Я всегда горжусь тем, что служил в Военно-морском флоте. Эта гордость еще вызвана и флотской формой. Она консервативна. За время моей службы как только не изменялась форма у офицеров других видов ВС. На флоте же она мало изменилась со времен возникновения судов и кораблей с механическим двигателем.
Например, так описывает гардероб лейтенанта российского императорского флота и гардемарина Морского корпуса Леонид Соболев в «Капитальном ремонте» «Из шкафа пахнуло духами и английским табаком. Плотные стопки белья были тверды и свежи. Вставленные друг в друга воротнички высились двумя белыми мраморными колоннами: справа высокие — под китель, слева с уголками — под сюртук. Платье висело рядами гладкого проутюженного сукна, поблескивая золотом эполет, погон, пуговиц: мундирная пара, сюртучная пара выходная, сюртучная пара второй срок, тужурки, кителя, брюки. Внизу сверкала шеренга ботинок: на правом фланге — лакирашки, подальше — шевро, на шкентеле — корабельные с мягкой подошвой. Правый угол шкафа был отдан суровым военным доспехам: сапоги резиновые для вахт осенью, сапоги русские на ранту парадные, сапоги русские строевые, сабля парадная, сабля строевая, кортик выходной, кортик служебный, бинокль в желтом футляре, черный дождевик блестящий, как рояль».
«Гардемарин одет совершенным матросом— форменка, тельняшка, белые брюки. Но у матроса штаны холщовые, от многократной стирки мягкие, как шифон, воротник и тельняшка бледно-голубые по той же причине. У гардемарина белые туфли — замшевые, носки — кремового крученого шелка, брюки добротного полотна с острой складкой, синий цвет воротника глубок и темен, как море перед ветром, и на плечах узкие погончики белого сукна с золотыми нашивками и якорьком. Гардемаринские форменки после пятой стирки навсегда остаются в стенах корпуса, переходя во второй срок для повседневности; матросы же надевают первый срок по особой дудке.
Цвета офицерской формы – черное и белое, с обязательными желто-золотыми пуговицами и погонами, просветами, эмблемами, шнурами и «дубами» на фуражках, нашивками, парадными якорьками и украшениями (орнамент) на тужурках.
Рубахи на флоте тоже либо белые – это к парадной форме одежды, либо желтые – к повседневной форме. Шинели – черные, шапки – черные, шарфы и перчатки – черные и белые. Кортик и принадлежности к нему – все черное и желто-золотое, лишь клинок отсвечивает сталью. Обувь – черная, к белой парадной форме – соответственно белая. Значки на форме тоже подчиняются строгому правилу – в них преобладают белый, голубой и черный цвет. Награды добавляют еще красный цвет,
Форма очень украшает мужчину, практически любого. Известно, что именно военная форма в старые времена определяла моду мужской одежды.
До Николая II офицерский состав, служивший на флоте, в основном принадлежал к старинным дворянским фамилиям - гордость и цвет нации. Но даже в повседневной жизни, вне несения служебных обязанностей они предпочитали носить военную форму, подчеркивая статус морского офицера, которым так гордились, и который был таким уважаемым даже в «высшем свете».
Особое внимание всегда уделялось парадной военной форме. По возможности, желтый цвет достигался с помощью золотого шитья и золотых пуговиц, награды также заказывались из драгоценных металлов и камней.
В парадной форме офицеры посещали театры и рестораны, были на балах и приемах и … шли в бой. Идти в бой – это уже героический поступок, но быть при этом в парадной форме – это геройство. Офицер в яркой форме на открытом мостике или палубе был прекрасной мишенью для вражеских стрелков. К тому же, ранение или гибель офицеров приводили к потере управления кораблем и, в итоге, к поражению.
Сегодня оружие имеют только флотские офицеры, правда – холодное, но оно настоящее. К сожалению, этим оружием мало кто умеет сражаться, но традиции очень живучи. В прежние времена офицеры имели еще и сабли, но они были упразднены, а кортик остался. Вся вахта, как и очень давно, несется корабельными офицерами при кортике. Слава богу, саблю отменили.
В реалиях современного флота нести вахту с кортиком – абсурд. Не будет во время вахты ни абордажа с неприятельских кораблей, ни бунта личного состава, а даже если что и будет, то навыков боя с кортиком никто не имеет. Значительно увереннее чувствовать себя с пистолетом, но он выдается только дежурному офицеру. Вахта – с кортиком, дежурство – с пистолетом.
