Тогда в Москве лил дождь. Он колотил по гофрированному железу чердака дома на Кузнецком мосту. Наверно это был даже ливень ,стократно усиленный жестяным барабаном. От грохота казалось, что на улице твориться буря, и лучше залечь здесь, пока эту зыбкую крышу не унесёт ко всем чертям, и уже почти были видны их рогатые лица, с любопытством заглядывающие в коробочку. Дом находился на реконструкции, в нём причудливо соединялись дорогие бутики и строительные работы, женщины в платьях и отбойные молотки. Изнутри он был похож на биомеханического человека, состоял из плотно прилегающих друг к другу несовместимых частей, но всё работало. Что я делал там? Снимал. Какой фотограф не хочет выпустить альбом своих картинок за счёт заведения? И такая возможность была. Была договорённость с успешным художником о съёмке альбома о его работе. Все расходы по выпуску книги он брал на себя. И я снимал, а художник работал.
Художник арендовал этот огромный чердак, чтобы написать на заказ картину шесть на двенадцать метров, в его мастерской, расположенной здесь же через улицу, такие размеры уже не помещались. Второй год я снимал о нём материал, но, как это часто бывает с противоположностями, они не стремятся сходится, вот так и мы шаг за шагом не сошлись и вскоре после этого дождливого дня закрыли двери каждый со своей стороны, и альбом, который мы оба поначалу хотели, растворился в густом московском воздухе.
В тот день гигантская картина была закончена, и её нужно было снять с шести подрамников, свернуть в рулоны, упаковать, спустить с чердака вниз и отправить художника в другую страну, к заказчику, к деньгам, к славе. В этот день ему помогала женщина, я видел её впервые, но они были друзьями. Нас представили, её наверно звали Ира, она жила в Испании или ещё где-то. Художник отлучился на часок, а мы разговорились. Поговорили, конечно, о фотографии, о живописи и перешли к театру.
Удивительным образом оказалось, что мы в разные годы сидели на одних и тех же премьерах. В том месте, где я назвал имя Сергея Юрского, говоря о последних виденных мной спектаклях, она внезапно спохватилась и сказала: «О, я давно ему не звонила, нужно позвонить». Она набрала номер и заговорила: «Здравствуйте, Сергей Юрьевич, это Ира». Он что-то отвечал, дождь грохотал по железу. «Вы давно к нам не заезжали, когда будете у нас, обязательно зайдите». Он что-то пообещал. Они коротко поговорили. «Здесь, кстати, рядом со мной сидит ваш большой поклонник, - добавила она в конце, - мы только что о вас беседовали». «Передайте привет большому поклоннику», - послышалось в трубке. «Передайте ему привет!» Это я хорошо услышал. «Он предает вам привет», - повторила за ним Ира и распрощалась, ещё раз взяв с него обещание, что он к ним непременно заедет, как только будет в их краях.
Через два с небольшим года Юрский умер. Я не хожу на панихиды к незнакомым людям, не имею привычки, но какой же он незнакомый? Помню очередь на прощание в театр им. Моссовета, и я в ней просто потому, что я не мог не прийти при всей моей нелюбви к обществу. Помню и второй вход для людей в тоненьких пальто, они проходили мимо взъерошенной очереди беспрепятственно, красиво склонив головы. Я был там, посидел полчаса на галёрке среди репортёров. Я был там, не знаю, для чего, наверно, чтобы закрепить эту связь на жизнь. Я попрощался с Сергеем Юрским, чтобы вернуться на улицу и вновь с ним поздороваться. «Здравствуйте, Сергей Юрьевич!»
17.03.2020г.