!!!Казармы и тюрьмы опустели!!!
Покидая свои начальственные посты перед разбушевавшейся не на шутку стихией, командиры и военачальники опечатали склады с продовольствием и места хранения боевого оружия.
Воспользовавшись боевыми машинами пехоты они под покровом ночи вырвались из огненного кольца по направлению к городу.
Солдаты противовоздушного дивизиона чуть не сошли с ума, когда осознали, что не прозвучал сигнал на подъем. Ликованию парней и молодых мужиков не было предела: все шкодили, бесились, перевернув каждую кровать в казарме и раскидав личные тумбочки в головы предполагаемых противников и настоящих врагов по службе, когда вдруг осознали, что нет сигнала к завтраку, обеду и ужину.
Зенитно-ракетный комплекс замер. Стало мрачно и непривычно.
Обнаружился общий враг: едкий дым, гарь и командиры-дезертиры.
Утром следующего дня солдаты-«зеркачи» решили пробиваться через леса и торфяники на привольные просторы своей общей и такой неприветливой родины.
Ночь прошла необычно. Никто не насильничал, не стебался, не умничал. К утру стало ясно – спасутся только дураки, которые рискнут идти через дымящиеся торфяники.
Вся надежда была на шизов, подверженных императивным (вербальным) галлюцинациям, отличающимся приказным, повелевающим тоном. Нередко «голоса» приказывают совершать поступки, опасные как для самого шизоноида, так и для окружающих. Замполиты по психологическому воспитанию знают, что часто императивные галлюцинации наблюдаются при суицидальном или гомицидном поведении.
Умным такое и в голову не могло прийти, поскольку они знали, что в сплошном дыму можно натолкнуться на смертельные зинданы глубиной до пяти метров в горящей толще торфа.
* * *
Помните: Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал.
Такое впечатление, что многие пенсионеры, делая свои регулярные набеги в сбербанки за месячной пенсией уже и запамятовали, что Москва – столица Российской Федерации, и что на просторах нашей необъятной родины видимо-невидимо пеницитарных заведений, а то и целых поселков строгого содержания заключенных и подследственных нашей доблестной Фемиды.
В дни описываемых событий во многих колониях и зонах Российской Федерации особенно накалилась обстановка, точнее атмосфера в камерах, где содержаться заключенные. Одни зеки стали интенсивно загибаться от туберкулеза, другие полезли на стенку, третьи на рожон, добиваясь, чтобы их посадили в холодный карцер, где по такой жаре температура не превосходит 30 градусов, как говорили недавно побывавшие там. В камерах же температура превышает 40 градусов, доходя в условиях лесных пожаров вокруг московских колоний до 50 градусов на нарах второго яруса.
Следственный комитет при прокуратуре (СКП) РФ принял решение продлить расследование уголовного дела по факту смерти в спецбольнице СИЗО «Матросская тишина» юриста инвестфонда Hermitage Capital Management Сергея Магнитского.
«К настоящему времени причинно-следственной связи между действиями врачей изоляторов и наступившими последствиями судебно-медицинскими экспертами не установлено», - сообщил Интерфаксу в четверг официальный представитель СКП РФ Владимир Маркин.
«Магнитский не заявлял ходатайство об освобождении в связи с его тяжелым состоянием здоровья», - сказала Егорова в эфире радиостанции «Эхо Москвы».
Администрация некоторых колоний на свой страх и риск вынуждена была эвакуировать, а то и временно распустить зеков, выдав им пятисуточный сухой паек, чтобы те отвели душу и остудили свои бренные тела в окружающих топях и болотах, питаясь клюквой и травой-муравой.
Там же, где ГУИН устранился от ответственности, власть поделили между собой урки и жиганы, которые самовольно партиями покинули места своего заточения и пекла, обнаружив, что их надзиратели исчезли, растворились в очумелом смоге, словно эльфы или вурдалаки.
* * *
Между тем, на вторые сутки солдаты-«зеркачи» достаточно плотной массой вышли с лесного стойбища рано утром натощак. Настроение было далеко не боевое. Небоевые потери составили три человека: один, упавший ночью с дерева, где у него был наблюдательный пост, другой, скорчившийся от поноса, после того как наелся сырых грибов, третий с дырявыми легкими, неизвестно как попавший на воинскую службу.