Очень много во внешний вид морского офицера вносит фуражка. Фуражки на флоте тоже черные и белые. Время ношения черной или белой фуражки определяется приказом по гарнизону, но белую фуражку всегда начинают носить с 1-го мая. Черная фуражка «начинается» осенью. Некоторые офицеры и зимой, вместо шапок, носят черные фуражки. Это не считается нарушением формы одежды, обыкновенное пижонство.
Так сколько форм на флоте?
Для упрощения механизма ввода формы одежды в гарнизоне и в интересах единообразия, они имеют свои номера. Но кроме номерной классификации есть еще всякие дополнительные, связанные со спецификой.
Итак, форма одежды №1. На флоте шутят: - «Форма раз – трусы, противогаз». На самом деле – белый верх, белый низ. Белые брюки из шерстяной ткани, белая рубашка с черным галстуком, белая тужурка, тоже из шерстяной ткани, белая фуражка (околыш у нее черный). На рукавах тужурки нашивок нет. Погоны белые с черными просветами. Обувь может быть как черная, так и белая. Белые туфли не выдавались, их покупали.
Разновидность этого номера одежды – «форма №1 парадная». Отличается золотыми погонами, а для младших офицеров – фуражка с орнаментом («дубами») на козырьке, шнуром и белыми перчатками. Носится в строю – парадный желтого цвета пояс кортика между 2-ой и 3-ей пуговицей. Какое-то время давали полотняную белую тужурку. Она была без подкладки и страшно мялась. В Лиепае мне как-то пришлось в такой тужурке быть в патруле.
Форма «Раз» конечно очень красивая и восхитительно выглядит во время парадов в Севастополе, когда вдоль бортов кораблей выстраивается личный состав и адмирал, тоже весь в белом и в золоте обходит на катере все корабли. Эта форма создает праздничность, но у нее есть недостатки. Во-первых, в ней жарко, хотя она и просвечивает. У брюк карманы шьют такими глубокими, что ими даже пользоваться неудобно – рук не хватает. Белые туфли нужно покупать. Они пошиты точно так же как и черные, но очень жесткие. По этим причинам под белую форму №1 надевают черные туфли, а об них пачкается низ брюк. Также есть проблемы со стиркой или чисткой – нужно спарывать погоны и срезать пуговицы.
Смешанная форма одежды – черный низ, белый верх – это форма №2. Она значительно практичней и так же красива как и форма №1. Черные туфли, черные брюки, белая рубашка с черным галстуком, белая тужурка и белая фуражка. Вот как говорит о форме № 2 Алексишин В.Г. в «Записках флагманского штурмана»: «белые курсантские форменки и белые перчатки, белые офицерские и адмиральские тужурки с орденами и медалями, белые фуражки и золотые шевроны на рукавах, кортики и море цветов». В Севастополе все патрули летом ходят в этой форме. В ней можно хоть присесть или опереться на что-нибудь – все отдых ногам.
Летом вводится форма: черные брюки, кремовая рубашка с галстуком, белая фуражка.
До 1988 года кремовая рубашка была только с длинным рукавом. Если иметь ввиду, что брюки черные и из шерстяной ткани, а кремовая рубашка шилась из лавсана, и требовалось застегивать ее на все пуговицы и быть при галстуке, то летом в этой форме было жарко. В 1988 году при министре обороны Язове Д.Т. разрешили носить кремовые рубашки с коротким рукавом и с открытым воротом, то есть, без галстука. Разрешить то разрешили, но кремовых рубашек с коротким рукавом не было, ори не выдавались, их не было в продаже, в военных ателье где –то переделывают, а в других нет. Начали офицеры заниматься шитьем, кто сам, если руки растут, откуда нужно, кто жене или дочери доверил это ответственное и сложное дело. Это ведь не просто отрезать рукав – нужно померить, отметить нужную длину, чтобы дважды подвернуть, ровненько отрезать и прошить так, чтобы по верху был рубчик. Нашлось в этой связи дело и патрулям, они проверяли качество переделки рубашек, останавливая офицеров на улице. Это было что-то. У них были линейки и инструкции, как должны быть отделаны короткие рукава.
Но само это событие стало самым заметным в те годы, и я бы сказал –знаковым. Правда, сам Язов Д.Т. быстро пошел на попятную, запретил эту форму в Генштабе, особенно в «Белом доме» и иногда самолично прихватывал офицеров за короткий рукав.
