, не только мне. Их тоже распирало любопытство, однако, вряд ли кто-то признался бы в этом открыто.
Сама я была в таком нетерпении, что с трудом могла стоять на месте. Это так интересно, выехать за стены, но и страшно, чего уж тут таить! Как бы я не храбрилась, поджилки трясутся уже сейчас.
С самого детства нас пугали историями о городских жителях, да и вообще обо всех людях, кроме избранных, живущих в нашем поселке. Мы-то здесь стараемся жить в мире и гармонии, не ссориться, не сквернословить, и уж тем более не совершать преступлений. А там, за забором твориться хаос, люди грабят и убивают друг друга, обманывают и предают, насилуют и унижают. Родители, пережив страшные трагедии за пределами поселка, не хотели для своих детей такой судьбы, поэтому защитили нас от этих чудовищ. Отец злится, когда я спрашиваю, что случилось у него с мамой.
Я много читаю, прочла все библиотечные книги. Точно знаю, люди не всегда были такими, с каждым десятилетием, каждое новое поколение становилось все более жестоким. В древние времена тоже были убийства, и даже жестокие, но все они были с целью наживы или в военное время. Сейчас же даже в мирные времена никто не застрахован от маньяков, убийц, которые действуют безо всякой цели. У нас в библиотеке есть много книг о страшных людях. Больше всех меня напугал маньяк Чикатило, он убил 55 человек и не раскаялся. И убивал бы еще, если бы его не посадили в тюрьму. Отец говорит, что половина населения планеты такая же, как этот человек. А остальная половина боится передвигаться по городу, никто не ходит по одиночке, никто не гуляет по улице, все перебегают от дома до школы или работы, и обратно как можно быстрее. Нет друзей, никто никому не доверяет, не ходит в гости, не разговаривает на улицах. Это, конечно, кошмарно, и мне бы не хотелось жить в таком месте. Я очень рада, что у нас есть защита от них. Но посмотреть хоть одним глазком, один малюсенький раз, просто необходимо. Я сама уверена, что смогу больше ценить наш поселок, когда увижу город своими глазами.
Через 15 минут Полина Романовна позвала нас обратно. Наконец-то! Когда она выглянула из двери и сказала: «Ребята, пошлите!», я чуть не задохнулась от страха. Мы снова встали в конце зала. Дроздов, призвав всех к тишине, объявил: «По результатам голосования большинство жителей проголосовали ЗА то, чтобы наши выпускники сдали экзамены в городе».
Я приложила все усилия, чтобы не засмеяться в полный голос от радости, ограничилась скромной улыбкой, старалась, чтобы она выглядела благодарной, ну, или покорной.
- Вы обещали вести себя достойно. – Продолжал Старшина. - И я надеюсь, что так оно и будет. Вы – лицо нашего поселка, и обязаны доказать нашу состоятельность. Вы должны не только вести себя как положено, но и сдать экзамены на высшие баллы, - Он строго посмотрел на каждого из нас по очереди. И видимо заключив, что до нас дошло, удовлетворенно кивнул, - Всем спасибо! Собрание окончено!
Люди хлынули по домам, кто-то кучками, кто-то парами. Тут и там были слышны недовольные возгласы, что «это предательство», «никуда не годиться», «а как же наши принципы» и тому подобное. Но как только из клуба вышел Старшина все сразу стихло. Я усмехнулась, глядя как наша соседка, чуть ли не подавилась, когда оборвала себя посередине фразы, а потом, как ни в чем ни бывало, продолжила рассуждать об озимых, будто это не она секундой ранее осуждала чрезмерную мягкость Старшины.
Мы с родителями молча шли домой, во время ужина отец все также молча смотрел на меня. Я не выдержала:
- Отец, что я сделала?
Он немного помолчал, потом наставил на меня вилку, словно указательный палец:
- Пока ничего…
Больше он ничего не сказал, я постаралась быстрее доесть, прибрала на кухне, еле дождалась, когда все закончат есть, и помыла посуду.
- Всем спокойной ночи!
***
В воскресенье у меня было бунтарское настроение, хорошо, что школа в воскресенье не работает. На полях рабочий день до обеда. А у мамы, наоборот, воскресенье самый тяжелый день, потому что каждый житель поселка по воскресеньям обязательно посещает тренировку. Поэтому утром мы с братом дома одни. У нас у каждого есть небольшая комнатка на втором этаже со скатным потолком. Где-то читала про мансарды, может быть, как раз так и правильно их назвать. У меня в комнате есть кровать, стол со стулом, полка над столом, и крючок для одежды. А на полу разноцветный коврик, который я сама сплела из лоскутков ткани. В общем такая обстановка комнаты у всех. Живем мы не богато, но нам всего хватает.
Я проснулась и взяла со стола любимую книгу «Война и мир». Хотя она и огромная, да еще и с французским языком, но я люблю ее. Другие языки мы не учим, потому что предполагается, что мы никуда отсюда не выедим и проживем здесь всю жизнь. Хотя я знаю, что прецеденты были. Семеновы, например, совершенно точно не умерли все в один день, на кладбище их могил нет, я проверяла. Они точно уехали, видимо разочаровавшись в жизни поселка еще больше, чем в городской. Но нас так воспитывают.
Я спустилась вниз прямо в сорочке, брат, видимо, еще спал. Вышла во двор и набрала ведро воды из колодца, налила воды в умывальник, нажала на кран и оттуда потекла вода. Папа меня сильно отругал бы, если б увидел, что я хожу по дому в сорочке, а тем более вышла во двор в сорочке, хотя она была длинная и совсем не прозрачная. Умывшись и почистив зубы, я съела кусочек сыра, поднялась наверх, одела свое синее платье с мелким геометрическим узором, забрала волосы в косу и решила сходить к Еве. Одела шлепки и, забыв нацепить шляпу, выскочила за дверь.
Все пятьдесят жилых домов и остальные здания расположены в центре на четырех улицах. Наша улица находится слева, ближе к полям, ее называют Продуктовой, потому что на ней находится магазин. Хотя официального названия у улиц нет, на плане поселка они обозначены буквами: А, Б, В и Г. Дома считаются по порядку, нечетные - слева, четные - справа. Наш дом стоит третий на левой стороне нашей улице, и потому он - дом А5. Мне всегда смешно от такого наименования, потому что напоминает шахматы или морской бой.
Ева живет на соседней улице - Б или Школьной, ее дом располагался посередине, прямо напротив школы. Заборы у всех были одинаковые из штакетника высотой до пояса.
Я открыла калитку, постучала в дверь и вошла, двери в поселке не закрывает никто. Вся их семья сидела за деревянным столом и ела яичницу.
- Доброе утро, дядя Миша, тетя Катя. Привет, Ева! Привет, Сонечка!
Евина маленькая сестренка спрыгнула со стула и подбежала ко мне, встав на носочки, чтобы обнять меня за пояс. Обе они были уже одеты в платья такого же кроя, как и мое, у Евы – темно-зеленое с мелкими цветочками, длиной до самого пола, а у Сони – голубое в горошек чуть ниже колен. У Сони на голове две озорные косички, а Ева с одной толстой косой чуть ли не пояса. Моя темная худенькая невзрачная косичка до лопаток не идет ни в какое сравнение с ее – великолепного пшеничного цвета.
Я посмотрела на Еву, взглядом спрашивая, пойдет ли она гулять. Ева пожала плечами и кивнула в сторону отца.
- Дядя Миша, можно мы с Евой пойдем гулять? Тренировка у нас только после обеда.
