Так неспешно надвигалось время «Великого поста». Наши старушки-прихожанки особо не постились, но побаивались его. Говорили, что «Великий пост», это время скорбей и искушений. Мол, только во дни «Святой Четыредесятницы», происходят самые серьёзные неприятности. В прошлом году у бабушки Ани, в этот пост, лиса просочилась в сарай и задушила пятерых несушек и петуха, с которого на пасху, должен был получиться праздничный холодец. А у Нестеровны, поросёнок, коего держали для пасхального окорока, внезапно достал какой-то болячки и умер. Ну и всё в таком же духе.
Я же наоборот ожидал «Великий пост», как ничто другое. Именно в это время представлялась особенная возможность понудить себя к воздержанию, заставить что-то в себе изменить, переосмыслить, задуматься над вечностью, своим греховным состоянием. А какие службы служатся, какие песнопения. Но, не в нашем храме. В первый год, когда появилась регент Ирина, мы попытались служить «первую седмицу». Наши бабульки проявили не дюжий интерес, так что в понедельник посходились практически все постоянные прихожане. К Великому канону, весь энтузиазм улетучился. Люди заметно скучали, не поднимались с лавок, потирая ноги, охрипли голоса в чтецов. На второй день явилось лишь несколько человек.
— Батюшка, — обратилась ко мне Ирина, — никто не пришёл. Я с бабой Аней не сможем вычитать всю службу. Да и завтра литургия «Преждеосвящённых даров», боюсь мы её не осилим.
Это казалось очевидным. Так жаль. Оставалось только надеяться, что однажды, что-нибудь поменяется в нашем храме. А пока… Пока шла «неделя Масленицы».
Утром постучали в двери. Я едва проснулся и мельком глянул на часы, подумав, кто бы это мог быть так рано. В дверях топтался невысокий мужчина в потертой куртке. Он осматривал цепким взглядом дверной косяк, вертел головой, будто что-то выискивал.
— Вам кого? – спросил я.
Мужчина сразу выпрямился, заулыбался, после чего проговорил, вытаскивая из кармана удостоверение работника полиции:
— Я буквально на пару вопросов. Ваша дочь дома?
— Вы собираетесь ее допрашивать? – зачем-то спросил я.
Полицейский опять улыбнулся и, отрицательно помотав головой, ответил:
— Да нет, что вы. Просто хожу, пытаюсь что-то выяснить. Может, кто-то что-то видел или слышал. Убийство, все-таки.
— А почему так рано?
— Да мне тут еще работы на целый день, - полицейский посмотрел на наручные часы и, так же улыбаясь, добавил, - уже почти девять. Я не займу много времени.
— Если не секрет, как думаете: кто ее мог убить?
— Однако, любопытство у вас, батюшка.
— Ну а почему нет? Все-таки жительница нашего села.
— Да, я понимаю. Ничего конкретно сказать не могу. Расследованием занимается прокуратура. Следствие, как говорится, идет. Могу только сказать, девочка убита очень тонким колющим предметом, с одного удара… Так разрешите поговорить все же с вашей дочерью? В вашем присутствии, естественно.
— Конечно, пожалуйста. Проходите. Только, думаю, она вряд ли чем-то вам сможет помочь. Они с этой Олей и знакомы-то не были.
Я отошел в сторону, пропуская полицейского в дом. Хильда только что проснулась и как раз сидела за столом, уплетая гренки с молоком. Она немного приболела, поэтому вчера и сегодня в школу не пошла.
Едва войдя в дом, полицейский снова заулыбался и вежливо поздоровался с дочерью.
— А я к тебе, - сказал он.
Девочка с любопытством уставилась на него, затем перевела вопросительный взгляд на меня. Я лишь пожал плечами.
— Я из полиции. Хотел задать тебе пару вопросов, если ты не против.
— Вы по поводу убийства той девочки в школе?
Полицейский утвердительно кивнул головой и присел на край стула возле стола.
— Но я … - Хильда как-то напряглась и, поднявшись, пересела на диван. – Но я особо ничем не могу быть полезной.
— Вы не общались с Олей? – начал спрашивать полицейский.
— Нет. Я первый раз ее там увидела… Ну, в теплице. Может, так, пересекались где. В одной школе все-таки учились. Никогда не обращала внимания.
