(продолжение. Предыдущая глава ХХХII– http://www.proza.ru/2020/03/06/402)
(Начало. Глава I - http://www.proza.ru/2020/01/01/1248)
Рысаков распрягли и завели во двор, потом закатили разбитую коляску немецких дипломатов. Коней напоили и насыпали им зерна… Глядя как лошади живо хрупают овес, Верещагин удовлетворенно сказал: - Похоже, что в них прежняя лошадиная суть вернулась… Как думаешь, доктор? Вот был бы кошмар и ужас, если бы в них вселилась какая-то другая живность…
- Какая живность? – не понял Глухов.
- Ну, какая-нибудь неподобающая, несовместимая с их внешним обликом коренным образом… Собаки, например... Ты лошадок ставишь в упряжь, а они лают и норовят тебя за жопу тяпнуть…
- Эк, размечтался! Хуже было бы, если в кого-то из них какой-нибудь охламон, навроде тебя, вселился… Наверняка чья-то такая неприкаянная душа, полагаю, что и не одна, бродит по свету, наказанная Господом за пьянство и неверие… Вот был бы казус! К ним с лаской и надлежащим уходом, а они матерятся и водки требуют, иначе, мол, не повезут…
- Думаешь, человечью душу можно запросто в лошадиную шкуру запустить?
- Твою-то, Петрович, было бы лучше именно в таком лошадином виде предварительно прокатать, прежде, чем в человечьем обличье на землю спустить. Повозил бы нормальных людей на себе, пожевал бы сена и попил водички, а не сивухи…
- А какой-нибудь мракобес, как ты, меня бы в это время кнутом пользовал?
- Возможно! Кстати, тебе бы такое обхожденье только на пользу пошло…
- Сдается мне, старый вивисектор*, что твоя душа и раньше на земле лютовала в облике какого-нибудь изверга-инквизитора. Между прочим, меня как раз тумаками и воспитывали в людях. Я все детство и отрочество сплошь в синяках проходил.
- Ну и как? Пошло тебе это на пользу? Как вразумило, чему научило?
- Научило давать сдачи, Ерофей Поликарпович! Причем, с лихвой!
- М-да!.. Похоже, о христианском смирении ты и слыхом не слыхал! Экий ты, право, Петрович! Настоящий дикарь!
- О смирении? Это, когда тебя бьют по левой щеке – нужно подставить правую?
- Ну, батенька ты мой, вот не надо так буквально эту заповедь понимать! Душа православных в этом грешном мире только один раз живет. Этого вполне достаточно, чтобы не только кулаками орудовать, а чему-то толковому научиться, …
- Что ты понимаешь под «чем-то толковым», старая перечница?
- Любовь понимаю! Любовь – это и сам Бог, и божеская суть человеческого естества!
- Согласен! Только это не все, друг мой Ерофей! Я столько дьявольского, всякой нечистой дряни, сокрытой в людях, видел, что, сдается мне, не Господь, а сам Вельзевул человечеством правит…
- Да, много зла в мире творится, но победить его сможет только Любовь, а не ненависть...
- Что ж ты уродцев-то дьявольских с любовью-то лобызать не кинулся, когда они тебе бревном поклонились, а за святую воду схватился?
- Так незваных гостей-то не пирогами встречают! – засмеялся доктор.
- То-то, Ерофей Поликарпович! Ты же сам знаешь, что зло лечить нужно. И не отрицаю, что с любовью! Только не к самому злу, а к тем, против кого оно направлено! Согласен, старый черт?
Доктор посмотрел на Верещагина и улыбнулся: - А у тебя, оказывается, глаза-то совсем добрые, Зосим Петрович… Я как-то раньше не замечал…
Помощник следовательно подозрительно покосился на доктора, как-то растерянно заморгал, потом смущенно кашлянул в кулак и ничего не ответил.
Уже в сумерках возвратился на пустом фаэтоне Воронин. Он рассказал, что долго искал отца Иллариона и юношу, но тех и след простыл. Только напрасно изъездил все окрестности. Потому и задержался. На съезде с большого шляха он встретил только урядника Громова, который верхами скакал на своем коне в Тучково. Тит Наумыч сильно спешил и сказал, что торопится на телеграф по казенной надобности.
Почти сразу вслед за охотником приехал журналист Каминский и привез в телеге трех нанятых им работников с заступами. Во дворе хутора сразу стало тесно и шумно. Пока делились впечатлениями, рассказывали о том, что случилось за день, успокаивали перепуганных услышанным деревенских мужиков, чинили разбитую коляску дипломатов и правили выбитую лесовиками дверь, наступила глубокая ночь. Бревно, которое карлики использовали как таран, Верещагин приказал зарыть в землю за оградой, чтобы им не воспользовались в другой раз.