Он посмотрел на жену, словно требуя подтверждения моих слов, тетя Катя кивнула.
- Ладно, идите. Надень шляпу, Ева. И возьмите Соню с собой.
- Хорошо, папа, спасибо.
Ева сняла с гвоздика белую шляпу, надела ее, повязала Соне платок, и мы вышли на улицу.
Соня довольно скакала впереди нас, когда мы, не сговариваясь, направились к концу улицы.
- Куда пойдем? – спросила Ева.
- Давайте обойдем вокруг, времени еще много, чем еще заниматься.
Наш поселок большой, хотя это, конечно, величина относительная, а сравнить мне не с чем. Идти в одну сторону около тридцати минут, обойти поселок по периметру займет около двух часов, кажется, долго.
Мы дошли до конца улицы, продолжили путь мимо клуба досуга и дальше вдоль пшеничных полей, на которых зеленели озимые.
На дворе середина марта, в наших широтах это уже полноправная весна. Можно уже не надевать безформенные свитера поверх платья. Я обула шлепки, хотя в эту пору все еще ходили в ботинках.
Это еще одно, что меня здесь бесит (еще одно запретное слово). И откуда они только берутся эти словечки?! Следи потом, как бы не сказать чего при родителях, а то можно хорошенько получить от отца. В самом деле, откуда? Ведь с городскими мы не общаемся, а родители так не выражаются. Хотя некоторые взрослые, может быть, только делают вид, а дома говорят все, что думают и делают, что хотят. Но только не наш отец, он - образец нашего порядка. Хотя… Бить детей за проступки ведь в наших законах не написано, но он, стыдно признаться, иногда это делает.
Так вот! Бесит, что у нас в поселке шьют почти одинаковую одежду всем. Женщинам - юбки и рубашки, и платья обязательно длиной ниже колен, мужчинам - брюки и рубашки, всем - уродливые кожаные ботинки. Для тренировок - спортивные брюки. Когда прохладно можно одеть вязаный свитер. Зимой все носят пуховики, хотя их, конечно, в поселке не шьют, их приходится покупать в городе. Зимы у нас не холодные, и их мы носим от силы месяца два. Летом обязательно носить шляпу, а зимой - вязаную шапку. Шьют и вяжут женщины, которые нигде больше не работают. Слишком старые, или не совсем здоровые, или кормящие мамочки. Им дают на дом такую вот общественную работу по мере необходимости.
Ботинки у нас в поселке никто не делает, их закупают в городе, выбрать, естественно, не дают. Просто привозят тебе кошмарного вида кожаный ботинок твоего размера. Только у Евы отличная обувь, потому ее папа сам ездил за ними. Я бы с удовольствием попросила его, видимо у него со вкусом все в порядке, но пока эти мои ботинки не порвутся, других мне не положено. А если я порву их в ближайший год, мне попадет от отца, да еще и на общем собрании отчитают. Летом можно носить простые шлепанцы или сандалии.
Когда папа увидит, что я сегодня одела шлепки, он точно меня отругает, поэтому нужно попасть домой раньше него.
- Папа хочет сосватать меня Игорю, - неожиданно сказала Ева.
Я удивленно подняла брови, улыбнулась и посмотрела на подругу.
- Ммм… А он тебе нравится?
На ее светлой коже проступил румянец. Она опустила голову, пытаясь спрятать улыбку.
- Какая разница? Папа считает, что из него выйдет толк. Он хочет работать в охране. - В ее голосе отчетливо слышалась гордость.
- Он симпатичный, - отметила я и толкнула подругу плечом. Мы засмеялись.
Честно сказать, мне было немного завидно. Но не потому, что у нее будет муж. Я бы не обрадовалась, если бы мне сказал отец, что я должна буду выйти замуж за кого-то. Мне никто не нравился. А потому, что она была так довольна, Игорь-то ей явно нравился. Я представила, что почувствую, если папа начнет сватать меня Алексею, и поморщилась. Ева заметила это и нахмурилась.
- Нет-нет, это я о своем, вы с Игорем - прекрасная пара.
Еву устроил мой ответ, и мы продолжили прогулку.
Я разглядывала до последней трещинки изученную грунтовую дорогу и по привычке считала шаги. Так, молча, наслаждаясь свободным теплым деньком, мы добрались до края поля. Здесь забор быть сетчатый, чтобы не затенять поля и не задерживать ветер. Мы направились вдоль него. Соня пела смешную песенку собственного сочинения. Давно ли мы сами были такие же.
Мы прошли до конца первого участка поля. Вдалеке, на другом конце второго участка были видны рабочие, среди которых был и мой папа. С такого расстояния он меня не узнает. Здесь, конечно, не запрещено находится, но я старалась поменьше попадаться ему на глаза. Тем более я в шлепках!
Мы шли и смеялись над какими-то глупостями, когда заметили, что Соня остановилась и прижалась носом к забору.
Ева насторожилась.
- Ты чего там?
- Там кто-то есть, - возбужденно сказала Соня, чуть не подпрыгивая, и ткнула пальцем за деревья.
Мы с Евой приблизились к забору и нахмурились, силясь разглядеть что-то.
- Никого там нет, выдумывать – это плохо, Соня! - Ева взяла ее за плечо, погрозила пальцем и повела дальше.
Я задержалась еще на минутку, стало очень интересно. Кусты зашевелились, я задержала дыхание. Неужели я увижу хоть что интересное?! Зайцы и лисы здесь не редкость, а вот кабана, волка или медведя увидишь не часто. Но нет, больше ничего не было. Я догнала девочек, и мы зашагали вместе. Дойдя до конца второго участка, мы присели на край поля, Ева достала из кармана по сухарю и мы сгрызли их, любуясь молодыми листочками на деревьях.
Солнце стояло высоко. Соня с Евой играли в ладушки. Я откинулась назад, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Весна – мое любимое время.
- Привет, красавицы!
Ева вскрикнула. Я резко распахнула глаза. Они не сразу сфокусировались от того, что я долго смотрела на солнце, хоть и с закрытыми веками.
Ева, обхватив Соню, уже стояла на несколько шагов сзади меня.
За забором стоял молодой парень с корзинкой в руках. Он был одет в синие брюки и обтягивающую черную футболку. На голове у него шляпа с козырьком. Она походила на шапку наездника, рисунок которой я видела в книге, но козырек был значительно больше. Не знаю, почему, но именно эта шапка сразу привлекла мое внимание. Волосы явно коротко пострижены, хоть и мало что можно было разглядеть из-под этой шапки. Одно я могла сказать точно, он очень красив. Его улыбка и белые зубы приковывали к себе взгляд. Гладко выбритая и без единого изъяна кожа. А в одном ухе у него – просто невероятно – была сережка! Он словно инопланетянин, настолько отличался от всех наших мужчин.
Вдруг я поняла, что уже целую минуту просто смотрю на него с открытым ртом. Я опомнилась, прикусила губы, встала и отряхнулась.
- Здравствуйте! – тихо сказала я.
- Не разговаривай с ним, - испуганно прошипела Ева.
Он улыбнулся еще шире и подошел к забору вплотную. Переложил корзину в другую руку и протянул руку сквозь дырку в заборе.
- Дима, - представился он.