Короткий рукав нужно было вводить значительно раньше. Вдали от начальствующих глаз не только офицеры, но и матросы подворачивали рукава рубашек, чтобы не сомлеть от жары. На память приходит Куба, где наш корабль пробыл с 21 сентября по 11 ноября 1974 г. Сначала все было, как положено, все застегнуты и с галстуком, хотя на Кубе в это время вроде бы их зима, но по нашему – Сочи летом. Когда офицеры стали роптать, руководство нашего отряда кораблей командир отряда (заместитель командующего 7-й ОПЭСК капитан 1 ранга Г.В. Егоров («второй») и начальник политотдела контр-адмирал Дубейко Д.В.) разрешило заворачивать рукава рубашек и ходить без галстуков.
В 1971 году сразу после Дня Победы группа с БПК «Адмирал Нахимов» из 5 человек: я, тогда еще лейтенант, вместе с моим инженером группы радиотехнического наблюдения старшим лейтенантом Апполоновым Валентином и тремя старшинами срочной службы Юрой Янченко, Алексеем Темит и еще одним старшиной, фамилии не помню, выехали в Душанбе за молодым пополнением. Получили командировки, командировочные, офицеры – по пистолету Макарова с двумя обоймами, и поехали, но не на поезде, как то предписывали проездные документы, а самолетом, практически не доплачивая (вот такие тогда были цены на самолет). Мы выигрывали время, хотелось скорее уехать подальше от холода, серой и сырой погоды Ленинграда, в котором еще и зелени то не было. В форме, с оружием в сумках мы спокойно сели в ТУ-154 и очень скоро оказались в Ташкенте, где самолет должен был заправиться. Все пассажиры самолета и мы тоже пошли размяться. Голова кружилась от запаха роз, изобилия полураздетых женщин, дымка мангалов и вида прозрачно-янтарного пива. Конечно, мы подкреплялись шашлыком и пивом и за всем этим не услышали объявлений о начале посадки на наш самолет, Из состояния ступора нас вывел летчик: «Моряки, не вас ли разыскивают? Ваш самолет уже улетает!». Ноги в руки, все молодые, бегали хорошо, по приставному трапу, настоящий уж давно отъехал, мы влетели в самолет, показывая, что по вертикальным трапам подниматься мы привычные. Только сели, самолет тут же начал разгон, а когда уже набрали свой потолок, ко мне подошла стюардесса и попросила пройти к командиру самолета. До этого я еще курсантом с разрешения команды самолета, летевшего в Краснодар, был в кабине Ил-18, а теперь я шел в кабину самого знаменитого советского пассажирского самолета, правда, не как на экскурсию, а как младший к старшему за получением нахлобучки. Получил, и в то же время еще раз услышал из уст летчика, что Военно-Морской Флот любим народом, и даже высшей его интеллигенцией – летчиками. Я как и положено, принес свои извинения и выразил полное согласие, что мы были не правы. Садились в Душанбе к вечеру. Душанбе в этот вечер мы не увидели, военный комендант аэропорта разместил всех в казарме какой-то войсковой части, где нам были выделены солдатские двухэтажные койки, чистое белье и открытые настежь окна казармы. Всю ночь мы не могли надышаться воздухом, пропитанным свежестью молодой травы и листвы, цветущих цветов и наполненным пением счастливых от любви птиц. Утром нас щедро покормили завтраком и отвезли на УАЗике в город, где мы, по подсказке, вышли у гостиницы «Душанбе», в которой мы поселились с Валентином, наши старшины были устроены неподалеку в строительной части. В первую очередь мы посетили городской военкомат. Там нам сказали прийти дней через пять, именно тогда начнут формировать воинский эшелон, который пойдет в Ленинград. Пять свободных от службы дней! Оставив оружие в военкомате, мы почувствовали себя самыми свободными людьми на свете. Вокруг нас было лето, днем температура ближе к 40 градусам, народ, кроме стариков, которые в стеганых халатах проводили время в чайханах с пиалой чая, был одет по-летнему. Нам было жарко, очень жарко, кроме формы у нас не было ничего гражданского, и тогда я разрешил старшинам нарушать форму одежды: подворачивать рукава и ходить без головных уборов. От греха подальше, мы с утра садились в автобус и ехали на водохранилище, называемое Варзобским озером, которое находилось в широком ущелье, сказочно красивое, как будто летящее в небо, из-за отражающихся в нём голубого неба и окружающих гор. Развесив по кустам форму, чтобы не мялась, мы проводили там все время, купаясь, хотя вода была холодная, загорая, солнце грело, дурачась, мы там были практически одни, играя в карты и мечтая о еде, которую нам с нашими полетами на самолете, ночевкой в гостинице и гулянием в аэропорту Ташкента, купить вдоволь было не на что.