Идти колонной становилось все труднее. Дело в том, что стратегическое шоссе, по которому в мирное время перевозили зенитные ракеты на перезарядку и технический осмотр, оказалось завалено стволами гигантских сосен и длинноствольных берез, порушенных огнем.
Брести большой группой по такому бурелому в кирзовых сапогах оказалось невозможным.
Пошли лесной чащей вдоль редких просек, обходя заболоченные места и тлеющие торфяные прогалы.
Когда время подходило к обеду и, казалось, надо было сделать бивуак, впередсмотрящие донесли, что с правой стороны по тому же направлению движется некая странная группа людей.
Солдатская масса пошла на сближение с вражеской. Вдруг, с левой стороны раздались вопли, наподобие возгласов ирокезов, и улюлюканье, похожее на бандитские призывы к расправе.
Кто-то из солдат завопил:
- За Родину – За Сталина!
Ему свои же дали подзатыльник, и началась настоящая порубаловка.
Зеки-уркачи, а это были недавние затворники одной из подмосковных колоний, ринулись с кулаками и заточками на безоружных солдат-«зеркачей» срочной службы с двух сторон – они заранее разделились на две группы.
Еще мгновение и полетели бы не только головы, но и души.
Как вдруг, один из зеков воскликнул, Колян – Збруев! А мелкий солдат в хвосте колонны крикнул: Петруха – Колымщик!
И!? Тут же прекратился неправый бой. Оказалось, что побратки из разных мест узнали друг друга по совместной жизни на воле – до армии и тюрьмы.
* * *
Увы, бежать вместе не было и речи: ни те, ни другие не имели паспортов.
А без паспорта в России во все времена – гиблое дело. До выяснения личности так отмордуют, что никакая фоторетушь не поможет.
Опять же паспорт без фотографии с уголком – это не документ, а полное фуфло.
Многие зеки и солдаты все еще настороженно воспринимали друг друга.
По понятиям «честный вор» не может принять оружие из рук военной власти (это категорически запрещается «воровским законом»). Именно поэтому «штрафники» подверглись после войны осуждению. Их изгоняли из воровской среды, а то и убивали, что стало одной из причин вспыхнувшей позже «сучьей войны», где суками-предателями «воровской идеи» были объявлены прежде всего бывшие воры, воевавшие в составе штрафных подразделений в период Великой Отечественной войны.
Но после «обмена мнениями», то бишь кулачных стычек, оказалось, что и солдаты и урки в одной и той же прокуренной лесными пожарами шкуре. И чем легче удастся найти общий язык, тем быстрее можно было бы найти выход из ахового положения.
Между тем, с приближением полдня выяснилось, что солнце палит нещадно, а воздух, если можно так назвать смесь из угарного газа и инертного азота с небольшой долей невыгоревшего кислорода, все больше наполнялся едким дымом.
Складывалось впечатление, что лес горит вокруг, куда ни направится общая колонна.
Решили разбиться на группы, чтобы идти порознь в разных направлениях.
Групп получилось четыре: три возглавили сержанты, одну возглавил тот самый Петруха – Колымщик, который у зеков был вором в законе.
Состав групп получился смешанный: солдатско-криминальный. Это чем-то напоминало расклад в структурах власти многих российских городов: священнодействующие милиционеры и кущевские беспредельщики.
Сговорились выходить к Москве через небольшие подмосковные города Талдом, Сергиев-Посад, Электроугли, Балашиха, обходя стороной гарнизоны пожарной охраны, организуемые для обеспечения боевой готовности подразделений пожарной охраны и их взаимодействия с медицинскими постами, охраны общественного порядка, аварийными и иными службами жизнеобеспечения.
* * *
Побратимы встретили друг друга в горящих лесах в понедельник, а уже в среду они растворились в основной массе горожан, смешавшись с толпами умопомраченных жителей в районе Лианозово и Медведково, рассредочившись вдоль Алтуфьевского шоссе.
Солдаты на первых порах намеревались взять под контроль уголовную шелупонь… Куда там! Без денег без гражданской одежды им, почитай, надо было покидать город и пробиваться на юг России, где колосились хлеба, созревал урожай плодов и ягод, и где не было ни торфяников, ни лесов.
Но сначала надо было привести себя в порядок, прибарахлиться, обатуриться спутницей прогорклой жизни.
