Декабрьский, предпраздничный и промозглый день – неделя до католического Рождества Христова! - подарил им короткое, но поистине феерическое счастье – словно они сорвали главный банк. Они встретились на целых два дня! Ибо Ирина с Игорем улетели к друзьям в Германию. Игорь – с радостным предвкушением яркого празднества, Ирина – с поджатыми губами и сухим кивком.
Они развесили в квартире Нателлы игрушки и фонарики, Лев купил синтетическую ёлку, мохнатую и почти-почти похожую на настоящую.
- Аня, к тебе никто не приставал? – спросил Лев, обеспокоенный и измученный мыслями о расплате с Сычом. – В смысле – не угрожал?
- Нет, Лёва, не беспокойся, с чего бы это вдруг?
- Ну, всякое бывает… - уклончиво ответил Лев.
- А что, могут?
Лев пожал плечами: - Я просто думал тебя обезопасить от случайностей. На всякий случай – будь осторожней. Может, Севу к тебе приставить?
- А не заревнуешь? - Анечка хихикнула. - Да, хороший будет кавалер. Но я с ним за версту буду сверкать и переливаться…
- И то правда. Но ведь ты можешь стать на время его девушкой.
Анечка странно глянула на Льва: - «Вот опять пришла весна – как паранойя… »*, - тихонько пропела она. – Не парься. Будь хэппи. И я постараюсь.
- А если наедут?
- Кто? – искренне изумилась Анечка и посмотрела Льву в глаза. – А, всё ясно, мафия… Она на тебя наезжает, а теперь – на меня вдруг наедет… Или словит – и возьмёт в заложницы, дабы тебя спровоцировать, станет пытать… Лёвочка, ты меня спасешь? Не пожалеешь денег? – Анечка прижалась к нему и глянула снизу вверх.
Но Льву её фантазия не показалась фантазией, и шутить не хотелось. Он смутился.
- Ты слишком… слишком… насмотрелась фильмов.
- Тогда замяли?
- Замяли, - неуверенно согласился Лев. – Но всё равно, побереги себя.
- Бу сделано. Кстати. Лёва, я долго думала, что тебе подарить.
- Ничего не нужно, у меня всё есть! – поспешно сказал Лев.
- Конечно, всё. И я решила подарить тебе свои стихи и прозу. Смотри, вот так я её сама «издала». Нравится?
- Здорово! Буду читать на скучных и долгих заседаниях, - неловко пошутил Лев. – Кстати, ух-ты, какой я растяпа, как я мог забыть, ты меня заморочила!
Он побежал в прихожую, порылся в плаще, и торжественно вручил Ане бархатную коробочку: - Это мой сюрприз!
Аня осторожно открыла коробочку – у неё захватило дух.
- Ух ты! Какие красивые! И дорогущие!
- Только не вздумай сказать, что это слишком дорого для тебя…
- Не вздумаю. Потому что мне ужасно нравится. Хотя действительно слишком дорого – потому что из твоих рук…
Аня тут же взялась примерять серёжки – Лев сам раздвинул светлые завитки, вдел тонкие дужки из белого металла в маленькие ушки и защёлкнул замочки. Ярко-зелёные изумруды чистейшей воды засияли, заискрились, загорелись ровным светом, напоминая о лете, Голубичине, грибах, куличковом болотце, счастливой, экологически чистой неделе…
Интересно, это очень безнравственно – получать периодически от любовника такие подарки? Или – нормально? Адекватная плата за… за что? Сексуальные услуги? За Любовь? Анечка испугалась. Это слово – никогда, ни за что! Тогда, значит, она что-то вроде… как бы это помягче… крутой куртизанки? Вернее, содержанки. Её мама так бы и выразилась. Она бы не одобрила, сказала – отдай обратно, верни, верни всё, от греха подальше, это лукавый тебя водит, потому что «Отче наш» не читаешь, женатого человека сбиваешь с пути, в грех вводишь, прелюбодеяние это. Господь накажет. Каким он номером в табеле о рангах стоит, грех этот?
- Аня, что с тобой? – забеспокоился Лев. – Что-то не так?
- Не такой уж великий праздник, чтобы делать такие сногсшибательные подарки, Лёва. Я бы спокойно прожила без многих излишеств. Я же тебе не за одёжку понравилась? Прости, я совсем не хочу обидеть. Твои подарки изумительные… Выше похвал и восторгов. Но неловко как-то…
- Анечка, я тебя понимаю. Ты королевой достойна быть. Ты – моя королева. Мне так без тебя скверно! Ничего, к Новому Году всё изменится, обещаю. Будет у нас надёжное, постоянное место для встреч…
При мысли о Новом Годе его передёрнуло. Мерзкая, липкая волна накатила, сжала сердце колючей лапой – и схлынула, оставив чувство страха и безнадёжности. Он невольно охнул.