На афишах города мы увидели, что на центральном стадионе будет товарищеский матч двух футбольных команд, Одна из которых, команда столицы «Памир», второй - названия сейчас и не вспомнить. Решили сходить. Самые дешевые билеты были на самой верхотуре трибун. Но это совершенно неважно. Нам нравилось быть среди таджиков, слушать их разговоры, смотреть, как они общаются между собой, как едят руками плов и обильно заедают его свежей зеленью, как они одеты, словом, наблюдать Восток во всей красоте проходящего футбольного праздника. И… потеряли бдительность. «Памир» побеждал. После первого тайма наши старшины спустились вниз к полю и попались коменданту города – с закатанными по локоть рукавами форменки и без бескозырок. Мы с Валентином Апполоновым находились наверху, потягиваясь и разминая косточки, обозревали округу. Мой взгляд опустился вниз и я увидел машущего мне полковника, а перед ним наших боевых товарищей, лучших старшин БПК «Адмирал Нахимов». Мне очень захотелось узнать, кто этот полковник, который машет мне рукой, и соседи сказали, что это комендант, и что нам… пипец. Пока шел вниз, созрело решение, как спасти ситуацию. Расчет был на настроение полковника, он ведь был не в комендатуре, а на стадионе, пришел не один, вокруг него друзья и знакомые ему люди, по лицам которых было видно, что игра идёт, как им нравится. Сначала полковник показал всем своим, кто в Душанбе хозяин – он арестовал нас всех до формирования эшелона за нарушение формы одежды, при этом я смотрел в его глаза и он мне не показался таким уж грозным, его глаза улыбались и я чувствовал, что он ожидает от меня чего-то такого, что должно еще более поднять его авторитет. По сути, он впервые в жизни арестовывал флотских офицеров и старшин. Мне терять было нечего, все равно долго в арестантах ходить не будем, скоро сядем в эшелон и нас только здесь и видели, и я решился: «Товарищ полковник! Мы, никогда ранее не бывавшие в Душанбе, не могли себе представить, как здесь жарко, и поехали из холодного Ленинграда в теплой одежде. Поэтому я, как старший в Душанбе военно-морской начальник, объявил эту форму одежды, и если я не прав, готов понести наказание, но один, поскольку мой личный состав относительно моих команд ничего не нарушил». И тут я увидел, что губы полковника растягиваются в улыбке, он засмеялся: «Старший, говоришь, морской начальник! Молодец, ответил достойно, утверждаю назначенную форму одежды, но с головным убором на голове. Патрулей предупрежу! Свободны!» и снова засмеялся «Вот флотские! Всего лейтенант, а уже в столице Узбекистана форму одежды для моряков объявляет».
Я отдал ему честь, у меня-то фуражка с собой была, и как победитель – весь стадион наблюдал за нами и многие слышали всё, взошел наверх.
Сразу после Дня Пионерии мы стали заниматься эшелоном и вскоре уехали.