— А зачем вы пошли к теплице?
— Не знаю. Кто-то из друзей предложил, вот и пошли.
— И часто ты туда ходила?
— Первый раз… И, наверное, последний. Вряд ли ещё раз захочется теперь пойти.
— И никого подозрительного в тот день возле школы а, может быть, в школе, не видела?
— А как должен выглядеть подозрительный человек? Я имею в виду, что он из себя может представлять?
— Ну, тот, кто вызывает интерес, к примеру. Кто-нибудь не совсем обычный.
Хильда на миг задумалась, после чего ответила:
— Нет. Ничего такого не видела.
Полицейский резко поднялся с места и направился к выходу. У самой двери он резко обернулся, сказав:
— Если чего-нибудь вспомнишь – дай знать, пожалуйста. Либо отцу скажи, пусть мне позвонит, - с этими словами он вынул из кармана небольшой листок и написал на нем номер телефона.
На следующий день Хильда отправилась, наконец, в школу. К ней сразу же подошел Руслан. Краем глаза Хильда увидела недовольное лицо Орешкина, который тут же вынул из рюкзака учебник и сделал вид, что увлеченно изучает урок.
— Ко мне полицейский приходил, - почти шепотом сказала Хильда, когда они с Русланом отошли в сторону к классной доске.
— Ко мне тоже, - оглядываясь по сторонам, сказал Руслан. – Расспрашивал про эту Ольку: не видел ли чего, не слышал, про подозрительных людей спрашивал…
— То же самое. Слушай, а, может, нужно было сказать про бусы?
— Скорее всего… А то я чувствую прямо себя каким-то вором. Шутейное ли дело – похитить улики с места преступления. Я в интернете смотрел: это статья, серьезная.
— Ой, да какая статья? Может, эти бусы не имеют вообще никакого отношения к убийству. Может, их там случайно обронили, за день или за два до трагедии.
— Может… - пожал плечами Руслан. – Только мне кажется, что имеют. Ты Рогову не видела с тех пор?
— Нет.
— Я тоже. А вдруг это она убила? А теперь скрывается.
— Да какая из нее убийца? Ты ее видел?
— Ну, в общем да. Хотя, убийцы еще и не такие бывают.
— Гляжу, у вас сложилась чудесная идиллия? – неожиданный голос Марички заставил ребят вздрогнуть и обернуться. – Как ни посмотришь: Хильда с Русланом, Руслан с Хильдой. Прямо свидание под липами.
— А тебе завидно? – вспылила Хильда.
— А ты, Вейтиша, вижу, совсем осмелела? За широкой спиной Руслана и трусливый заяц может стать храбрецом.
— Ой, подумаешь, какие мы страшные!
— Тебе чего нужно? – встрял в перепалку Руслан.
— Та особо ничего. Хотела пригласить тебя с ребятами на вечеринку. Я ж теперь одна живу. Мать совсем пропала, не звонит, не пишет. Так что дом пустой, можем отрываться на всю катушку. Помнишь, как тогда, на твой день рождения? Если хочешь, бери свою Хильду. Мне не жалко.
Руслан сделал задумчивое лицо, видно, вспоминая былые приключения.
— А что, мать, долго скрываться думает? – спросил он у Марички.
— Я почем знаю? Она мне не докладывает.
— И не страшно тебе одной жить?
— А у меня есть выбор? Родителей не выбирают. Тем более, в стране идет война, сам понимаешь. С каждым может случиться. Вон, Севкиного папку, с параллельного класса, на днях с востока привезли. Снайпер убил. Севка с бабушкой теперь остался. Мамка их бросила еще до Майдана.
— Слышал…
— Так что, вот такие дела. Ну, ко мне соседка часто заходит, помогает еду готовить. Крестный наведывается, продукты подвозит. Все путем, как видишь.
— Ага. Путем. Не дай Бог такое.
— Вот-вот, и я о том же. Ну, что скажешь по поводу вечеринки? Я тут в погреб, на днях, залезла. Там хорошее вино нашла.
Руслан искоса посмотрел на начавшую скучать Хильду, после чего буркнул:
— Посмотрим.
Продолжение будет...