- Лёвушка, у тебя что-то на сердце залегло, какие-то тяготы. Поделись, легче станет.
- Это давнишнее, семейное, к тебе отношения не имеет.
- Ой ли?
- Даже если и имеет. Как говорится, Богу Богово… Семье – семьёво, а нам – наше.
- И всё же, вдруг я смогу облегчить ношу?
- Зачем тебе влезать в эти дрязги?
- А жена влезала и влезает?
- Не надо о ней, - попросил Лев. – Жена будет завтра. Сегодня её нет. Вымерла, как динозавр. Она – в прошлом. Сегодня есть ты. Ты – в будущем. И нет никаких тягот. Ох, я тебя и так извел неопределённостью и обрывочностью…
- Говоришь, я - в будущем?
- Ну да. Ты счастлива? Но я молчок. Сама заявила – о сюрпризах заранее не говорят!
Они пили шампанское, ели шоколад и танцевали под космическое мерцание фонариков. Целовались и слизывали с губ друг друга шоколадные мазки.
В какой-то момент Лев повернулся так, что Анечка увидела на голове Льва, на седой прядке отсвет красного фонарика – словно кровавая метка. И она вдруг испугалась.
- Лёва, сойди с этого места!
- А в чём дело?
- Неважно.
- Важно. Говори. Или это мистическая рождественская тайна?
- Фонарик… красный… бликует. Он тебя красит.
- Так что ж? Я люблю красные фонарики.
- Лучше я включу верхний свет. Тебе нравится с верхним светом?
- Ммм… Нравится. Но не очень.
- А я включу, - заупрямилась она.
- Ты вроде бы напугана. Что-то к Новому году у всех разыгрались нервы. Думу тоже лихорадит, настроение нерабочее…
Анечка поспешно оторвалась ото Льва и побежала к выключателю. Вспыхнул яркий свет, скучный и противный.
- Тогда уж лучше бра… Что? Как-то не эффектно, да?
- Зато эффективно! – уверила Анечка, дрожа.
Лев, не спеша, засветил бра над тахтой и выключил люстру. Вздохнул с облегчением.
- Ну, вот и зажгли звёзды, теперь тебе ничего? Не страшно? Да? Я был похож на Бармалея? Или на Дракулу? Ну, иди ко мне!
Они сели на тахту, Лев перебирал светлые завитки и накручивал их на палец: - Расслабься. Не думай о дурном, что бы это ни было. Сделаем друг другу о-кей?
- Лёвушка… я очень счастлива с тобой. Мне было ужасно весело с тобой! И плевать на мучения за огрызочное существование. Я бы и малостью довольствовалась. Правда! - Аня запнулась. – Только… Я боюсь, что всё у нас становится слишком всерьёз. Затянуло слишком глубоко. Ещё чуть-чуть, и веселью конец. Отпусти меня. Дай «добро».
- Что?
- Отпусти. Я устала жить твоей усталой жизнью. Я хочу к своим ребятам, найти простого парня, трахаться с ним открыто, выйти замуж и рожать законных детишек.
- Анечка! – Лев вздрогнул, как от удара. – Я тебя… никогда не держал. Не приковывал. Ты свободна. Ты – в вольном плаванье. Просто…
- Просто мы влипли друг в друга. Да?
- Аня… ты сердишься на меня?
- За что?
- За то, что я вовлек себя в свой круг, вырвав из привычного, заморочил, что сделал женщиной.
- Какая чепуха! Нет, Лёвушка, конечно нет, упаси Бог. Я благодарна тебе. Я поняла, что значит - быть женщиной. Желанной женщиной – это стоит многого. «Я люблю тебя во все глаза, я хочу любить тебя руками…»** - пропела Анечка тонким голоском, но трепетно и без фальши. – Лёвушка, давай проживём этот день так, словно ничего не происходит. Хорошо?
- Хорошо, - согласился он, ещё не понимая толком, до конца, что, собственно, происходит.
Однако горечь и угар сладостных сокровенных моментов частной жизни не отпускали ни на минуту. В их страсти и нежности была неотвратимость первых минут и безнадёжность последних.
- Малышка! – бормотал Лев. – Я бы всю жизнь тебя ласкал…
…А утром, едва проснувшись после короткого, но крепкого сна рядом с Анечкой, Лев не нашёл её ни на кровати, ни во всей маленькой квартире.
...
«Ты ушла рано утром, где-то чуть позже шести…»***
Кому жизнь буги-вуги – а для Льва начался полный бред. Без спасительного исхода в блюз. Лев заметался. Постарел, стал раздражительным, ссутулился – словно осел. Единственное, что его держало – это работа.