Встреча с патрулем, который еще не выполнил план по задержанию, ничего хорошего не сулит. В это время начальник патруля приглядывается к каждому задержанному и выискивает, к чему бы придраться. Был у меня такой случай. Сразу после Дня Победы в 1972 году меня послали в Москву на предприятие «Салют» изучать РЛС «Восход». А в это время моя жена была у мамы в Тамбове. Понятное дело, я старался, как только выпадет день-два, а это выходные или отпрошенные дни, смотаться в Тамбов. Поезда в Тамбов идут с Павелецкого вокзала, а там, как и на всех городских вокзалах страны, всегда существует патруль от военной комендатуры города. Был теплый день, я старший лейтенант Флота Российского, в форме № 3, причем с некоторыми нарушениями: белая фуражка, туфли и белая рубашка у меня не табельные, т.е. не те, что выдает родное государство – фуражка, шитая в Ленинграде на ул. Дмитрия Ульянова, туфли голландские с удлиненными носами, рубашка с вдавленной строчкой. Я уже купил билет и до поезда осталось совсем немного, меньше часа. И вдруг ко мне подходят четыре высоченных, как гренадеры, старший лейтенант и трое курсантов из училища им. Верховного Совета, как я потом узнал. Отвели они меня в комнату комендатуры при вокзале, где я узнал перспективу моего следующего дня: я должен был купить табельные туфли и с утра быть на Большой Басманной улице, где находится Московская комендатура на строевых занятиях и беседе, которую проводит лично комендант. Мое огромное желание уехать в Тамбов и понимание того, что я очень сильно отличаюсь от этих патрульных ребят, вся служба которых пройдет в караулах и патрулях, потому что я офицер Военно-морского флота, корабельный, о чем говорят желтые просветы на черных погонах, к тому же - командир корабельной радиолокационной станции, единственной в то время во всем Советском Союзе, позволило меня убедить их отпустить меня на поезд. Но, чтобы их не подвести, я снял тужурку, галстук и фуражку, сложил их в пакет и предстал перед ними в виде гражданского парня в голландских черных туфлях, черных брюках и белой рубашке. Разошлись мы при полном уважении друг друга. Я так думаю, что в своей службе офицеры армии часто завидуют форме флотских офицеров.
Я думаю, что самым красивым элементом в форме одежды №3 является тужурка. Название от французского «toujour» - каждый день, ежедневно. Тужурка, пошитая в Питере, в Севастополе, во Владивостоке, словом, у моря, сильно отличается от сшитой в Москве. Прямой покрой, тонкие, но глубокие лацканы, а если еще и шевроны заказные, да твердые погоны с рифлеными или шитыми звездами, чудо, а не одежда, и никаких разрезов сзади, как у сухопутных, один верхний наружный карман, как у гражданского пиджака. Украшенная заработанными за службу знаками и наградными планками тужурка расскажет сведущему человеку все о её хозяине.
Как-то, находясь в командировке в Судаке, я увидел, как преображается человек, надев морскую форму.
Все работы в области радиолокации мы проводили на полигоне в Солнечной долине. В воскресенье у полигона был выходной. Именно поэтому, ну еще и погода в середине апреля в том году была чудесной, солнце грело по летнему, ни ветерка, на море полный штиль, мы оказались у подножия скалы, которую венчает знаменитая своими фортификационными шедеврами, своей величавостью, стариной и легендами, связанными с ней, Судакская крепость.
Мы, это славная когорта представителей Харьковского института радиоэлектроники (ХИРЭ) – ученики уважаемого радиолокационного мэтра Тургенева Ивана Сергеевича, кстати, внука Тургенева – писателя, представители Киевского «Кванта» и я, уже капитан 3 ранга, конечно, в форме № 3 с черной фуражкой, как вы помните из предыдущего, май месяц ещё не наступил.
У нас с собой было. Тогда водкой народ не увлекался. Почитали портвейн. Так вот у нас с собой было несколько бутылок «Варны» и очень непритязательная закуска, откуда у командировочных деньги?
Тогда еще не было пластиковых стаканчиков, как и бумажных, тоже. От этого вокруг была чистота, кое-где валялись пустые консервные банки – не мы одни любители красоты и величавости Крепости.
Собрали нужное количество банок, помыли их в море и начали. Естественно, не хватило. Бросили на «морского» - кому идти. «Выиграл» Павел Хоменко, знаменитый коротковолновик, харьковчанин, стройный, моего роста, но постарше лет на десять, с усами и черной, начинающей седеть, шевелюрой густых волос. Но, кажется, он поставил условие – пойдёт, но только в форме. А почему бы и нет. Погода теплая, можно и в трусах посидеть, да позагорать. В Судаке патрулей нет, Павел не пьян, да и в условиях существующего в то время дефицита спиртного форма не помешает. Он надел форму, и, о, чудо, мы все смогли полюбоваться красивым мужчиной в форме капитана 3 ранга. Форма на нём сидела изумительно, ну почему он не стал морским офицером? Сам он себя не мог видеть и, наверное, не верил нашим восторгам. Немного смущенный, получив от меня краткий инструктаж в виде наставлений, чего в форме делать нельзя, он ушел. Вернулся он совсем другим человеком - уверенным в себе, гордым, счастливым от того внимания к собственной персоне со стороны женщин, да и мужчин тоже, которое он получил за короткое время ношения формы.
