Иду по улице, никого не трогаю.
А кого тут трогать? И за что...точнее и за чем? Наш город озарил, закрыл крылами вешний вечер. По всем домам перекликаются, переливаются огнями свежее -вымытые стёкла и сонные дома прозрели окнами всех форм и очертаний. По невысоким и высоким крышам остриям мечтательно и осторожно ходят кошки. Над глянцевым каналом рябью мерцают и искрятся камни гранитных берегов. А в струнных переборах оград, чернее крыльев ворона, уж притаилась тень, оберегая сплетенье нежное веток с тугими почками.
Но вечно-шумный сквер дышал всё ещё ледяною влагой у корней деревьев и кустов, уже усыпанных зелёными фонтанчиками, там, где их затрагивало солнце.
В такие дни всем хочется стать лучше и добрее, чем мы были зимой. Теплее и внимательней к другим. Вот возлетел от жёлто-беловатой кучи голубь. И еле-еле пролетел пол- метра. Наверно эти птички много ели за наш счёт, что уже способны подняться в воздух только по тревоге (причём сбросив «балласт»). Вот кто-то вдохновенно поднял дрожащую рукою первый цветок сиреневой пролески. Из миски у старушки. Она их каждую весну здесь продаёт. Только до этого пучками. Потом --пучёчками. Теперь—цветочками. Наверно скоро будет лепесточками. Прекрасное должно цениться в мелочах. Да и природа будет сохраняться лучше! Короче: всё прекрасно, если посмотреть на это свежим взглядом и повнимательнее. Вот на пример тот молодой человек, на которого многие сразу обратили внимание выронил, что-то из кармана. Цветочница взглянула с интересом и отчеканила: «Нет! Я такие дорогие не курю!»
Я думала сострить, но вспомнив, что сейчас весна и надо быть ко всем добрее. Решила попросту окликнуть парня, и тут задумалась как именно. А это не простой вопрос.
Вы помните? Не все, но может, помните, когда мы ещё несмело ходили под стол, всех звали просто и не ясно «товарищи». Потом все стали «господа». Особенно забавно было на родительских собраниях, когда все «господа» туда приползали после двух-трёх работ и нескольких очередей, как вьючный караван с грузом из сумок и авосек.
Потом попробовали нам привить «сударь» и «сударыня». Но это обращение казалось слишком сложным, для тех, кто привык к словам простым и односложным.
Так что ради таких вот грамотеев, и постарались сократить и упростить. И всех не знакомых стали звать просто «мужчина» и «женщина» в зависимости от того кого приняли за кого. Можно конечно было б больше упростить и сократить: звать просто «М» и «Ж». Но в общем-то и так простой, понятный уровень. Для племени вроде тумба-юмба. Где нет пока, что даже слова «я». Там есть только «мужчина» но же «человек» и, те, кто их время от времени рожает. У нас, естественно, кто уровнем повыше тумбо-юмбовцев сегодня прибывают в поиске. И вот пока я прибывала в этом состоянии, парень отошёл. А ко мне подошёл знакомый хромой пёс Джек. И привёл за собой ещё одну мою знакомую –Руфину.
Мы все втроём уставились на этот вот оброненный предмет—т.е. на пачку сигарет.
Руфина поздоровалась и возмутилась: —Вот гады! Мало того, что небо коптят так ещё и землю засоряют!
—Ну, не стоит так огульно обобщать—все люди разные. К тому же эту пачку парень обронил случайно.
Руфина и её хромой пес взглянули на меня внимательней.
—Он, наверное…
—Со спины выглядел совершенно…прилично.
—Тогда давай вернём пропажу и заодно приведём свою планету в порядок!
—Да. На отдельно взятом участке семь на пять сантиметров.
—Большое начинается с малого!
—И то верно! Знавала я одного малого, который в таком красивом зелёном дворе обувь чинил. На скамеечке. Потом скамеечку обнёс ларьком. Потом ларёк с помощью родственников и друзей торговым центром. Так что теперь в том дворике зелень осталась только в виде мха на трещинах домов. А трещины те расползлись, как корни по старым стенам пока вбивали сваи для новых.