Жиганы, вообще, оказались как рыба в воде. Конечно, у них были определенные проблемы со здоровьем: каждый третий страдал туберкулезом, у каждого четвертого – были ветхие легкие, но они самозабвенно как простофили из русской глубинки упивались столичным обилием халявы, наживы и беспечностью ошалевших горожан.
А надо сказать, вор в законе занимал место, пользовался большим уважением и властью в ГУЛАГе. С царских времен он был хранителем Кодекса воровской чести. Он был организатором преступной деятельности и окончательным судъей «воровской справедливости». Эти «крестные отцы» оказались достаточно гибкими, чтобы пережить многие пертурбации Советской власти.
Хотя постоянный конфликт между урками и жиганами создал потребность в совершенствовании кодекса преступного мира.
Имея обширное экономическое и политическое влияние, «крестные отцы» в российской криминальной и полукриминальной среде слегка переопределили правила, чтобы гарантировать свое выживание в рыночных условиях конкурентной борьбы.
Верхушка воров в законе становится более честолюбивой, устанавливает обширные преступные сети в регионах Российской Федерации, в Соединенных Штатах, в Европейском Сообществе и странах бывшего Советского Союза.
Между тем, блатные урки, не будучи шибко привередливыми и, вообще, не смея строить далеко идущих планов – день прошел и слава Богу – наскоро разобрали путан, бесцельно расположившихся вдоль Алтуфьевского шоссе к центру от метро Владыкино, тщательно обходя панельных ментов: менты вперемежку с телками – две новоявленные уличные профессии. У них и транспорт общий: кутуз-мутуз – этакая многоместная телковозка, - перевозит регулярно на регистрацию «Прости господи!» в околоток, а к вечеру на панель. Разве что угарище нарушило этот порядок маршрутов борделевозок.
Как это ни парадоксально, но девушки и молодые женщины по основной своей работе служили в администрации префектур и управ, числились педагогами начальных классов, работали в дневную смену кассирами в универсамах, время от времени сидели в пунктах обмена валюты.
Короче, всем определенно не хватало на лоск столичной жизни, и им приходилось подрабатывать в сфере интимных услуг, благо в столице хватало кавказских шайтанов и сибирских золотодобытчиков, оттягивающихся без присмотра своих семейных половин, а то и двух третей, если оценивать не по духовному потенциалу, а по физическим габаритам. А тут тщедушные создания, которые как перышко летают вокруг твоего желания, опутывая тебя денежными долгами и клятвенными обязательствами увезти в тундру или на перспективный Ямал.
В сложившейся ситуации жертвы продажной любви убирались восвояси, а на их место перла новая генерация еще более денежных мужиков, которыми почему-то пренебрегали паспортизованные мэрией москвички, не желающие делиться ни сердцем, ни жилплощадью.
То ли дело путаны – они опутывали московского гостя любовной лестью так, что иногородний разорялся, не успев догадаться, что перед ним его же землячка только упакованная по последнему слову эротического ремесла любознательными кутерье с берегов Сены и реки По.
Перво-наперво братки с их новоявленными пассиями начали шерстить обменные пункты, изображая из себя «крышу», сильно смахивающую на крышку убогого гроба.
Криминальные воры и прощелыги, ханыги и прохиндеи стали грабить продуктовые лавки и ювелирные магазины. Они брали на понт прикидом, раздобытым из подвалов Петровского Пассажа и фирменных магазинов от Мелен Делор.
Так, в четверг в 14.00 четверо неизвестных, среди которых была одна полуголая девица, зашли в ювелирный магазин, расположенный в доме 86 на Бутырской улице и, угрожая предметом, похожим на пистолет, разбив витрину, похитили золотые и серебряные перстни.
В северной части российской столицы было совершено крупное ограбление. Группа преступников с молодой женщиной славянской наружности во главе украли из ювелирного магазина золотых цепей на один миллион рублей.
И хотя в обоих случаях была задействована аварийная кнопка, т.е. сработала аварийная ситуация, но по приезде полиционеров, злоумышленников след простыл в густом смоге с привкусом торфяной прелости.
Очумелый, изнывающий от жары и смога город оказался буквально во власти братков и их подружек.
Братки по привычке метили свои зоны влияния и раздела, не прибегая к хитроумным и тайным пактам.
- В ходе массовой драки на северо-западе Москвы был убит столичный житель, - нехотя отчитались по телевидению представители правоохранительных органов. Как они узнали про убийство в кромешном угарище осталось тайной.