Перед Днем защитника Отечества в 2007 г. – Днем Советской Армии и Военно-Морского Флота, как называю его я и мои друзья, мне нужно было получить путевку в госпиталь. В тот день на работе отмечали праздник и я был в форме. Поэтому в своей поликлинике у м. Динамо я появился в форме. В лифт, на котором я поднимался на нужный мне этаж, зашел полковник, тоже в форме. Он тут же стал говорить о красоте и элегантности морской формы и, поверьте, мне слушать его было очень приятно.
Хотя тужурка и повседневная форма одежды, но на корабле офицеры предпочитали китель. Теперь уже его в форме нет, но тогда мы считали китель удобным, красивым, и ещё, он необычайно стройнил офицеров. Если подворотничок пришит с проволочкой, и он свежий, со знаками над грудными накладными карманами, начищенными пуговицами, то китель смотрелся очень здорово. В Североморске и на Балтике многие офицеры появлялись в ресторанах в кителях.
В теплое время года в кителе было жарко, и служить в нем с застегнутым на крючки стоячим коротким воротником, следить за тем, чтобы подворотничок всегда был свежим, достаточно трудно.
Где-то в 1973 году была введена в форму одежды шерстяная куртка темно-синего цвета на маленьких, какими крепили накладные погоны на китель, пуговицах. Погоны на ней крепились так же. Куртка была без подкладки и имела открытый ворот. В ателье её шили из материала, выдаваемого на китель. Куртка быстро прижилась, в ней было комфортно внутри корабля и на верхней палубе в теплое время. Зимой, холодной осенью и весной в ней наверху замерзаешь. В период вхождения куртки гардероб морского офицера вахта и дежурства неслись в кителях. Постепенно куртка вытеснила китель и сейчас редко у кого он есть.
Парадная форма № 3 кроме таких отличий от повседневной формы № 3 как желтые с черными просветами погоны, орнамент с якорьками на воротнике, отличается еще и длиной нарукавных нашивок, они от шва до шва. С появлением таких длинных нашивок многие офицеры стали заказывать для повседневных тужурок удлиненные шевроны и этим самым повседневная тужурка приобретала некоторую парадность.
Когда в 1991 году во время конференции по конверсии в Московском Доме Дружбы народов на проспекте Мира я познакомился с английским морским офицером, капитаном первого ранга, как потом оказалось, английским разведчиком, Джоном Роммери, то он, будучи моим гостем в моей московской квартире, с огромным удовольствием фотографировался в моей парадной форме № 3 с кортиком и в черной фуражке. У меня нет этой фотографии, тогда у нас не было цифровых фотоаппаратов, а его фотографировала его подруга на свой фотоаппарат. Думаю, что он показывал эту фотографию своим друзьям: -«Я в форме капитана 1 ранга Военно-Морского Флота СССР».
Нужно сказать, что с течением времени морская форма больше теряет, чем приобретает. Чаще всего она упрощается и теряет некоторые свои детали, которые имели большой смысл, который и определял любовь к форме. Всегда оправданием служит критерий так называемой целесообразности. Например, за время моей службы исчезли латунные пуговицы. Да, их нужно было чистить, это было не просто, но после чистки пуговицы сияли как золотые. Пуговицы тоже были не такими, они были с выпуклыми якорьками. Эту красоту отменили и заменили на анодированную штамповку.
У моряков не было никогда парадных поясов. Был черный неширокий ремень с круглой желтой с якорем пряжкой, со снаряжением для кортика с желтыми двойными пряжками меньшей величины, который носился под тужуркой. Еще раньше ремень имел пряжки в виде морд львов со скрепляющей их змейкой. Когда я получал по окончанию училища кортик, то вместе со штатным снаряжением мичман-вооруженец за бутылку вина дал мне снаряжение старого образца.
Я не понимаю, с какого перепуга, морякам ввели широкие парадные пояса со снаряжением, которые надевались сверху не приталенной, как у сухопутных, а прямого покроя, тужурки.
Рифленые звезды на погонах, а тем более, шитые, не разрешались. Однако некоторые офицеры, благоговейно дышащие в сторону формы, тратили не малые деньги на эти погоны. В этом был смысл – человек в форме всегда был уважаемым в обществе, моряки, и не только они, гордились формой, офицеры в форме не стеснялись бывать в театрах, ресторанах, присутственных местах.