Я застыла на месте, посмотрела на его руку, она была чистой и мощной, но не изнуренной работой, как руки мужчин нашего поселка. Если бы я протянула руку, то могла бы дотронуться до его руки. И это было бы сущим безумием. Он разглядывал меня совершенно не прикрыто, и хитро улыбался. Теперь мне стало понятно, что значит хищный взгляд, о котором иногда пишут в книгах. А особенно хищной, но от этого еще более потрясающей, была улыбка. И я все-таки подняла руку, нет даже не так. Я обнаружила, что моя рука протянута вперед, еще несколько сантиметров и я дотронусь до него.
- Алла! Пойдем, нас увидят! - чуть не плача, сказала Ева.
Я резко отдернула руку.
- Иду.
- Алла, значит. - Парень поднял брови и снова расплылся в улыбке, хотя казалось шире улыбаться уже некуда.
Я развернулась, и пошла вслед за Евой. Она облегченно вздохнула и, взяв Соню за руку, быстро пошагала прочь.
- До встречи, Аллочка! – крикнул он вслед.
Я обернулась. Он поцеловал свою руку, сдул поцелую в мою сторону, и заразительно засмеялся, запрокинув голову. Мое сердце пропустило один удар. Без шуток. На самом деле. Сначала «тук», потом ничего и только через пару секунд следующий «тук».
Всю дорогу до конца поля я пыталась нагнать Еву, и спрятать улыбку. Последнее выходило с трудом. Таких парней у нас определенно нет. Он потрясающе красив. Его образ отпечатался у меня перед глазами, я снова и снова рассматривала каждую деталь.
Ева толкнула меня локтем:
- Ты меня слышишь вообще?
- А? – я потрясла головой, чтоб избавиться от наваждения, - Слышу-слышу.
- Как ты могла с ним заговорить? Нам несдобровать теперь.
- Никто не узнает.
- Ага? А охрана?
- Думаешь, охрана смотрит в камеру круглые сутки, и что-то заметит? - я фыркнула.
Ева поджала губы, и показала глазами в сторону Сони. Малышка светилась от такого приключения и лукаво улыбалась. Стало ясно: камеры не понадобятся.
Я опустилась на колени и взяла Соню за руки.
- Сонь, не рассказывай никому, что мы там кого-то видели. Нас всех поругают. А еще в следующий раз я отдам тебе свою порцию сладкого, - заговорчески шепнула я.
Она помолчала, посмотрела на нас по очереди, сделала вид, что раздумывает над этим предложением, приложив палец к губам.
- Лааадно! - улыбнулась она и поскакала дальше.
Мы дошли уже до досугового центра, когда я взяла Еву под руку и тихо, чтобы Соня ничего не слышала, спросила:
- Что он мог делать у нашего забора?
- Я-то откуда знаю! - огрызнулась она, вырвав руку.
Потом резко остановилась и повернулась ко мне, наставила на меня палец и строго сказала:
- Я вижу, что он тебе понравился. Я не слепая. Сотри эту улыбку с лица!
Я попыталась это сделать, поджав губы, но чего не вышло. Ева покачала головой.
- Но он же из города! Не смей думать о нем, и вообще заговаривать о нем! Не дай Бог, кто-то услышит, нам конец! Ты все равно его больше не увидишь. И никто тебе не позволит даже поговорить с ним.
Она резко развернулась, взяла Соню за руку и, не оглядываясь на меня, свернула к своей улице.
- Пока! – крикнула я им вслед. Моя улыбка померкла, я вздохнула и тихо добавила. – Знаю, что не увижу.
Соня помахала мне рукой, а Ева даже не обернулась.
Я решила прогуляться вокруг жилого массива, прежде чем идти домой. То, что мы больше не встретимся это ясно как Божий день. Но это не отменяет того, что он невероятно красив, и того, как все мое тело отреагировала на него. Среди наших таких нет. Кажется, я повторяю это сама себе третий раз. И он совершенно не выглядел злым или агрессивным. Хотя может быть потому, что нас разделял забор. А вдруг если бы я все-таки протянула его руку, он схватил бы меня...
С такими мыслями, я дошла до дома. Когда я зашла в дом, то обнаружила, что папа уже вернулся с работы. Пытаясь не привлекать к себе внимания, я скинула шлепки и затолкала их за остальную обувь.
- Здравствуй, дочь! Где была? – строго спросил отец, выныривая из ящика с инструментами. Вроде бы моих манипуляций он не заметил.
- Гуляла с Евой и Соней.
- Хорошо! – удовлетворенно сказал он, и тут же добавил, - Когда идешь на тренировку?
- К двум часам.
Папа посмотрел на часы. Было половина второго.
- Тогда тебе уже пора собираться, - нахмурившись, сказал он.
- Хорошо, отец.
Я побежала наверх, взяла штаны и рубашку, спустилась обратно. Ну почему ему обязательно быть всем недовольным?!
- Я пошла, отец.
- После тренировки сразу домой!
- Конечно!
Я не спеша шла на тренировку, время было еще много, но находиться дома наедине с папой под его строгим взглядом не хотелось.
Чтобы хоть как-то растянуть время я прошлась по каждой улице, хотя напрямую до зала была одна минута пути. На нашей Продуктовой улице были только дома, и в конце улице магазин. В нем же пекли хлеб, поэтому запах здесь был всегда потрясающий. Я постояла немного, втягивая носом запах свежего хлеба. Надеюсь, мама заказала сегодня булочку белого. Хотя у нас еще осталась с пятницы несколько кусочков, скорее закажет только завтра. На следующей, Евиной улице был клуб досуга, медпункт и библиотека, а рядом наша школа.
Следующая улица называлась обычно просто Главной, потому что там находился дом нашего Старшины – Михаила Андреевича Дроздова.
Спортивный зал, куда я направлялась, находится на улице Г или Спортивной. Да, с фантазией у нас не очень. Это небольшое одноэтажное помещение с двумя залами и двумя отдельными раздевалками: для мужчин и для женщин. Нам не позволяли тренироваться вместе, потому что мужчины не должны были видеть женщин в почти обтягивающих штанах. Это одно из наших главных правил: никаких провокаций.
Кстати о правилах. Я не говорила, что люблю право? Я вообще много читаю. У нас в библиотеке много книг, но все они довольно старые. А из новых только собрания законодательства. Их ежегодно и неизменно с недовольным видом привозит Старшина. Эти сборники, как и книги по юриспруденции, мне особенно по душе. Не говоря уже о наших внутренних законах, их я выучила дословно. Хотя по правилам каждый школьник должен, не задумываясь, перечислить как минимум первые 10 пунктов. Вот они:
1. Женщинам и детям запрещено выходить на территорию поселка. Мужчины могут выходить за территорию только с разрешения Старшины и только по общественным нуждам.
2. Кто не работает, тот не ест. Каждый житель поселка, достигший возраста двенадцати лет, должен приносить пользу обществу. До двенадцати лет ребенок обязан выполнять работу по дому.
3. Слово мужа – наивысший закон для жены. Слово отца – наивысший закон для ребенка.
4. Мужчины и женщины, не связанные кровными узами, не должны находиться наедине до брака.
5. Женщинам запрещено носить брюки, а также платья и юбки, открывающие колени. Мужчинам запрещено оголять торс.
6. Запрещено брать или требовать что-либо свыше положенной нормы.
7. Посещение воскресной тренировки обязательно для всех.
8. Запрещено включать свет до наступления темноты.
9. Каждый обязан бережно и экономно использовать вверенные ему предметы быта и обихода (в том числе посуду, одежду и обувь, канцелярские принадлежности).
10. Запрещено сквернословить, грубо выражаться, ругаться.