Бежавшим от казарменного беспредела жары и голода солдатам пришлось интенсивно работать по ночам, поскольку их вид вызывал не столько жалость, сколько подозрение, не бандиты ли они.
Увы, дело пошло по накатанной дорожке мелкой уголовщины: битье стекол и ночной отъем собственности иногда в денежной форме, чаще в натуральной.
Деньги брали не все, оставляя бедолаге на транспортные расходы. Сердобольные из солдат даже предварительно спрашивали, как далеко находится дом ночного знакомца – сметливые называли другой город, несчастные называли адрес соседней улицы, и тогда солдаты услужливо провожали простофилю до дверей его квартиры, потом, предварительно заткнув ему рот, тихо проходили внутрь, чтобы не разбудить домочадцев, предлагая пострадавшему указать знаками, где он хранит деньги. После изъятия половины обнаруженных таким путем денежных средств, компания покидала квартиру, выходила вместе с пострадавшим на улицу, где солдаты разбегались в разные стороны, а столичный растяпа с кляпом во рту потрясенный возвращался в свою обитель.
Во время одной из таких выходок, проснувшаяся на шорохи скаредная жена, подсмотрела, где муж спрятал оставшуюся половину денег, и в его отсутствие их присвоила.
Каково же было изумление пострадавшего, который вознегодовал, на злоумышленников, что они, не сдержав слова, обобрали его дочиста.
Надо полагать, жену не долго мучили угрызения совести, так как деньги из заначки мужа разошлись в ее руках быстро. А на самом деле ей надо было позвонить в местное отделение милиции, и тогда могли бы вернуться в семью все деньги. Вот уж поистине, жадность женщину сгубила.
Впрочем, они вскоре развелись, и женщина себе подобрала молодого бездельника, соблазненного ее деньгами.
А когда кончились деньги и купленная любовь, расторопная баба вернулась к своему предыдущему мужу, который так ни о чем и не догадался, рассказывая своей новой-старой стерве жене про денежную пропажу.
* * *
Участившиеся разбойные нападения и днем и ночью раздражали очумелый в своем бессилии народ. Назревал социальный бунт. Любой проходимец мог увлечь галлюцинирующую публику на штурм аптеки, ресторана прохладительных напитков или, наконец, управы, на которую, как считал народ, нет управы.
В воздухе запахло охренелой революцией!
Благотворное атмосферное успокоение никак не приходило в столичный народ. Обезумевшие от жары и бессонных ночей в кромешной темноте ночной гари люди готовы были верить любым слухам и инсинуациям.
По местной связи сообщили, что в Ясенево ночью прошел дождь, но жители Теплого Стана голову готовы были отдать на отсечение, или чужой ноготь (любой палец) со своей ноги, что в Теплом Стане не было дождя. Получалось, что кто-то сознательно вызывает дождь на благо одних жителей, в ущерб других.
В конце концов, можно было бы, поступить справедливее: половину тучи пролить над Ясенево, а вторую над – Теплым Станом.
Ведь гонял же Мэр во время секс-парада, посвященного Дню независимости Москвы, тучи туда-сюда над зданием мэрии, чтобы над зрителями не палило нещадно солнце, а иногда даже накрапывал дождик.
Правда все кончилось, как всегда при большом скоплении народа, не слава богу. У летчиков закружились головы, и они в какой-то момент направили два самолета друг на друга, хорошо, что порывы ветра отнесли обломки спортивных самолетов на безлюдный по случаю эротического шоу Страстной бульвар, а катапультировавшиеся летчики сели по обе руки Юрия Долгорукого, еле усидевшего на коне. (Многие в этом факте увидели провидческий намек по случаю предстоящего переназначения Юрия Короткорукого, как прозвали Мэра, не способного укротить власти Подмосковья).
Вот была потом работа снимать летчиков-циркачей с постамента монумента, пока ушлые уголовники шарили по карманам ротозеев и рассовывали награбленное в кузовки русских барышень, в которые были принаряжены путаны с Алтуфьевского шоссе, поскольку их мамка работала в гардеробе городской мэрии.
(Из книги «Страсти вокруг да около»; Глава 3 «Жизнь во мгле Московского угарища» / Эдуард Скворцов. – М.: Экслибрис-Пресс, 2011. – 212 с.)