Разыскать её – это проще простого! Пойти в колледж. Найти мать – она, кажется, в Клину. Или найти отца. Нанять детектива и дежурить у её подъезда. Нет, детектива нельзя. Да и преданная Нина Фёдоровна копает лучше любого детектива – разыщет хоть чёрта лысого.
Нет, перед Ниной Фёдоровной стыдно. Да и мать Анечки дёргать, пугать… немолодого человека… недостойно. Спросить Игоря? Может, она с ним созвонилась? Нет, он бы тогда сообщил ему.
Лев, да ты в своём ли уме?
Как же она сказала: «Как ни в чём не бывало… проведём этот день и ночь…»
Ну, нашёл он Анечку. А дальше что?
А если она его не хочет? Лев, ты об этом варианте не подумал? И снова даст от ворот поворот, как только он сунется – как дала отлуп Игорьку. Отлуп всей семье. И у неё уже есть парень. Не может не быть. И в этом парне кроется причина разрыва. Наверняка, он и раньше был, только она молчала и водила Льва за нос. Нет, а как же девственность? В наше время, современной девушке, состроить хорошую мину – проще пареной репы. Впрочем, не обязательно. «Выйти замуж…» Она собралась замуж! Какой же Лев осёл! И как невыносимо болит сердце!
Нет, он не выдержит в неизвестности. Надо расставить точки. Найти. Поговорить.
Потребовать объяснений? Но её желание расстаться было абсолютно недвусмысленным. Нужно было быть полным идиотом, чтобы не понять, о чём она говорила. Конечно же, он захотел услышать только вторую половину фразы - предложение любить друг друга, словно в последний раз. И – наколол сам себя.
- Я хочу быть с тобой, Аня, - беспомощно сказал Лев. – И не в комнате с белым потолком****, а на широком зелёном лугу под синим небом…
Лев метался, не зная, как спрятать поглубже своё отчаяние и заброшенность, ничем не проявить их. Он оказался в том же положении, что и сын. Их обоих бросила одна и та же девушка, но Лев не чувствовал себя на равных: он, в отличие от Игоря, имел на неё права! Он… собирался связать с нею жизнь – а его так бестрепетно, так жестоко, так бесповоротно… Лев метался, не зная, как скрыть перед сыном брешь в своих отношениях с Ириной, как склеить хрупкий фарфор. Он понимал, что без понимания и поддержки жены ему придётся очень туго, просто-таки скверно. Зря он отказался от её предложения встретиться с Самоходовым.
И ещё – он без конца звонил, звонил, звонил Ане на собственный мобильный – безрезультатно! Мобильный не отвечал. Он просто замолчал, опочил, умер, сдох, откинул копыта. Дома не подзывали – «Нет дома!» Потом нахальный девичий голосок, впечатлённый и вдохновлённый «Мимино», заявил: - Уважаемый, это мой телефон, и катитесь колбаской по малой Спасской!
Не пора ли наступить себе на хобот*****, Лев Львович? Это больно… Но авось пройдёт? Он уже готов был объясниться с женой и подумать об отставке. И вот – он её получил. Отставку.
«Варить кофе, ждать любовь…»
Сука-любовь******.
Он её дождался. На пятом десятке. Да что там кокетничать – в той её половине, что ближе к пятому десятку, чем трава к земле. Дождался – и потерял. А почему? Потому, что «слуга народа», и обязан чтить заповеди? Хотя бы для вида? Потому, что выборная компания куплена женой? Потому, что имение на берегу Голубичины, в чистейшей глуши, где грибов и ягод – не меряно, и рыбы в реке тоже, а они ему и его семье нафиг не нужны?
Потому, что пускался в загулы с Самоходовым под покровительством Сыча, которому перепродавал акции конверсионок? Подписывал и голосовал по указке Сыча? Потому, что вешал лапшу на уши избирателям, поначалу – вдохновенно, потом – по привычке. Или потому, что науку предал?
Но – Любви до этого не было дела, потому как она по чистоте своей об этом и не ведала, и ведать не желала. У Любви были свои резоны. Она испугалась самого бытия своего, самости своей, единственности. И – не захотела омрачать собой, решила оборвать свой полёт на пике. Что ж, судьба долго баловала Льва, кто ей попеняет, что она враз перестала баловать, измаялась, разочаровалась, осерчала…
«Говорят, как под ветром – трава,
Не поникнет моя голова…
Я и верить бы рад, в то, о чём говорят,
Но – слова, всё слова, всё слова…»*******
К этой муке у Льва прибавлялся неизбывный, сосущий, выматывающий двойной страх. Страх за Аню, которую требовал Сыч – то ли войдя в раж, то ли изгаляясь над Танком. Ибо сроки, назначенные Сычом, вышли, а Лев так и не успел приставить к Анечке телохранителя. Если Лев не найдёт общего языка с Ириной, не придёт с повинной, не покается, то… То Сыч придёт и возьмёт сам, что захочет. Ибо иначе Льва ждёт шантаж, тогда пострадают все.
