По грязному асфальту осторожно,
Согнувшись, толь от боли, толь от лет,
Бредет старик вдоль бликов придорожных,
Заросший, грязный, нищенски одет.
Бредет по краю, дальше от прохожих,
Глядя потухшим взором в никуда.
Он не индеец и не чернокожий,
Он здесь, в России, прожил все года.
У старика под рубищем, у сердца,
Билет военный, паспорт, трудовик.
Там если посчитать и приглядеться,
Похвал и стажа хватит на двоих.
Бредет старик, а мысли- паутинки
Напомнили как пели в ноябре,
О Родине, начавшейся с картинки,
Что так была красива в букваре.
-Мать- Родина!-
-Старик остановился,-
Как так случилось, что я лишним стал?
Коль виноват? Скажи. Я б повинился.
Но я тебя, вот крест, не предавал!
-Он на колени встал, плащ распахнулся,
Свет осветил щетину с худобой,-
-Скажи мне Мать, неужто я свихнулся?
За что, скажи, отвергнут я тобой?!
Не предавал, не крал и не лукавил,
Тебя не хаял пред землей другой,
Наоборот- как мог работой славил,
А вышло так, что для тебя изгой.
Стоял старик с поникшей головою.
Прохожие, смеясь, спешили прочь.
Огни реклам искрящею конвою,
Играя, зазывали город в ночь.
Старик с трудом поднялся, глянул в небо.
Лишь небо не сменилось- тот же хлад.
Он медленно достал краюху хлеба
И, сгорбившись, побрёл вдоль анфилад.