Переходной от летней к зимней является форма № 4. Она не бывает парадной, в ней к форме № 3 добавляется плащ-пальто. Это удобная форма, особенно в условиях городского транспорта, легкая и не жаркая. С белым шарфиком, закрывающим открытый ворот тужурки, в этой форме можно ходить даже в слабые морозы.
Форма № 5 бывает повседневной и парадной. К форме №3 добавляется шинель. Раньше в царском флоте шинели не было. Были накидка и пальто. Нынешняя шинель морского офицера отличается от кавалерийской времен гражданской войны в основном цветом. Скорее всего её ввел на флоте Наркомпоморделам (в народе –наркомпоморде) М.В.Фрунзе. Сам-то он служил в кавалерии. Вся моя служба памятна шинелью. В ней сплошные противоречия.
Шинель должна, где-то это сказано, быть длинной. Но почему тогда плащ-пальто нормальной длины. В длинной шинели тяжело ходить, тем более бежать, полы перехлестывают ноги. Обычно, при получении новой шинели все её тут же обрезают. Для патрулей, которые только и ищут предлог, чтобы задержать офицера, такое состояние шинели – подарок.
Шинель кавалерийская хороша для кавалериста: он отстёгивает сзади хлястик, разбирает спинку, расправляет складки, половину кладет под себя, а второй половиной укрывается, при этом, чем длиннее шинель, тем лучше. Когда сидишь на коне, длинная шинель защищает ноги от холода. Но зачем флотскому корабельному офицеру шинель, да еще длинная, да с расшитой спинкой, убей бог, не пойму. Флот с открытых ходовых мостиков уже давно ушел в закрытые и теплые ходовые рубки, флот базируется на Севере, Дальнем Востоке, Черноморье, Прибалтике, где отличные друг от друга природные условия, нужна действительно теплая или не жаркая верхняя одежда, но шинель как была, так и остается, живучая, как таракан, тяжелая, как мамонт, неудобная. как горб, стягивающая мужчину как прилипчивая женщина. Осенью в ней жарко, зимой – холодно.
Форма № 5 повседневная требует черный шарфик, парадная – белый шарфик. Если надеть китель и белый шарфик под шинель, то это нарушение формы одежды. Кто и почему так определил, не знаю. Ну, были бы шарфы черные и белые из одного материала, но это не так. Белые шарфы шелковые, поэтому их хорошо носить под шинель, шея не натирается от жесткого и колючего воротника. Опять- таки, выглядишь с белым шарфом элегантнее. Вот еще одна зацепка, чтобы патрулю поработать – задержать любящего форму офицера и потоптаться по его самолюбию грязными ногами. Время идет, но ничего не изменяется. Во время войны летчик Сафонов Борис Феоктистович за короткое время сбил немецких самолетов столько, что стал первым дважды Героем Советского Союза. Ему в этом помогал белый шелковый шарфик. Это как, спросите вы. Дело в том, что за ношение белого шарфика Сафонов был арестован патрулем, и только после его статьи в газету «На страже Заполярья», в которой он убеждал, что белый шелковый шарфик, спасая шею от натирания, позволяет летчику сколько угодно вертеть головой, чтобы видеть обстановку и первым увидеть и поразить врага. А без шарфика реглан натирает шею так, что каждый поворот головы вызывает боль, а в результате – гибель летчика в военное время. Только после вмешательства командующего Северным флотом вице-адмирала Головко летчикам разрешили «нарушать» форму одежды. Мелочь, а человек либо арестант или труп, либо герой.
Получается, что в комендатуре, как и в милиции. От тех и других больше вреда, чем пользы.
Был у меня случай в Балтийске, когда я чуть не был арестован за нарушение формы одежды на семь суток комендантом Балтийска за короткую шинель, белый шелковый шарфик, надетый на китель, и обручальное кольцо на безымянном пальце.