Еще до наступления темноты Зосим Пертович обошел хутор и внимательно осмотрел ограду с внешней стороны. К своему удивлению в нескольких шагах от тына он обнаружил третьего лесовика, которого он сам выбил за частокол молодецким ударом, словно набитый опилками мячик для игры в лапту. Уродец лежал под засохшим кустом бузины без всяких признаках жизни и выглядел довольно безобидно. Однако, помня о безобразиях, каковые способны учинять эти внезапно оживающие дьяволята, трогать карлика помощник следователя поостерегся и позвал Каминского.
Журналист удивленно присвистнул, снял шляпу, церемонно поклонился Верещагину и с невольным уважением в голосе сказал: - М-да!.. Не перевелись еще на святой Руси настоящие богатыри! Примите мое глубокое восхищение, Зосим Петрович! Это ж надо - прихлопнуть такую живучую тварь одним махом!
- Вы полагаете, что лесовик уже не страшен, Владислав Леопольдович? А вдруг он только притворяется, как тот, что взорвался над коляской германцев?
- Полагаю, для таких опасений нет никаких оснований, Зосим Петрович! – рассмеялся Каминский. Он быстро ухватил уродца за волосы, приподнял его над головой и потряс им перед лицом собеседника.
- Гляньте-ка на его… э-э-э… окуляры… или, так сказать, его глаза, если вам это больше нравится… Что вы видите?
- Похоже, что они изменили цвет, Владислав Леопольдович?
- Совершенно верно! Они у него потеряли блеск, помутнели и стали цвета турецкого кофе, в который добавили свежеснятых сливок… Видите?
- Да… Пожалуй… Но означает ли это, что его… э-э-э… организм мертв?
- Несомненно!.. Хотя… Организм ли это? Сдается мне, что это тварь – какой-то оригинальный механизм, неизвестной человеку конструкции, сработанный по недоступным для нашего понимания принципам механики, физики и логики… Словом, изделие другого, скорее всего, более совершенного и продвинутого в своих достижениях разума…
- Дьявольского разума?
- Не готов сейчас дать определение этому явлению. Но это действительно иной, совершенно не похожий на человеческий… можно даже сказать - чужой разум!
- Враждебный homo sapiens разум?
- Ну, не думаю… Скорее просто другой, существующий в другой реальности, с которым наш мир почти не имеет общих точек соприкосновения, живущий другой жизнью…
- Как это? Потусторонний что ли?
Каминский несколько иронично посмотрел на собеседника: - Вот вы каким-то образом имеете отношение к жизни лесных муравьев, господин Верещагин?
- Конечно нет! Зачем вы спрашиваете?
- Во-от!.. С нами рядом живут целыми колониями очень интересные насекомые, существование которых построено по рациональным принципам. Они чем-то даже напоминают человеческие сообщества – живут в построенных ими городах–муравейниках… Кстати, довольно сложных инженерных сооружениях… Они прекрасно организованы. Среди них есть рабочие муравьи, есть воины, есть даже рабы, которых они захватывают в войнах с другими сородичами…
- Для чего вы мне это рассказываете? Я это и так знаю!
- Так мы, то есть, люди для обитателей Чертова оврага - такие же муравьи, живущие рядом, но почти им не интересные, если нет в этом необходимости. На таких соседей до поры не обращают никакого внимания и не трогают, пока те не мешают или не потребуются для, скажем, наживки в виде муравьиных яиц, которые насаживают на крючки удочек на рыбалке …
- Хм-м… Однако!.. Очень любопытно, господин журналист! Занятно рассказываете, сразу видно, что полет фантазии у вас самого высокого уровня! Не зря сменили мундир конногвардейца на перо литератора!
- Благодарю!.. Вы чрезвычайно любезны… А что… э-э-э… вы намереваетесь делать с этим лохматым уродцем, господин Верещагин? Это ваша законная добыча. Московский университет хорошо заплатит за такой экземпляр! – Каминский опять тряхнул лешим перед лицом помощника следователя.
Верещагин машинально протянул руку и по очереди осторожно потрогал все конечности висящего перед ним существа.
- Право, не знаю!.. Но, если вы поспособствуете его выгодно пристроить, то щедрые комиссионные я вам гарантирую… Можете не сомневаться!
- Каков процент от продажной стоимости?
- Десятина вас устроит?
- Вполне, Зосим Петрович! Всегда приятно иметь дело с приличным человеком!
Между тем Воронин зарезал шесть кур и попросил помочь ему с приготовлением ужина для большой компании, собравшейся в его усадьбе по прихоти вездесущего случая.
Привычные ко всему деревенские мужики сноровисто развели во дворе костер и вскипятили воды, потом подержали в кипятке битых кур и помогли бабам их ощипать. Из двух домашних птиц сварили крепкий бульон, а четыре оставшихся насадили на вертел и приготовили отменное жаркое над раскаленными углями костра. Потом там же наскоро испекли еще почти ведро картошки. Нехитрый ужин запивали холодным квасом, хранившимся на хуторе в глубоком погребе.
После ужина Селятин распорядился бабам готовить поповен ко сну, а всем мужчинам, кроме раненого язычника, собраться во дворе, как он сказал, на военный совет.