Кстати, я даже нашла нестыковки между нашими законами и государственными. Наши законы, если так посмотреть, вообще незаконны. Но когда я несколько лет назад пыталась сообщить об этом папе, он покраснел, и с такой силой сжал вилку в руках, что и я предпочла не развивать тему и признаться, что так не считаю. Хотя, конечно же, считаю. Наверное, городская власть не знает о существовании у нас своих отдельных законов, иначе не позволила бы поселку существовать.
Если бы я жила в городе, то, наверно, стала бы адвокатом, у нас-то в поселке они не нужны. Здесь все мои перспективы – это курятник, поля или школа. Пожалуй, надо будет выбрать школу, тем более Мария Петровна уже довольно стара, и скоро уже не сможет работать.
С такими мыслями, я сделала пару кругов по улицам.
Но, как я ни старалась, все равно пришла в спортзал раньше. Занятие у другой группы еще шло, поэтому в раздевалке никого не было, я переоделась и осталась ждать остальных. Ева пришла через минут десять, сухо кивнула мне и пошла в другой конец раздевалки. Я пересела к ней ближе.
- Ты что со мной не разговариваешь?
- Разговариваю.
- Ага, я заметила. - Ева натянула штаны и села рядом.
Немного помолчав, она огляделась и, наклонившись ко мне и понизив голос, сказала:
- Ал, в последнее время я тебя не узнаю. Сначала ты пристаешь к учителю с совершенно не уместными вопросами, потом осуждаешь нашу жизнь, а потом общаешься с городским. Ты меня пугаешь!
Я непонимающе смотрела на нее.
- Я не осуждала нашу жизнь. Я всего лишь спрашивала и… рассуждала. И уж точно не общаюсь с городским. Я только сказала «привет».
Ева панически оглянулась, как будто я призналась, что на днях убила человека.
- Ты сама не понимаешь, зачем мы здесь живем. Начиталась непонятно чего. Надо сказать Зое Артемовне, чтобы она повнимательнее осмотрела книги в библиотеке. Тебе нужно думать о будущем. Готовиться к работе учителя, если ты взаправду хочешь работать в школе. А с такими высказываниями тебе не разрешат там работать.
- С какими? С такими? Я ничего не сказала!
- Сказала!
Мы обе надулись и сложили руки на груди, и не разговаривали до начала тренировки.
***
К двум часам раздевалка заполнилась, одни переодевались обратно в платья и юбки, другие натягивали спортивные штаны. Ровно в два часа мы в одних носках прошли в зал.
В нашей группе было десять человек, все молодые девушки от пятнадцати до двадцати лет. Каждая в произвольном порядке заняла место в зале. Я привычно встала в самом конце возле окна, а Ева, даже не взглянув в мою сторону, прошла в первый ряд. Мама поздоровалась со всеми и начала занятие.
Целью тренировок, конечно же, является не красивое тело, показывать никому его все равно нельзя. Мы мало передвигаемся, территория у нас небольшая, и хотя работа у большинства физическая, нам не хватает двигательной активности. Поэтому на тренировках мы занимаемся растяжкой, поднимаем ноги, руки, делаем наклоны, бегаем на месте. Наверное, из всех женщин старше сорока лет только моя мама в отличной форме, конечно, благодаря своей работе. Кстати, бегать по улице тоже нельзя, по крайней мере, девушкам, потому что носить спортивные штаны кроме как в зале нельзя, а бегать в платье или юбке не очень удобно. А особенно, в жутких ботинках! Попробуйте, если не верите! Не бегают и мужчины, может быть из-за этих же соображений, а может еще почему-то.
После нас тренировка у группы моего папы. Конечно, в другом зале с другим тренером, поэтому, когда мы выходили, то встретили его, Евиного папу и Старшину.
Мы поздоровались, скромно склонив голову, быстро переоделись и вышли из спортзала. Я не знала с чего начать разговор, ведь Ева совершенно несправедливо на меня разозлилась. Мои вопросы и рассуждения безобидны, а уж во встрече с тем парнем я точно не виновата. Так молча мы дошли до Школьной улицы и остановились.
- Алла, я тебя очень люблю, и поэтому беспокоюсь за тебя. Нам здесь так хорошо, а ты…
- Да я знаю, что тут хорошо, я никуда и не рвусь.
Ева посмотрела на меня с недоверием.
- Честно! – я шуточно приложила руку к сердцу. Ева засмеялась. И я тоже.
- Ну ладно пока, - сказала она и ушла.
Я направилась к дому. Хотя у меня есть еще часок свободного времени, пока папа на тренировке, чем заняться без Евы я не знала. Пойду домой, почитаю.
***
Следующие несколько дней Полина Романовна посвятила не только непосредственно учебной подготовке к экзаменам, но и учила нас правилам поведения в городе.
Первое и главное, что не уставали нам повторять каждые десять минут: не отходить от учителя. А также держаться вместе, не глазеть по сторонам, не разговаривать с посторонними, не отлучаться даже в туалет без разрешения, не брать ничего у посторонних. Правила были очень простыми, но мы заучивали их как таблицу Менделеева – долго и нудно.
Мы не обсуждали, каким образом мы будем держаться вместе, когда должны будем сдавать предметы по выбору, ведь тогда мы окажемся в разных кабинетах.
Так как наш Совет слишком долго определялся, можно ли нам вообще сдавать экзамен, у нас толком не было времени на то, чтобы как следует подумать, какие именно экзамены сдавать. В среду нам дали листок, где каждый вписал два экзамена.
Я хотела написать обществознание, но Полина Романовна сказала, что знания законов недостаточно.
- Мы живет в ограниченном обществе, - сказала она, - А в экзаменационных билетах может быть такой вопрос, на который ты не сможешь ответить при всех своих знаниях только из-за нехватки кругозора.
Меня это задело, а еще породило новые вопросы. Зачем мы живет в ограниченном обществе, если это помешает мне даже просто сдать экзамен. Значит, нас защищают не только от всякой жестокости и агрессии, но и от нормальных вещей, которые включили в вопросы на экзамен. Но я прикусила язык и промолчала.
То же самое было и с литературой.
- Алла, ты не сдашь. В тесте точно будут вопросы по произведениям, которые ты не читала.
- Я читала почти все книги в нашей библиотеке. Скажите, какие нужно, я прочту. Я быстро читаю.
Она вздохнула.
- Выбери лучше точные науки.
- Но я люблю литературу. Я трижды читала «Войну и мир»!
- Я знаю, – вздохнула она, - Но нужных книг у нас в библиотеке ты не найдешь.
Я поджала губы.
- Понятно.
Я взяла листок, вписала туда биологию и химию.
Раздосадованная от этой несправедливости, я зашла в дом, поднялась наверх и переоделась в платье. В комнате брата что-то стукнуло и тут же затихло.
- Максим!
Тишина…
- Максим, ты чего там роняешь?
Нет ответа. Я вышла из своей комнаты и толкнула его дверь. То, что я там увидела, не то что удивило меня, а прямо таки шокировало.
Он полулежал на кровати вместе с блондинкой из его школьной группы. У нее были расстегнуты пуговицы на платье и почти видна грудь. Когда я залетела в комнату и открыла от изумления рот, она попыталась прикрыться. От страха ее синие как вечернее небо глаза были огромными. Максим продолжил держать девчонку за руку, сплетя пальцы. Спустя минуту я, наконец, вышла из ступора.
- Вы что тут делаете? – Зашипела я, - А если бы родители пришли?
Максим видимо тоже, оправившись от испуга, ответил с вызовом:
- Родители еще целый час на тренировке. Дома только ты. И ты не могла бы выйти?