В январе 1972 г. после Нового года, который наш корабль встретил в Балтийске, я по просьбе моей жены, которая в то время училась в Ленинграде и была в положении, собрался в отпуск, на две недели. Назавтра с утра мне уезжать, а в этот день я стоял на вахте у трапа. В перерыве между вахтами получил деньги, которые вложил в удостоверение личности, туда же - отпускной, и все закрыл в свой сейф. Тут меня вызвал старпом Дмитрий Павлович Воинов и по- человечески, не приказывая, попросил сходить с тремя нашими матросами, которых отпускали в краткосрочный отпуск, в комендатуру (кстати, ул. Егорова, д.1), чтобы получить для них добро на выезд из Балтийска. Город Балтийск был режимным, поэтому офицеры выезжали из него по командировочным или отпускным билетам, а срочнослужащие – с отметкой комендатуры на отпускном. После вахты, которую я сдал в 20.00, я с матросами следую в комендатуру. Там дежурный армейский капитан записывает фамилии моих матросов в журнал, ставит отметки в отпускные, и мы идем на выход. Прямо на выходе чуть ли не сталкиваемся с худосочным, но высоким, жутко неопрятным старлеем, каким-то согнутым и с удлиненной лошадиной мордой. То ли я на него посмотрел уж с очень откровенной брезгливостью, то ли он вообще неровно дышал относительно корабельных офицеров, но он решил меня задержать, так как был, на мою беду, помощником коменданта гарнизона. Причина – злостное нарушение мной формы одежды, настолько, что в таком виде находиться в городе невозможно (посмотрел бы со стороны на себя).
Темнота уже легла на военно-морскую базу Балтийск (бывшая германская база Пиллау). Но дело закручивалось не в мою пользу. Старлей приказал дежурному капитану меня никуда не отпускать, буквально глаз не спускать, а сам побежал, повизгивая, к коменданту. Почему-то его лицо, которое прежде было мрачным и неинтересным, покрыла улыбка, глаза засверкали, на щеках появился румянец – щенок почуял дичь.
Я, борясь со своей гордостью, снял обручальное кольцо, свернул и положил в карман шинели белый шелковый шарф и приготовился к худшему. Слухи ходили о коменданте нехорошие. Рассказывали, что от него можно ожидать непредсказуемые решения. Был случай, когда он пригласил своих товарищей и сослуживцев с женами к себе на Новый год. Праздник шел по известному сценарию, сначала провожали Старый год. Коменданту был телефонный звонок, после которого он, извинившись перед гостями, уехал, сказав, что к Новому году обязательно вернется. Вернулся, как и обещал, но к тому времени гости уже были под более значительным опьянением, чем он. В результате минут через десять все гости, за исключением женщин, были погружены в комендантскую машину и доставлены на гарнизонную гауптвахту. Или такое рассказывали: перед главным входом в комендатуру большая круглая клумба засаживалась тюльпанами. В период цветения возле клумбы выставлялся боец с ружьем, который отвечал за то, чтобы никто не сорвал ни одного тюльпана. Расчет был прост, трех тюльпанов не стало – трое суток ареста, десяти – десять суток ареста. Однажды он забрал в комендатуру целую группу офицеров, шедших вдоль дороги, потому что они шли не строем.
Помощник коменданта, веселый и довольный собой, сказал, чтобы я прибыл к коменданту.
Когда я вошел в кабинет коменданта Военно-морской базы Балтийск, то увидел следующую картину. В комнате внушительных размеров вдоль левой стены были шкафы для документов, у противоположной входной двери стены стоял большой канцелярский стол, за которым в черной расстегнутой шинели сидел разожравшийся подполковник с красными просветами на погонах. Под шинелью у него был китель, тоже расстегнутый, а под ним – тельник, из под рукавов шинели высовывались растянутые рукава тельняшки, его щек давно уж не касалась бритва. Возле двери стояли, расставив ноги, подбоченясь, и уперев руки в распущенные на животе ремни, два бойца. При моем входе они и не подумали уступить место мне, и мне пришлось обойти их и стать от них слева. На меня никто не обратил внимание. Я стоял и ждал. Подполковник разговаривал с рядовыми по свойски, они решали вопрос починки его автомобиля, никто никуда не торопился. Я не выдержав, попросил этого подполковника решить со мной, потому что мне нужно вести свой личный состав на корабль.
Как я и ожидал, комендант прямо при рядовых объявил мне 7 суток ареста с пребыванием на гауптвахте. Я спокойно возразил, что я не могу считаться злостным нарушителем формы одежды, так как те замечания по форме, которые можно устранить, я устранил, шинели же другой все равно не будет. Тем более, мой корабль находится в состоянии ходовых испытаний и все отпуска строго регламентированы графиком испытаний. А самое главное, и он как мужчина должен меня понять, я жду своего первенца, жена вот-вот родит.
Самое удивительное, совесть то у него была. Он велел доложить дежурному, чтобы тот меня отпустил. Дежурный не поверил, он сам сбегал в кабинет коменданта удостовериться, как он мне сказал, такого никогда не было.