—Так вот какое оно—вертикальное озеленение!
—Наверно, да. Но как же мы вернём—его ж уже не видно.
—Спроси у Джека: он же настоящий сеттер. Ты знаешь, как на него смотрят все настоящие охотники!
—Не удивительно он же почти, что постоянно в охотничьей стойке. Да и вообще замечательный и умнейший пес, —тут же добавила я, что б сгладить впечатление от дурацкой шутки. Он же не виноват, что у его, хромаяет передняя лапа и всё время поднята.
Как бы там ни было, но в вешнем воздухе сухо пронеслась команда:
—Джек! След.
Джек со значением посмотрел на меня, и наступив здоровой лапою в лужу. От чего опрокинутая чёрная изгородь в зелено-золотистых брюггских кружевах из молодой литвы, пошла кругами, и оставил след на пепельном искрящемся асфальте. Повисла пауза.
—Джек! Взять след!
Уже через мгновение ирландский сеттер вёл нас за своим верхним чутьём по следу не известного курильщика, не ведомым путём. Мы очертили круг и полукруг вокруг сверкающего сквера. Обогнули три разика лужу, вспугнув всех моющихся воробьёв. Застряли на чуток перед киоском для печати, где очень испугали одного типа, а тот страдалицу, сидящую внутри, своим истошным матом и тем как что-то прятал под пиджак. Ещё разочек тормознули у дерева, но там у Джека были, видимо, свои дела, и наконец, добрались до уже знакомой лужи, где всё ещё виднелся след, запечатлённый нашим следопытом.
—Вы, видимо, чего-то потеряли? —поинтересовались вежливо из-за ограды сквера.
Мы обернулись.
—Нет! Наоборот —нашли. И это ваше.
Сомнений нет, что это был тот самый парень. Герой советского кино—сажень в плечах, ветер в кудрях, весёлый голос, благородный взгляд.
—Спасибо вам, огромное спасибо! Парень блеснул глазами нам как фарами автомобиль, когда его пропустят на дороге для обгона. Мы отдали ему его пропажу, с высокохудожественной фотографией серо-зелёных поражённых лёгких.
И всё же есть прогресс в отечественном дизайне: раньше на пачках с никотином попросту писали «лёгкие», а вот теперь их сразу и рисуют.
Но не успели мы все вчетвером порадоваться этой торжественной минуте, когда из скверика вдруг вышел коренастый мужичёк в прикиде гражданина: в костюме, лаковых ботинках с разводами от вешних луж, в руках —портфель из кожи свинтуса с рисуночком под крокодила и шляпою на голове, на два размера больше. Где-то я его определённо видела при этом в том же «маскараде»…
Пока я вспоминала, мужик с трудом повертывая головой под шляпой проводил не добрым взглядом, то, что переходило из рук в руки.
—Вот они –женские создания.
—Так в мире все вообще-то женские создания как минимум наполовину,-- Заметила я весело.
— Я имел ввиду «существа с женской логикой»!
Я давно уже поняла, что после слов о женской логике не стоит поддерживать вообще какой-то разговор и ждать от оппонента (не зависимо от того кто это: «М» или «Ж») логических ответов и вопросов. Но вот Руфина ещё не успела получить такой тяжёлый жизненный багаж как опыт, терпение, понимание, так что от неё есть ещё польза мирозданию. Так вот она с негодованием заметила:
—Вообще-то мы совершенно правильно нашли владельца потери и передали все кому нужно!
—Не владельцу, а собственнику. Но главное, что это никому вообще не нужно. Было передавать. Вот посмотрите на этого…
Тип в костюме оглянулся, но парня уже давно там не было—при первых признаках скандала он тихо ушёл в тень завитых стеблей акации в почках белёсых и пушистых, как котёночьи лапки. Больше мы его не видели. Зато мужика в костюме уже все в сквере слышали:
—Вы ему тут недрогнувшей рукою передали считайте нож или патроны к пистолету. Которым бедняга насквозь продырявит себе и своим будущим детям лёгкие! А так же печень, почки, и… вообще!
—А это «вообще» где у человека находится? — с интересом спросила я.