- А вы продолжите тут… сидеть?! – мой голос чуть не сорвался на визг.
- А если и продолжим? – вызывающе спросил Максим.
- Расходитесь сейчас же, и я ничего не скажу отцу, - использовала я тяжелую артиллерию.
Он зло нахмурился, а девчонка быстро начала застегиваться и приглаживать прическу. Потом выдернула свою руку из руки Максима, посмотрела на него, и чуть ли не бегом протиснулась из спальни мимо меня и спустилась. Послышались ее всхлипы. Через несколько секунд внизу тихонько хлопнула дверь.
Я продолжала буравить брата взглядом.
- Ты что делаешь, Максим?!
- Ты же видела, чего спрашиваешь? – ответил он, сложив руки на груди, отвернулся и уперся взглядом в стену.
Я подошла и села рядом с ним на кровать.
- Она тебе нравится?
Он кивнул.
- Сильно?
- Я женюсь на ней!
Я улыбнулась. Он нахмурился.
- Я не шучу! – более твердым голосом сказал он. – Я люблю ее.
Я погладила его по плечу:
- Если честно, я очень за тебя рада, что ты влюблен.
Он удивленно поднял бровь. Я кивнула.
- Рада, правда. Но тебе только четырнадцать. И ей, наверно столько же. Как ее зовут? Анна?
- Яна, - с нежностью поправил он, - ей тоже четырнадцать.
- Четырнадцать! - С нажимом повторила я и покачала головой. - И никто не позволит вам быть вместе сейчас. Жениться можно только в восемнадцать, когда начнешь работать. А до этого никаких встреч, ты что правил не знаешь? И наши родители ее не одобрили. Они могут выбрать тебе другую невесту. А ее родители одобрят тебя?
Брат пожал плечами.
- Я понимаю, как тебе сложно. Но вы не можете встречаться. И я не буду вас покрывать.
Брат осуждающе посмотрел на меня.
- Сегодня я ничего не видела.
Я улыбнулась и вышла из комнаты.
- Спасибо! – Донеслось из комнаты брата.
Я села на свою кровать. Мой младший братишка влюбился. Ева почти сосватана. А мне придется выйти за Алексея, или еще хуже: мне подберут мужа из каких-нибудь свободных стариков. Огромный минус жить в таком маленьком поселке состоит в том, что людей твоего возраста здесь очень мало, а еще меньше вероятность того, что будет одинаковое количество мальчиков и девочек. И где гарантия, что тебе понравиться мальчик, которого решат на тебе женить.
Еще немного посетовал на судьбу, я принялась за домашние дела. Максим спустился сверху с непроницаемым лицом, словно ничего не случилось. Мы все вместе поужинали и в девять улеглись спать.
***
На следующий день сразу после школы я помыла полы и приготовила ужин: мятая картошка и куриные потроха. Вскоре пришли мама и папа. Время было еще только пять часов.
- Отец, можно нам пойти погулять? – спросил Максим.
- Алла, ты тоже пойдешь?
- Если можно, я бы тоже лучше погуляла. Читать все равно скоро будет темно.
- Хорошо, идите.
- Спасибо! – хором ответили мы.
Мы вместе вышли за дверь. И дошли до начала улицы.
- Я пойду туда, - куда-то неопределенно махнул рукой Максим.
- Ладно. Встречаемся здесь же в восемь. Не возвращайся раньше меня. Отец разозрится.
Он кивнул и убежал, а я решила просто побродить по поселку. На улицах было много народу. Все дела по дому были сделаны и многие выбрались отдохнуть, малыши бегали по улице с мячами, кто-то прыгал через скакалку, люди постарше сидели на скамейках около заборов и разговаривали.
Я решила обогнуть жилой массив за домами, и заглянуть в клуб. Может там репетирует хор, я была бы не против спеть с ними. В клубе или центре досуга у нас много всяких настольных игр. Кроме шахмат, морского боя, еще есть нарды, шашки, лото, дженга, скраббл, домино и много всяких других. В центре есть специальная комната со столами для игр. Но в теплое время года по вечерам все располагаются на газоне перед зданием и играют прямо на траве или на подстилках. Мы с друзьями любим проводить там время.
Я дошла до клуба. В окне была видна группа женщин и девушек, они только собирались петь, строились и разбирали тексты. Виктор Олегович настраивал баян. Я замерла, как вкопанная. Внезапно меня посетила идея еще разок взглянуть на то место, где мы встретили сегодня того городского парня. Пока меня не заметили из клуба, я поспешно ретировалась.
Оказавшись на полевой дороге, я ускорила шаг и через несколько минут была на месте. Вот немного примятая трава, где мы сегодня ели сухари. Вот в этом месте стоял он. Я посмотрела на забор. Как наяву мне привиделся его силуэт. Но вдруг заметила на заборе что-то белое, я подошла и увидела клочок бумаги, закрученный вокруг проволоки забора. Оглядевшись вокруг, быстро сняла бумагу и отошла в сторонку, как будто просто прогуливаясь туда-сюда. Дрожащими от возбуждения руками я развернула бумагу. На ней крупным ровным почерком написано всего несколько строк:
«Ты очень красивая, девочка-загадка.
Иди налево до самого угла забора. Дима»
У меня перехватило дыхание. Он считает меня красивой. Кажется, щеки пылают. Я прижала руку к лицу, они и правда горячие.
Смяв бумажку и закинув ее как можно дальше за забор, чтобы никто не прочел, я бегом припустилась влево до самого конца полей. За несколько метров я остановилась, отдышалась и оглянулась вокруг. Никого. Подошла вплотную к забору, и тут снова увидела на проволоке намотанную бумажку. Я сняла ее и скорее отошла от забора, чтобы охранники ничего не заподозрили. Все-таки время было уже позднее и девушка, прогуливающаяся одна в таком месте, а тем более стоящая возле забора, может вызвать подозрения. На ходу развернула вторую записку:
«Буду ждать тебя здесь в следующее
воскресенье в одиннадцать утра.
Здесь ваши камеры не увидят ни тебя, ни меня».
Я скомкала, кинула за забор и ее, а потом, ощущая биение сердца где-то в горле, быстрым шагом направилась домой.
Честно сказать, я испугалась. Но и обрадовалась. Его потрясающую улыбку хотелось увидеть хотя бы еще разок. Это можно было считать за свидание. Я нервно хохотнула от одной только мысли. Решусь ли я такое. Если хоть кто-то узнает, мне несдобровать. Меня осудят всем поселком, будут обсуждать мое поведение на общем собрании, а потом отец задаст мне трепку, какой еще никто никогда не видел.
Когда я вернулась, мама с папой сидели со свечкой за кухонным столом и играли в скрабл.
- О, дочка, молодец, что вернулась пораньше. Максим еще гуляет?
- Он там… с мальчишками. Мне стало скучно. Пойду лучше спать.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, я поднялась наверх, разделась и легла в кровать. Максим, наверное, все равно пошел встречаться с Яной. Честно сказать, я ему завидовала.
Я закрыла глаза, обняв подушку. И перед глазами у меня возникла картина, я сижу с расстегнутыми пуговицами на платье, прижимаясь спиной к нему… Дима, очень красивое имя. У нас в поселке нет ни одного Димы, и уж тем более такого.