Когда женщины угомонились и легли почивать, в затухающий костер подбросили хвороста, и случайные обитатели хутора стали пристраиваться вокруг огня. Деревенские мужики и Воронин уселись прямо на траву. Доктор Глухов, Верещагин и журналист Каминский уселись на лавке, принесенной из сеней, а для Селятина в доме нашелся тяжелый табурет, сбитый из обрезков толстых досок.
Прежде, чем начать разговор, следователь внимательно оглядел присутствующих. Все, кроме перепуганных тучковских мужиков, вели себя достаточно спокойно, по крайней мере, не подавали вида, даже если и были встревожены происходящими событиями.
Внимание Селятина привлек один из деревенских работников - невзрачный, но жилистый мужик с косыми глазами и кудлатой бородкой на костлявом лице, к которому остальные два крестьянина относились с боязливым почтением и которого явно признавали старшим.
- Как тебя звать, почтенный? - обратился к нему следователь.
- Касьяном меня кличут, ваше благородие… Тимофея и Анисьи ХрОмых сын…
- Ты в високосный год, чай, на свет появился-то, Касьян Тимофеевич? Двадцать девятого февраля? – полюбопытствовал Верещагин.
- Знамо дело… Раз в четыре года именины справляю… Крестьянин вздохнул: -Угораздило ж!
- Н-да!.. Конечно, не подвезло тебе… Не зря же говорят: «Пришел Касьян, пошел хромать, на свой лад все ломать», «Касьян на что ни взглянет – все вянет!»
- Да полно тебе, Зосим Петрович! – вмешался Глухов. – Суеверия же!
- Все суеверия на народном опыте держатся, Ерофей Поликарпович! А народ-то все примечает и помнит!
- Ну, будет вам, господа! Перейдем к делу! – громко сказал следователь. – Нет времени обсуждать особенности этого православного святого. Не до того сейчас!
- Дозвольте слово молвить, барин! – Касьян встал с бревна, снял шапку и поклонился Селятину, вероятно, сообразив, что молодой чиновник тут главный.
- Слушаю тебя, братец, - улыбнулся тот.
- Отпустил бы ты нас до дому, ваше благородие!
- А что такое?
- Нехорошо тут у вас… Нечистый, видать, здесь шибко озорует… Не ровен час!..
- Конечно, Касьян! Задерживать вас не станем. С зарей и отправитесь восвояси…
- А можна мы прям щас и пойдем со двора?
- Да куда же вы на ночь-то глядя? – удивился следователь.
- Путь-то не близкий… Да и стремно-то во мраке… неужто не боязно? – добавил Верещагин. – Переночуете, а вот утречком и отвезем вас обратно.
- Не держи, барин… Пойдем мы, Господу помолясь... – несмело поддержали старшего мужики.
- Нет, ребята, никуда я вас ночью не отпущу! – отрезал Зосим Петрович. – Здесь до утра будете! Кстати, потребуется еще и караул нести. Мало ли что!.. А за службу пятиалтынный обещаю…
- Скока, скока даешь? – сразу заинтересовались мужики.
- Пятиалтынный, говорю!.. Каждому!.. Чтоб вам… - Верещагин крякнул и махнул рукой. – У хозяина спросите топор, вилы или дубье какое. Один будет двор кругом обходить, другой у ворот стоять на часах да в костер хворост подкладывать, чтобы не затух огонь, а двор освещал. Третий пусть спит пока. Каждый час смена по очереди. Все понятно, православные?
- Лады! Только денюжки-то – вперед!– сказал Касьян и протянул мозолистую ладонь. - Пожалте, барин!
Верещагин нахмурился, затем брезгливо поморщился и, постепенно распаляясь, смерил селянина свирепым взглядом. Он уже открыл, было, рот, чтобы нехорошо и замысловато выругаться, но потом сдержался, быстро пошарил в жилетном кармашке и, выудив полтину, сунул ему в руку: - На!.. Подавись, черт косой! Но помни, будете плохо службу нести - ноги пообрываю, а головы ваши дубовые в задницы вобью! Вот этим! И Верещаги поднес к носу Касьяна пудовый кулак с детскую голову величиной. – А потом сгною, закатаю в каторгу! Все поняли, мать вашу?
- Как не понять, ваше благородие! – втягивая голову в плечи и пряча монету в холщевый кошель, отозвался Касьян. Другие работники только испуганно сжались и закивали головами.
- Ну, смотри у меня, шалопутные! Чуть что – огрею от всей души, и мало не покажется! А сейчас одному спать! Двум другим заступить на посты. Марш службу нести, я все сказал!
ПРИМЕЧАНИЯ:
Вивисектор* - Вивисекция (от лат. vivus — живой и sectio — рассекание) — проведение прижизненных хирургических операций над животными с целью исследования функций организма (либо извлечённых отдельных органов), изучения механизмов действия лекарственных средств, разработки методов хирургического лечения или же в образовательных целях.
(продолжение следует. Глава ХХХIV – http://www.proza.ru/2020/03/24/582)