Хотя и знала, конечно, что никотин и градус—вот лекарства от головной боли вообще всего организма в целом. И многих эти средства уже излечили навсегда. Похоже, что Руфина тоже знала, потому, что они с Джеком потупились и принялися изучать асфальт. А типчик продолжал:
—Вам всем на это, может, наплевать, но вы не думайте, что все такие. Для многих здесь здоровье нации важнее какого-то там рядового «спасибочки»!
—Ну, не хорошо ведь когда мусор на дороге вот так вот валяется, —пробормотала, не поднимая головы Руфина.
—Тогда, поди и выброси!
—Куда? В которую из урн она должна была бы выбросить?—спросила я—В две пере-пере полненных, в ту, сломанную или в несанкционированную, в пеньке от дерева?
—Тогда бы пусть бы и валялась! Пускай все видят, что кто-то бросил курить! А вы тут подняли… вы спровоцировали молодой и ещё подрастающий организм к пристрастию плохой привычки!
Руфина смотрела на своё отражение в луже с немым укором.
—Тем самым—распалялся тип –подали плохой пример подрастающему поколению!—и мотнул маленькой для своей шляпы головой в сторону детской площадки, уже под вечер густо населённой обычным для таких мест предвечерним обществом: одна тётя с коляской, один дядя с собачкой, три бодрых выпивающих в песочнице среди куличиков и компанией на детской горке, которую уже улице нечему было учить. Их всему уж научила школа. Но при таких словах вся горка прекратила гордую брань и начала прислушиваться.
—Для вас это минута торжества, что вас тут отблагодарили. Всё только парни и секс у вас всех в голове. Вот в моё время такого не было.
Руфина с Джеком рады были уж провалиться сквозь лужу.
—Так что, я заявляю со всей ответственностью за свои слова включая матерные, —и крикун взмахнул руками только на мгновение, но этого хватило, чтоб хлопая как крыльями пачками тяжёленьких страниц из под его пиджака выпал журнал. Выпал, упал и развернулся там, где нужно.
—Так-так, —сказала я, и как бы невзначай немного наступя на край страницы. Тип попытался быстро подобрать улику своей высокой нравственности, но помешал портфельчик из фальшивого крокодила.
—Вот, значит, что читает апологет здоровья и порядочности во всех сферах жизни.
Всё общество детской площадки обернулось. Тётя с коляской вытянула шею, дядя зачем-то подобрал собаку, Руфина укоризненно кивала, пожав рот, чтоб не ржать раньше времени.
—А многие врачи, которые даже не против эдакого проведения досуга, серьёзно выступают против, именно таких вот иллюстраций! —и я перевернула носком туфли страницу. То, что располагалось там, ничем не отличалось (на мой взгляд) от того, что пишут на заборах, только в картинках. А парень с горки, глянув на страницу, так смачно сплюнул, что все гульки-сизари в раз разлетелись по скамейкам.
Я осторожно подравняла крикуну -бедняге шляпу, которая уже закрыла пол –лица. Он в неё уходил всё больше, как улитка в свой витой домик.
—Вообще-то ваше лицо здесь запомнила ещё не вся общественность, —общество на горке и компания, отдыхавшая среди песка и формочек взглянули пристальней, так что мужичёк уже было приготовившей кулаки для драки, надернул шляпу на рябое, почти, что красное лицо и дал деру, едва успев схватить портфель из псевдо-крокодила. Я видела как его спина и головной убор пропали за стеклянной дверью магазина, облившись перед тем кровавым светом от неоновой рекламы «АлкоРай».
Всё стихло. Горка и песочница многозначительно переглянулись. А мимо нас прошла продавщица из киоска печати, с тем самым равнодушным видом, какой в кино бывает у разведчиков, если явка провалена. Журнала уже не было, и я успела углядеть, как мимо прокатила коляску тётенька всё с тем же выражением лица проваленной резидентуры.
На горке парни между тем с шипеньем открывали бутылку первоклассной… минеральной воды и коробку сока, от чего трое из песочницы застыли как песчаные фигуры.
Пошёл весенний…
снег.