***
Всю неделю мы учились в школе, учились дома, читали, перечитывали и решали задачи. Я прерывалась только, чтобы приготовить ужин и убрать со стола. В субботу после школы, я вздохнула с облегчением. Завтра воскресенье, долгожданный выходной. Воскресенье! Я убирала со стола после обеда и застыла, когда до меня дошло, что смысл промелькнувшей мысли. «Буду ждать тебя здесь в следующее воскресенье в 11 утра…». Воскресенье уже завтра! Как я вообще могла забыть? Наконец осознала, что так и стояла, подняв одну ногу, не сделав шаг. Родные посмотрели на меня как на больную. Чтобы сгладить неловкость, я тихонько пробормотала формулы, как будто о них и задумалась. Это сработало. Максим улыбнулся, папа продолжил трапезу, а мама сочувственно покачала головой.
- Аллочка, - обратилась ко мне мама, когда я уже перемыла всю посуду и собиралась пойти наверх, - Я побеспокоилась и договорилась насчет вашей завтрашней тренировки. Чтобы освободить вам вторую половину дня я переписала вашу группу на одиннадцать часов. У девочек все равно…
Но я уже не слышала, что она говорила. В одиннадцать?! Что за совпадения такие! Я схватилась за подол платья. По мне волной прокатился страх. Не могли ведь они узнать! Я глянула на отца. Он уже переместился на диван и копался в своем ящике с инструментами. Если мама и знает, то отец (Слава Богу!) точно не в курсе. Это уже лучше. А мама-то откуда могла узнать? Неужели Соня или Ева ей что-то рассказали? Не может быть! Я ведь только об этом подумала. Она словно мысли прочитала. Я обнаружила, что кусаю ногти. Так, спокойно! Убрала руку ото рта, отпустила подол. Я сама себя выдам, если продолжу так себя вести. Нужно рассуждать логически. Мама всегда заботилась о моей учебе, и действительно могла перенести тренировку специально для меня. А время совпало вероятно потому, что в десять занимается самая старшая группа, а их лучше не тревожить. Убедив себя, я кивнула и немного успокоилась.
- Спасибо, мам. – Запоздало отозвалась я. Пожелала всем спокойной ночи, поднялась в свою комнату, прямо в одежде улеглась на кровать и уставилась в потолок. Вот невезуха!
***
Так, размерено, с четким режимом и расписанием, впрочем, как всегда, прошли два месяца. Подготовка к экзаменам в школе, готовка и уборка дома. День становился длиннее, папа все дольше задерживался на полях. Мама после работы в зале, помогала другим женщинам шить одежду для грудничков. Она совсем не обязана была этим заниматься, свою норму трудочасов мама выполняла в зале. Но летом собирались родиться пятеро малышей. Максим вечно пропадал где-то. Я старалась не думать где и с кем, и что ему, да и мне, за это будет.
Сама я была в диком восторге от предвкушения выезда в город. Иногда нападала паника. Я боялась, что на нас нападут и убьют или того хуже. Но этим мыслям я не давала разгуляться. В такие моменты пыталась представить, что мы увидим. Высокие здания, много машин, может быть даже поезд…
Мы поедем на машине. Впервые! У нас в поселке есть целых три автомобиля, они считаются общими. Мужчины ездят на них в город, чаще всего на черном фиате, это пикап. Мой папа тоже может водить автомобиль, но он очень редко покидает поселок. Машины в основном используются для закупки продуктов в магазин, для приобретения других вещей в дома, для доставки тяжело больных в больницы. На моей памяти такое случалось только один раз. Пару лет назад у бабы Алисы с соседней улицы случился инфаркт, ее увезли в больницу, но не было уже поздно. Тогда пришлось возвращаться и брать другую машину, чтобы привезти обратно ее тело для похорон.
Когда мне было лет пять, я попросила Евиного отца посидеть в одной из наших машин. Он разрешил. Помню, как радовалась тогда, залезая на огромное кожаное сиденье. Я уселась, и болтала ногами, представляя что еду. Когда отец увидел меня там, он пришел в бешенство. Я получила больнющий шлепок по попе и плакала. А отец сильно ругался на дядю Мишу.
Иногда я вспоминала о том парне. То жалела, что не получилось тогда прийти к забору, то радовалась, что все так вышло, иначе из-за этой ерунды я рисковала бы поездкой.
И вот наступил день наших экзаменов. Первый экзамен – русский язык. Мы все надели белые рубашки. Полина Романовна сказала, что наши платья слишком цветные для экзаменов. У меня и у Марины были черные юбки простого кроя, конечно, ниже колен, у Евы – синяя. Мальчишки в одинаковых коричневых брюках.
Учительница по такому случаю заплела нам очень красивые колоски вместо наших обычных кос. Рано утром, дорога предстояла неблизкая, мы собрались на территории охранного пункта. Это не слишком большая площадка, огороженная со всех сторон забором. Со стороны дороги поселок закрыт глухой железной стеной, чтобы оттуда ничего не было видно. Примерно посередине находятся железные ворота – выезд из поселка. Над воротами - вышка охраны. Другие три стороны охранного пункта огорожены невысоким, с человеческий рост, сетчатым забором, за которым начинается поселок. С одной стороны к глухому забору примыкает недавно построенный кирпичный гараж на три наших машины. Автомобилям уже больше 20 лет, и зимовка на улице на пользу совсем не идет.
- Ева, я так боюсь! – возбужденно воскликнула я, когда мы уже стояли возле охраны и ждали машины.
Ева была бледная, глаза широко распахнуты. Она только кивнула и крепче сжала мне руку. Она тайком поглядывала на Игоря. Может оценивала, трусит ли он, или не хотела, чтоб Игорь видел, как трясет ее саму. Мальчики, кстати сказать, совсем не показывали своего страха. Даже Алексей, боявшийся даже своей тени. За это я их зауважала. Марина стояла рядом со своей беременной матерью. Она была уже на восьмом месяце и поэтому освобождена от работ. Они обнимались, обе с каменными лицами, как будто прощались навсегда.
Наконец из гаража вывернули машины. За рулем черной десятки был Денис Петрович, наверное, он не хотел отпускать Полину Романовну одну.
- Мальчики, садитесь в эту машину с нами, - она махнула рукой, подзывая Игоря и Лешу. Пока они усаживались на заднее сиденье, из гаража выехала белая Хонда, та самая за которую я получила от папы.
- Ура! Подскочила я. Моя любимая машина! – Я запрыгала вокруг Евы. А она с облегчением выдохнула, только когда увидела, кто был за рулем.
- Папа! – Воскликнула она, и наконец, улыбнувшись, с удовольствием села на заднее сиденье. Мы с Мариной пошли следом.
- Дядя Миша, а вы помните, как я попросилась посидеть в этой машине? Забавно, что спустя одиннадцать лет, я все-таки прокачусь на ней.
- Помню, - усмехнулся он, - И как получил тогда от Алексеича, тоже помню! Теперь-то он ничего не поделает, - добавил он, - на полных правах едешь.
Охранник скомандовал, ворота поднялись и мы поехали. Марина со слезами на глазах смотрела в заднее стекло на маму. Та махала дочери, другой рукой смахивая слезы. Ева расслабилась и перестала трястись в присутствии отца. Я всегда немного завидовала их отношениям. В присутствии своего папы я только напрягаюсь, боясь сказать или сделать что-то не то. Я жадно смотрела в окно. От страха, смешанного с ликованием, у меня тряслись колени. Потрясающее чувство! На проселочной дороге не было ничего интересного, все это я уже видела через забор, да и внутри поселка. Одно только отличалось, нигде не было видно ни стен, ни заборов. Такой простор, и на душе такая свобода. Я улыбалась до ушей. И перед глазами возникла такая же широкая улыбка Димы. Может, несмотря на все ужасы и жестокость, они так улыбаются именно благодаря ощущению свободы.