Возьмёт, что захочет… Пусть берёт всё – имущество, положение, имя. Он, как Меньшиков, готов сгинуть в безвестности. Руки есть, голова имеется, здоровье – в ассортименте. Мужик, опять же, до пенсии далеко. Не пропадёт. Только – пусть не трогают Аню Казанкину. Пусть не трогают Анечку…
А может, побороться? Придти в компетентные органы и всё рассказать? И его там засмеют, и пошлют на все четыре стороны. И не таких видали! Или, напротив, сделают козлом отпущения, одного его и засудят, да не просто, а показательно. Чтобы сдох в камере от стыда и инфаркта, как его отец в незапамятные годы репрессий. И – позор на сына!
Или поговорить с Игорем? Игорь уже взрослый, поймёт. Продать его акции – и заслужить его презрение? Ничего, позор будет одноразовым – правда, с эхом, но они переживут. Только бы сердце не подвело – слишком часто барахлить стало. Наследственность никудышная, не для бурной общественной жизни. Для тихой, частной…
Лев Львович с отвращением вспоминал последний разговор с Самоходовым. Кажется, Танк дрожал и лебезил перед ним – вот это и был истинный позор! А ведь что тут особенного? Ну, провела бы Анечка время с Сычёвскими ребятами, весело и… возможно, ещё и не без пользы для себя? Но представлять себе, как тонкую девичью фигурку лапают грязные руки этих ублюдков… А давно ли они стали ублюдками, а, Лев?
Нет, он туп для всех этих закулисных дрязг. Политика не для него. Пусть Ирина сама бы шла в депутаты, это развлечение для неё. Пожалуй, он попробует переговорить с Трубецким – он не так продажен, говорят, многим помогал – не безвозмездно, конечно же, нет, но не Анечкой же жертвовать ради семейного благополучия!
Глупая игра, куда глупее домино – но он и тут сплоховал!
Не перечитать ли ему Анечкину «книгу» ещё раз? Вдруг он что-то уразумеет, обнаружит, в чём-то сориентируется, с чем-то смирится? Прости меня, Анечка! За всё то, чего не успел.
Едва Лев взялся за распечатку, как страшная догадка пронзила мозг: Ирина! Как он раньше не догадался! Она выследила Анечку, припугнула, что-то наговорила гадкого… То-то она поглядывает на него испытующе, выжидательно, даже с насмешкой: говорит о делах – а сама кривит губы, словно вот-вот расплачется или рассмеётся. Поговорить с ней? Потребовать объяснения? А если Ирина не при чём?
Голова Льва распухала, кружилась и пылала, точно шаровая молния.
Ирина оказалась легка на помине. В этот день она сама пришла к нему в спальню.
- Лёва, ты погрустнел, поскучнел. Думаешь, я ничего не замечаю, не переживаю за тебя? Признайся, соскучился по мне? Милый… Я – да! Давай помиримся, что ли. Так дальше не может продолжаться. Так жить невозможно – с тараканами и кирпичами за пазухой. У нас ведь сын. Оптимальный вариант – продолжать жизнь. Не успеешь оглянуться – как переправа, глупо менять верных коней. Нам не время ссориться. Молчи, не возражай, я знаю, как лучше. Я приношу извинения за резкость. Я подозревала тебя, но это в прошлом. Прости, я была не права.
Ирина мягко улыбнулась. Подошла к нему, заглянула в глаза, забралась на кровать, по-кошачьи изогнулась.
Ирина была современной деловой женщиной. Спортивной, умной, соблазнительной. И – такой удобной, уютной. Как сказать ей, что у них всё в прошлом? Что им нужно расстаться? Что он хочет начать жизнь заново? Лев не сумел оспорить её предложение, не успел возразить. Ирина прилегла рядом, обняла его одной рукой, другой прокралась под одеяло, проникла между бёдер и сжала ладонь. И Лев не посмел воспротивиться желанию жены. Слишком привычными и умелыми были ласки Ирины, слишком запрограммированным – его отклик на них.
И не понять было – продолжает ли она старую игру, или начинает новую. Жизнь покатилась по накатанной дороге.
Или – по наклонной?
................................
* Николай Носков "Паранойя"
** Светлана Сурганова и Оркестр, «Маруками»
*** Чиж и К. – Блюз»
**** НАУ
***** Сергей Галанин
****** «Михей и Джуманджи» «Сука-любовь.
******* Евгений Бачурин, «Дерева»