Как только мы выехали на широкую асфальтированную дорогу, я увидела синюю табличку со стрелочкой, указывающей в сторону дома, и надписью «О.Глубокое». Это озеро находится на нашей территории. На самом деле оно совсем не глубокое. Говорят, в самом глубоком месте от силы наберется метра три, мальчишки говорят, что ныряют и достают ногами дна. Такое же название официально носит и наш поселок. Во всех внешних документах и картах поселок отмечен как закрытое автономное территориальное образование (ЗАТО) «Глубокое». Между собой мы зовем наш поселок просто – поселок.
Мы ехали уже около часа. Лишь иногда вдоль дороги попадались несколько полуразвалившихся домов. Потом просторные поля сменились лесным массивом. Я еще несколько минут пыталась разглядеть хоть что-то в зеленой куще, но мне это быстро наскучило. Смотреть было не на что.
- Успокоилась, Ев? – Я легонько толкнула Еву локтем.
- Да. Я рада, что папа едет с нами, – она улыбнулась.
Я согласно кивнула.
- Смотри на Марину, - я мотнула головой в ее сторону. Марина уснула, прислонившись к окну. - Как вообще можно было уснуть, когда впервые едешь в город?
- Да уж.
- Они прощались, как в последний раз. Ты видела, как ее мама плакала?
- Да, я…
- Зря вы так, девчонки! – Вмешался дядя Миша. - Вы же не знаете, что у них произошло.
Мы пристыжено замолчали. Дядя Миша не продолжал.
- А что произошло, пап? – спустя пару минут тихо спросила Ева.
Он посмотрел в зеркало заднего вида, проверяя, точно ли Марина уснула.
- Их семья переехала в поселок пятнадцать лет назад, когда погибла старшая дочь.
Ева ахнула. Я посмотрела на Марину. Сколького же мы не знаем о ней! Она все время молчит, а семья кажется счастливой.
- Когда Антон, Маринин отец, - продолжал дядя Миша, - привез их всех сюда, Ольга, ее мама, была худая, скорее даже тощая, и бледная, прямо-таки белая. – Он покачал головой, - Как только выживала, не понятно. Она была в депрессии, на Марину совсем внимания не обращала, лежала целыми днями, полгода, наверно, пролежала. Женщины-соседки за Мариной присматривали, пока Антон работал. В садик-то рано еще было ее отдавать, годик всего, но потом, как она ходить научилась, Антон все-таки отдал ее в сад.
Он замолчал.
- Пап, а что случилось с сестрой?
- Ей было десять, когда на нее напал какой-то… ирод и… изувечил… - Мрачно сказал он, потом помолчал немного и вздохнул, - Не надо вам знать подробности. В общем, не стало ее.
Мы с Евой испуганно переглянулись. Дядя Миша помолчал еще с минутку.
- Через полгода где-то Ольга начала приходить в себя потихоньку, а сейчас вон, счастливая семья. Семеро детей уже. – Дядя Миша ободряюще улыбнулся, - Антон не перестает благодарить всех подряд, что приняли их в поселок.
На душе стало тяжело. Я пыталась представить Маринину сестру взрослой, ей сейчас было бы уже двадцать пять. В город как-то совсем расхотелось. Никто еще не рассказывал такие личные истории про жителей поселка. Всегда только абстрактные страшилки про кого-нибудь другого, не знакомого. Я прислонилась к стеклу и просто смотрела на одно сплошное зеленое пятно, бегущее мимо. Следующий час мы провели в тишине. Ева то и дело вздыхала, Марина так и не пошевелилась. Дядя Миша часто оглядывался на нас, как будто жалея, что рассказал об этом.
То справа, то слева появлялись и быстро проносились мимо другие машины, попадались развилки дороги, но мы ехали все время вперед. Чаще стали попадаться небольшие поселки, вроде нашего, только без заборов вокруг, конечно. Зато были разномастные заборы почти вокруг каждого дома. Спустя еще полчаса на горизонте в туманной дымке появились трубы, испускающие густой белый дым, дома, слепленные одной сплошной голубовато-серой массой.
- Подъезжаем, - сказал дядя Миша.
Марина, как по команде проснулась, и мы втроем во все глаза стали смотреть вперед. Город приближался недостаточно быстро, и я нетерпеливо ерзала на кожаном сиденье.
Через 15 минут мы въехали в город. Дядя Миша сбросил скорость, мгновенно машин стало настолько много, что двигаться быстро было уже нельзя. Я этому только порадовалась. Можно было все хорошенько рассмотреть. еще немного и мы совсем остановились.
- Пробка! – заключил дядя Миша, но сообразив, что мы его не поняли, добавил, - В смысле машин много, ехать некуда. Затор.
Мы смотрели по сторонам, Ева развернулась на сидении, встала на колени, почти упираясь головой в потолок, и разглядывала что-то сзади.
Я смотрела на людей в машинах через окно с моей стороны. Больше ничего из-за окружающих автомобилей не было видно. Прямо напротив меня сидела девушка, я не могла оторвать от нее глаз, какая она была красивая. Длинные черные волосы распущены, красная кофта с открытыми плечами. Она красила губы красной помадой, глядя в зеркало заднего вида. Она не выглядела напуганной, даже окно в ее машине было открыто. А главное, она сидела на месте водителя. Девушка за рулем! Никто никогда не рассказывал, что девушки в городе тоже водят машину.
Она заметила, что я смотрю на нее, я улыбнулась и помахала. Она нахмурилась и закрыла окно. Стекло было темным, и мне больше ничего не было видно.
Я прислонилась к своему окну щекой и увидела следующую машину. Оттуда из окна торчала морда собаки. Я рассмеялась.
- Смотрите, Ева. Марина! Собака в машине.
Они тоже захохотали. Марина все никак не могла остановиться, даже когда мы тронулись и поехали. Нет, она все-таки странная.
Наконец нашему взгляду открылся простор, широкие улицы, высоченные дома, трамваи, автобусы, такое не представишь по картинке. Город, это было нечто! А люди… Столько разных людей, а как они одеты! Я видела …парня в джинсах в обтяжку! А девушка… в таких коротких шортах! Мне даже стало стыдно за нее.
Ни одно здание даже близко не походило на наши дома. На некоторых торчали шпили, как на картинках в исторических книгах, только в тысячу раз больше. От радости у меня заслезились глаза. Потрясающе! Никто больше ничего не говорил. Что тут скажешь? Лично у меня в горле стоял комок.
Через полчаса мы подъехали к школе, наша школа в сравнении с ней была просто до смешного маленькой. Здесь: три этажа, красивая отделка, сверкающие окна, большой двор. А народу… Раз в пять больше, чем все население нашего поселка. Я рассматривала всех людей, жадно вглядываясь в лица.
Полина Романовна шла через толпу, мы держались за ней, а сзади Денис Петрович и дядя Миша. Со стороны наша процессия казалась им странной, наверное. На нас тыкали пальцем, смеялись. Хорошо хоть, что мы не одели наши цветные платья. Все вокруг были в белых кофтах, черных юбках и брюках. Мне хотелось схватиться за нее, как маленькой девочке. Но я только крепко стискивала за руку Еву.
Мы прошли через весь двор, заполненный людьми, и подошли в школе. Здесь группками стояли школьники, увлеченно болтали, смеялись. Недалеко от входа стоял парень, прислонившись к мотоциклу, выделяясь среди черно-белой толпы ярко-желтой кожаной курткой нараспашку. В руке он крутил шлем того же цвета. Кажется, ему было все равно, что происходит вокруг. Тут он поднял голову, и наши взгляды встретились. Дима! Я шумно вздохнула. Он поднял брови, улыбнулся белоснежной широкой улыбкой, повесил шлем на ручку мотоцикла и хотел подойти ко мне. Я жутко испугалась. Что скажут, если он сейчас подойдет ко мне как к старой знакомой?! Я вытаращила глаза, указала в сторону учительницы, и замахала головой. А потом, опустив голову, быстро последовала за своими.
Почему мы не постояли там? Так хотелось бы еще на него посмотреть. Сердце радостно стучало. Он узнал меня! Эта улыбка…
Не знаю, как мы дошли до кабинета и сели за парту. Я справилась с настойчивыми мыслями только, когда Полина Романовна потрясла меня за плечо:
- Алла! Слышишь?! Не волнуйся, у тебя все получиться! Напишешь! Мне пора идти. Не бойся!
Она дала мне черную ручку, потрепала меня по голове и ушла. Я осмотрелась вокруг. Каждый выпускник сидел за отдельной партой, я - за последней в среднем ряду. На первой парте около окна сидел Алексей, больше никого из наших в этом кабинете не было. Нам раздали листы, объяснили, как правильно заполнить, вписать свои имя и фамилию печатными буквами. И мы преступили к ответам. Я хорошо знаю русский, и совсем не волновалась за качество своих ответов. Пятерка по этому экзамену мне обеспечена. Я чуть дольше отвечала на вопросы, чем могла бы, потому что мысли постоянно уносились в мечты. Приходилось мотать головой, прогоняя их. Но время ответа здесь не учитывали, нужно было только уложиться в три часа. Я справилась вдвое быстрее, а остальное время потратила на перепроверку.
После экзамена мы быстро ушли. В толпе учеников, довольных окончанием экзамена и шедших кто куда, у меня не было возможности посмотреть на него еще разок хоть краешком глаза.
Я несколько раз споткнулась, пока мы шли к машине. Совсем не смотрела под ноги. Его просто не видно или он уехал по своим делам? Я-то надеялась, что он дождется конца экзамена, и хотя нам все равно не удалось бы поговорить, то хоть переглянуться и улыбнуться друг другу. Конечно, я надумала себе невесть что. Глупость, конечно, зачем ему ждать меня, чтоб просто улыбнуться. Но приехать в то воскресенье к поселку он же собирался. Узнать бы приезжал ли на самом деле. И тут меня осенило. А вдруг он вообще ждал и дождался другую девушку. Может он ее привозил на мотоцикле. Сердце бешено забилось. Естественно, никаких прав на него у меня не было, да и глупо было бы рассчитывать на что-то. Но это предположение выбило меня из колеи. И до самого дома я терзалась сомнениями. Ева пыталась что-то сказать, но я не услышала, и не стала переспрашивать.
Когда мы въехали в поселок, было уже шесть вечера. На территории охраны нас ждали родители, папа был суров, мама явно выдохнула, когда увидела меня. Маринина мама с рыданием бросилась обнимать дочь.
Мы пошли домой. Мама расспрашивала меня о моих впечатлениях, а папа сидел нахмурившись. Казалось, ждал, когда можно начинать злиться, как только я выкажу хоть малейшее восхищение. Максим сидел на диване, шкурил какую-то деревяшку, и делал вид, что не прислушивается, не ловит с интересом каждое мое слово.
Настроение мое было никудышное после мрачных мыслей, поэтому рассказывать ничего не хотелось. Хотя город, конечно, не мог не впечатлить. Отец видимо удовлетворился и расслабился. Я пошла спать. Когда повернулась с лестницы, чтобы пожелать всем спокойной ночи, Максим сверлил меня взглядом, теперь хмурился он. Завтра видимо предстоит допрос от него.
***
Следующий экзамен предстоял через два дня, в четверг. Математика. С точными науками дело обстояло у меня чуть хуже. Поэтому я решила не думать ни о чем, а усердно готовиться. И пусть хоть тысячи Дим смотрят на меня своими глазами, и улыбаются… Потрясающими улыбками. Пронзительными глазами. Темными, глубокими. Стоят как статуя греческого бога, облокотившись на мотоцикл. Берут меня за руку. И целуют…
Я резко проснулась, вспотела. Вот это сон. Все было так реально, что я проснулась с улыбкой, и, несмотря на вчерашние переживания, настроение сегодня было великолепным. Что бы там не было с Димой, я выезжала за пределы поселка. Теперь я могу жить спокойно, зная, что там. Не буду больше терзаться сомнениями.
Когда я спустилась вниз, родителей дома не было. Максим, как я и ожидала, сидел на диване.
- Давненько ты дома не бывал, – заметила я, проходя мимо него на кухню.
- Ничего не хочешь рассказать? – нетерпеливо спросил он.
- Что?
Он покраснел. Мне стало смешно, люблю над ним иногда поиздеваться. Я взяла стакан воды и хотела почистить зубы.
- Ты знаешь что. То, что ты родителям вчера наплела, мне можешь не рассказывать.
- Наплела… Что за выражения, Максим?
- Ой, давай без этого, хорошо? Рассказывай, что там!
- Ладно, - я улыбнулась, отставила стакан и присела рядом с ним, - Там нереально красиво, много людей, очень много людей. Все ходят туда-сюда, толкаются, толпятся, громко разговаривают.
- Не представляю…
- А вообще это не опишешь. Простор, вот что там. Хотя кругом и куча всяких высоких зданий, почему-то простор ощущается больше, чем у нас в полях.
- Это потому что забора нет, - вздохнул Максим, - Хотел бы я увидеть.
- Увидишь еще! – я ободряюще похлопала его по плечу, - Тебе тоже через три года выпускаться, тоже поедешь!
Он мечтательно улыбнулся и откинулся на спинку дивана, но потом почему-то поджал губы и помрачнел.
- Боюсь, что мне вообще ничего не разрешат.
Я напряглась. Неужели он хочет поговорить о Яне. Но он не стал продолжать, махнул мне рукой и вышел из дома.
***
В следующий раз я ехала на экзамен в предвкушении, вдруг он снова будет там. Погода была чудесная, солнце ярко светило, девчонки, во второй раз более смелые, всю дорогу без конца дергали меня, тыкали пальцем в окно и кричали «Смотри, смотри». Мне было все равно, я невидяще поворачивала голову, кивала и снова погружалась в раздумья. Сердце бешено стучалось, а когда мы подъехали, и я увидела издалека Его, оно, кажется, совсем остановилось. Мотоцикл стоял в стороне, а он прогуливался взад-вперед. Я наконец смогла выдохнуть, поправила выбившуюся прядь, попыталась унять улыбку. Когда наша делегация проходила мимо, Дима незаметно сунул мне в руку записку. Развернуть ее удалось только в туалете после экзамена. Крупным ровным почерком было написано:
«Я хочу с тобой поговорить.
Как это можно устроить?»
Я быстро написала ему ответ:
«Следующий экзамен через пять дней.
Во вторник. Я что-нибудь придумаю»
Я скомкала записку и просто кинула на пол, когда мы проходили мимо. Мы встретились глазами, он кивнул в знак того, что заметил ее, и мы заговорчески улыбнулись друг другу.